— Скажи мне кое-что, какое дзюцу ты использовал на нем, чтобы контролировать его таким образом?
— Ты думаешь, кто-то может его контролировать? — розовощекая девушка недовольно хмыкнула и отпила глоток горячего шоколада. С самого утра шел сильный дождь, что было вполне ожидаемо для этого времени года, но брюнетка в глубине души знала, что к этому приложил руку самый близкий бог, которого она когда-либо встречала. На самом деле, она готова была поспорить, ведь у этого человека был талант к драматизму. Наруто Узумаки был, как говорится, лишний.
— Я ей не верю, — Мей Теруми было что сказать всякий раз, когда Невесты Узумаки, как они любили себя называть, почти допрашивали ее. — Что делает тебя такой особенной?
— Должно быть, у нее есть какая-то особая способность, — Карин придвинула очки к лицу, как будто что-то поняла про себя. — Это должно быть оно.
— Честно говоря, я действительно не знаю, — Амено посмотрела на свою чашку чая и допила последнюю порцию горячей освежающей жидкости, когда взгляды Сакуры, Мей и Карин почти сфокусировались на ней. Именно эти трое всегда тусовались вместе больше всех остальных девушек. Если присмотреться, цвет волос становился более насыщенным от одного конца к другому. Ее смотритель очень громко рассмеялся, когда она указала ему на это. Когда Сакура задала безликому бесполому существу аналогичный вопрос, пришла Метсу с подносом, забирая их чашки.
— Метсу, — начала бывшая куноичи Листа, — знаешь ли ты, почему Наруто предпочитает ее нам?-
— Леди Сакура, — начал безэмоциональный голос, — наш Лорд не отдает предпочтения ни одному из нас. Если уж на то пошло, и я прошу прощения за то, что говорю это, он, кажется, оказывает тебе и другим, с кем она совокупляется, больше благосклонности, чем леди Амено.
— Метсу, ты не понимаешь, — Карин усадила беднягу на место, не желая отпускать его. — У каждой женщины здесь есть своя цель. Ну, одна и та же цель, но мы спрашиваем, почему она здесь без траха?
— Боюсь, что это не по мне, леди Карин.
— Если только, — проговорила Мей Теруми с лукавым блеском в видимом глазу, — — Он любит ее.
— Пожалуйста! — Сакура громче всех возражала против этого заявления. — Все знают, что я его первая любовь. Если кого он и любит, так это меня.
— Эй, мизинчик, я припоминаю, что ты каждый раз отвергала его, — сказала Карин, а затем похлопала себя по щекам, раздражая Харуно. — Кроме того, я здесь единственный Узумаки. И угадай, кто получает больше члена, чем все вы.
— Это Шион. И как будто вы оба достаточно хороши, чтобы соответствовать его стандартам, — Бывший лидер восстания Тумана обняла себя. — Я наполовину Узумаки, как и он. И намного лучше, чем вы оба когда-либо могли бы быть. Может быть, он видит во мне частичку себя.
— Я оставлю вас, девочки, разбираться в этом споре, — Амено ушла, чтобы не быть снова втянутой в этот разговор. Им промыли мозги, но по их личностям это никак не было похоже. По словам Узумаки, он запечатлел в их сознании только преданность и вожделение к нему, все остальное было за ними. Они вольны делать все, что хотят, лишь бы не идти против него и не любить никого, кроме него, а он в ответ будет любить их и даровать им мир и счастье. Когда она называла его жестоким манипулятором за такие вещи, он только отвечал: — Бог сделал это первым. Я просто копирую Его стиль.
С этим утверждением она не могла поспорить.
Ответ, который она дала троице, был ее честным ответом. Она действительно не понимала, почему он держит ее рядом. Что он получал от всего этого? Снова и снова она приходила к одному и тому же выводу: ничего. Ни тактического преимущества, ни глубокого смысла, у нее не было ни драгоценной родословной, ни чакры, ни Биджу. Он даже не спал с ней и не делал никаких попыток подобного рода. И самое ужасное во всем этом… она находила его забавным. Человек, который чуть не убил ее, уничтожил ее деревню, разрушил все надежды на нормальную жизнь, превратив ее в щенка без поводка, был смешон. Не было смысла даже ненавидеть его. Это привело бы к тому, что она попыталась бы убить его, что было невозможно. Амено сама удивилась тому, как быстро она привыкла к своей странной роли во всем этом. Сначала она была уверена, что это дзюцу контролирует ее, но это было не так. Нет, если подумать, она всегда была такой.
«Тогда почему?»
Эта мысль заставила ее пройти мимо его комнаты. Он настаивал на том, чтобы за его дверью не было охраны, потому что зачем ему охрана? Да и не было там никакой двери, если уж на то пошло. Просто большая открытая дыра в стене, в которую мог войти любой, и вид этого заставил ее остановиться. Она не могла отрицать, что он был привлекателен. Нет, это было преуменьшение. Он был, пожалуй, вершиной физического совершенства, и как бывшая ученица в искусстве анатомического расчленения, она могла сказать, что не все его тело было просто чакрой. Чакра — это энергия; человек, страдающий ожирением, может разрушить гору с помощью чакры, но поддержание тела в таком состоянии требует неимоверных усилий, и он часто вылетал из дворца, говоря, что ему нужно тренироваться. Куда бы он ни отправился, чтобы позаниматься.
И когда его тело было обнажено, даже Амено было трудно не чувствовать себя… возбужденной. Прямо сейчас он трахал внучку бывшего Цучикаге. Его мускулистая спина напрягалась, когда он продолжал толкаться в нее, и звук ее крика, сигнализирующего о кульминации, прорезал воздух. Амено вздохнула и начала уходить, но другой звук в воздухе остановил ее.
— Если собираешься подглядывать, делай это поближе, — так говорил Джирайя, — Амено остановилась, пока звук удара плоти о плоть продолжался. Она сделала еще несколько шагов, прежде чем поняла, что что-то обхватило ее за шею и потянуло в комнату, удобно устроив на диване напротив кровати. — Я не говорил, что ты можешь уйти.
— Наруто, — начала Амено, пытаясь сосредоточиться на земле, а не на голой паре в кровати, — я просто проходила мимо. А потом я увидел, чем вы двое занимались…
— Я сделал ее. Она просто кричала, — звук удара его руки о плоть, за которым последовало громкое заявление Куротсучи о том, что она снова попала в то блаженное место, заставил Амено посмотреть на них. Прежде всего, Амено была нин-медиком, поэтому, когда ее глаза наконец встретились с одноглазым монстром между ног, было трудно не отвести взгляд. Она читала и слышала, что они могут вырастать очень большими, но казалось абсурдным, что какая-то девушка будет подвергать себя тому, чтобы принимать все это в себя и наслаждаться этим. Одна только боль была отвратительна… или так она себе говорила. — Теперь смотри, — толстый член без колебаний вошел в киску Куротсучи, погружаясь вперед и вызывая нетерпеливые стоны у обоих. Наруто начал раскачиваться вперед-назад, с каждым осторожным толчком проталкивая все большую часть своего члена в ждущую киску.
— Черт, — простонал он, схватив запястье Куротсучи и снова прижав ее к кровати. — Я слышал о том, что застрял между молотом и наковальней, но с этого момента я буду использовать твою киску в качестве аналогии, — И снова Амено нашла это забавным. Возможно, она была слишком защищенной. Его глаза были тяжелыми от желания, а тело напряженным, когда он двигался вперед, несомненно, чувствуя невероятную плотность и жар ее гладкой киски, обхватывающей его член, если судить по его реакции; он выглядел отчаянным и голодным. Все, что он мог сделать для удовлетворения этого желания, это продвинуться еще дальше, и он продвигался вперед, проталкивая свой путь глубже, так как неослабевающая потребность продолжать это сводила с ума и его, и девушку под ним.
— Я буду трахать тебя, пока ты не перестанешь быть такой тугой.
— Владей мной, — Куротсучи умоляла его, ее щеки раскраснелись, она смотрела на него, прикусив губу и наблюдая, как он толкается вперед. — Я так рада, что ты поймал меня, Наруто. Пожалуйста, трахни меня этим огромным членом и сделай из меня покорную шлюху, которую ты заслуживаешь.
Амено покачала головой. Она знала, насколько он страстен, но вблизи это не было похоже ни на что, что она когда-либо чувствовала раньше, что заставляло ее нервничать, но она чувствовала, что окажется в опасном положении, и сопротивлялась желанию проявить хоть какую-то форму повышенного любопытства.
Лицо Куротсучи выражало идеальное сочетание комфорта и желания быть прижатым к Наруто и его огромному члену. В этом было что-то такое правильное и волнующее, словно бывшая куноичи Ива действительно хотела только одного — быть в муках возбуждения, и она не могла насытиться этим. По мере того, как Наруто входил в нее все глубже, Куротсучи стала отвечать на его толчки более смело и охотно, позволяя наслаждению накатывать на нее, когда ее брали так уверенно.
Наруто не был сразу же груб или резок с Куротсучи. В этой дикой страсти была своя изящность. Он хотел довести дело до конца, насладиться возможностью дать Куротсучи то, чего она так отчаянно жаждала. Как профессионал, он делал то, за что его любили многие женщины, и розовые глаза куноичи были полны особого вида возбужденного желания и голода, когда он продвигался вперед, трахая ее все сильнее, его губы прижимались к ее губам, и ему хотелось целовать ее сильнее и жаднее.
Амено поджала губы, изредка отводя взгляд, прежде чем Наруто прочистил горло и заставил ее смотреть, как он с ней церемонится. Конечно, это было бы глупо, но он обладал здесь властью и знал, что каким-то образом он просто затащит ее сюда, чтобы она снова наблюдала за всем этим. К тому же, у него была его «Деревянная защита», которая не позволила бы ей смотреть на это.
Все это было так естественно для него, делать все это и не чувствовать ни малейшей нерешительности, стыда или смущения. А почему? Мужчина, казалось, в совершенстве овладел искусством занятия любовью: он смело продвигался вперед, трахая Куротсучи все сильнее и сильнее. Ощущение того, как большой член входит в нее, несомненно, оставило Куротсучи почти в бреду. Она была совершенно не готова к такому удовольствию, Амено сомневался, что кто-либо был готов к этому, так как ее щеки горели все ярче и краснее по мере того, как он с таким нетерпением трахал ее, ее тело пылало от такого удовольствия, какого женщина никогда не ожидала.
— Это так приятно! — Куротсучи хныкала, дыша все сильнее, пока она извивалась под ним. Он прижал ее руки к кровати, давая ей понять, что у нее не будет рычага давления на него, чтобы вытолкнуть, но она не могла оставаться неподвижной. Наслаждение пульсировало в ее теле, и она поддавалась ему так интенсивно. Это отразилось на температуре в комнате. Она тоже не осталась в стороне. Горячая похоть пылала в теле Амено, когда Наруто трахал Куротсучи, удовольствие поглощало ее, она металась взад и вперед, когда ощущения сотрясали куноичи до глубины души, разочарованная и жаждущая, когда напряжение нарастало все сильнее. Амено закрыла глаза и потерла голову, вздыхая и пытаясь заглушить шум, но безрезультатно.
Его бедра участили темп, Куротсучи стонала и извивалась под ним в восторге. В ней было что-то другое; она не просто позволяла ему оставаться сверху, она, казалось, теряла рассудок (даже больше, если это было возможно) от удовольствия, от возбуждения, когда его член трахал ее. Все в ее поведении и в том, как она получала удовольствие, казалось другим, что возбуждало рыжего больше всего на свете, и он с нетерпением ждал продолжения и продолжения агрессии, трахая Куротсучи все сильнее и сильнее, его пальцы плотнее прижимались к ее коже, когда он смотрел на нее сверху вниз.
— Сильнее, пожалуйста! — умоляла Куротсучи, даже если она получала его сильнее, чем раньше, даже если ее тело собирались сломать пополам. — Пожалуйста, Наруто, трахни меня сильнее, сделай меня своей!
— Ты уже моя, — прорычал Наруто в ответ, но он дал ей то, чего она хотела: бедра подались вперед еще сильнее, и Куротсучи завизжала от восторга и экстаза, а по позвоночнику Амено пробежала дрожь, как от электричества, когда она увидела, что женщину берут так жестко и лихорадочно.
Амено словно вторглась в чей-то разум и наблюдала, как воплощаются в реальность самые личные желания. Это было так интенсивно и отчаянно. Его прикосновения, толчки, поцелуи и ласки заставляли Куротсучи жаждать большего, он долбил ее так сильно и быстро, что у нее голова шла кругом. Стоны следовали за стонами, перерастая в жалобные хныканья, когда она все глубже погружалась в разочарование и желание предстоящего оргазма, и все, о чем она могла думать, это продолжать толкаться вперед, чтобы полностью отдаться наслаждению, переполненному и разрывающемуся на части.
— Я твоя! Я твоя, Наруто! Я обещаю, я твоя игрушка, а ты мой хозяин, только, пожалуйста, кончи в меня прямо сейчас! — голос Куротсучи набирал скорость и отчаяние, ее глаза почти закатились назад, щеки ярко горели, а выражение лица казалось вялым, почти свободным и пустым. Она была пьяна от возбуждения его члена, сгорала от отчаяния, когда возбуждение и жар пульсировали в ней, что-то первобытное и настолько сильное, что она не знала, как справиться с собой. Куротсучи не чувствовала ни стыда, ни терпения, только жгучее желание. Как будто это было ее единственной целью в жизни. Амено находил это отвратительным и возбуждающим одновременно.
Она умоляла его о семени, и именно это Куротсучи и получила, когда Наруто сильно прижал ее тело к кровати, а его член до упора погрузился в ее ждущую киску. Он кончил. Много. Амено наблюдая, как его яйца на секунду почти выросли, а его ствол, казалось, вибрировал естественным образом, заставляя женщину содрогаться от всплесков горячего, лихорадочного удовольствия и потребности, слишком сильной, чтобы она могла контролировать или справляться с ней. Лихорадочные рывки и извивания Куротсучи были без труда остановлены телом Наруто, удерживающим ее, и это только усилило разочарование Амено, когда Куротсучи уставилась на него, полная желания и нужды, прежде чем они сомкнулись в самоудовлетворении.
Что-то в том, как он заполнил ее, заставило Амено почувствовать… жар. Раздраженным. Разочарование. И, словно прочитав ее мысли, Наруто обернулся, обнаженный, все еще эрегированный и смотрящий на нее так, словно слышал каждое слово в ее мыслях.