Первая встреча
Едва смерть коснулась меня, как мрак вокруг сжался в точку, после чего осталась лишь пустота. Не было ничего и вдруг я резко распахнул свои глаза. Я сидел на удобном стуле с мягкой подушкой, рядом был стол, а напротив на таком же стуле спокойно сидел человек, уже седой, но словно… словно он проходил гормональную терапию и продолжал следить за собой и образом жизни, что позволило ему выглядеть лет на тридцать моложе в сравнении с другими.
А ещё он был одет в белый костюм, только рубашка чёрная, вот галстук снова белый. Глаза же… они были словно антиподом смерти, чистые и добрые. Когда же он заговорил, голос его казался ласковым, словно бы с дедушкой родным общаешься.
— Да уж, кто же знал, что выйдет всё так? — произнёс он. — Угощайтесь чаем, сладостями, если хотите чего-то другого, то только попросите. Здесь всё возможно.
— Мы в матрице? — первым делом спросил я, ведь сравнение напрашивалось само собой.
— Не совсем. Скорее мы… в ещё одном виртуальном мире, куда вас переместило после смерти. Но это не какой-то всемирный заговор, где все люди рабы своих иллюзий. Более того, это скорее… ещё один шаг в сторону утопии?
— Я ничего не понимаю… — устало ответил я, откинувшись на спинке и закрыв глаза.
Совсем вымотался, так ещё и столько ошибок наделал. Боже, я даже не успел поинты потратить перед смертью. Какой же дурак! Хотелось себя ударить, но что-то сил совсем не было. Просто уже видимо перешёл в стадию смирения.
— Я объясню, ведь вы проделали крайне хорошую работу. Пусть ещё и многое следует доделать. Пройдёмте?
— Я посижу…
— Тогда мир начнёт движение вокруг вас.
И старик не соврал, ведь всё вокруг начало меняться. Вот мы уже сидели рядом с экранами, сквозь которые я видел… нечто похожее на лабораторию, а также кучу капсул глубокого погружения. Там же в одной из капсул лежал и старик, а судя по отметкам на капсуле можно было без труда понять, что он ведущий глава проекта "Право на жизнь".
— Так это всё… реально не по-настоящему? Всё было бессмысленно? — спросил я первым, разрывая молчание.
— Бессмысленно? Ха, посмотрите на это, — произнёс учёный и на одном из экранов показались графики.
Они шли вверх, а некоторые готовы были достигнуть заветного предела в 100%. Под каждым графиком были имена. Под именем Сатору Судзуки график шёл вверх быстрее всех.
— И? К чему всё это?
— К тому, что вы помогли многим сделать рывок к конечной цели. Давайте, поднимайтесь.
И по воле учёного стул подо мной исчез, после чего он взял меня под руку и вокруг нас появилось имитация лаборатории, в которой мы прогуливались. Вокруг было очень много капсулы, компьютеры, огромное количество персонала… Учёный всё рассказывал о том, о третьем, о десятом. А я слушал в пол уха…
— Вот взять например Бориса Предргана. Он был трудолюбивым инженером. Когда партия говорила работать в две смены, он работал в три, круглосуточно. Всё рвался к своей цели, пытался создать нечто… нечто, что изменит мир также, как его изменило появление самолётов или даже компьютеров. Однако какой у него был шанс? Никакой. Он отдал всю свою жизнь и ради чего? Ради того, чтобы в сорок лет умереть, поднимаясь по лестнице.
— Трагично.
— Нет, не трагично, скорее… печально. Но заслуживал ли он жизни нормальной? Такой, где у него всё бы получилось? — спрашивал учёный, после чего рядом с нами снова появились экраны, где Предрган буквально спас мир, совершив прорыв и скрестив дикую магию с ранговой.
Цветок Весна, что был вложен в его последнее творение, уже защищало мир, а скоро позволит ему возродится из пепла Рагнарёка. Правда сам Предрган об этом ещё не знал.
— Надо только завершить начатое, помочь им… совсем чуть-чуть… И тогда мы сделаем то, чего добивались. Сможем дать заслуживающим вторую жизнь, где они закончат всё то, что не смогли или не успели. Аларион и Ленея… брат и сестра…
Потерявшие друг друга ещё будучи детьми. Вечные ссоры, склоки, родители разделили семью, разделили их. Лишь иногда в играх они могли быть вместе, общаясь и веселясь. Но постепенно проблемы развода начали давить на них ещё сильнее, им запретили видится, их настроили друг против друга. Это не могло закончится хорошо. И не закончилось.
— Но хорошо, что у них была расширенная страховка и они попали к нам. Раз за разом проходя через многие итерации этого мира, они реализовывались, обучались, пытались найти своё счастье и гармонию. А мы их подталкивали.
Серый Кардинал, сотрудник спецслужб, он не смог защитить свою страну, позволил врагу войти и убить стольких, что после этого уволился сам. А потом готов был повесится, но подписал перед этим документ реабилитации. У него был посттравматический синдром похлеще, чем у тех, кто воевал. Он был на грани самоубийства, а тут…
— Тут он попал в идеальные условия, где раскрылся и реализовался. Получил всю пирамиду Маслоу и умер, умер за то, за что готов был умереть и в реальности, но разведка работает вовсе не так, как показывают в пафосных фильмах.
Артемида, которая была старухой. Она никогда и никому в жизни не помогала, всегда была заносчивой. Сгноила собственного мужа, отогнала от себя детей и должна была сдохнуть в одиночестве в доме престарелых. Только на смертном одре до неё дошло, что она потеряла. И ничего уже нельзя было изменить.
— До тех пор, пока не появился наш проект. Спасибо технологиями виртуальной реальности, что открыли невероятные горизонты.
Ибн'Аббас, что был мудр и сам сдал своих детей за нарушение особого закона своих детей. После чего тех казнили. Он был верен своей идеологии, своей религии, которая была жестоко. Стоило ли оно того? Нет, не стоило. Но как и другие он понял всё это слишком поздно. Но хоть в следующе жизни он надеялся что-то исправить, искупить вину и… не позволить другим, напороться на собственные ошибки.
— Вот он уже при Императоре. И посмотри на него, делится опытом, совсем не понимает этих ваших игр, но… он живёт. Живёт жизнью и меняется, понимает и принимает ошибки прошлой жизни, становится лучше и… близится к финалу.
— К какому ещё финалу?
— К тому, чтобы умереть. Мы не сможем дать им новых тел, более того… их тела… — учёный глядел на капсулы. — Деградируют, мозг стареет, не справляется с нагрузкой. Срок всё равно ограничен. До тех пор мы создаём условия, в которых они смогут сказать, что прожили достойную жизнь и ни о чём не жалеют, готовы уйти дальше и принять смерть. Порой это очень сложно сделать.
Тут учёный остановился около моей капсулы.
— Признаться, ты уже проживаешь двадцать седьмую попытку. И каждый раз… каждый раз словно бы… ты сам желаешь страданий, мучений из-за чего поганишь собственную жизнь, отказываясь от самых явных подачек судьбы. Признаться, я долго пытался понять в чём именно природа этого твоего подсознательного стремление к мучениями, но… столько теорий и так мало ответов.
— Ну да, — протянул я и хмыкнул.
— Хочешь чтобы тебя пожалели? Или чего ты добиваешься?
— Отвянь и дай мне сдохнуть. Ты уже обесценил всё, что только можно.
— Обесценил? Это ты обесцениваешь других, весь мир вокруг тебя, который хочет, чтобы тебе было хорошо!
— Ок.
— Как это… инфантильно. И как иронично, что ты считаешь именно Сатору инфантилом. А он кстати, готов отдать ради тебя свой артефакт. Уже связался с системой, отправил нам запрос.
— Что? Меня ещё можно воскресить?
— И как в двадцать седьмой раз загорелись твои глаза. Словно бы ты реально каждый раз свято веришь, что вот в этот раз всё сделаешь по-нормальному. Но нет, не сделаешь.
— А почему Сатору здесь?
— Почему он здесь? Да потому что Иггдрасиль и его друзья были для него всем миром. У него никого другого близкого не было. Он один остался сидеть в своей гильдии в день закрытия! Никто не пришёл! Осталось лишь всё то, что раньше объединяло их, но было сильнее всего нужно лишь ему. Никто даже не остался рядом с ним, чтобы помочь ему. Просто пообщаться, вспомнить как было. А знаешь почему?
— Потому что для них Иггдрасиль был игрой, а для него жизнью. Я не настолько тупой.
— Да, жизнью. А в новую он не вписался. И затух, осталась лишь ностальгия. Он сам пришёл к нам с клинической депрессией. Вылечить не смогли, передали нам. Но благо ты помог ему.
— Помог и как же?
— Тем, что хоть кто-то сказал ему правду. Только ты как горделивый дурак даже приглашение в гильдию спустя столько времени ни разу не принял.
— Я не хотел.
— Да, я про это и говорю. Ты просто не хотел… не хотел окружать себя теми, кому ты нужен. Всегда один, не знавший настоящей дружбы. И я искренне не понимаю, почему не имея этого, спустя столько прокруток ты ни разу не пошёл по другому сценарию. Что мне ещё сделать? Есть идеи?
И учёный щёлкнул пальцами, после чего появился прямо в воздухе список всех идей, в том числе моих, что были после итераций.
— Это последняя твоя итерация. Твой мозг скоро спечётся.
— Я был готов к смерти ещё давно.
— Знаю и прошу прощения, что не смог дать тебе того, что обязался дать, подписав соглашение с твоими родителями.
— Не извиняйся, меня всё устраивает.
У до этого доброго старика вдруг аж скулы свело от злости. Неисправимый упрямый баран. Тем не менее, он уже сделал всё, что мог.
— Последняя просьба. Исполни сценарий. Помоги Момонге достичь ста процентов.
— Как?
— Просто позволь ему передать свою последнюю волю, ведь он даже спустя столько времени действительно считает тебя другом. И если не будет того, кому оставить Назарик, то итерация не будет успешной.
— Хорошо, на этом всё?
— Всё? Ну, если ты хочешь что-то напоследок сказать тем, кто тебя любил и до сих пор следит за нашими отчётами…
— Я сожалею, что всё так получилось.
На это учёный ничего не ответил. После чего просто отправил меня обратно на возрождение. Он действительно не понимал, что не так со мной и почему я так себя веду. Почему в моём мозгу даже не появляется мысли, что можно хотя бы… постараться самому стать счастливым? Не выбирать какую-то дебильную судьбу генерела-правителя-самодержавца и побыть нормальным мери-сьюшным персонажем?
Чёрт подери, это было не слыхано. Да миллиарды перенаселённой Земли мечтают о такой судьбе, а что делает он? Занимается лютой хернёй. И при этом же всячески сама система толкала его на хороший путь, а он махнув рукой выбирал самый сложный и тёмный. При чём и декорации разные были, как утопичные, так и по типу этого Нового Мира. Множество сценариев — исход один и тот же.
— Господин Фауст, кажется вы отправили его обратно и не соблюли процедуру очистки памяти, — раздался голос помощницы учёного.
— Ох… проклятье… — вздохнул Фауст, что был слишком взбешён, что не может ничего изменить. — Надо было внушить ему иную идею, создать иллюзию, а не отправлять с поручением так прямо. Он же этой правдой может испоганить итерации другим…
— Мы можем послать на него какого-нибудь убер сильного босса, который его сожрёт. Или просто стереть, вернув обратно.
— Хотя… нет-нет, а давайте подождём.
— Но процедура…
— В пекло процедуры. Возможно причина не в нём, а в правилах? Пока просто наблюдаем за ним и не вмешиваемся. Вернуть обратно сможем в любой момент.
А тем временем ускоренные в виртуальном мире процессы проходили крайне быстро. В реальности минула минута, а там… там миры проживали даже тысячелетия. Всё зависело от настроек и мощностей. Благодаря виртуальным мирам удалось много чего сделать. В тюрьмах… в больницах… кругом были виртуальные капсулы, кругом уже бродили роботы, что казались не отличимыми.
Церковь бунтовала, а простой люд спорил чем же отличается искусственный интеллект от самих людей. Способный чувствовать и мыслить, он не был старомодной нейросетью, что не могла создавать. Он был именно что Интеллектом, который порой даже мог превосходить людей. А сами люди пугались, что уже не могут понять при заказе пиццы, живой ли человек по ту сторону чата или бот.
Именно это позволило создать и столь реалистичный мир, вдохнуть в ностальгию Момонги жизнь, а также создать идеальные условия для других. Но кажется…
— Кажется это… работает?