Пролог.
Порой бывают такие моменты в жизни, когда не знаешь, сон это всё или реальность — настолько мир кажется каким-то неестественным. В такие моменты разум отказывается воспринимать происходящее как часть действительности. Отказывается воспринимать как то, что может произойти здесь и сейчас. Произойти с тобой. До недавнего времени я считал такое лишь выдумкой, не самой лучшей аллегорией, используемой завравшимися «сказочниками», желающими привлечь внимание к себе, к тому, что с ними произошло — придать ситуации «вес».
Для меня было сложно представить, что в один момент мозг мог попросту пасовать под натиском обстоятельств. Словно наполовину пустым стаканом кто-то захотел зачерпнуть целое ведро, в последствии сокрушаясь, что ничегошеньки у него не получается. Не мог представить… Пока со мной не случилось то, чего случится совершенно не могло.
— Приготовьтесь, — рядом стоял высокий, примерно на пол головы выше меня, мужчина. Его светлые, казавшиеся серебряными, волосы, ярко контрастировали с подтянутым лицом и двумя тонкими полосками усиков чёрного цвета, причудливо уложенных и обрамляющих верхнюю губу. Мужчина, которому на вид можно было дать лет тридцать, выделялся не только стильной растительностью на лице и редким цветом волос, но ещё и обладал столь же редким цветом радужки глаз — золотым, что вкупе с его застывшей на лице маской чопорности, заставляли каждый раз сравнивать его с гордым ястребом, взирающим на всех с высоты небес. Сам же он стоял боком, отделяя меня и массивную деревянную дверь, к которой слегка склонялся, вслушиваясь. Нельзя было сказать, что он нагло подслушивал, скорее пытаясь не упустить нужный момент.
Меня же этот мужчина не сильно волновал, хотя личность его была куда интереснее, чем просто «привратник» или «мажордом», но всё это меркло на фоне одного факта его «биографии» — он был мёртв. Мёртв, как и все тут… Включая меня.
Я долго задавался вопросом, когда всё это началось? Когда моя жизнь решила сделать крутой поворот не туда? Началось ли это год назад или моя судьба уже была предрешена в тот момент, когда другой «я», под тяжким грузом боли и желания мести, сам того не понимая, сделал первый шаг на этот путь? Можно долго гадать, но моя история началась три дня назад. Именно тогда от «моих» рук пала душа, занимавшая должность капитана одиннадцатого отряда. Кенпачи Куруяшики — так его называли. Да, возможно его смерть стала той точкой невозврата. Точкой, изменившей мою жизнь.
Когда последняя искра «жизни» оставила тело Куруяшики, во «мне» что-то изменилось. Что-то неуловимое. Незаметное на первый взгляд. Началось это как простое недомогание, слабость, но к тому времени как солнце скрылось за горизонтом, «я» потерял сознание от разрывающей голову боли. Проснувшись утром, прошлого «меня» уже не было. Вместо этого в голове была настоящая мешанина из образов и мыслей: я помнил лица родных, но понимал, что это не мои родные; я помнил лица тех, кого убил, но не я их убивал; я помнил раздирающую сердце боль и отчаянье, от потери всех дорогих мне людей, но это были не мои эмоции, не мои чувства; я помнил, что такое «душа», но определения этого понятия были разные . Наконец, самым страшным оказалось даже не то, что моё имя мне не принадлежало, а то, что своё настоящее имя я не знал. Просто не мог вспомнить. Как, впрочем, и фамилию, да и любую другую личную информацию — даже какого цвета были волосы сказать не мог, лишь имя этого «тела».
— Входите, — кивнул головой тот самый «мёртвый» мужчина, сейчас легонько толкнувший деревянную дверь.
Массивные створки беззвучно отварились, словно и не весили под сотню килограмм каждая, а голос по «ту сторону» начал доносится намного отчётливее.
— …мёт место бывшего капитана одиннадцатого отряда Кенпачи Куруяшики, — мне открылся вид на просторное помещение, вымощенное деревянными полами, казалось, отполированными до блеска. Внутри находилось ровно двенадцать человек: одиннадцать стояли в две шеренги друг напротив друга, формируя своеобразный проход от середины комнаты до её противоположного края, а последний, двенадцатый, сидел на троноподобном стуле, расположенном в конце этого импровизированного прохода, и опирался на массивную деревянную трость. Он смотрел на меня прищуренным взглядом, от которого пробирали мурашки. Казалось этот взгляд способен видеть насквозь, минуя любые преграды, заглядывая в самые потаённые уголки души.
Двенадцать пар глаз сконцентрировались на мне, будто стараясь изучить невиданную животину, которая каким-то чудом оказалась рядом с ними. Я же, как этого требует церемония, начал идти вперёд, стараясь двигаться размеренно, подавляя внезапно накативший мандраж.
Когда я говорил, что всё они, включая меня — мертвы, то не врал. Казалось бы, нельзя быть мёртвым, но при этом дышать, говорить, думать и делать всё то, что может делать живой человек, ведь это противоречит самому понятию «смерть». И это правда, но ведь неспроста говорят, что дьявол кроется в деталях. Люди и вправду не могут, но мы и не люди. Все мы — души, а это — Загробный мир.
Тем временем я встал перед проходом из двух шеренг, состоящих из самых разных «людей», смотрящих на меня, кто с интересом, кто с высокомерием, а кто и вовсе без каких-либо читаемых эмоций. Такие разные: мужчины, женщины, высокие, низкие, стройные, массивные, но общего у них было одно — от них разило силой и самый большой её источник опирался на трость, при этом выглядя как испещрённый шрамами старик. Главнокомандующий Готей-13 Ямамото Генрюсай, напротив которого я и встал, выдерживая паузу по всем местным традициям, после чего мой голос, к которому я ещё не успел до конца привыкнуть, раздался, эхом отражаясь от стен в полупустом просторном помещении:
— Меня зовут Соя Азаширо, носящий титул «Кенпачи». С этого дня я вступаю в должность капитана одиннадцатого отряда, — после чего обведя взглядом собравшихся тут двенадцать капитанов, продолжаю. — Прошу засвидетельствовать мою клятву верности Королю Душ и Готей-13.
Признаюсь честно, лишь чудом мне удалось не впасть в истерику, когда впервые осознал куда я попал, хотя нет, чудо тут не причём — просто информация от предыдущего хозяина тела всё пребывала и пребывала, заставляя разум фокусироваться на ней, что и не дало мне скатиться в истерику.
Осознавать, что ты это теперь не ты — сложно, но ещё сложнее привыкнуть к мысли, что оказался в теле персонажа из мира, о котором когда-то читал. «Блич» — так называлась та история. Понять в первое время, что это именно «Блич» мне удалось на удивление просто — хватило всего шести названий, которые для оригинального Сои были обыденностью: «Общество Душ», «Совет сорока шести», «Король Душ», «Банкай», «Дзанпакто» и «Шинигами». Вот так просто — всего несколько названий, а я уже понимал величину тех проблем, в одночасье свалившихся на мою голову.
У меня было два дня, чтобы пройти все пять стадий принятия. Всё же человек тварюшка такая, что приспособиться может ко многому, особенно если от этого будет зависеть его жизнь, а моя жизнь зависела — как никак оказаться в неизвестном месте, в окружении существ, половина из которых изначально условно враждебно настроена к тебе из-за того что ты «бесчестно» победил на дуэли и убил их любимого капитана, а второй половине может просто прийти приказ «сверху», не несущий для меня ничего хорошего. Ну, это в том случае, если я вдруг резко начну вести себя как-то не так. Так что, да, мотивации как можно быстрее понять, что делать и как теперь жить у меня было хоть отбавляй. Так что финалом пятой стадии встал, во многом основополагающий вопрос: «кто виноват и что делать», и, к текущему моменту, я сумел прийти к одному ответу — жить. Забавно, учитывая, что все мы тут, по сути, мертвы, но именно этот ответ и был тем единственно правильным. Ага, ответом на «самый главный вопрос жизни, вселенной и всего такого» была «жизнь», а не «42»! Кхм, ладно, это всё нервное… В общем, «виновного» я банально не знал — с моей памятью вообще было не всё так просто; а варианты ответов на второй вопрос, кои в огромном количестве посещали голову за это время, я, по той или иной причине отбрасывал. И не только потому, что «попал» слишком поздно, успев «вляпаться» по самую маковку, а ещё и… потому что не хотел.
Как я уже сказал, память оригинального хозяина тела, носившего имя Соя Азаширо, у меня присутствовала в полном объёме. Я помнил всё, даже то, что сам Соя, казалось, успел забыть. Лицо отца, последние слова матери, сказанные ещё маленькому мальчику перед тем, как ублюдки бросили её и ещё триста сорок одного человека из клана Азаширо, включая даже прислугу, на съедение пустым. Я помнил боль Сои, которую тот испытал в момент смерти последнего дорогого для него человека — сестры. Я помнил ярость, переполняющую его в момент осознания вероломного предательства тех ублюдков, давших обещание сестре Сои отпустить их, если та сможет выйти против двух пустых одновременно и убить их. Я помнил, как последние капли жизни покидали её тело, и я помнил её улыбку, подаренную маленькому братику, перед тем как она подорвала себя вместе с вцепившимся ей в живот пустым. В последний момент своей жизни она была счастлива, что смогла купить своей жизнью свободу и жизнь любимому младшему братику… Но также я помнил истерический смех заплывшего жиром ублюдка, когда тот давал команду выпускать на арену нового пустого. В тот момент маленький Соя разочаровался в этом мире, разочаровался в людях, но больше всего он разочаровался в себе, хоть так и не понял этого. Тогда в его голове была лишь одна мысль — отомстить. Он готов был заключить сделку хоть с самим Дьяволом, хоть с Королём Душ, лишь бы у него были силы отомстить. Силы стереть ублюдочные улыбки с их заплывших жиром и гогочущих во всю глотку, рож. Он хотел этого так сильно, что что-то внутри него сломалось. Сила, на установление контакта с которой иные Проводники душ тратят многие столетия, откликнулась на этот Зов. Откликнулась и добровольно стала мечом и щитом мальчишки, который даже в Академию духовных искусств ещё не поступил.
В тот день Соя отомстил. Никто из присутствующих с места казни клана Азаширо не смог уйти живым. Видеть как двенадцатилетний мальчик с застывшей на лице безэмоциональной маской и кипящим яростью сердцем, о чём говорили лишь два тонких ручейка, медленно стекающих по его щекам, методично выносил приговор одному аристократу, присутствующему там, за другим, после чего приводил его в исполнение с максимальной жестокостью, было очень тяжело, но я продолжал смотреть не потому, что мне нравилось, а потому, что я видел то, что с первых мгновений пленило моё сердце, мой разум. Я видел её, магию. Самую настоящую магию!
Я не знал, кем был в прошлой жизни. Не помнил ни своего имени, ни лица. Ничего — лишь обрывки различных знаний, одним из которых как раз и была «история» этого мира. Но одно я знал точно — магии не существует… Ну, либо я к ней не имел доступа. А тут же… Тут она была. Вот она — стоит лишь руку протянуть! Хорошо, может это не та самая магия, но всё же. И именно это стало той самой соломинкой, переломившей спину верблюду. Иными словами, магия заставила меня вновь и вновь отметать любые варианты, говорившие мне бежать так далеко, как это вообще возможно из Общества душ.
Оригинальный Соя с момента свершения своей мести изменился. Она не принесла облечения — лишь больше боли и страданий, которые тот накрепко запер в своём сердце за тысячей замков, главным из которых стало презрение. Презрение к самому себе. К тому, что оказался слишком слаб. К тому, что из-за его слабости погиб последний дорогой на этом свете человек. Соя ушёл. Он скитался десятилетия, скрываясь в дальних районах Руконгая, там, где властвовало беззаконие, а жизнь ничего не стоила. Казалось бы, своими глазами столько лет видя происходящее, то как живут эти души, вынужденные каждый день просыпаться, одни желая, чтобы этот день стал последним в их жизни, а другие, наоборот, надеясь протянуть в нём ещё чуть-чуть, Соя, вместо того чтобы пойти против, да пусть даже Короля Душ, аристократии, Совета 46, хоть частично, но ответственных за происходящее вокруг, решил исполнить последнее пожелание своей сестры — стать сильным шинигами. Вот только, может маленький Азаширо и вырос, но остался всё таким же ребёнком. Сильным, но ребёнком, с грузом пожирающей его вины за плечами. Я знал его мотивы и, в целом, порыв был хороший, но глупый и идеалистический. Одним словом, детский.
Даже его логика отчасти была понятна: шинигами поддерживают баланс жизни в этом мире. Они сражаются с тем, кто этот баланс стремится нарушить — с пустыми. Но Соя сам был пустым. Нет, не тем, кто тут известен как «минусы», а эмоционально пустым. Его «пустота», оставленная после свершения мести, стремилась заполнить себя хоть чем-нибудь. Она вобрала в себя его презрение к слабости, последнюю «волю» сестры и груз вины, порождая в разуме юноши желание. Стремление, больше похожее на идею фикс, вылившуюся, в последствии, план. План по устранению пустых. Всех пустых. Может прозвучит странно, но Азаширо не питал ненависти к пустым, он лишь считал, что всех их нужно очистить, убить. И ведь он даже продумал то, какими путями можно достичь этой цели… Стоит сказать, что от них, нет, не попахивало, тут скорее впору говорить, несло безумием. Прямо картинный «непонятый злодей», ей богу!
Убийство Кенпачи Куруяшики должно было стать первой ступенью на пути к его цели, нет, Цели . Это был короткий путь, должный подвести его к тому уровню, когда он будет иметь право на аудиенцию у местного управляющего органа, состоящего из выходцев аристократии — Совета 46. По сути, после самого Короля Душ, они шли следующими в этой феодальной иерархии, так что к ним на «поклон» со своей идеей, Соя и хотел идти. Но первый встречный с улицы не может просто взять и напросится на аудиенцию, для этого нужно быть либо аристократом за спиной которого есть влияние клана, чего он более не имел, либо сила, с помощью которой он мог бы диктовать свои условия, чего, к слову, Соя тоже не имел, даже не смотря на свои, воистину, читерские способности. Но даже с ними он не рисковал так «борзеть» и не только потому, что не хотел вредить своим сородичам, но ещё и потому, что, как говорится, «всегда найдётся рыбка покрупнее». Такими «рыбками» был Нулевой отряд — личная гвардия Короля Душ, те, кто за свои заслуги, силу и вклад в развитие, хм, Загробного мира, удостоились чести охранять покой «самой главной жабки» в местном болоте. Другим же способом получить аудиенцию совета, был титул капитана одного из тринадцати отрядов. Но чтобы стать им нужно было, во-первых, быть Шинигами — иными словами закончить местный Хогва… В смысле Академию шино… Да чтож такое-то?! Академию духовных искусств, вот! После чего стать рядовым в одном из отрядов, тратя неопределённое количество времени для того, чтобы дослужиться до звания лейтенанта, освоить Банкай — вершину владения духовным клинком, а уже после, ждать отставки одного из капитанов, по той или иной причине. И вот после всего этого уже можно было надеяться стать одним из них, оставалось лишь подать заявку на становление новым капитаном, быть выбранным из десятка других кандидатов и, наконец, пройти тест, так сказать, на профпригодность. Ну или можно было пойти коротким путём.
Есть тут одна традиция, по которой носитель титула Кенпачи — сильнейшего (что на самом деле очень условно и совсем не точно) Шинигами, получает и место капитана одиннадцатого отряда. Кто-то может спросить, мол, в чём подвох, а он тут есть: «Кенпачи» может быть только один и звание можно лишь забрать после смерти предыдущего носителя… которого ты убил в дуэли собственноручно. Да только и сами они, Кенпачи, не просто так носят звание сильнейших. Впрочем, оригинальный Соя решил, что именно этот вариант его устраивает больше всего и, выбрав подходящий момент, вызвал уже бывшего капитана одиннадцатого отряда на дуэль, после чего… Мгновенно его убил, получив, правда толпу разъярённых Шинигами из одиннадцатого отряда, во всю глотку кричащих, что тот поступил бесчестно и дуэль не может быть признана законной, а значит он — предатель, пошедший, по сути, против воли самого Короля Душ! Ага, именно так. Обстановка настолько накалилась, что противнику Сои, находящемуся на последнем издыхании, даже пришлось вмешаться и обуздать горячие головы готовых сорваться в самоубийственную атаку бывших подчинённых, признав дуэль оффициальной, а себя проигравшим и, так сказать, последней волей, передавая титул Сильнейшего.
Вот только для самого Сои атака, которую тот провёл на своём противнике, далась очень и очень трудно. Настолько, что хоть на нём не было и царапинки, но вот внутренние повреждения были очень обширны и в случае чего, его просто могли задавить «мясом», так что вмешательство противника, по сути, спало его, а дальше… Дальше Сое становилось всё хуже и хуже, а потом, ну… Нет больше Сои Азаширо.
— Ха-ха-ха , — рядом со мной раздался мелодичный женский смех, отдающий приятной глубиной, вот только меня он каждый раз заставлял напрячься. — Кажется малыш Соя всё никак не отойдёт от той атаки? — передо мной из воздуха соткалась фигура обворожительной высокой женщины, облачённой в красивое кимоно лавандового, с оттенком розового, цвета. Большие рукава, скрывали её ладони, а глубокое декольте, против воли притягивало взгляд, учитывая ещё и то, что сама женщина парила в воздухе, как раз расположив вырез на уровне моего лица.
Ни на первый, ни второй, ни даже десятый взгляд, её нельзя было назвать обычной. Всё в ней, начиная от лица, пересекаемого двумя кожаными ремешками, закреплёнными крест на крест, закрывая ей глаза, манеры себя вести и внешнего вида, говорило, что перед тобой кто угодно, но не простая женщина. Урозакуро — та, кто откликнулась на Зов маленького Сои Азаширо. Его сила. Его Дзанпакто.
— Бу-у-у… — картинно надулась женщина, зависнув горизонтально, при этом сделав вид, будто легла на невидимый диванчик, подперев руками лицо, при этом не отводя взгляда от моего лица, чем очень и очень нервировала. — Ты опять делаешь вид, что меня нет. Фи, как грубо! — то ли действительно обиделась, то ли снова веселится за мой счёт, засранка…
— А вот на это я уже и вправду обидеться могу, — из её голоса на миг пропали извечные игривые нотки, но потом… — Или нет? — после чего комнату опять огласил приятный грудной смех, хотя было в нём нечто, кхм, безумное. Слегка.
Вот уже второй день эта женщина была моей личной головной болью. Мало того, что она могла слышать мои мысли, чего, к слову, с оригинальным Соей не было, так ещё и думает, что я — настоящий Соя Азаширо, а не какой-то там пришелец, захвативший его тело!
— Ох, малыш Соя продолжает говорить странные вещи. Я ведь уже говорила, что будь ты кем-то другим, то я бы попросту исчезла, — поучительно подняла палец дух, словно объясняя прописные истины младенцу.
И в этом тоже была странность. Я чётко знал, что я не Соя Азаширо, но тогда почему?
— Эй, — окликнула меня Урозакуро, махнув в сторону других капитанов, — Если будешь строить такое лицо, то тебя будут считать странным, — и так, ехидненько, спрятала за рукавом усмешку эта… Эта!
Хорошо, что вместе с памятью Сои мне досталось и его умение держать лицо, иначе, боюсь, Главнокомандующий мог воспринять моё кривящееся лицо на свой счёт, что, как бы, при условии невидимости для окружающих этой чертовки, было… Не очень хорошо. Да, очень «не очень».
— На этом собрание объявляется оконченным. Можете возвращаться в свои отряды, — тем временем подошло время окончания церемонии моего официального вступления в должность, совмещённого с ежегодным собранием капитанов, о чём меня успел просветить ещё тот мужчина, ждавший нужного момента для моего появления. Он, кстати, был лейтенантом самого Главнокомандующего, так что…
Генрюусай по традиции первым покидал собрание, пока все мы должны были стоять, проявляя тем самым уважение и чтя иерархию. Ну а когда его силуэт исчез в дверном проёме, в комнате словно стало легче дышать, а прочие капитаны почти сразу начали переговариваться между собой, обсуждая собрание.
Меня тоже смогли увлечь, но дальше формального знакомства я не заходил, а на предложения одного из капитанов, с накинутым на плечи поверх традиционного хаори с номером отряда на спине, розовое кимоно, «отметить моё вступление в должность», недвусмысленно намекая на выпивку, я вежливо отказался, ссылаясь на то, что хочу поскорее вникнуть в дела отряда, после чего… Нет, Урозакуро, я не «позорно бежал», это было тактическое отступление. Отступление я сказал!