Мимо меня пробегает девочка. Вся в слезах, останавливается, смотрит. Мы молчим.
— Привет, — улыбаюсь я.
— Мм… — девочка поджимает губы.
— Ты в порядке?
— Папа говорит не говорить с незнакомцами.
— Тогда тебе не следовало мне отвечать.
— М-м… угу.
Улыбаюсь, раскрывая ладонь.
— Хочешь покажу фокус?
Глаза девочки загораются.
— Какой?
— У меня дома есть яблоки. Они вкусные и свежие. Съешь одно такое и слезы сразу пройдут. Мне так мама говорила. Хочешь попробовать?
— Мм… — девочка покачивается на носочках.
— Сейчас я заставлю яблоко появиться в моей руке, но только если ты закроешь глаза.
— Как… из дома принесешь?
— Что-то вроде того.
— А где твой дом?
— Далеко. В Смолвиле.
— Смолвиле? — запинаясь, говорит она.
Я киваю.
— Это очень-очень далеко отсюда.
Девочка хлопает глазами, открывает рот, и засовывает в него палец, явно пропуская мои слова мимо ушей.
— Ну… так закроешь глаза?
— У-му, — кивает она.
Девочка закрывает глаза, и её обдает небольшой волной воздуха. Она тут же удивлено распахивает глаза и видит перед собой меня.
— Это… яблоко! — восхищенно говорит она.
— Верно. Держи, — я чуть нагибаюсь, чтобы дать ей его.
Между нами большая разница в росте, так что мне немного неудобно…
Девочка радостно берет яблоко и тут же надкусывает его. Хорошо, что я перед этим помыл его.
— Кто там болтается? Памела? Я же говорил тебе не приходить ко мне без…
Из-за угла выходит невысокий мужчина. У него маленькое лицо, бакенбарды, и большой живот. Он носит растрёпанную рубашку, и худые руки дрожат от нервов, упираясь в брюки на лямках черствыми пальцами. Его взгляд говорит, что он устал, напуган и сильно удивлён. Я тут же узнаю в нём Антонио Гардони — владельца цирка.
— Кто ты такой и что здесь делаешь? — он обхватывает руку девочки и прячет её за своей спиной.
— У вас висело объявление о найме работников, я хотел обсудить условия, — я указываю пальцем в сторону выхода, пока Гардони хмурится.
— Не хватает работников? Хмф, так приходи ко мне, а не раздавай свои яблоки кому попало, — раздраженно говорит старик, выхватывая яблоко из рук дочери и протягивая его мне.
Оно вновь в моих руках. Слегка надкусанное и слюнявое. Девочка обидчиво хмыкает.
— Мне не жалко яблок, сэр. Если хотите, у меня есть еще одно, — вытаскиваю из-за спины второе и демонстрирую перед его глазами. Такой фокус заставляет Владельца цирка немного измениться в выражении лица и подумать, что я…
— Ты фокусник, что ли?
Теперь моя игра обретает смысл, да?
— У меня есть разные таланты, но я предпочитаю поднимать тяжести.
— Силач?
— Именно, сэр.
Антонио хмыкает, выглядывая за мою спину и по сторонам, словно пытаясь что-то найти. Наверное, ты самую Памелу, которую он ранее упоминал.
— Забудь про то объявление. Мне сейчас не до тебя, парень. Я не принимаю никаких работников. И вообще… ты не создаешь впечатление силача. Тебе сколько лет то во…? — он замирает на полуслове и опускает взгляд на девочку, которая держится за его штанину.
— Пап… я хочу яблоко.
Антонио медлит и смотрит на меня.
— Лусия… это яблоко нельзя есть, оно не твое.
— Но дядя дал его мне, значит оно мое!
Мне немного неловко. Я гляжу на эту милашку и теперь мне хочется ещё больше помочь цирку Антонио, ведь я слаб перед детьми… Теперь я явно не могу отпустить. Мало ли на какие низости пойдут братья, чтобы заставить Антонио заплатить долг.
— Яблоко очень вкусное, — уверю я, протягивая зеленые плоды. Свежие и пахнущие садом.
— Ладно… — Антонио сдается, и берет яблоки. Оба отдает дочери, надкусанное и целое.
— Антонио Гардони, ваше имя довольно известно в Метрополисе, — отхожу от темы я, разглядывая черно-белые фотографии, что висят на стене. Там труппа циркачей, все улыбаются, но никого из них я не вижу в цирке сейчас. — Всего за пару лет вы успели набрать большую аудиторию, что редкость в наше время. Если честно, впечатленный вашими успехами я смог набраться смелости и прийти к вам. Может быть, вы все-таки рассмотрите мою кандидатуру? Я уверен, вы не пожалеете, — твердо говорю я, и что-то в голове заставляет Антонио поднять на меня уже более заинтересованный взгляд.
Антонио вздыхает.
— Извини меня, парень, но я… я не могу ничем тебе помочь. У Цирка, видишь ли, не лучшие времена и я не могу обещать тебе стабильный заработок, — он мягко улыбается, видя во мне, возможно, кого-то очень близкого к сыну, — так что тебе лучше уйти, а то не дай бог влезешь в мои проблемы.
— Хм… — я задумчиво провожу взглядом по окружению, от поспешно сложенных деревяных стен до валяющихся в пыли бочек.
Дела у них и вправду ужасные. За инвентарем плохо следят. Работников по цирку мало, и судя по всему, полы они моют сами, что намекает на проблемы с финансами. Скорей всего часть работников с фотографии уволилась. Остались лишь новички и дешевая замена.
Антонио наверняка нечем мне платить. Он бы мог взять меня и не заплатить, но это тоже риск, поскольку на сцене нужен профи, а не новичок. Я только испорчу ему представление и отпугну остатки зрителей, если окажусь профаном. А ведь репутация Антонио немного просела после ухода Грегори. Чтобы переубедить Хозяина Цирка взять меня, потребуется веская причина, иначе говоря — я должен продать себя, доказав свою надежность и способность зарабатывать деньги.
— Я слышал, у вас был силач, который был способен поднимать целого быка. Это правда?
— Хах… — Антонио чешет затылок и неуверенно отвечает. — Да, вроде того, именно поэтому после таких как Грегори брать кого-то вроде тебя нет смысла. Если, конечно, ты не умеешь поднимать быка на плечи, — усмехается старик, и замолкает. Поднимает на меня глаза, в них какой-то странный блеск, — слушай, а ты случаем не обладаешь каким-нибудь особым фокусом?
— Что вы подразумевает под «особым фокусом»?
— Мм… полёт, может, можешь поднимать вещи силой мысли?
Между нами образовывается неловкое молчание, пока я внимательно смотрю на дрожащие глаза, прикрытые морщинистыми веками. Он серьезен.
— Нет, ничего такого. Я могу поднять большие веса.
— Ха-х.
Интерес Антонио сменяется отстранением и уходит вместе с опущенным взглядом в сторону двери.
— Я так и думал. Ладно, забудь и уходи уже.
— Я думал силач вам не помешает.
— Уж точно не такой неопытный малец, как ты. Думаешь я не знаю, чего ты хочешь? Набраться опыта и свалить. Мне такие не нужны.
Я выдерживаю вежливую улыбку, не успевая дать ответ:
— Слушай, парень, я вижу ты хочешь помочь и все такое. Мне приятно, но сейчас тебе нужно свалить. И скажи спасибо Лусии, что я не выпнул тебя сразу, — говорит Антонио и уходит к двери, которую открывает ладонью. — Да и скажу тебе по секрету на будущее, парень, цирк — это не место для славы или подобной глупости. Сюда приходят для того, чтобы вызывать восхищение и удивлять людей. Для одного представления мы тренируемся месяцами, а на подготовку профиля уходят года! И все эти бесчисленные старания ради капли искренней эмоций ребенка или старика, которому уже давно наплевать на жизнь. Вот что мы такое. Мы не подиум для фокусов, не обманщики за ширмой и кучей хитрых приспособлений. Мы циркачи, мы — вид зрелищного искусства, показывающего невероятные способности на грани риска и исключительных способностей. Мы не жалкие фокусники, дурящие людей. Такие парни как ты наивно полагают, что можно выучиться и сразу прийти к нам, но это заблуждение. Чтобы впечатлить современного человека и собрать вокруг себя восхищенную толпу нужно быть уникальным. Таить в себе искру. Что-то я сомневаюсь, что парень навроде тебя способен на искру. Ты выглядишь как я в период школы, как очкастый ботан без всякой страсти. Если ты не умеешь впечатлять людей, значит ты никому не нужен. В следующий раз научись создать достойное впечатление, а теперь проваливай.
— Хм, — я улыбчиво киваю, — значит, вам нужна искра? Что-то навроде фокуса вашего Силача Грегори, который поднимает пятисоткилограммового быка?
Антонио замирает, хлопая глазами.
— Что ты хочешь этим сказать? Что мы обманываем людей? Я же сказал тебе, парень, мы не фокусники, — он сжимает ладонь в кулак, его губа дрожит.
— Ни в коем случае. Я просто могу повторить трюк вашего Силача, чтобы доказать вам свою уникальность.
Антонио замирает от неожиданности и тупо смотрит мигающими глазами, словно услышал нечто невообразимое.
— Можешь повторить, говоришь…? парень, если это какая-то шутка…
— Это правда.
Антонио смотрит на меня с неким сомнением, в котором теплится слабая надежда. Но вдруг в нём что-то надламывается, меняется, когда он начинает оглядывать пыльный цирк. Это переломный момент. Я могу надавить на него и добиться своего, но, если я поступлю так, я буду не лучше тех, кто просто принуждает людей поступить как им хочется. Мои же методы куда более гуманные. И вот переломный момент наступает, Антонио махает рукой и разворачивается.
— Хорошая шутка, парень. Повторить то, что делает Грегори, невозможно. А если и возможно, то это могут лишь единицы в мире. Сомневаюсь, что ты один из таких уникумов. Все, уходи!
— Что-ж, я не буду настаивать.
— И на этом спасибо, парень, — смеется старик, обхватывая висящие лямки у штанин, — ты молод и у тебя ещё будет время показать себя. Иногда вовремя отступить это лучшее решение… хотя, конечно, сам я делаю совершенно обратное.
Антонио скрывается за дверью с печальной усмешкой, оставляя меня гадать о сказанных им словах.
Одинокий пыльный коридор, и я в размышлениях. Тускло светит лампы на мое лицо. Вздыхаю. Провожу рукой по густой шевелюре.
У меня возникает резонный вопрос к Антонио: «если ты в отчаянии, почему не согласиться?» Оставляю эту мысль в стороне, когда замечаю Лусию у своих ног. Малышка машет мне ладошкой, медленно подходит, держась второй рукой за юбку. Она хочет что-то сказать. Я наклоняюсь вперед к девочке, она шепчет мне на ухо…
— Только никому не говори, — малышка заговорщики прижимает палец к губам, а потом убегает, сверкая босоножками.
Какая… умная девочка. Она делится со мной приглашением на представление, и теперь все встает на места. Не то чтобы я не догадывался, но теперь поведение Антонио обретает смысл.
Антонио отказал мне, потому что не хочет, чтобы я пострадал, как это произошло с Грегори. А ещё ему, судя по всему, не нужен Силач, поэтому объявление о найме больше недействительно. Хозяин просто не успел его снять.
Забавно, что я могу определить свежесть объявление. И скажу вам, что Антонио оставил его этим утром. Значит, в промежутке между девятью ноль-ноль и по пятнадцать ноль-ноль что-то произошло, что заставило Антонио отказаться от новых работников, даже если оно очень поспешное во всех смыслах.
Антонио не собирается сдаваться. Вместо этого он решает сделать кое-что другое. Его дочь только что пригасила меня прийти на «Супер представление завтра», которое приготовил её отец. Чтобы убедиться, что меня не обманывают, я достаю телефон и открываю новости. Цирк Антонио, несмотря на происходящее, намеревается завтра показать особое представление с Силачом.
Такое ощущение, что Грегори придет завтра, полностью целый и невредимый, чтобы провести цельное представление с поднятием того самого быка.
Либо у Антонио есть кто-то на замену Грегори.
Что-то не сходится. Если Грегори так уникален, как говорит Антонио, заменить его нельзя. Тем более, если Грегори или его замена вновь выступит на сцене, братья-заемщики не оставят это без внимания. Они изобьют его.
Антонио не жалко своих людей? Не похоже, но вывод напрашивается сам собой.
Антонио явно что-то скрывает.
Я намеренно разминаю плечи и кошусь в сторону лестницы. Оттуда доносится слабый треск ступенек. Кто-то идет.
* * *
Разговор с Антонио выходит неудачно. Он сильно расстроен и не желает принимать чужую помочь, ведь уже обжегся о двух «братьев» заёмщиков Клинте и Стэнли, что вполне ожидаемо.
Я оставляю мрачного старика и останавливаюсь возле лестницы, где на небольших скамейках сидит небольшой остаток людей. На сцене — представление огнедышащей женщины. Горячо, красиво, цветасто. Пламя поднимается прямо к шатру и медленно затухает вьющимися языками. Воздух обжигает кожу, дотягиваясь даже до верхних этажей. Аж захватывает дух.
Помню, в детстве я тоже ходил в цирк, но, как иронично, ничего из увиденного я не помнил до тех пор, пока не попал в тело Кларка. Мои мозги как-то ожили и напомнили о былых деньгах. В увиденном мною цирке как раз были животные, слоны и львы.
— Очень жаль, что хозяин отказал тебе, — раздается голос сбоку от меня.
Я разворачиваюсь в сторону лестницы, и наконец вижу, кто подслушивал наш разговор. Передо мной предстает прекрасная актриса с белым, словно из мрамора лицом, будто жнец из театра. На прекрасном гриме видны слезы, «стекающие» по щекам. Пышные рыжие волосы цвета страстного огня завязаны в извивающийся до лопаток хвост. Черные губы чувственно раскрываются в улыбке.
— И вправду, мне нравится это место.
— Здесь неплохо, но мне уже приелось. Ты поймешь почему, если пометаешь тут ножики хотя бы пару месяцев.
— Многие позавидуют тебе. Тем более ты вряд ли попала сюда за красивые глазки.
Её черные губы искажаются в ироничной улыбке.
— Ты говоришь так только потому что хочешь здесь работать. Цирк Антонио преуспел, но он далеко не самый лучший. Я бы даже сказала его уровень очень посредственный, так что не стоит меня хвалить. И да, — она наклоняется ко мне и тихо шепчет: — Только не говори Антонио, а то он подумает, что я обижаю его любимого ребенка.
— Ты всегда так открыта с людьми? — улыбаюсь я.
— Только с тем, кто мне интересен. Ты… создаешь какую-то странную ауру на фоне нашего печально известного цирка, — она задумчиво прикладывает ухоженные пальцы к губам.
— Ха-х… уверен, ты преувеличиваешь.
— Может быть.
Девушка-жнец выпрямляется с цирковой грациозностью и пожимает плечами, опуская взгляд на мои руки, которые я держу в замке.
— Ты кажется мне знакомым. Мы раньше встречались?
— Я студент. Возможно, мы виделись в университете.
— Боюсь, я уже давненько покинула университет.
Она протягивает мне руку.
— Я Памела Дилсон, из Нью-Йорка. Бруклин.
— Кларк, из Смолвиля.
— Какое интересное название. Это где-то в Бостоне?
И так из раза в раз… у Американцев это обязательная привычка: интересоваться откуда ты родом.
— Извини, я правда не знаю, где это.
— Это небольшая деревня неподалеку от Метрополиса. Я жил на ферме.
— Ох, теперь понятно, почему ты такой здоровяк. Тебя хорошо откормили.
— Уж побольше, чем тебя, — шучу я, делая одновременный комплимент о её худобе, на что она отвечает с улыбкой.
Мы общаемся у края лестницы. Памела опирается на перекладину и изредка смеется. Обстановка комфортная, на фоне представления огнедышащей женщины.
— А она твоя подруга? — я указываю на огне-женщину.
Памела отрицательно кивает:
— Мы просто работаем вместе. Я здесь недавно, всего пару месяцев.
— Почему ты переехала?
— В Бруклине скучно, а Метрополисе есть чем заняться. Здесь все сливки общества. Здесь можно исполнить любую мечту и подзаработать. А ещё здесь много крутых циркачей, которыми я восхищаюсь и мечтаю однажды поработать с ними, — Памела подмигивает.
— Это интересно. Может, не откажешь мне в ужине?
— Это приглашение на свидание?
— Только если ты не против.
— Мм… — она прикладывает палец к черным губам и выдерживает паузу, мне даже кажется, что она вот-вот откажет, — обычно я отказываю незнакомцам, но… ты тоже артист, да? Может быть, нам будет о чем поговорить. Подожди меня после работы, осталось не долго.
Через полтора часа Памела выходит ко мне, я встречаю её на улице возле выхода. Её длинные рыжие волосы распутаны, и спадают до лопаток. Она одета в красную майку на тонкой, спортивной талии; черные джинсы плотно обтягиваю крепкие бёдра, и на ногах с виду удобные, черные кроссовки. После того как с лица сходит грим, её мрачное лицо бледной куклы становится более нежным и даже местами чувственным, с маленькими пухлыми губами и миленьким носом, покрытым еле заметными веснушками. Из жнеца она превращается в совсем молодую и уверенную девушку моего возраста, которая приветствует меня веселой улыбкой.
— Тебя совсем не узнать.
— Это все грим и творческий образ.
— Да ну?
— Знаю, это покажется глупо, но грим меняет людей. Особенно когда находишься на сцене, — Памела плавно спрыгивает со ступенек на кроссовки и раскрывает ладони на уровне лица, — Свет на сцене падает на тебя под определенным углом, ты чувствуешь себя другой, все в тебе трепещет. Тени становятся твоими друзьями и добавляет таинственности. Меняется все, даже движения. Обычная девочка из Бруклина растворяется в образе беспристрастного танцора с опасно острыми ножами, как у жнеца из твоих самых страшных кошмаров… Уже испугался?
Поднимаю руки и «сдаюсь» перед её образом.
Памела пихает меня в бок и смеется. Я замечаю её татуировку на плече, черную, вдоль левой руки до кистей, он напоминает вьющиеся розы и колючки с ножами, которые сковывают и впиваются в кожу.
— Нравится? Это отражает мою натуру.