Она помнила, как была такой маленькой, сидела на коленях у Роско и боялась смотреть на звезды, боялась, что уплывет, потеряется и останется совсем одна. Но потом Да… Роско просто крепко обнимал ее, а мама Лилиан ерошила ее волосы и шептала ей.
Не волнуйся, малышка. Мама и папа тебя держат. Ты никуда не пойдешь одна.
— Вау. Это… безумие. Мне жаль, что так вышло с твоей биологической мамой. — в конце концов сказал Дэвид, и сочувствие в его голосе заставило ее тихонько хихикнуть.
— Все в порядке. Иногда я удивляюсь ей, но она сделала для меня все, что могла. И я всегда буду ей за это благодарна.
Дэвид кивнул, с наслаждением откусывая очередной кусок. Черт побери, этот парень любил покушать.
— Так как же ты в итоге стала нетраннером?
Киви фыркнула.
— Ох, это было просто. Однажды, разбирая заброшенные здания в Пустошах, один из членов клана умудрился найти набор для начинающего нетраннера, когда мне было 12 лет. Все дети были в восторге от него, но я была единственной, кто действительно дошел до конца, обучившись нетраннингу. В Пустошах этот навык был нужен не слишком часто, но когда я стала старше и мы стали чаще выбираться в крупные города? Я начал по-настоящему зарабатывать на жизнь. — Если бы ее лицо еще было способно улыбаться, она бы сияла от удовлетворения, когда воспоминания начали наплывать на нее. — Возможность проникать в личные данные наших работодателей, чтобы убедиться, что они действительно собираются нам заплатить? Или находить способы настаивать на больших выплатах? Мама Лилиан чертовски гордилась мной, когда я в первый раз накрыла какого-то Корпо-мудака, который планировал предать нас в последнюю секунду. Вместо этого мы получили деньги, ресурсы и удрали оттуда быстрее, чем ты бы успел моргнуть. — сказала она с призрачным ощущением того, что ее щеки натянулись от еще большей улыбки.
Улыбка, которую она чувствовала в своем сердце, быстро сдулась, когда она вспомнила следующий год после этого. Она даже не хотела продолжать говорить, так как информация, которую она начала выкладывать, была настолько личной… никто, кроме тех, с кем она путешествовала в своем бывшем клане, не должен был знать.
— Мне было 18 лет, когда умерла мама Лилиан. Это было вскоре после того, как я раскрыла того Корпо, и мы надрали всем задницы. Но… похоже, ему не очень понравилось, что его выставили дураком. Он послал за нами большой отряд корпоративных наемников… мы справились с ними, но мама Лилиан… она получила несколько ужасных выстрелов в живот. Я никогда не забуду эту гребаную вонь… — тихо пробормотала она, даже не замечая, что Дэвид вздрагивает от ее слов.
— … До того, как все это случилось… даже до того, как я попала в Нетраннинг… я любила музыку. Словно я родилась обожая музыку. Классическую. Старый рок-н-ролл, синтвейв, старое кантри и мой любимый металл. Это было… фантастично. Я всегда хотела собрать свою собственную группу. Поэтому, конечно, я играла на гитаре. Пробовала играть на барабанах. У меня неплохо получалось и то, и другое, но… Я всегда была очарована скрипками. Конечно, не может быть и речи о том, что хорошую скрипку можно просто найти на каком-нибудь заброшенном складе в глуши, верно? — Она знала, что это звучит странно, но она специально вела разговор в это направление.
— Так вот, получилось, что именно там мы нашли мой Страдивари. Сначала я была так плоха, но после долгих занятий и практики я стала… очень очень хороша. Мама Лилиан чертовски гордилась мной… когда могла, она просила меня играть для нее.
Она подняла взгляд от своей лапши на Дэвида, ее глаза казались… усталыми. Мертвыми внутри.
— Она попросила меня сыграть для нее, когда она умирала. Ее было не спасти. Они уничтожили ее желудок, печень и почки. Она умирала, и умирала в муках. Поэтому они дали ей достаточно обезболивающих, чтобы она не мучилась… и я играл на скрипке, пока моя мама умирала.
Моя прекрасная девочка… Киара… не волнуйся, детка. Я… я всегда… всегда… всегда… всег-
Она тяжело сглотнула и усилием воли заставила себя сдержать слезы, которые грозили вырваться наружу.
— …После этого все изменилось. Роско обвинил меня в том, что случилось с мамой Лилиан. Сказал, что если бы я не унизила Корпо, она бы не умерла. Когда я потеряла мать, я потеряла и отца. Меня не выгнали из клана, но я быстро стала черной овцой, полезной только благодаря своим навыкам. Мне больше не были рады у костра, а Роско сказал, что если я еще хоть раз сыграю на своей скрипке, то он сожжет её.
Дэвид медленно кивнул, и от того, сколько сочувствия сочилось из его лица, чувство вины начало расти в ее нутре. Тот факт, что она все это время собирала информацию о нем, заставлял ее чувствовать себя…
Как суку.
— Так вот почему ты ушла. Быть отвергнутым людьми, которые были тебе дороги… это, наверное, было нелегко. — мягко сказал он, застигнув ее врасплох до такой степени, что она горько рассмеялась.
— О нет, Дэвид… Я не уходила. Я была продана.
Нет. Нет, не надо… не надо говорить об этом Киви.
Он был слишком близко. Слишком близко. Она должна была копаться в его секретах, а не раскрывать свои собственные. Но она просто плыла по течению. Последний раз она говорила об этом много лет назад, когда напилась с Фалько до такой степени, что было чудом, что она не отравилась алкоголем. И даже тогда она никому не рассказывала о том, как это произошло. Что на самом деле произошло в тот день.
Она закрыла глаза, рамен в ее желудке начал слишком сильно распирать ее, и она отодвинула миску в сторону.
— Через несколько месяцев после смерти Лилиан к нам присоединился новый участник. Лиам. Он был…
Он был сильным. Обходительным. Нежным и жестким в равной степени.
— … Мы встречались, несмотря на то, что я был черной овцой в «Вихрях». Я любила его. Я доверяла ему. Мы были вместе почти два года, когда все начало идти… не так. Роско начал совершать набеги не только на корпоративные конвои. Он начал трясти случайных людей. Стал приказывать нам убивать людей, которых мы обычно отпускали с предупреждением. Начал… — она сделала еще один вдох, все еще не обращая внимания на выражение лица Дэвида. Ради всего святого, она даже не должна была рассказывать об этом, но если бы она попыталась остановиться сейчас… она не думала, что вообще способна на это. Боже, как до такого дошло?
— Они начали вести себя как Раффены. Дерьмо, которое разбило бы сердце Лилиан, если бы она когда-нибудь стала свидетелем этого. Всего этого. Я не смогла промолчать после того, как увидела, как Роско всадил по патрону в голову каждому члену целой семьи только потому, что мама работала в той же корпорации, что и тот парень, из-за которого погибла Лилиан. Я сказала ему, что Лилиан была бы в ужасе. Что «Вихри» должны были летать вместе, а не тонуть в гребаной грязи. Я умолял его остановиться, отступить.
Ее дыхание стало слишком тяжелым, в уголках зрения начали образовываться маленькие черные точки. у нее началась гипервентиляция. Черт. Сделав глубокий вдох и задержав его, она медленно смогла подавить нарастающий приступ. — Он сказал мне, чтобы я шла нахуй. Что я не являюсь настоящей частью клана, и что если я хочу уйти, то могу свободно уйти. Так я и поступила. Я поговорила с Лиамом, и мы подготовились к уходу. Собрала те немногие вещи, которые имели для меня значение. Мой Страд, несколько сувениров от мамы Лилиан… Евродоллары, которые я скопила. Мы собирались пробиться в Найт Сити.
Она покачала головой, так как начавшаяся дрожь не желала утихать ни на секунду. Она не задумывалась об этом столько лет, а теперь вот оказалась посреди гребаного зала игровых автоматов, выкладывая все начистоту парню, у которого она планировала выведать как можно больше секретов. Дэвид тем временем спокойно сидел, глядя на нее. Он закончил есть, и она могла сказать, что он не… Бывает такой взгляд у людей, когда они ждут, что ты продолжишь рассказывать историю.
У Дэвида такого взгляда не было. У него было выражение нарастающего сочувствия и праведного гнева… но никаких ожиданий. И никакой жалости.
Поэтому она продолжала говорить, чувствуя себя все менее и менее причастной, по мере того, как подходила к предательству.
— Лиам привел нас в переулок, сказав, что бар находится как раз в этом месте. Я не стал слишком глубоко изучать улицы Найт Сити, доверившись ему, что он приведет нас туда, куда нужно. Я уже горевала о потере «Вихрей», но у меня была надежда. Надежда на то, что мы с Лиамом сможем создать что-то свое в этом городе. — Ее глаза сузились, когда все вернулось. Она рассказала Дэвиду о своих воспоминаниях: вонь в переулке, склизкость водосточных труб… и внезапное появление мусорщиков в их стереотипных масках.
— Я испугалась, собиралась вытащить свою деку, выдать очередь быстрых хаков… и тут Лиам ударил меня электрошокером.
Гневный выдох Дэвида привлек ее внимание, зарождающийся гнев заставил ее почувствовать себя… лучше, поскольку она продолжила свой рассказ, решив рассказать все до конца. В данный момент это было необходимо.
— Мой парень, с которым мы встречались два года обездвижил меня, быстро удалил все мои быстрые хаки и отдал Мусорщикам. И пока Мусорщики передавали деньги, Лиам просто… просто пожал плечами. Сказал, что Роско принял решение, и он не собирается ослушаться лидера. Сказал, что мне следовало держать рот на замке. — Она чувствовала, как старое предательство поднимается из глубины души, вспоминая, как ее глаза были настолько наполнены слезами, что последний его образ, который она видела в своей жизни, был затуманен этими слезами.
Ты должна была понять, что это произойдет, детка. Я пытался предупредить тебя… но я и так слишком многим пожертвовал, находясь с тобой, и я не позволю Роско набивать себе цену. Я все еще люблю тебя… Просто я люблю себя больше.
— То, что произошло дальше… ты же знаешь, что Мусорщики иногда делают Хардкорные БД. Смесь изнасилования, пыток и прочего. Они не стали меня насиловать. Нет, у них было что-то более… умное. Они хотели проверить, сколько времени понадобится, чтобы кто-то умер от чистой боли и шока. Поэтому они решили лишить меня челюсти.
Дэвид еще больше напрягся, и Киви устремилась вперед: она увидела уже не зал игровых автоматов, а заброшенное здание, в которое ее привезли. Пристегнутая к стулу, громкий индастриал-металл, играющий на полную, мать его, громкость, с подносом, полным инструментов.
— Они не просто начали отрезать ее. О нет, — она беззлобно рассмеялась, ее глаза были дикими, почти маниакальными. — Они проходили слоями. Скальпель для моей кожи. Молоток, чтобы раздробить челюстные суставы. А затем промышленная пила, чтобы отсоединить всю конструкцию.
Агония, через которую она прошла. Крики, которые рвались из ее горла, когда они вгрызались в нее, разрывая ее плоть, останавливаясь только для того, чтобы вколоть ей лекарство, чтобы она не истекла кровью слишком быстро.
И все это время они подключали ее к терминалу без связи, чтобы ее крики превращались в слова, а мысли неслись вскачь. Она умоляла их остановиться. Чтобы больше не причиняли ей боль.
Это заставляло их смеяться. Они поощряли ее кричать громче. Она хотела умереть. Она так сильно хотела умереть, а потом они отрезали ей челюсть… Они показали ее ей, играя с ней, как с игрушкой. Ее рвало от боли, кислота из желудка причиняла еще большую боль задетым нервам, ее язык высунулся, касаясь горла. Она была…
— Они сломали меня. — сказала она в конце концов, осознав, что все это время, глядя вдаль, произносила свои мысли вслух. — Не знаю, как долго они меня продержали, но наконец кто-то пришел. Много кого. Кучка наемников, зачищающих Ден, искала кого-то конкретного… Не знаю, кого. Так и не узнала. Но они убили моих мучителей и уже собирались оставить меня, когда увидели, что я могу общаться с помощью экранов. Я использовала каждый кусочек своих знаний нетраннинга, чтобы говорить с ними.
Она помнила, как на экранах вспыхивал текст.
Помогитепомогитепомогите. Повторяла, снова и снова, с таким отчаянием. Она была готова на все, лишь бы выбраться оттуда. Чтобы спастись. Чтобы выжить.
— Они почти оставили меня, но, видимо, им дали приказ… поэтому несколько из них остались, чтобы вытащить меня из кресла, а остальные… я не знаю, для чего они там были, кроме как для истребления Мусорщиков. Но в конце концов я отключилась. Очнулась я через несколько дней в медицинском центре вот с этим… — сказала она, все еще чувствуя себя немного не в своей тарелке, прижимая пальцы к металлу лицевой пластины. Опустив руку на стол, она покачала головой и продолжила свой рассказ.
— … Фиксер послал команду, чтобы сделать… какую-то работу для него, и решил, что мое ущербное владение Нетраннингом достаточно интригующе, чтобы вытащить меня и восстановить мою голову, чтобы поддерживать все это. — сказала она, отрывисто показывая на свою маску.
— Даже если бы я никогда больше не встретила его, я бы узнала его лицо после этого. В конце концов, не каждый день встретишь такую оптику.
Дэвид наконец заговорил, казалось, не в силах молчать, его глаза сузились.
— Ты же не имеешь в виду…?
— Фарадея? Да. Он спас мне жизнь, и он никогда не позволит мне забыть об этом. — Она задрожала еще сильнее, словно вышла из ледяной ванны. Она всегда чувствовала холод. Всегда замерзала. Как будто тепло больше никогда не могло до нее добраться. Она закрыла глаза на мгновение, чтобы отогнать воспоминания о собственных криках, металлической музыке и смехе похитителей, прежде чем наконец позволила себе посмотреть в глаза Дэвиду. — Итак. Вот и вся моя история. Я обожглась. Ужасно сильно. И я больше никогда не собираюсь подвергать себя такому риску.
И именно поэтому я собираюсь облапошить тебя. И неважно, что от этого мне хочется блевать.
Дэвид, в свою очередь, выглядел совершенно ошарашенным и разгневанным. Что было… ну, она не привыкла к такому. Как она и подметила ранее, она никогда не говорила об этом. И уж тем более не рассказывала всю историю. Так… что же вызвало этот гнев? Внезапно все стало казаться… казаться слишком большим. Все было слишком маленьким, а здание словно надвигалось на нее.
Ей нужен был воздух. Ей нужно было выбраться наружу.
— Я… я не думаю, что хочу здесь оставаться. Прости, что потратила твои деньги и время впустую. — Она внезапно встала и пошла прочь так быстро, как только могла, ее дыхание было неглубоким, но учащенным. Ей приходилось заставлять себя делать более медленные и глубокие вдохи, иначе она могла потерять сознание. А это было нежелательно. Когда она вышла на улицу, ее руки напомнили ей о том, что она все еще дрожит и трясется, словно вышла из морозильной камеры с мясом.
— Киви…
Она медленно повернулась, не зная, что ответить на взгляд молодого латиноамериканца, стоящего перед ней и выглядящего грустным, но в то же время решительным.
— … Киви, мне очень жаль. Мне жаль, что ты прошла через это. Я даже представить себе не могу, каково было пережить такое предательство. Но даже если ты мне не веришь, я все равно хочу, чтобы ты знала… — Дэвид посмотрел в сторону, прежде чем его челюсть сжалась, и он посмотрел ей в глаза. — Я никогда не предам тебя. И никогда больше не позволю причинить тебе такую боль. Обещаю.
Обычно Киви реагировала на подобное по-разному. Могла насмешливо рассмеяться. Проигнорировать. Но сегодня… Единственное, что пришло ей в голову, — задать вопрос.
— Почему тебе не плевать? Какое тебе дело до того, что я окажусь в дерьме?
Почему он продолжал пытаться?
Ведь окружающие наверняка говорили ему, чтобы он держался от нее подальше. Она могла сказать, что его ИИ ненавидел ее. И хотел, чтобы она была подальше от него. Но он все равно продолжал… Она предполагала, что отчасти это могла быть Люси, так как у девушки была привязанность к ней… та, которая была возвращена, но…
— Потому что я не хочу, чтобы мы враждовали друг с другом, Киви. — мягко сказал он, жестом указав на соседнюю скамейку, которая была не занята, присел и дал ей возможность решить, сядет ли она рядом с ним.
— Потому что… Потому что Люси очень любит тебя. Потому что иногда я вижу в тебе что-то такое, что заставляет меня хотеть узнать тебя. И даже если бы ты мне не нравилась, хотя что я пытаюсь сказать? Нравишься. На самом деле ты мне действительно очень нравишься. Но даже если бы ты мне не нравилась… я бы все равно хотел выследить ублюдков, которые причинили тебе боль и продали тебя, а затем прибить их как бешенных псов.
Где-то глубоко внутри себя она хотела в это верить. Хотела. Она хотела снова почувствовать семью и общество… но это было так сложно. Прошло более 10 лет с тех пор, как все это произошло, и усвоенные модели поведения не могли просто… исчезнуть из-за того, что кто-то сказал что-то хорошее.
— Это больше не имеет значения. Это уже в прошлом. — сказала она просто, не глядя на него… даже если в итоге неосознанно наклонилась к нему.
— И это все еще причиняет тебе боль. А значит, это причиняет боль и мне, Киви. — Его слова были пылкими, и хотя все, чему она научилась за эти годы, говорило ей, что не стоит ему верить… она не могла изменить того факта, что в глубине души верила. И это заставляло ее чувствовать себя… очень очень очень тепло.
— Киви…
Дэвид, казалось, колебался, прежде чем двинуться вперед, его глаза сузились в решимости. …он выглядел довольно мило с таким выражением.
Стоп, что…?
— Киви, ты этого не заслужила. Ничего из этого.
Она моргнула. Ей пришлось моргнуть, потому что по мере того, как он говорил, у неё начали образовываться слезы.
— Остановись.
— Киви. Ты не заслужила ничего из этого. Это был пиздец, и это было ужасно, и это была не твоя вина.
— Дэвид… — Ее дыхание стало прерывистым… а слезы текли без остановки, на волосок от рыданий. Ее вывело из этого состояния ощущение руки, коснувшейся ее руки. Она всегда была такой холодной… но его рука. Она излучала тепло. По ее руке пробегали полоски тепла, заставляя ее чувствовать себя…
Защищенной. Когда в последний раз она чувствовала себя в безопасности?
Сначала она не двигалась, пока наконец не перевернула руку, чтобы переплести свои пальцы с его собственными. Он был… Тепло было пьянящим. Она хотела сказать… что-то. Но он прервал ее еще раз.
— Ты не заслужила того, что с тобой случилось.
И она снова сломалась. Но в отличие от первого раза, когда она сломалась, когда эти демоны в человеческой плоти мучили ее так, что она никогда не смогла бы забыть… Это было похоже на чистый перелом. Как шея после недельного напряжения, как спина после хорошей растяжки… Как инфицированная рана, которую промывают. Она всхлипнула, крепче сжав его руку, и разразилась почти пронзительным воплем, когда он придвинулся ближе и обхватил ее руками. Его пьянящее тепло проникало в нее даже сквозь одежду, заставляя все чувствовать себя… менее рваным.
Впервые за много первых лет она обнимала кого-то, и это было потрясающе. Она чувствовала тепло. Она чувствовала себя в безопасности.
Она чувствовала себя чертовски виноватой.
— … Дэвид… — она колебалась. Если она сделает это, то джинна уже будет не вернуть в бутылку. Фарадей не простит ее, если он узнает. Неважно, что он не сказал ей, что она не может рассказать Дэвиду о приказе Фарадея, он воспримет это как неповиновение… и это будет иметь последствия. Но она так устала жить под угрозой. Постоянно оставаться одной, думая, что это обезопасит ее, а на самом деле ей просто не на кого было положиться.
— …Фарадей позвонил мне вскоре после твоего дела в полиции. — Если у нее и было намерение не рассказывать ему о ситуации, то этот корабль уже давно уплыл. — Он… ясно дал понять, что хочет, чтобы я собрала о тебе и Сэнди как можно больше информации. Он не знает о них, но… он подозрительный ублюдок и считает, что с твоими способностями что-то не так.