• Boosty Shared
• Bandileros

• T

• хоббит

Дратути. И снова я — я тут упоролся сегодня написать восстановляшку. И заметил, что если автор пишет туда, куда муза хочет — то получается тонны текста, а если против течения — то немного. И автор этим не управляет. Её выложу на запасном канале, не здесь. Там снова всякое пошлое — но не как в тот раз, в лёгкой форме. И не важно, это просто восстановляшка — она технический текст, а не серьёзный фанфик. Автор, повторюсь — этим не управляет — если ему хочется написать — то это как плыть против течения и по течению. По течению силы расходуются так же, а результата в десять раз больше.

За себя я имею вам сказать, что я продолжаю болеть — как мне подсказали — у меня диабетина. Причём давным-давно, ещё до того как я писать начал была. Просто сейчас я уже не могу её терпеть. Придётся как минимум раскошелиться на глюкометр (сбор я слева сделал, спасибо тем, кто прислал — глюкометр для диабетика штука архиважная, диабетики поймут). И записался к врачам — но то ещё дождаться надо. Болезненный я, да, диабет — а от него стопятьсот побочных осложнений.

Вот я и получил подтверждение, что я сладенький :)

Ладно, шутки шутками — а прода продится, прошу любить и жаловать. За Фродо!

5.txt

— Ты знаешь, откуда появились хоббиты? — спросил Гэндальф, — я, признаться, не смог найти ни одного исторического упоминания.

— Хоббиты появились давным-давно, ещё до появления людей. Это разновидность людей, если так угодно — они менее подвержены искажению арды, тьма, что поселилась в сердцах людей — в гораздо меньшей мере затронула хоббитов. Народ этот всегда был малочисленным по сравнению с людьми — и предпочитал простые, приземистые и бытовые желания. Это эксперимент или неведомый мне замысел творца, но хоббиты правда удивительные создания. Тогда как мысли людей обращены к власти и деньгам, но не лишены и благородства, эльфы творцы и философы по своей природе — хоббиты занимают удивительную в этой иерархии позицию — вне её.

— Вот с этим я соглашусь, — кивнул Гэндальф.

— Народ совершенно миролюбив и лишён жажды власти и богатства, отравляющие сердца людей, Народ, что живёт в полной гармонии с природой. Хоббиты предпочитают домашний уют, простой труд в поле и беря от природы то, что им нужно для сытной и счастливой жизни. Наслаждается самим своим существованием. В этом экзистенциализм хоббитов, особое отношение и к жизни, и к смерти. Они не любят умирать — но и не боятся её так, как люди — хоббиты более близки к природе, едины с ней.

— Я слышал это когда-то очень давно, — сказал Гэндальф, — умирая, люди сожалеют о том, что не сделали — а хоббиты вспоминают, какую счастливую и спокойную жизнь прожили.

— Поэтому легко принимают смерть. Как естественный, но вовсе необязательный атрибут жизни, — пожал я плечами, — хотя сейчас не лучшее время поговорить о Шире.

— Да, — Элронд встал, — пойдёмте спать. А завтра поутру — сообщим всё на совете.

* * * * * *

Вечер в Ривенделле был прекрасен. Эльфийки тут — высший сорт, красивые и статные. Даром что такой хоббит, как я — а я нынче хоббит — не особенно их стеснял. Да и эльфы были строгим народом.

Сладко выспавшись в мягкой кровати, поутру, прошёлся по галерее дворца Элронда и нашёл статую, изображающую женщину, держащую в руках поднос. А на нём лежали обломки меча — за ней на стене была картина, изображающая войну последнего союза. Саурона.

Саурон — вернейший и самый злобный слуга Мелькора — его правая рука. Я никогда не мог понять логики Мелькора и Саурона — в чём их смысл? По всему выходило, что в них такой же смысл как в болезни — она ничего хорошего и осмысленного не привносит в мир — лишь искажает и уничтожает то, что должно без них хорошо работать.

Но какой-то своей непостижимой логике следовало местное зло — воплощению не человеческого или эльфийского разума, а злой натуры, которая стремится испоганить всё, чего коснётся — без какого-либо смысла и задачи.

На картине Саурон был показан с огромной палицей, которой орудовал в бою. Картина хоть и была сделана в стиле примитивизма — прекрасно передавала злобность фигуры Саурона. На пальце его блестело кольцо, в глазницах шлема горел красный огонь. Я запрыгнул повыше и взял с подноса рукоять меча. Ему предстояло сыграть большую роль в истории средиземья. В руках правителя Гондора.

— Ох, какой тяжёлый.

— Этот меч не по вашей руке, мистер Бэггинс, — раздался голос Элронда позади меня, — я искал вас.

— Ох, прошу прощения, — я убрал меч обратно, — было интересно посмотреть на реликвию.

— Она доступна для всех желающих. Этим мечом срубили кольцо Саурона.

— Он просчитался немного, — покивал я, — считая, что не сможет потерять пальцы. Выглядит как случайность — махнул обломком меча, случайно срубил пальцы, а там колечко, и бац — улыбнулся я, — проиграла вся армия.

— Этим война не закончилась.

— Да, я был там. И вы были там, — кивнул я, — я был простым солдатом.

— Вот как? Значит, мы воевали в одном бою.

— Да, и я, признаться, не думал, что переживу тот бой. Саурон меня огрел в числе первых и я отлетел, дальше уже разворачивалась битва между вами и ним. Я был неподалёку, ранен. Но меня спасла моя замечательная кольчужка, — я поднял полы рубахи.

— О, — владыка Элронд понимающе посмотрел на меня, — Мифрил?

— Да. После одного эксперимента, когда я получил заряд стальной дроби в себя — учитель, Феанор, выковал для меня кольчугу, закалил её в световой печи в свете древ, и использовал одному ему ведомые тайны материаловедения и магии, чтобы сделать её особенно надёжной. Я так и не смог повторить этот материал. Хотя, признаться, неплохо экипировал наших гномов. Тайна материала под названием галворн мне известна. Оружие и кольчуги наших гномов сделаны из него.

— Я знаю этот металл — он очень редок. И превосходит сталь во всех отношениях.

— Не во всех. Хотя он хорошо подходит для доспехов. По моему мнению.

— Пора идти на совет. Радагаст и Митрандир настояли, чтобы пригласить тебя. Признаться, я тоже был за — ведь ты самый старший из эльфов средиземья. Хотя и не совсем эльф.

— Пойдёмте.

Элронд провёл меня на совет — он собирался на утёсе скалы, там было что-то вроде патио — дворик, колонны, сверху крыша, несколько статуй, балкон над долиной, старинный каменный стол. Гэндальф уже сидел и пил чай. Я на него дурно влияю.

— Вчера мы прочитали руны, — сказал Элронд мне, — и выяснили, как попасть в гору. Тебе интересно?

— Нет, не особенно, — покачал я головой, — всё равно мне скажут туда идти. Прямо в пасть к дракону. Ну гномы, ну… — я вздохнул, — боже, и куда я только ввязываюсь?

За столом сидел ещё Сарумян. Он же саруман белый — худощавый старик в белом балахоне. Гэндальф на его фоне выглядел очень обычным, приземлённым старцем — а Саруман импозантнее, но взгляд у него холодный и недовольный.

— Владыка Элронд, этого хоббита вы так хотели пригласить?

— Совершенно верно.

— Я полагаю, ему не место на нашем совете, — сказал Саруман, но взгляд мой был прикован не к нему, а к статной фигуре эльфийки, которая стояла на балкончике и смотрела на рассвет.

— Вернёмся к делу, — Элронд отвлёк его.

— Гэндальф, — Сарумян мне более внимания не уделял, — Ты думал, твои планы останутся никем не замечены?

— Я поступаю так, как считаю верным, — ответил Гэндальф.

— Дракон давно тревожит тебя, — сказала Галадриэль, которая внимательно меня осмотрела и конечно же не узнав, отвернулась.

— Смауг, — Гэндальф проявлял поистине гномье упрямство, — пока ещё не служит никому. Если он встанет на сторону врага — он может быть использован для ужасных целей.

— Какого врага? — возмутился Сарумян.

О, а вот и наша классика, архиклассика. Проще проблему не замечать, чем решать — незачем мутить воду, пока всё не завонялось — лучше не трогать. И вообще, вы ещё докажите, что проблема есть… Сарумян ну чисто министр какой-нибудь — которому отвертеться бы только.

— Саурона, — вмешался я.

Гэндальф на меня недовольно посмотрел.

— Саурон был повержен. Он никогда не обретёт прежнего могущества.

— Вы так в этом уверены? — возразил я возмущённо, — единое кольцо утеряно — и один моргот знает, где оно есть. Может быть, оно уже в Мордоре? К тому же мы даже не знаем, где кольцо, которое носил Траин. Одно из колец гномов.

— Без кольца всевластья эти кольца не представляют ценности для врага. А оно давно утеряно.

— Утеряно, — цыкнул я зубом, — мне нравится это определение. Правильнее сказать — мы не знаем, где оно — и возможно, не знает и враг. Но кольцо всегда будет стремиться к своему хозяину — оно не может быть выкинуто в море или покоиться на дне реки — оно найдёт путь к своему хозяину само.

— Ты наивен.

— Нет, это ты наивен, Саруман, — возмутился я, — кольцо гномов неизвестно где, единое кольцо утеряно — то есть возможно уже на пути в Мордор… Враг был, есть и пока единое кольцо не уничтожено — нельзя считать его поверженным. Лишь временно затихшим.

— Кольцо давно унесло в море водами Андуина, — ответил с явным пренебрежением Саруман.

— Конечно, можно сидеть у реки и ждать, пока не проплывёт труп вашего врага — но я в такой метод решения проблем не верю. Предполагать, что враг повержен — это самообман, сладкий, приятный и очень комфортный самообман. Затихнуть и сделать вид, что ничего не происходит. Я в это не верю. Кольцо могущественный артефакт зла — оно не может быть просто выброшено или унесено в море рекой — его нашли. Его достали из под воды — оно совратило разум и поработило того, кто его нашёл. Кольцо — будет стремиться вернуться к своему хозяину. Это могущественная магия, недоступная вам, по всей видимости.

Элронд явно не ожидал от меня такого. А вот Гэндальф был согласен полностью.

— Боюсь, я вынужден согласиться с мистером Бэггинсом.

— Вот уже четыреста лет мы живём в мире, которого с таким трудом удалось добиться, — гнул свою линию Элронд.

— По-твоему это мир? — возразил Гэндальф, — тролли спускаются с гор, орки напали на нас по дороге.

— Едва ли это прелюдия к войне, — нахально заявил Элронд.

— Вечно ты во всё вмешиваешься. Ищешь подвоха там, где его нет.

— Пусть говорит, — вмешалась Галадриэль.

Гэндальф решил блеснуть ораторским искусством.

— Пробуждается некая сила. И она пострашнее Смауга. И куда могущественнее! Недуг поразил зелёный лес — Лесовики теперь называют его лихолесье. Они говорят, что некромант поселился в Дол-Гулдуре. Чародей, оживляющий мёртвых!

Я нашёл на столе чай и выпил. Хороший, эльфийский.

— Это абсурд. Такой силы не существует в этом мире! — возразил Саруман, — колдун, заигравшийся с чёрной магией.

Гэндальф получил голосовое сообщение от Галадриэль. Личное — то есть телепатией — она очень пристально на него смотрела.

Пока Саруман произносил свою речь, Гэндальф выложил на стол то, что принёс Радагаст. Элронд с опаской развернул свёрток, обнажив чёрный короткий клинок.

— Моргульский клинок, — узнал его Элронд.

— Изготовлен для короля из Ангмара. И похоронен вместе с ним. Когда Ангмар пал, люди севера забрали всё, что принадлежало ему и похоронили в высоких холмах Рудаура. Его похоронили в столь тёмной гробнице, что свет не проникал туда.

— А есть доказательства, что это оружие из…

— Сарумян, заткнись, — я вспылил, — ты мне надоел! Ты хоть понимаешь, что происходит? Или ты ищешь способ поменьше тревожиться и что-то делать, лишь бы отвертеться? Тебе нужны доказательства, чтобы что-то начать предпринимать?

— Помолчи, полурослик.

— Нет, это ты помолчи. Ты мне надоел, старый пень! — я не на шутку разозлился, — у нас тут Саурон вылез, а ты всё ищешь лазейки как бы убедить всех ничего не делать. Тебе мало вещдока? У тебя видимо помутился разум, если майар не может учуять магию этого клинка. И не верит компетентным эльфийским барышням, что постарше тебя будут, пень ты подберёзовый, — фыркнул я, — Этот клинок был выкован для короля по имени Градор. Он принял одно из колец людей, и впоследствии стал одним из назгулов. Само наличие этой вещи означает, что Саурон вернулся. Назгулы служат лишь ему одному.

Саруман разозлился в ответ:

— Кто его вообще сюда пустил?

— А ты что тут делаешь, вообще в средиземье ты зачем нужен? Смотри, Саруман, ты сейчас ходишь по очень тонкому льду, поскольку пытаешься затереть явные сигналы к тому, что нужно шевелиться. Играешь на стороне Саурона?

— Ты обвиняешь меня в этом? — он схватил свой посох и направил его на меня. Я схватил свой и направил на Сарумяна.

Мой посох оказался помощнее — ещё бы, я ведь колдун то далеко не слабый. Не хуже всяких там истари буду — у меня было много времени оттачивать мастерство — и Сарумян опустил своё оружие.

— Вот то-то же. Слушай, Сарумян, — я встал, — насколько я знаю, в твоей башне пылился один из Палантиров. Ты случайно его не находил? А то уж больно тон у тебя резкий и пытаешься сделать вид, что ничего не происходит. Ты часом не подвергся влиянию тёмных сил?

— Это оскорбительно такое предполагать, — сказала Элронд.

— Почему же? У него в штабе валяется один из Палантиров Гондора — неплохо бы сдать находку на хранение в Ривенделл, и запереть как следует, чтобы не искушать всяких чародеев в него заглядывать и подвергаться влиянию врага.

Саруман возмущался — аж усы топорщились.

— Ты уверен в этом, Бильбо?

— Абсолютно, — ответил я, прокручивая в руках посох и поставил его к столу, — Я много раз встречал чиновников, которые точно так же стараются ничего не делать — а вы докажите, что угроза есть. Нет, так не делается — уже обнаруженного достаточно с лихвой, чтобы предпринимать действия. Мы всегда должны исходить из худшего, а именно из того, что Саурон вернулся. Пусть он пока ещё слаб, но он вернулся. Эта сволочь мне ещё тогда надоела!

— Ты отважный хоббит, — сказала Галадриэль, — откуда тебе знать про Саурона?

— Кхм… это не совсем Хоббит, — вдруг смутился Гэндальф.

— Вот как?

— Это просто удобная личина для похода. И её смена не всегда приятна. Я так и знал, что ты меня не узнаешь, Галадриэль.

— Мы знакомы? — отстранённо сказала мудрая эльфийская правительница.

— Да, давным-давным-давно. Тогда тебя звали малышка Нэрвен, — я мило улыбнулся.

— Я не малышка, — строго сказала Галадриэль.

— Ну я же говорю — Тогда. Значит, когда ты под стол пешком ходила, мы и познакомились. А у меня имён больше, чем у тебя. Хотя впервые я тебя увидел когда ты ещё только начинала ходить — твоя мама устроила по этому поводу знатную пирушку, мы тогда перепились и нас с Феанором — твоим дядей, выперли пьяных. Мы тогда пошли в мастерскую и добравшись немного медовухой, которую он купил у тэлери, и нажравшись до состояния риз начали экспериментировать с мифрилом. Как раз тогда его мастерскую я и взорвал в третий раз — после чего он меня лет двадцать палкой гонял, пока не успокоился. Ох, были ж времена, — мечтательно вспомнил я, — мелькора усмирили, древа светили, красота.

Она повернулась резко, всматриваясь в меня.

— Сумасшедший эльф, — произнесла она на Синдарине, — так это ты!?

— Всё так, — я встал и поклонился.

— Я думала, ты давно умер! Ещё до событий с тэлери!

— Что? Да я ж с вами всё время был, вместе в средиземье пришли, и всё время я тут жил. Почти во всех крупных войнах участвовал.

— Не может быть. Значит, у нас есть надежда — дядя считал тебя возможно самым гениальным из всех эльфов.

— Брось, Феанор меня палкой бил и не подпускал к своей мастерской.

— Это потому что он не хотел, чтобы ты возгордился, — ответила Галадриэль, — что было дальше? Ты последовал за ним?

— Да, до самого его конца. Но я не стал приносить клятвы и заниматься подобной ерундой — просто в меру сил помогал Нолдор, когда на то было желание и возможности.

— Вот оно как… как это занятно, — задумалась Галадриэль, — что ты думаешь про нынешнюю ситуацию?

— Саурон как всякий порядочный уголовник — свой пожизненный срок отмотал и откинулся.

— Избавь меня от своего наречия, — она потёрла виски, сощурившись, — я думала, уже не услышу из уст эльфа подобное. Семь тысяч лет прошло, а ты всё ещё так говоришь.

— Ну, барышня, — я развёл руками, — можно говорить высокопарно — я не против. Кумекаю я так — Саурон живуч из-за своего кольца. Где кольцо — мы не знаем — а оно правда мощное, такое не потеряется на дне реки, как думает этот старый пень.

— Ты вдвое его старше, — заметила Галадриэль.

— Я вечно молодой, между прочим, — заметил я, — и угасанию не подверженный. Ладно, моргот с ним с этим саруманом. Саурон однозначно возвращается — я в этом уверен. Я изучал историю и культуру средиземья и всей арды с первых дней своих, кропотливо всё записал, педантично. Появление зла не просто так — чих это преддверие болезни, не стоит относиться к нему несерьёзно.

— Ты тоже уверен, что зло возвращается?

— Да, абсолютно. Если лихолесье ещё можно понять, троллей тоже — то вот моргульский клинок это очень серьёзно. Назгулы служат своему хозяину, души их связаны с ним — и пока он слаб — они тоже будут лежать бездыханно. Лишь когда он наберёт немало сил — они могут появиться в мире живых. И раз появились — значит, Саурон набрал силы. Другого варианта нет. Враг близко.

— Это не доказано, — возмутился Саруман.

— По-моему, не составит труда проверить эти гробницы. Это во-первых — а во-вторых — мы всегда должны исходить из худших опасений. И быть готовыми к тому, что всё ещё хуже, чем мы опасаемся. Такое моё мнение.

Очевидно, Элронд был классическим политиком и администратором. Работает — не трогай, а если что-то не так — проще всегда сделать вид, что всё в порядке.

— Это разумные опасения, — сказала Галадриэль, — я бы предпочла попросить тебя о помощи.

— Э, не, это исключено, — я выставил руки вперёд, — я не брошу друзей в беде. Ну а так же мне не нужны доказательства большие, чем этот клинок.

— Может быть это и не тот клинок? — спросил тоном кинопровокатора Саруман.

— По твоему, кто-то искусно подделал моргульский клинок, чтобы нас запутать? — выгнул я бровь, — но с этим нужно что-то делать.

— И поэтому, — Элронд пошёл по кругу, — ты ввязался в авантюру гномов.

— Саурону нужен Эребор. И дракон, возможно, и особенно сам Эребор. Стратегическое положение горы и её защищённость позволит ему превратить пустошь вокруг горы в новый Мордор, а лихолесье — в его естественную защиту. И нарубить там дров, попутно — военная экономика как-никак требует ресурсов. В Эреборе этих ресурсов просто немеряно — а ещё там есть золото. Столько золота и других драгметаллов, что можно проспонсировать десяток крупных войн.

— Он не сможет легко им распорядиться, — сказала Галадриэль отстранённым тоном, — но ты прав — богатства Эребора — это огромный куш. И получив их, враг не будет сдержан в средствах.

Я ей благодарно кивнул.

— От успеха гномов зависит судьба не только их народа — Эребор это не просто гора — это тысячи кузен, оборудование — в том числе стратегических масштабов — сталелитейные печи гномов, таких объёмов, что вам и не снилось. Вся промышленность Гондора и Рохана по выплавке чугуна уступит вдвое Эребору.

— Зачем им чугун? — возмутился Саруман.

— Из него изготавливают сталь, чугун это первая стадия очистки железа. Для войны нужны три вещи — деньги, деньги и ещё раз деньги — а в Эреборе есть и они, и всё, что нужно, чтобы вооружить целую армию. Но более всего Саурона должно влечь не золото, а то, что дороже него.

— Аркенстон? — спросил Элронд.

— Мифрил? — предположила Галадриэль.

— Гораздо ценнее, друзья мои. Сталелитейные печи гномов.

Галадриэль выглядела разочарованной.

— Какую значимость имеют какие-то печи?

— Леди галадриэль, вооружение армии — требует сталь. Много стали. В Гондоре и Рохане льют сталь по-старинке — низкокачественные металлы, которые очень долго очищают и доводят до ума — но печи гномов очень мощные, они производят сталь в очень больших, по сравнению с старыми технологиями, количествах. Производство качественной стали — обходится в пересчёте на единицу её объёма — где-то в… пятьдесят-семьдесят раз дешевле. На чём, собственно, и процветали гномы. Производство во столько же раз интенсивнее. Железоделательные мануфактуры гномов во много раз производительней, чем вся индустрия Гондора, если Саурон заполучит в свои руки эту подгорную кузницу — его орки будут вооружены превосходными мечами и обряжены в доспехи, тогда как люди не могут выставить столь же качественно экипированное войско. А Эльфы редко надевают тяжёлые доспехи.

Все переглянулись.

— В твоих словах есть резон. Ты был там лично?

— Я тебе больше скажу, Галадриэль, эти печи спроектировал я. Но Феанор как-то запретил мне их строить — мол, слишком опасно — если металл так подешевеет — этим воспользуется прежде всего тот, у кого больше всего пехоты. А не тот, у кого она качественней — орки, люди… Я сдержал ему слово — но гномов посчитал достойными ребятами, да и там место такое — рядом и уголь, и железная руда, богатая… Гномы даже не знают, что это я строил печи — их происхождение засекречено.

— То есть если гора попадёт в руки к Саурону — у него появится и гора золота, и сталелитейная печь, чтобы вооружить целую армию, и возможно, дракон? — спросил Элронд.

— И ещё в качестве бонуса — сам Эребор, неприступная крепость и очень выгодный стратегический пункт. О чём и говорил Гэндальф, — я достал из кармана трубку и набил её табачком из бархатного кисета, — поэтому нельзя допустить захвата орками горы — ни при каких обстоятельствах! Иначе помимо Мордора будет ещё и Эребор. Две крепости зла.

Элронд поморщился:

— Мордор под контролем Гондора.

— Но не Саурон.

— Его наличие ещё не доказано, — сказал вдруг Саруман, которого оскорбило моё подозрение.

— И не опровергнуто. Ничем. Ну а поскольку аргументов в пользу его наличия намного больше, а против — нет ни одного — будем считать, что он в Дол-Гулдуре сейчас держит воровскую малину со своими урками, — я затянулся из трубочки, — что делать будем, друзья мои?

Все промолчали и подумали.

— Погодка то какая хорошая, — я затянулся своей чудо-травой.

— Бильбо, не одолжишь своего замечательного табака?

— Это Тоби, мой друг, — я предложил и ему из кисета взять, — я выводил этот сорт несколько веков, живя с Радагастом в его лесу.

— Никто и не подумает, — сказал Гэндальф, беря у меня табачок и запихивая в свою трубку. У него была модная курительная трубка с длинным-длинным мундштуком, — ты правда вывел его сам?

— Радагаст проконсультировал меня. Никто из эльфов и даже, я думаю, Валар, не знают о природе арды больше, чем Радагаст. Он и помог вывести этот сорт — я использовал множество растений, особые удобрения и свет талпериона, освещая растение им. Это придаёт моему зелью необычайную свежесть, успокаивающий эффект и эффективно борется с влиянием искажения. Как ни странно.

— Разве?

— На меня вообще искажение почти никак не влияет, я могу меняться только по своей воле. А вот другим полезно — хотя и вред от курения немалый. Смертным лучше не курить вообще.

— И не пить тоже, — заметил Гэндальф.

— Совершенно верно.

— Твой поход выглядит немного иначе, — сказала Галадриэль, — но даже с такой компанией, как вы собрались побеждать дракона?

— В том то и дело, что никто ничего не знает, — сказал я, — я всё понимаю — политика, все дела — но надо же думать и о влиянии на нас изменений у гномов. Политика всегда была искусством обмана — а Торин… Торин дуболом, а не дубощит — он пока ещё слишком юн. И ему передалась глупость от его отца и деда — упрямство. Мне с трудом удалось объяснить ему его миссию — что он должен получить легитимность, а не просто бежать и выплёскивать свои обиды на всех, стремясь потешить гордость… — я затянулся, выдохнул, — Торин прост, груб, прямолинеен, как и все гномы.

— Ему передалось безумие его рода? — спросил Элронд.

— Не знаю, — ответил я ему, — я знавал и Трора, и Траина, и весь их род вплоть до Дурина. Все они были такими же упрямцами — но Торин… Ему не следует проводить дни в окружении проклятого золота.