Алекс Амакава

Огромные ярко-желтые глаза, каждый с колесо от грузовика. Щели зрачков, словно пылающие по кромке и бездонные в середине. И ни грамма стыда, хоть в одном! Зато почему-то меня испанский стыд просто затапливает!

— Бог ты мой, Химари, — я не удержался, и приложил ладонь к лицу. — Ничего умнее не придумала, нет? Хоть сразу ясно, что свой разум ты свой сохранила.

Я убрал руку и опять посмотрел в глаза чудовищу. Если оно, то есть она что-нибудь еще такое глупо-пафосное ляпнет — ей-ей, врежу по заднице!

Мы обменялись взглядами — и супер-нэкомата вдруг вздрогнула… и в удар сердца сжалась в человеческую фигуру вполне себе нормального размера. С белыми кошачьими ушами, правда, и тремя хвостами, выглядывающими из-под укороченной тоже белой юкаты.

— Начало мне понравилось, смертный, — повелительно кивнула кошкодевушка, приглушив голос до почти нормального. — Готова принимать твое поклонение и дары, раз уж ты признал меня своим богом. Начинай!

Надо сказать, что канал до Сердца Мира не то, чтобы пропал — оказался прямо под ногами, гхм, богини заткнут то ли настоящей каменной крышкой в размер, то ли овеществленной иллюзией. Мана от неё перла как не в себя, аж легкий ветерок поднялся — но стены шахты продолжали бодро поглощать энергию.

— Поклонение, значит? — повторил я нарочито-задумчиво. — Знаю для этого подходящий ритуал.

И направился прямиком властительницы Сердца Мира. Которая почему-то ойкнула и обеими руками прижала подол юкаты к хвостатой заднице. Правда, тут же выпрямилась, и с гримасской недоумения на лице. Нахмурилась. И засияла, немного приподнимаясь над полом и раскидывая руки. Сразу же появилось сопротивление движению и невидимая сила начала давить на плечи и голову. Серьезно, да? А так?

Разорвать и впитать основу заклятия без канаты у меня бы не получилось, но хватило просто вбить руку поток энергии — и тот лопнул, как воздушный шарик. А мои пальцы запросто достали до белого пушистого кошачьего ушка.

— Ай-ай-ай! Ухо-ухо-ухо!!!

— Попустило? — участливо спросил я, разжимая захват.

— Ты выиграл битву, но не войну, смертный! — совсем уже своим обычным до-божественным тоном огрызнулась Химари, сразу двумя руками ощупывая орган слуха и совсем по-человечьи подняв взгляд вверх, будто так можно было что-то разглядеть у себя на макушке. — Моя месть будет страшна-а!

— Выпорю, — пообещал я.

— Да ты не посмеешь! — немедленно повернулась ко мне задом супер-нэкомата. Еще и чуть присела, отклячив задницу и виляя сразу тремя хвостами. Короткий подол купального халата — чем и является юката — угрожающе пополз вверх.

— Ой, да иди ты нафиг, — почти по-настоящему обиделся я, отворачиваясь и направляясь к стене. Где так и висел трос “рулетки”, с помощью которого я опустился вниз. — Зачем только позвал? Знал же, чем обернется…

— Юто, стой! Ну Юто-о-о!!! — кошка тут же бросилась за мной.

— Стою, — я остановился, со вздохом повернулся. — Ты ведь знаешь: я терпеть не могу, когда ты выделываешься.

— Это было так соблазнительно-о, — смешно закатила глава, изображая блаженство, хозяйка Сердца мира. — Ты вечно меня обламывал. И вокруг крутились всякие, мешали! А теперь мы как кошка с мышкой! Ну как не поиграть немножко?!

Я опять приложил ладонь к лицу. Спорить? Бесполезно.

— Лучше скажи, как ты меня так запросто опознала… мышка, — сквозь фейспалм спросил её я.

— Мы же связаны неразрывной связью, неужели еще не понял? — округлила глаза высшая аякаси. — Какая разница, как ты выглядишь, если я точно знаю, что это — ты?

Я открыл рот — и закрыл. Действительно, с первых же секунд появления Химари я точно знал, что она чувствует, глядя на меня. А она ощущала мои эмоции: давил медитацией я только страх и неуверенность, что могли помешать. На переговорах с близким… гм, существом не стоило превращаться в бесчувственный человекообразный чурбан. Ну-ка…

— Во мне — часть тебя, — просто и, наконец, без выкрутасов ответила мне кошкодевушка, отреагировав на мысленный вопросительный посыл. — Когда я поглотила умирающего “бога”, я поняла, как ты заставил его всплыть в Реальность. Оставил в нем часть своего тела и энергий, словно рыбе плавательный пузырь пережал. Еще я почувствовала, что это не убило тебя, и ты сейчас далеко-далеко.

Супер-нэкомата продолжала смотреть в мою сторону, но явно ушла в себя, возвращаясь к воспоминаниям.

— Я собрала все, что смогла и поместила в самом своем сердце, — глухо проговорила Химари. — После поглощения чужой сути во мне было больше предшественника, чем самой себя. Подкатывало безумие: и тогда, и после. Я срывалась в бесчисленных битвах, убивала и жрала, опять отражала атаки и сама нападала. Но всякий раз, когда я обращала взор внутрь себя, я видела тебя. Вспоминала. И разум — возвращался…

Шагнув к кошкодевушке, я обнял её и прижал к себе. Слова оказались не нужны. Да и невольно навернувшиеся слезы не располагают к разговорам. Говорил, меня трудно пронять. Но когда тебе заявляют, что ты центральная часть её внутреннего мира, и только потому она жива… Черт!!!

— И, как только почувствовала тебя опять близко — стала готовиться к подъему, — вернулась из воспоминаний Химари. И тут же укорила меня: — Едва успела! Не так-то просто удерживаться здесь даже не смотря на все эти бревна. А ты меня за ухо. Больно, между прочим!

— Позвать мизучи? — ехидно предложил я. — Ушко залечит… знаешь ли!

Кошкодевушку передернуло, шерсть на хвостах и упомянутых органах слуха встала дыбом!

— Не надо, а то еще съем ненароком и потом икать три дня буду, — отказалась собеседница, и, похоже, в первый раз внимательно огляделась. — Я, конечно, больше по разрушениям и битвам, но кое-что все-таки понимаю. Для моего вызова не стоило такой огород городить. Даже для убийства.

— Агеха умудрилась подставиться, — поморщился я. — Нужно очень много энергии, чтобы спасти. Как бы объяснить в двух словах… попробую передать по нашей связи. Поможешь зарядить аккумуляторы?

— Суть я уловила, — легкая мигрень, судя по всему, кольнула не только меня. — Потому. Но с одним условием.

Я не успел спросить, каким. Химари я все еще держал в объятиях, и сразу понял, чего она от меня хочет. И, потянувшись, мягко, одними губами прикусил пострадавшее ушко. Принялся лично лечить, так сказать.