Королевские земли, 288 Э.З.
“Никогда не стоит недооценивать то, как усердно люди могут работать, если будут верить, что смогут извлечь из этой работы выгоду. А также их бесконечную изобретательность, чтобы избежать работы, при которой они ничего не получают”
Эквитес Лисандер Асимахос.
Винное поместье порадовало.
Скалистая земля на южном склоне длинного хребта, с упорядоченными рядами прилично ухоженных виноградников. Хорошо протоптанные тропинки, по которым ходят и мулы, и простолюдины. Деревня с обычными хижинами: соломенные крыши, сделанные из высушенной на солнце грязи, навоза, сена, которые крепили на плетенных жердях, а те, в свою очередь, на общем деревянном каркасе. Жилища безродных выглядели одинаково и в этом мире, и в его собственном. Впрочем, виноградники можно было бы подрезать чаще и качественней, корзины содержать в чистоте или даже менять периодически, а прессы — ремонтировать. Но, в целом, это была плодородная земля, как заверил его управляющий Владыки, у которого он купил права на неё. Предыдущий налогоплательщик, — фермер, — как ему сказали, проделал приличную работу, принося за один урожай около 90 бочек вина. Что, вероятно, означало, что в поместье производится около 100.
Лисандер стоял на вершине пустой винной бочки, установленной на небольшой площади в крошечной деревне; все крепостные собрались вокруг послушать, что он скажет.
Они смотрели на него с некоторым подозрением.
Вероятно, прежний фермер-налогоплательщик выжимал из простолюдинов слишком много жизненных соков, но он был демоном знакомым, к которому уже привыкли, а вот Лисандер — что-то неизвестное, а потому, пугающее. Люди банально опасались того, что могут принести с собой перемены в лице нового хозяина. Возможно, ситуацию немного усугубляло то, что он прибыл с двумя новобранцами капитана, которые блистали своими начищенными пластинчатыми доспехами и производили образ весьма внушительны, опасный.
В толпе находилось не только большая часть рабочих, но и их младшие братья, жены, старшие дети и другие родственники. В общем, толпа насчитывала несколько сотен человек.
Как правило, простолюдины консервативны и не любят перемен, потому что за свою тяжелую жизнь привыкают к тому, что редко что-то меняется в лучшую сторону. Ему придется приложить немало усилий, чтобы заставить их принять его предложение.
Настало время для речи. Время воспользоваться всем опытом и знаниями риторики.
Этос, пафос, логос.
Один из новобранцев представил его перед началом речи, ибо люди, которых представляют другие люди, создают впечатление властности и важности. Это правило действовало как дома, так и здесь, в чём Эквитес уже успел убедиться.
— Вольные люди Вестероса!
Местные ненавидели рабство, так что это было безопасное начало, и он даже получил пару одобрительных возгласов.
Отлично.
— Я хочу поговорить с вами. Но сначала, думаю, вам пора хоть раз насладиться плодами своего труда. — С этими словами один из новобранцев выкатил вперед бочку из поместья своего господина.
Оная бочка не была такой уж дорогой, поскольку напитку ещё требовалось провести пару лет в бутылках, прежде чем стать хорошим вино, но для этих людей, даже подобное было роскошью, которую мало кто мог себе позволить, если вообще мог. Скорее всего, они немного подворовывали часть урожая и сбраживали с него вино, это да, но выдержанное в бочке? От самого лорда? Нет, такого они точно не вкушали.
Бочку подняли на площадь, откупорили, и, как по волшебству, крепостные откуда-то повытаскивали чаши или миски в предвкушении. Похоже, вино пришлось им по вкусу, потому что пили они до тех пор, пока бочка не стала сухой подобно земле перед осенними дождями.
Результат?
У людей хорошее настроение, немного ослаблена бдительность, и, вполне возможно, они теперь будут смотреть на него более благосклонно. Всё это за очень низкую цену.
— Я родом из далеких земель, из народа, который многое знает о вине. И мы знаем, каким тяжелым трудом оно производится. Я знаю. Я именно тот человек, который может говорить с вами об этом. — Он получил несколько одобрительных возгласов от толпы, улыбнулся и продолжил. — Также я знаю, как сделать вино лучше, дороже, и как заставить людей хорошо платить за него.
На их благосостоянии это не скажется. По крайней мере не сразу. Но Лисандер утвердил идею, этос, и теперь люди были готовы выслушать его, не в последнюю очередь из-за выпитого вина.
Многие уже были навеселе.
— Я знаю, что порой жизнь становится очень трудной, почти невыносимой. Сейчас стоит лето — время изобилия для одних людей, и очень много тяжелой работы для других, то есть для вас. Участь простолюдинов, что работают на Господина, незавидна и сложна́.
В этот раз толпа загудела куда сильнее. Все считали свою участь тяжелой, и согласие с этим было правильным актом пафоса. Он обратился к их чувствам.
— Я знаю, что сейчас вы получаете в пользование свои земельные наделы, но всего на три дня из недели, а всё остальное время тратите на подневольную работу на вашего лорда, также занимаетесь поместьем, уходом за территорией и вообще всеми делами, которые только можно.
Это были простые факты, с которыми никто не мог не согласиться. Простая договоренность, которая устраивала обе стороны. Предположительно.
— Я предложу другой вариант. — Он поднял руку, дабы заткнуть самых бойких крепостных, которые хотели немедленно протестовать. — Прошу вас, свободные люди Вестероса, выслушать свободного человека из Карастовеля. Если вам не понравится новое соглашение, вы, разумеется, как свободные люди, будете вольны отказаться от него.
Это сработало. Им нравилось считать себя свободными.
— Я предлагаю вам сохранить ваши земельные наделы, но отказаться от барщины*. Полностью.
Это великолепный логос. Никто не смел отрицать того, что озвученная сделка — прекрасна. Она даже слишком хороша́. Значит, должен быть какой-то подвох, верно? Теперь они у него в руках. Они напряженно слушали.
— Вместо этого я предлагаю, чтобы вы получали одну пятую часть всего урожая вина и делили его между собой. Вы будете знать, кто много работал, и кто заслужил свою справедливую долю. Работайте усердно, собирайте хороший урожай, и сможете продавать свою долю мне, пить её сами или же продавать на местном рынке, как вам будет угодно.
Они выглядели воодушевленными. Отлично.
— Согласны ли вы работать со мной по новому принципу, с таким же свободным человеком, как и вы? — Согласие было выражено массовым улюлюканьем.
Они будут работать гораздо усерднее, но, что самое главное — эффективнее. Возможно, некоторые теперь будут проводить ещё больше времени за работой, расширяя часы стандартного графика, иные же просто интенсивнее, добиваясь большего. Лень, безделье и воровство урожая будут сведены к минимуму, поскольку теперь люди кровно заинтересованы в успехе предприятья, а именно — заинтересованы в заработке монет; самые умные и прозорливые даже могут догадаться начать инвестировать — вкладываться в обитые железом лопаты, плуги с железными наконечниками, молотилки, мельницы, возможно лошадей или быков, которые будут облегчать труд, в общем, будут тратить деньги, чтобы потом ещё больше зарабатывать.
Раньше простолюдины воровали, но не могли продать украденное в больших объемах, чтобы при этом никто не узнал, что они украли урожай своего господина, поэтому, они в основном ели виноград (или делали изюм на следующую зиму) или пили сырое вино.
Разумеется, он уже договорился о капиталовложениях с купцами, торговавшими на местном рынке, и с трактиром в соседней деревне. А его недавно созданная переносная кузница и плотницкая мастерская, перевозимая на повозках, будет заезжать в деревню аккурат после сбора урожая и распределения выручки, предлагая инструменты для тех, кто настроен на развитие. Лисандер даст людям монеты. И тут же заберет их обратно. Но никто подвоха не заметит, более того, все останутся счастливы, и даже работать усерднее станут.
Он с трудом сдерживал рвущуюся наружу злую ухмылку, когда пожимал руки старейшине деревни и нескольким крепостным, желавшим поблагодарить его за столь щедрое, «по-человечески хорошее» предложение.
Согласно расчетам и личному опыту Лисандер знал, что урожай составит около 180 бочек. 36 для простолюдинов, 110 для лордов и короля, — это число превышало изначальный запрос, так что будет даже с запасом, — и ещё 34 останутся в личном пользовании.
Всё это почти без вложений и усилий.
После первого урожая или около того, он станет достаточно респектабельным, чтобы конкурировать за контракты на налоговое фермерство в других местах. О, как он любил пассивный доход! Он словно наяву видел, как золотые монеты сыплются, звеня, в огромный сундук, что будет расположен в его личной комнате и предназначен исключительно для его взора, а сам он будет сидеть рядом, лениво попивая бокал прекрасного белого вина.
Однако, вернувшись в Королевскую Гавань, он понял, что не всё, к чему он прикасается, превращается в золото. Да, один из проектов провалился. В этот раз финансовые потери были не так уж велики, но его враги, твари, насмехались над самим фактом неудачи.
Он купил несколько больших глиняных чанов и заплатил рыбакам, чтобы они принесли ему соленую воду и мелкую рыбешку, дабы сделать из них правильный рыбный соус, который в этой стране отсутствовал.
Уму непостижимо, ведь это одна из главных приправ! Без рыбного соуса половина изысканных блюд останутся неполноценны!
Если оставить чаны со смесью соленой воды и анчоусами на солнце, рыба забродит… да, это месиво не слишком хорошо пахнет, но, учитывая привычную вонь в городе из-за отсутствия канализации и гильдии кожевников, он не ожидал настолько бурной реакции.
Им пришлось несколько раз переставлять чаны, и к тому времени, когда брожение завершилось, а соленая забродившая рыбья вода разлита по бутылкам, никто не хотел покупать.
Эти варвары не ведали настоящей кухни!
По итогу бутылки простаивали без дела, а некоторые использовались им самим, капитаном и его рекрутами, и лишь очень немногие — на кухнях его опиумных притонов, трактиров и борделей. Занятно, что посетители хвалили соленый пикантный вкус, не зная, что подмешивают им в рагу.
Из-за всего этого к нему прикрепилось неприятное прозвище, и недоброжелатели стали звать Лисандера, Эквитесом Фишроттером (гнилой рыбой). Будь они прокляты с их отсутствием должной утонченности и вкуса!
Королевская Гавань, 288 Э.З
“Военные кличи, удары по щитам, песнопения, насмешки, изысканные доспехи и табарды. Ничто из этого не пугает солдат врага, а призвано вселить храбрость в сердца твоих собственных. Ничто так не пугает врага, как молчаливая, обнаженная, стремительная эффективность в бою”
Сержант Кондотьер Сандор Клиган.
Он всё ещё не знал, что думать о капитане. Он ненавидел его за эпизод в кладовой, где тот заставлял его снова и снова встречаться лицом к лицу с огнем, пока он не научился контролировать свой страх. И ему было стыдно за те панические попытки выбраться, которые он предпринимал, а также за то, с какой лёгкостью капитан каждый раз либо банально ставил ему подножку, либо просто ловким хватом разворачивал обратно и продолжал процедуру. Он по-прежнему не любил огонь. Если уж быть до конца откровенным, то он всё ещё сильно боялся его. Но заставил это чувство спуститься в яму ненависти глубоко в его животе, подспудно надеясь, что гнев пересилит страх.
И это сработало. В какой-то мере.
Он ненавидел капитана и за многое другое.
Постоянные пощечины, побои, удары прутом или деревянным мечом, когда ты двигался недостаточно быстро, или если ты, да простят тебя Семеро, оспаривал приказ. Если вежливо спросишь в подходящий момент, — когда нет ничего срочного, — то получишь объяснение до или после выполнения приказа. Но даже не думай ставить сам приказ под сомнение. И да уберегут тебя Семеро если ты проявил непокорность или попытался сопротивляться.
Попытался? Облажался? Тогда готовься к полноценному наказанию.
Капитан рассматривал подобное неповиновение не как преступление против самого себя или отсутствующего "Кайсара", а, скорее, как позор для всего подразделения. Провинившегося раздевали до трусов, а остальных мужчин выстраивали в шеренгу с плетеными прутьями лицом друг к другу. Затем идиот должен был пробежать между двумя шеренгами мужчин, пока те били его изо всех сил, столько раз, сколько считал нужным капитан, в зависимости от тяжести преступления провинившегося.
Однако, капитан также стал для них словно вторым отцом.
Да, строгим, порой жестоким, но его заботу не разглядел бы только совсем слепой. Он следил за тем, чтобы у них было три горячих и два холодных приема пищи в день, чтобы они получали лучшее снаряжение, какое только можно купить за деньги… впрочем, это не совсем верно. Сандор носил пластинчатую броню, которая, по его мнению, превосходила то, что могли предложить обычные лавки, если не по своему качеству, то по совокупности достоинств.
Она состояла из небольших стальных пластин с отверстиями, — они были уложены таким образом, чтобы каждая пластинка перекрывала соседнюю, — и стянутые прочными кожаными ремнями. В результате получалась отличная броня, достаточно прочная, жесткая и лёгкая, чтобы обеспечить хорошее распределение веса, и гораздо, гораздо более дешёвая. В качестве бонуса — её также было легко ремонтировать или подгонять под кого-то с другой комплекцией. Он видел, как капитан распускал нагрудную и заднюю пластины и собирал их снова за считанные минуты. А потом ему пришлось учиться делать это самому.
Их кровати были простыми, но удобными и на удивление без вшей. Со временем он догадался, что, вероятно, бесконечные стирки и «выжаривание» простыней на солнце имеют к этому какое-то отношение. Их оружие из первоклассной стали со Стальной улицы, одежда — простая, но удобная, и тоже из высококачественной шерсти. А жалованье так и вовсе отличное, и стабильно выдавалось в одно и то же время каждую неделю.
— Армия больше марширует, чем сражается. — Снова и снова повторял капитан. — Та армия, что быстрей и маневренней, стоит на холме. У неё есть вода, еда, и даже путь к отступлению, если битва не ведётся у самых границ родного края.
Это однозначно имело смысл. Более того, эта простая истина была прямо-таки гениальной, и порой становилось решительно непонятно, почему никто толком не использует подобную тактику. А затем всё становится очевидно: Сандор Клиган, воин до мозга костей, сын рыцаря землевладельца, должен был научиться стирать, готовить, убирать, ставить палатку, снимать её, снова ставить и снимать, рыть траншеи. И всё это не просто уметь, а делать сто раз на дню. Никто добровольно не пойдет на такие мучения. Уж точно никто из лордов и даже рыцарей.
— За марширующей армией не угонятся простолюдины, и никто кроме вас не обустроит лагерь должным образом! — Воскликнул капитан, когда новобранец задал вопрос о таких вещах.
Также Андрейос следил за тем, чтобы среди новобранцев не было склок или разделений на группы.
— Вы все одинаково никчемны! — Восклицал он и избивал обидчика до полусмерти.
Он вместе с ними ежедневно мылся в горячей воде, рассказывал истории о битвах и кампаниях на своей родине, о местах, где он служил в качестве наемника, сражаясь с мифическими существами, такими как тот, что мог окутывать себя непроницаемой тьмой. Некоторые из таких небылиц Сандор считал чистейшим лошадиным дерьмом, но другие содержали важные уроки и интересную информацию.
Он рассказал о своих шрамах.
Сабля кочевника, — какие-то двоюродные братьея дотракийцев, если Сандор правильно всё понял, — оставил самый глубокий на лице, когда подразделение, в котором капитан служил сержантом, не смогло удержать круговой строй копейщиков, называемый "шилтрон", или как-то так. Он провел два дня, прикидываясь мертвым, пока кочевники праздновали победу, а затем пошел обратно через степь.
Капитан выслушивал их жалобы — чаще всего отделывался коротким комментарием, но всё же слушал и принимал всерьез. Он всегда был уверен, что они могут сделать гораздо больше, чем они сами думают. Забавно, ведь он всегда оказывался прав. Он внушал им чувство гордости за их подразделение и за себя, хвалил их, когда это было заслуженно, хотя и не слишком часто.
Еда была выше всяких похвал. Потому что они сами её готовили. Позор, мать его. Бабскую работу делают не просто мужчины, а воины! Но Капитан оставил эти мысли при себе. Не только потому, что учил их Капитан, следовательно, он оскорбил бы его, но и потому, что вскоре свыкся с этим «позором» и даже разглядел в нем огромное преимущество: они научились готовить весьма вкусные рагу и супы, а так как делали это собственноручно, от души, то и получалось всегда вкусно. А вкусно поесть все хотят.
По крайней мере раз в день у них было мясо или рыба, свежеиспеченный хлеб и вино, разбавленное до такой степени, что это уже и вином-то назвать нельзя.
— Солдат добавляет вино только для того, чтобы очистить воду. Можешь напиться в свободное от службы время.
Что Сандор, конечно же, и сделал. А капитан, похоже, наслаждался тем, что заставлял его выблевывать свои кишки на следующий день во время пробежки. Через некоторое время он научился умеренно пить, ибо наказание на следующий день было слишком мучительным, настолько, что радость от гуляния смазывалось и в воспоминаниях превращалось во что-то неприятное.
О, эти пробежки. Пекло бы их побрал. В полном доспехе, со всем снаряжением, необходимым для похода, они маршировали. Это не была бешеная гонка, просто размеренный марш, слишком быстрый, чтобы назваться ходьбой, но слишком медленный для бега.
Когда они провели свой первый марш, Сандор поначалу посчитал его каким-то странным видом отдыха. Да, поначалу. Пока длительность этого «отдыха» не перевалила за второй час, и двигались они без остановки, по пересечённой местности. Он целые часы проводил на тренировочном поле, но даже там движение не было… постоянным. Да, именно это изнуряло больше всего. Где-то через два часа его стошнило, — капитан знатно посмеялся, — а примерно через четыре он упал в обморок. Но, честно говоря, последний час он больше брёл вперёд, чем маршировал.
— Когда я закончу с тобой, новобранец Клиган, ты пробежишь две лиги в полном снаряжении и доспехах меньше, чем за час. И сможешь находиться в военном походе двенадцать часов подряд!
Он смотрел на него, как на сумасшедшего. Но он поговорил с другими новобранцами, — о да, теперь он тоже был новобранцем, а не аспирантом, поскольку прошел первоначальный тест, — и они подтвердили, что сам капитан мог маршировать ТРИ ДНЯ подряд, лишь временно снижая темп, чтобы поесть, попить, посрать или поссать.
— Солдат может бежать дольше любой лошади! — Уверенно заявил капитан.
Со временем Сандор начал подозревать, что так оно и есть. Теперь он мог маршировать две лиги за час, с 80 фунтами доспехов, оружия и снаряжения. И около шести часов до того, как упасть в обморок.
Он чувствовал себя сильнее чем когда-либо. Из-за того, что стал пить меньше вина, прояснилось сознание, а ежедневный бег, уборка, стирка, готовка, еда, тренировки, а затем фортификационные работы превратились в рутину, в которую он с удовольствием погрузился.
Дисциплина устраивала его, наличие цели устраивало его, а контроль над страхом и ненавистью придавал ещё большей силы.
Он ненавидел капитана, но и уважал его.
Примечание переводчика
Барщина* — Как правило, я заменяю слова, которые выбиваются из контекста-времени, синонимами. Например, во многих фанфиках используется "крестьяне" (здесь тоже), но, так как события происходят в Вестеросе, где привычной нам религии нет, то и крестьян, собственно, быть не может. Меняю на "простолюдины" и "безродные". Увы, "барщину" и "крепостные" пришлось оставить, потому что много синонимов подобрать не смог, а везде пихать "подневольные" или что-то в этом духе тоже было нельзя, так как началась бы тавтология.