Таки да, я негодяй и подлец! Признаю это, и смиренно прошу за прощения. Опоздал, причём существенно, и в этот раз из оправданий только робкие слова про музу и вдохновение. Или как их называет один мой товарищ по ремеслу — лень и нежелание работать. >_>
Но как бы то ни было, Глава готова, и она, по сути своей, является предпоследней в этой арке, хотя, учитывая что следующая уже во многом будет затрагивать новую, по своему её можно назвать и завершающей.
Искренне надеюсь, что она придётся вам до душе, ведь как и всегда — на ваш суд.
* * *
Королевство Флеванс. Белый Город. Главный Госпиталь. Отделение паллиативной медицинской помощи. Тридцать три дня с момента начала блокады.
* * *
— Ужасно выглядите, мистер Бехштейн. — зайдя в уже знакомый кабинет, я невольно отметил, что с последнего моего появления атмосфера сего места, и так далёкая от благостной, стала на порядок более давящей и мрачной.
Воздух внутри помещения был тухлым и вязким, пропахшим потом и некой странной горечью, с едва уловимыми нотками биологических отходов. Окна были плотно занавешены, так что ни один луч света не имел возможности пробраться внутрь. Повсюду: на полу, столе, кушетке и даже подоконнике валялись клочки бумаги, исписанные резким прерывистым подчерком, вырванные страницы книг, непонятные схемы и просто пустые колбы и пробирки, пара из которых и вовсе тускло поблескивала острыми гранями осколков в свете одиноко горящей настольной лампы, чьего света едва хватало на то, чтобы разогнать царивший здесь полумрак.
— Искренне надеюсь, что ваши достижения оправдали подобные… крайности. — закрыв за собой дверь я невольно ещё раз пробежался взглядом по стоящей передо мной фигуре, подмечая расфокусированный взгляд, рассеяно шарящий по нагромождённому столу, толи в поисках очков, свисавших с левого кармана лабораторного халата учёного, толи в попытках осмыслить происходящее, взяв за якорь привычную обстановку рабочего места.
То что доктор был плох, стало понятно сразу, однако при первом осмотре я едва ли мог по достоинству оценить весь ужас ситуации и бедственность его положения, из-за чего невольно позволил себе некоторую расслабленность. Непозволительная ошибка.
Когда-то миндалевого цвета глаза учёного теперь заметно отдавали алым, от полопавшихся в них капилляров. Руки отчётливо дрожали, в то время как длинные пальцы то и дело непроизвольно сокращались в болезненных судорогах, вторя хорошо заметной дрожи всего тела. Кожа врача стала на три тона бледнее и словно бы ссохлась, в сумерках кабинета напоминая скорее старый лист бумаги, по ошибке натянутый на человека в виде гротескного, внушающего противоестественный ужас и животное отвращение костюма. А ещё несколько недель назад густая шевелюра заметно поредела, обзаведясь несколькими седыми прядями.
Не по кривлю душой если скажу, что подобное зрелище заставило меня невольно усомниться в правильности своего решения. Возможно свалившаяся на плечи ноша была медикусу просто не по плечу, и факт того, что иного специалиста подобной квалификации и талантов у меня просто не было, смотрелся блекло на фоне буквально выжранного работой полутрупа.
Стоило связаться с Научным Отделом раньше, мысль вспыхнула ярко, но столь же быстро погасла. Бесмысленный упрёк. Я и так сделал это почти сразу, как согласовал защищённый канал связи со знакомыми мне лабораторными комплексами. Образцы крови и тканей заражённых людей, почвы и воздуха с самого острова, местной флоры и фауны, а так же вообще всего, что только возможно было погрузить на курьерское судно, за исключением самих больных, были немедленно отправлены на исследование, но путь от Норт Блю до Гранд Лайн не близкий, а до засекреченных объектов плыть и того дольше. По сообщениям извне, груз лишь три дня назад добрался до точки назначения, а сколько времени уйдёт на исследования и хотя бы первичный сбор данных? Нет, как не крути, я поступил верно — во многом даже единственно возможным способом, в текущих обстоятельствах. А потому, безжалостно задавив робко проклюнувшееся в душе чувство вины, я в третий раз осмотрел пытающегося выпрямиться на стуле мужчину, что явно только-только начал осознавать где он, и что происходит, однако в этот раз задействуя не только свой собственный ум, но и расчётные мощности В.С.Б.П.
По новой просчитывая и анализируя всё что видел и знал, параллельно с этим приоткрывая окно, тем самым позволяя свежему вечернему воздуху проникнуть внутрь, я неожиданно для самого себя пришёл к выводам, проверить правдивость которых необходимо было незамедлительно:
— Доктор? — рука легла на безвольно свисающие плечи учёного, без труда поворачивая явно сбросившее несколько килограмм тело мужчины к себе лицом. — Доктор Бехштейн? Вы слышите меня? Вы понимаете, что я вам говорю?
Спустя пару секунд в помутнённых глазах врача действительно промелькнула искра узнавания:
— К-капитан… — хриплым, совсем не похожим на тот уверенный обертон, которым он некогда пытался выпроводить меня вон, голосом отозвался медик. — Капитан… Свейн. Я… я нашёл… я…
— Вы понимаете, где сейчас находитесь? — аккуратно поддерживая начавшее заваливаться на бок тело одной рукой, второй параллельно вынимая из нагрудного кармана небольшую Ден Ден Муши, что мгновения ока ожила, позволив мне бросить короткое: "Медицинскую бригаду в Главный Госпиталь, срочно. Третий этаж. Кабинет четыреста сорок семь. Проверить периметр больницы.", вновь скрылась в недрах плаща, пока я старался не дать, вероятно единственному шансу на спасения для этой страны, окончательно провалиться в вязкую хмарь бреда и безумия. — Не молчите, говорите со мной. Вы сказали, что что-то нашли — что именно? Продолжайте говорить.
— Я… это не оно… всё это время… мы думали что… болезнь… она копилась… была всё это время среди нас и… и мы сами… мы сами её создали… мы…
— Продолжайте говорить, доктор Бехштейн. — улитка в нагрудном кармане едва заметно завозилась. — Слушаю.
— С~эр, — для постороннего Энсин говорил как обычно, но я отчётливо слышал в его голосе едва уловимые нотки растерянности. — Посторонних на территории комплекса не обнаружено. По вашему приказу я всё это время наблюдал за всеми входами и выходами в крыле, где работал мистер Трафальгар, и готов поклясться своей честью джентльмена, что в кабинет доктора систематически входил лишь он сам и более никто.
— Сроки? — перетащив окончательно утратившее все способности к сопротивлению и самостоятельному функционированию тело, безвольно-содрогающееся в мелких конвульсиях, на кушетку, я сконцентрировал всё внимание на крохотном брюхоногом.
— Вся последняя неделя, с~эр. Я неотрывно следил за вотчиной доктора Бехштейна, помня о том, что вы отдельно выделили необходимость предоставления ему должной творческой свободы. Потому, исходя из ваших опасений, я ограничился именно наблюдением за окнами и дверьми, сопровождая доктора лишь в момент редких отлучек.
— Когда он окончательно перестал выходить наружу?
— Два дня назад, с~эр. Если точнее — позавчера, в полдень.
— К нему заходила жена, коллеги?
— Никак нет, мой Капитан. Миссис Трафальгар несколько раз пыталась, но доктор Бехштейн отговаривался работой, заявляя, что ему несколько дней придётся ночевать в кабинете, в связи с накопившимися обходными отчётами. Леди была явно недовольна таким ответом, но после непродолжительного спора ушла прочь, явившись только на следующий день, поинтересоваться здоровьем доктора Бехштейна. Тот говорил с ней из-за двери, а на все просьбы выйти отвечал категоричным отказом.
— Как их аргументировал?
— Могу ошибаться в терминах, но, кажется, доктор упирал на то, что разбил в кабинете колбу с какой-то дурно пахнущей жидкостью, и чтобы запах не просочился во всё остальное отделение, вынужден держать двери закрытыми, пока тот окончательно не выветрится.
— Миссис Роуз ему поверила?
— Едва ли, с~эр. Однако спустя час она всё таки сдалась, заявив, что если мистер Бехштейн не откроет ей завтра, она выбьет дверь и самолично удушит его быстрее любой отравы. После этого весьма интригующего обещания леди быстро удалилась и с тех пор не появлялась в больнице, хотя, по моим прикидкам, должна была явиться аккурат к полудню.
— Почему мне не было должено о странном поведении доктора Бехштейна?
— Я прошу прощения, с~эр, это целиком и полностью моя вина. Просто, когда вы сказали, что мне необходимо обеспечить этому джентльмену максимально безопасные условия для работы, я подумал, что самоизоляция отличный вариант свести все риски к минимуму. А поскольку доктор и до этого часто целыми днями засиживался в своём рабочем кабинете, я не придал этому надлежащего значения, посчитав, что общая модель поведения осталась неизменной и полностью укладывается в сложившийся распорядок.
В чём-то Морнингстар был безусловно прав — предпосылок для того чтобы бить тревогу попросту не было, но как тогда объяснить всё это?
— Проверьте дом семьи Трафальгар. Выясните, в чём причина отлучки миссис Роуз, и, пока ситуация с её мужем полностью не прояснится, будьте при ней, но так, чтобы о вашем присутствии не узнали, по крайней мере до тех пор, пока не появится реальная угроза жизни женщины и её детям. Приказ ясен?
— Так точно.
— Тогда приступайте к выполнению, и держите меня в курсе происходящего. Отчёт — каждые два часа.
— Как прикажете, с~эр.
Едва разговор прервался, как в кабинет в буквально смысле вломилась бригада корабельных медиков во главе с Джозефом, что с первого взгляда понял кому именно посчастливилось быть его пациентом, и не теряя времени с ходу развёл весьма активную деятельность, скомандовав грузить бредившего врача на носилки. Пока я пребывал в раздумьях об истинной сути всего происходящего, невольно размышляя о том, что этот крошечный по меркам Гранд Лайн остров таит в себе уж слишком много тайны, пропахших большими деньгами и большой кровью. Слишком много, как на мой непосвящённый взгляд.
* * *
Сознание возвращалось к нему медленно, словно бы с неохотой ворочаясь впотьмах пустой головы, что отзывалась набатным звоном в висках.
Первыми дали о себе знать тактильные ощущения. Сквозь уже ставшую привычной боль в судорожно сцепленных пальцах, он смог различить колючую мягкость накрахмаленной ткани. Следом вернулся слух, но за собственными хриплыми, тяжёлыми вздохами Бех едва ли мог различить хоть что-то ещё. Разве что тихий топот где-то за стеной, деловитый, по хозяйски спокойный, никуда не спешащий. После настал черёд обоняния, и вот оно помогло разобраться в ситуации не в пример лучше. В воздухе витали ароматы йода, мела, проспиртованных бинтов и антибиотиков. Этот терпкий коктейль запахов нельзя было ни с чем перепутать.
То что он не в родной больнице, Бех понял сразу. Постельное бельё было не то — слишком жёсткое, грубое, но по походному прочное и добротное, совсем не похожее на мягкую ткань, используемую в главном госпитале Флеванса.
Гадать куда-именно его занесла нелёгкая можно было до бесконечности, хотя вариантов оставалось не сказать чтобы так уж много. Однако, как не крути, самый простой способ узнать ответ на мучающий его вопрос — распахнуть глаза и наконец осмотреться. Вот только сказать было всяко проще, чем сделать.
Врач чувствовал, как налившиеся свинцом веки словно приросли к глазницам, отказываясь повиноваться своему непутёвому хозяину. Поднять руку и протереть глаза тоже было проблематично — сковавшая каждую частичку его тела слабость держала крепче всяких цепей. Даже думать и то было тяжело, так ещё эта боль…
— Вам лучше. — голос, раздавшийся откуда-то слева, прозвучал как гром среди ясного неба. Если бы Бех мог, то точно подскочил бы от неожиданности, но с учётом неумолимой силы обстоятельств, всё на что мог рассчитывать его собеседник, так это на едва заметную дрожь, что слабо выделялась на общем фоне бьющегося в ежеминутных конвульсиях тела.
Не имея в коротком списке знакомых иных обладателей столь хорошо поставленного и глубокого баритона, врач без труда определил личность говорившего:
— К… кха-кха… К-капитн Свейн, я-кха-кха… Акха-кха-кхаа~…
Почувствовав холодное прикосновение гранёного стекла к губам, Бех с благодарностью и неожиданной даже для самого себя жадностью припал к поднесённому стакану с водой. Когда мучавшая его жажда была хоть немного утолена, он попытался изобразить вежливый кивок, но всё что получилось — чуть дёрнуть шеей, в нелепом подобии благодарности.
— Я… — напрягая все те немногие силы что у него ещё остались, для того чтобы его собственный голос звучал ровно и членораздельно, Бех вновь попытался начать диалог, от исхода которого зависело столь многое. — Я сумел найти решение… Моя теория, о которой я вам говорил… У меня есть доказательства её правдивости… Болезнь… это не вирус, не инфекция, не паразиты… Всё это время мы искали ответ там, где его никогда не было …кха-кха… Потому… Потому все исследования неизменно скатывались в тупик. Суть постигшей Флеванс эпидемии…
— В его же главном источнике богатства. — закончил за него дозорный, чей голос стал звучать чётче и ближе. — Что поколениями кормил королевство и его обитателей, обеспечивая их стабильность и процветание. Кажется в своих записях вы окрестили недуг "Синдром Янтарного Свинца"?
— Вы… кха-кха… Вы читали мои рабочие заметки?
— Да. Прошу прощения если вас это как-то задело, но я посчитал, что это будет лучшим вариантом из всех имеющихся, с учётом того, как долго вы пролежали в беспамятстве, и как ограничено наше время.
— Вы знаете. — сама эта мысль приносила ему почти физическое облегчение, притупляя даже раздирающую на части боль в конечностях. Он сделал это — рассказал всему миру где следует искать, а значит теперь всё будет хорошо. Труман, Фолли, Роберт, Грейс и все остальные его коллеги, ведущие учёные Мирового Правительства — кто-нибудь из них обязательно найдёт лекарство. Он сделал это. Успел. Успел…
— В общих чертах. Должен отметить, что сам я далёк от медицины настолько, насколько это вообще возможно, однако глава медицинской бригады моего судна просветил меня в ряде моментов, заодно тщательно законспектировав все ваши записи в один архив. Вот только, они оказались неполными. Впрочем, учитывая ваше состояние, это более чем логично. Собственно, именно по этой причине Джозеф вообще допустил меня до разговора с вами, иначе просто выгнав бы меня взашей, по крайней мере до тех пор, пока вы хоть немного не оправитесь.
— Хм, — Бех против воли выдали из себя улыбку. — Узнаю коллег по цеху.
— Ситуация по-прежнему сложная, — дозорный не посчитал нужным как-либо реагировать на его слова, продолжив говорить. — И чем больше информации окажется у нас на руках, и чем полнее она будет, тем проще урегулировать возникший конфликт интересов.
Ухо врача уловило едва слышный щелчок.
— Я включил Звуковую Ракушу. — тут же пояснил дозорный. — Вы знаете, что это такое?
— Да, я… слышал о них. Весьма редкая вещь, способная записывать и воспроизводить услышанные ранее звуки. Вроде как их делают из остатков каких-то ракообразных, чьи панцири способны поглощать энергию и материю в различных диапазонах.
— Весьма точная характеристика, мистер Бехштейн. С вашего позволения, я запишу наш разговор, чтобы после передать его тем, кто займётся вопросом изучения открытого вами заболевания.
— Да, это… Я не против. Так будет даже лучше.
— Рад это слышать. В таком случае — Говорит Капитан Морского Дозора, Джерико Свейн, запись проводится на конец четвёртого месяца, тысяча пятьсот тринадцатого года. И так, доктор Бехштейн, первое что я хочу узнать, как именно вы пришли к тому, что возбудителем болезни стал именно янтарный свинец?
— Кхм-кхм. … К своему стыду, я должен признать, что всё с самого начала лежало на поверхности. Ранняя симптоматика болезни имела все признаки отравления тяжёлыми металлами. Список симптомов разнится в зависимости от вида, степени и продолжительности его воздействия на организм, но общие черты были слишком явными, для того чтобы их игнорировать: недомогание, сильные головные боли, постоянное чувство усталости, тошнота и рвота, болевые ощущения в области живота, специфические нарушения работы витальных органов, в частности почек и печени, изменение цвета кожных покровов, нарушении мочеиспускания и изменениях в биохимических показателях крови. При длительном воздействии начинается тремор конечностей, затруднения с координацией движений, ухудшение памяти и концентрации внимания, у пациента могут начать развиваться более серьёзные состояния, такие как хронические болезни, повреждение нервной системы, различные формы рака, а также нарушение метаболических процессов, ведущие к дегенеративным изменениям в органах и тканях. Всё это буквально кричало о том, что перед нами.
— Но несмотря на выше сказанное, изначально вы сами, и все ваши коллеги, не обратили внимания на эту версию, сочтя её неправдоподобной. В чём причина?
— Я полагаю, что в привычке и излишней вере в правдивость любого наблюдательного эксперимента, с последующим подведением его, якобы… кха-кха… …кха-кха… Прошу прощения. С подведением его, якобы, однозначного итога. Добыча янтарного свинца на Флевансе идёт уже, без малого, сотню лет. Целый век наше королевство соседствовало с этим чудовищным материалом, даже не подозревая, какую угрозу он в себе таит. Были проведены десятки исследований, тысячи лабораторных экспериментов, но не один так и не показал его опасность. Поэтому изначально ни я, ни мои коллеги, не размаривали его как возможный источник заражения, тем более что симптоматика хоть и схожа, но имеются и кардинальные различия.
— А именно?
— Метод воздействия, длительность и итоги. В своей естественной среде залегания, при минимальном контакте с кислородом и под огромным давлением земных толщ, янтарный свинец совершено неопасен, но стоил лишь поднять его на поверхность, как изменившиеся условия среды начинают провоцировать… Научного термина, точно описывающего бы этот процесс, к сожалению, пока не придумано, но лично для меня ближе всего слово — "распад". При поднятии на поверхность или изменении изначальной среды, янтарный свинец начинает самопроизвольно распадаться, испуская при этом… Я не совсем уверен, как это следует назвать… Частицы или лучи? … Да, наверное так. Причём сам процесс не сопровождается выделением тепла или света. Он полностью невидим невооружённым взглядом, и может занять, по моим расчётам, тысячи, а то и десятки тысяч лет, прежде чем изначальное вещество полностью утратит свою стабильность.
— И именно это "излучение" от минерала стало, по вашему, причиной развития болезни?
— Да. Я… провёл эксперимент. Сравнил образцы крови ваших солдат, проходивших у нас обследование, с образцами горожан. И то что я увидел… это просто не описать словами. Понимаете, если не знать куда смотреть, то процесс абсолютно незаметен! Отказ внутренних органов, постоянные боли, утраты контроля над нервной системой, иммунитет, что становится слишком агрессивным и атакует даже родственные клетки тела, и ли напротив, абсолютно пассивен, так что смертельной может стать даже обычная простуда. Всё это лишь следствие, отражение реальной проблемы, что лежит куда глубже. В самой основе любого организма — в клетках тела и цепочках ДНК. Я… — тут Бех невольно осёкся. — Оборудование госпиталя не настолько совершенно, чтобы говорить о взаимодействии с макромолекулами, но я сумел косвенно отследить процесс на уровне простых клеток, и даже это оказалось просто чудовищно. Излучение от янтарного свинца, оно влияет на них крайне разрушительно и вредоносно, трансформируя клетки, вероятно деформируя их цепочки ДНК, приводя к мутациям и генетическим повреждениям на самом глубинном уровне. И что хуже всего, деструктивный процесс может запустить всего одна частица! Это как снежный ком — начинается всё с малого, затем процесс нарастает до тех пор, пока не наступят необратимые изменения. При взаимодействии с организмом эти частицы распада летят просто с огромной скоростью, немыслимой, даже для съевших Дьявольский Плод. Я имею все основания полагать, что они буквально выбивают электроны из атомов. В результате последние приобретают положительный заряд и последствия таких преобразований могут быть катастрофическими! Все варианты развития просто невозможно предугадать. Самый простой пример, как свободный электрон и ионизированный атом вступают в сложные реакции, в результате которых образуются свободные радикалы. Я провёл опыт с простой водой. H2O, составляющая примерно восемьдесят процентов от массы хомо сапиенс, под воздействием этого излучения распадается на два радикала — H и OH. Эти патологически активные частицы вступают в реакции с важными биологическими соединениями — молекулами ДНК, белков, ферментов и жиров. В результате в организме растёт число поврежденных молекул и токсинов, вследствие чего страдает клеточный обмен. А через некоторое время поражённые клетки погибают, или их функции серьёзно нарушаются, тем самым подрывая работоспособность всей системы! Клетки, разорванные в клочья, не могут делиться, они отмирают целыми каскадами, приводя к отказам внутренних органов и сбоям в работе центральной нервной системы!
— Я правильно понимаю, что в таком случае риску подвержен любой, кто длительно время контактирует с этим минералом?
— Да, но о своих людях можете не переживать, мистер Свейн. Процесс облучения крайне долгий. Если бы распад янтарного свинца был более бурным, то тогда существовал бы серьёзный риск осложнений даже при самом мало, непродолжительном контакте. Но в нашем случае речь идёт и десятилетиях непрерывного взаимодействия.
— Это поддаётся лечению?
— Я не могу дать вам чёткого ответа. — горло уже саднило от столь продолжительного разговора, но Бех буквально заставлял себе продолжать. — Все дефекты в цепочке ДНК и геноме передаются по наследству, делая каждое новое поколение более восприимчивым к эффекту излучения. Самый просто и очевидный способ как-то повлиять на этот процесс — убрать сам источник распада.
— Учитывая общую протяжённость штолен на острове, очень сомневаюсь, что это поможет, доктор.
— Я тоже.
Уже знакомый щелчок ознаменовал конец записи.
— Благодарю вас за содействии, мистер Бехштейн. Вы совершили почти невозможное.
— Я должен был понять всё раньше. — в голосе врача не было слышно радости, лишь вязкая скорбь и тоска. — При оглашении первых списков заражённых. Мне ещё тогда показалось странным такое неравномерное распределение больных, когда на десяток заболевших шахтёров и металлургов…
— Приходится трое знатных господ, при минимальном соотношении обычных горожан. Мне тоже показалось это несколько подозрительным. Хотя мои мысли всё же склонялись в иную сторону, так что тут вы меня обошли, мистер Бехштейн. Хотя определённый результат у моего расследования всё же был, причём весьма занятный. Вы знали, что среди заболевших представителей элиты Флеванса были самые богатые и видные, те кто мог позволить себе украсить свои фамильные резиденции от крыши и до подвала.
— Да, это логично — больший контакт с минералом. — голова раскалывалась, а мысли старательно путались между собой, из-за чего Бех всё никак не мог понять к чему дозорный ведёт.
— Верно, но почему тогда среди пострадавших нет самой видной, самой влиятельной, самой богатой и, без ложной скромности, самой значимой аристократической семьи королевства?
— Вы говорите о Королевском Роде?
— На данный момент я исполняю обязанности губернатора, и так уж вышло, что мне по долгу службы приходится часто бывать в королевской резиденции. И знаете, при каждом визите мне не давал покоя тот факт, что сколько бы комнат я не посетил, сколь бы залов и гостиных не прошёл, ни в одном из них нет ни одного изделия из янтарного свинца. И это у правящей династии, чьё состояние и благополучие держится исключительно на нём. Странно, не находите?
— Они могли забрать все ценные вещи с собой при по… при отъезде.
— Разумеется, но крышу, витражи, рамы для картин, светильники, шкафы, дверные ручки в конце концов — всё это вряд ли уместилось бы на один корабль.
— К чему вы клоните?
— Ни к чему, мистер Бехштейн. Сейчас — это лишь просто занимательное наблюдение, выраженное в ходе ни к чему не обязывающей беседы.
— А… — горло врача сковал удушающий спазм, но не от боли, а нахлынувшей страшной догадки. — Что будет потом?
— Это мы выясним в самом скором времени, доктор, когда все надлежащие лица займут отведённые им места. А пока что предлагаю вам отвлечься на что-то менее претенциозное. Например, вы знали, что Ист Блю прекрасен в это время года?