Не опуская взгляда. Часть 2. Глава 16
— Хогвартс, Хогвартс, наш любимый Хогвартс, — не сдерживая сарказма, протянул Харальд.
При этом мальчик ощущался умиротворенным. Гермиона хорошо его понимала. Несмотря на то, что ей довелось пережить в этих стенах, школа магии манила ее. Ведь за этими стенами — злой, жестокий и негостеприимный мир, в котором ей придется как-то выживать. А здесь можно значительно увеличить шансы на выживание.
— Нам туда, — Рон указал в сторону карет, запряженных…
Крылатыми тварями навроде пегасов, только голых, сине-серых и весьма хищного вида. Так вот вы какие, фестралы…
— Какие любопытные зверушки, — пробормотал Харальд, окидывая фестралов взглядом вивисектора.
— Вы о ком? — не въехал Рон.
Гермиона только открыла рот, чтобы объяснить, как Поттер коротко произнес:
— Забудь. Ну, что — сели?
К ним присоединился Бут. Рейвенкловец тут же оттеснил Гермиону, вынудив ее сесть с Уизли, и обрушил на Гарри поток маловнятного возбужденного лепета о каких-то комбинациях египетских рун. Глаза Поттера загорелись интересом. Стало немного завидно — ей не удавалось вызывать у Гарри такого взгляда.
— Я рад, что вернулся, — заговорил Рон, глядя в сторону — на вереницу первокурсников. — А ты?
— Я тоже, — тихо ответила девочка. — Я тоже.
Остаток пути они провели в тишине, нарушаемой бормотанием двух рейвенкловцев. Гермиона просто любовалась звездами, а Рон прикрыл глаза и мерно дышал, погруженный в легкую медитацию. Вот вспыхнули иллюзии ритуальной схемы — это Гарри постарался. Вот Бут достал палочку и начал вносить правки. Вот они начали спорить — тихо, но жарко, и в итоге Гермионе даже пришлось их разнимать.
Знакомые коридоры Хогвартса, принесшего ей столько боли и радости. Знакомый Большой Зал, которого Гермиона не видела, казалось, целую вечность. И знакомые лица…
— До встречи, — махнул рукой Гарри и вместе с Бутом занял свое место за столом Рейвенкло. Гермиона села на свое место и разговорилась с Лавандой и Парватти ни о чем, краем глаза отслеживая обстановку.
Год назад она стояла среди первокурсников, полная грез и мечтаний о волшебном новом мире. Год назад она даже не подозревала, что в мире есть что-то, что может так круто ее изменить.
Год назад она была обычной девочкой. Доброй, наивной пай-девочкой, заучкой и любимицей родителей. Такой глупенькой и смешной…
Всего лишь год. А кажется — целая жизнь.
Гермиона грустно улыбнулась.
— Что-то случилось? — тут же встревожилась Лаванда. Парватти подобралась, раскрыв ушки.
— Да так…
— Ты… ты держись, ладно? — тихо сказала Лаванда, заставив Гермиону подобраться.
Этот тон совершенно отличался от обычного восторженного лепета. Взгляд рушил на корню впечатление легкомысленной дурочки.
— Спасибо.
Наверное, она должна была заплакать. Гермионе хотелось плакать. Только вот слез больше не было.
Лаванда мягко взяла ее за руку. Она хотела еще что-то сказать, но осеклась и на мгновение сжала пальцы.
Она знала. Все знали.
Год назад началась ее новая жизнь. Этим летом старая жизнь превратилась в пепелище окончательно и бесповоротно. Родители мертвы. Убиты аврорами.
Те авроры, что выжили, пожалели об этом. Гермиона позаботилась — и продолжит свое дело. Только осторожнее, чтобы не причинить Гарри новых проблем.
Взгляд помимо воли нашел зеленоглазого рейвенкловца, смеявшегося над какой-то шуткой. Лорд Харальд Поттер, ее сюзерен. Мальчик, который не дал ей опуститься полностью, вытащил ее со дна. Когда родители погибли, он тут же вмешался. Он поквитался там, где она была бессильна. И не отступил, когда его разборки зацепили вампиров.
С вампирами он тоже расправился. Гермиона не знала и не хотела знать подробностей. Сам Гарри тоже не распространялся, только мрачнел. Немало времени он провел в подвалах особняка, заканчивая начатое… и вне поместья, разбираясь с последствиями.
Но у этого труда, у пролитой крови и смертельного риска был результат. Теперь фамилия Поттер внушала страх и заставляла считаться. Теперь вассалитет стал гораздо более надежным щитом, чем способности.
Гермиона почувствовала знакомые плотоядные взгляды. Понимала, к чему все идет. И раз за разом прокручивала в голове план действий. Хватало злобных и откровенно ненавидящих взглядов — от тех, кто потерял в лице Алисии Спиннет подругу, любовницу и члена команды.
Шакалы. Лишь Вуд перемежал гнев между ней и Поттером. Остальные уже строили планы, как расквитаться с Гермионой. Девочка знала, что так будет, и даже успела заготовить парочку сюрпризов. Вот только Грейнджер лишь сейчас осознала, что она не вправе допустить, чтобы эти разборки коснулись сюзерена. Без сомнений, Гарри поможет ей справиться с последствиями и поставит на место самых ретивых. Нельзя во всем полагаться на него. Ей нельзя быть обузой.
Праздничный ужин подошел к концу. Гермионе удалось насладиться разговором ни о чем с Парватти и Лавандой. Может быть, получится с ними подружиться?
Увы, у двери пришлось расстаться. Грейнджер чувствовала направленный коктейль эмоций и намерений и отговорилась важной встречей. Девочки явно поняли, что к чему. Гермиону тронуло их сочувствие и искреннее желание помочь, но нельзя их втягивать. Пока нельзя.
Путь ей преградил знакомый до зубовного скрежета темноволосый парень.
Началось. Впрочем, начать именно с него будет символично.
— Грейнджер, — немного развязный голос. — Давненько я тебя не пользовал.
— Альт, уйди, мне нужно… — девочка попыталась обойти его, но была грубо поймана за локоть. Рывок — ноги потеряли опору, и спина ощутимо впечаталась в стену.
Крупный старшекурсник навис над ней. Девочка инстинктивно сжалась, чувствуя себя маленькой, слабой и беспомощной.
Нет. Она была маленькой, слабой и беспомощной. А теперь вполне могла дать отпор. К тому же, Билл хорошо подходил для плана. А на крайний случай всегда есть козырь в рукаве.
— За мной.
И потащил ее куда-то. Гермиона сосредоточилась, послушно переставляя ноги.
Планы требовали коррекции. Что ей делать сейчас? Дать отпор сразу? Не факт, что получится — Билл гораздо сильнее физически и магически, а для грязных трюков слишком много свидетелей.
Если мыслить объективно, лучше немного потерпеть и получить преимущество, чем бросаться на рожон.
Харальд сразу бросился бы на рожон, прямо в Большом Зале. Он такой — решительный, уверенный, безжалостный. А Гермиона не такая. Не потому, что слабая. Просто потому, что той гордости, которая есть у Гарри, у нее больше нет, не говоря о разнице в положении. Для нее гордость — слишком дорогая роскошь.
Дверь хлопнула, твердая рука поставила ее на колени. Перед лицом вжикнула молния. Вид наполовину эрегированного пениса отозвался в животе непередаваемым ощущением скручивания внутренностей в холодный отвратительный ком.
— Соси.
Переступая через себя, Гермиона взяла член в рот. Ее тело хорошо помнило, что нужно делать, а разум привычно абстрагировался, контролируя желудок и отслеживая ауру насильника.
Над головой раздавались поощрительные возгласы. Гермиона не сопротивлялась, нащупав рукоять эстока. Надолго насильника не хватило.
— Ох, детка, — простонал Билл. — Ты… о-о-о-ох… просто нечто… я сейчас…
Он кончал долго. Девочка успела заглотить член прежде, чем семя наполнило ее рот. Так было чуть менее мерзко. И в момент наибольшей уязвимости без замаха вонзила граненый клинок в мошонку, пробив яйца.
Оргазмический стон моментально перешел в вопль боли — намного более сладкий для ее ушей.
— Бля-я-я-я-ять!!!! — выл Альт, невольно дергаясь. — Мои яйца!!! Какого хуя???
Грейнджер с отвращением выплюнула член и потянула рукоять вниз. Старшекурсник с готовностью упал на колени, уставившись на нее со смесью ужаса, боли и злобы.
— Ну, как — понравился отсос? — плюнула ему в лицо девочка и чуть повернула клинок.
Взвыв, Альт попытался уткнуться лбом ей в плечо и был отброшен.
— Су-у-у-ука… — стонал старшекурсник. — Отпусти-и-и-и…
— Хорошо, — оскалилась Грейнджер и разжала пальцы. Вес эстока (отнюдь не пушинка), разом упавший на проткнутые яйца, заставил Альта упасть на пол и вцепиться в доски так, что ногти оказались сорваны до мяса.
Он дернулся за палочкой, но Гермиона была начеку:
— Экспеллиармус.
Эсток рванул в ее сторону вместе с палочкой, но не вышел из раны — только заставил Билла Альта коротко взвыть и обмякнуть.
— Слабак, — прокомментировала Гермиона и сунула два пальца в рот.
Как следует проблевавшись, гриффиндорка убрала за собой и направила палочку на бессознательного насильника. Ярость, накопленная за часы унижений, требовала выхода. Требовала расплатиться с ним. И…
Губы разошлись в ухмылке. Она знала, что делать.
Простейший телекинез… отозвался ноющей болью в руке и лишь чуть-чуть качнул застонавшее тело. Пришлось использовать палочку — и Гермиона на себе ощутила сложности в перемещении живых, магически насыщенных объектов. Тем не менее, девочка справилась, а дальше было проще. Несколько пассов — и трансфигурированные веревки привязали его руки и ноги к ножкам так, что парень распластался животом на столе, отставив задницу.
После этого Гермиона трансфигурировала задуманный предмет и привела жертву в сознание.
— Какого хера… — простонал Билл, вяло пошевелился — и дернулся, приходя в себя окончательно. — Что? Что происходит? Ахр-р-р-р… мои яйца… Грейнджер! Ты что задумала?
— Помнишь, как ты меня изнасиловал? — девочка ласково погладила его по ягодице. — Помнишь, как вы пускали меня по кругу, смеясь над слезами и болью двенадцатилетней девочки?
Билл забился втрое сильнее.
— Ебанутая мелкая сука ты мне яйца проткнула! — рявкнул парень. — Немедленно отпусти меня, слышишь? Ты даже не представляешь глубины задницы, в которой оказалась. Пускали по кругу? Ты блять жить будешь с членами в каждой дырке, а если не отпустишь меня сейчас же…
Повисла угрожающая пауза, во время которой Гермиона не удержалась и хихикнула. Сколько бравады от связанного, раздетого и разоруженного ублюдка!
— О, нет, — ласковая улыбка. — Это ты не представляешь, в какой ситуации оказался.
Гермиона медленно обошла его, задорно помахивая здоровенным — не меньше фута длиной — искусственным фаллосом, обхватить который пальцами она могла едва ли наполовину. Кровь отлила от лица Альта, губы задрожали.
— Нет… — хрипло прошептал парень. — Ты же не всерьез…
— Помнишь, как изнасиловал меня? — мягко улыбнулась Гермиона, упиваясь ужасом своей жертвы. — А я помню. Хорошо помню, что ты сказал Алисии: «Мне похуй, если порву ей жопу». Готов ходить, роняя кал?
— П-пожалуйста… — теперь голос звучал откровенно жалко. — Не делай этого… Гермиона…
— О, так ты знаешь мое имя? А как же ты меня называл, дай-ка вспомню… о! Давалка, мясо для ебли, маггловская членососка… мне продолжать?
— Выпусти меня! Тебе это с рук не сойдет! Тебя посадят в Азкабан!
Он сам не верил в свои слова. Его голос срывался, по лицу катились слезы, тело билось так, что парта затрещала.
— Так не пойдет. Петрификус.
Бледно-фиолетовый луч коснулся поочередно каждой конечности, заставив те одеревенеть. Полный паралич блокировал и болевые ощущения, а этого Гермиона не надо.
Чары смазки на задницу привели Альта в истерику.
— Не-е-е-е-т! Умоляю, не надо! Не делай этого!
— Силенцио. Какой ты шумный. Когда я просила прекратить — что ты сделал? Сломал мне челюсть, чтобы не кусалась. Чтобы твой дружок мог безнаказанно изнасиловать меня в рот.
Болезненные воспоминания вызывали только ярость — и ничего больше. Ответом ей стало отчаянное мычание, слезы и мольба.
— Тебе не весело? — наигранно огорчилась Грейнджер. — А тогда было весело… ну, ничего, теперь я повеселюсь.
Взмах палочкой наложил заклинание очищения. Не хватало еще месить дерьмо.
Парень бешено вращал глазами и отчаянно дергал плечами и задом, пытаясь сбросить чары — и понимая, что не в силах. Он паниковал и не мог сконцентрироваться. Не мог закричать. Но замечательно чувствовал все…
— Ну, что, милая: довольно лирики, начнем! Будет немного больно, но ты потерпи, ладно?
Левитируя фаллос Левиоссой, Гермиона приставила кончик к анусу жертвы и одним сильным толчком загнала внутрь. Сопротивление оказалось неожиданно тугим и яростным. Хорошо, что озаботилась смазкой, иначе потерпела бы фиаско. Но даже так было трудно. Игрушка для взрослых не имела внутри жесткого стержня, но понемногу Грейнджер приноровилась и закрепила эффект анимирующими чарами. Теперь орудие возмездия работало без ее вмешательства на манер отбойного молотка.
Альт отчаянно мычал, напрягая все, что мог напрячь. Аура его буквально сочилась болью и ужасом, кипела унижением и злостью, но постепенно все это сменялось нараставшей болью, отчаянием и… сломом. Сопротивление слабело, и в конце концов здоровый парень просто разревелся.
Этот плач смел зародившиеся сомнения и привел Гермиону в ярость, напомнив о собственных слезах.
— Что такое? — гриффиндорка обошла его и присела напротив, любуясь искаженным болью и мольбой лицом. — Тебе не нравится? — глумливая улыбка превратилась в злой оскал. — Привыкай.
Ответом стали глухие рыдания. Билл вяло шевелился, глядя на нее с тенью ненависти, но намного, намного сильнее были мука и страх. Он боялся ее. Боялся второкурсницу-магглокровку. Боялся…
Что-то злое и темное внутри ликовало — и вот это было страшно. Неужели она все-таки такая, как они?
К черту все! Эти ублюдки заслужили. Она к ним еще милосердна. Да… слишком милосердна. Гарри как-то сказал, что есть сорт людей, называемые отморозки. Такие понимают только один язык: язык насилия. Таких можно удерживать в страхе только подавляющей жестокостью.
Билли Альт не мог быть кем-то другим, ведь нормальные парни не насилуют маленьких девочек, чтобы насладиться их болью и криками.
— П-пожалуйста… — провыли рядом. — Х-х-хватит… п-п-пощади…
Услышав мольбу о пощаде, Гермиона вмиг забыла о не вовремя упавшем Силенциусе. Ярость густой черной волной поднялась в душе с неожиданной силой, отзываясь сладостной вибрацией силы в кончиках пальцев. Девочка жадно втянула воздух, наслаждаясь сладким флером ужаса, отчаяния и мольбы.
— Пощадить? — промурлыкала Грейнджер, усилием воли пробуждая те самые воспоминания.
Мощь пронизывала ее тело, откликаясь там, где Гермиона не ожидала ее ощутить. Груди стало неудобно в лифчике, и от малейшего движения напряженные соски терлись о лифчик. Трусики промокли, и по телу от низа живота расходились приятные волны в такт вспышкам ужаса и отчаяния жертвы.
Она чертовски возбудилась — и ей это нравилось.
— Я сожалею, — хныкал здоровый парень. — Очень сожалею… будь милосердна, прошу… ради всего святого… прекрати… отпусти меня…
С трудом удалось удержать руку от запуска между ног. Она хотела большего. Больше страха и боли. Больше мольбы…
Хотела кончить.
Рука направила палочку на жертву. Парень застыл, фонтанируя мольбой, безысходностью и надеждой на милосердие.
Гермиона хорошо помнила, каково это: быть в отчаянии, надеяться на спасение и все глубже погружаться в пучину страданий. Но она сопротивлялась до конца и выдержала кратно больше мук и боли, а этот… уже сломлен.
Возбуждение начало отступать, не дав ей разрядки. Нет, так дело не пойдет. Грейнджер подняла руку с палочкой, хорошо зная, как получить желаемое:
— Тъеро Дементо.
В протяжном вое не осталось ничего человеческого. Темное проклятие — проклятие ужаса — впитало в себя страдания жертвы, многократно усилила и обрушила на сломленный разум, выжигая последние очаги воли и сопротивления.
И отозвалось желанной сладостной дрожью в теле. К воплю Билла Альта присоединился стон экстаза. Гермиона закатила глаза и едва смогла заставить себя нашарить парту и опуститься на пол. Ноги отказались держать, мир разбился тысячей осколков. Это было так… волнующе, захватывающе и невыносимо сладко. Кажется, она даже отключилась на несколько секунд.
Когда зрение вернулось к ней, низ живота продолжал подрагивать, а тело все еще пронизывали волны экстаза. Гермиона рвано выдохнула.
Если насильники испытывали хотя бы десятую часть того же, ей стало понятно, почему над ней так издевались. Но это все еще непростительно.
— Охуенно… — прошептала гриффиндорка и поднялась.
Это не первый ее оргазм. Не каждый, кто ее использовал, был груб и жесток. Даже Спиннет порой “радовала свою игрушку”. Но впервые это было… так. Она даже описать не могла. Ярко, невыносимо, захватывающе — все это казалось таким бледным и серым.
— Не скучай, малыш, — Грейнджер потрепала скулящее тело по щеке.
И запоздало осознала, что могла свести его с ума. Прикосновение к разуму показало, что рассудок Билли, конечно, пострадал, но ничего непоправимого. Ну и хорошо. Не усвоит урок — всегда можно повторить.
— Что… — встрепенулся парень и завыл: — Ты что, так меня и оставишь? Нет! Не смей! Не надо! не-е-е-е-т! Кто-нибудь! На помощь! Спасите!
А силенок у него осталось море — во, как разорался! Чары немоты прервали поток воплей. Гермиона помахала ему ручкой и вышла, чувствуя полный отчаяния и мольбы взгляд.
Веревки спадут сами где-то через час. Анимирующие чары на фаллосе под яростным сопротивлением ауры жертвы уже почти выдохлись, и хватит их максимум минут на пять. Гермиона исправила это недоразумение, растянув муки жертвы еще минут на сорок.
Осознание произошедшего накатило на нее внезапно. Ноги подкосились, в глазах потемнело, а в сознании прорезался ужас ситуации от того, ЧТО она сотворила с другим студентом Хогвартса и КАКИЕ могли быть проблемы как у нее, так и у Гарри.
А потом… потом стало еще хуже. Она насиловала, пытала другого. Опустилась до из уровня… и даже кончила в процессе. Отвращение к самой себе перехлестнуло через край, и девочку вырвало желчью.
Папа был прав. Гермиона сама не заметила, как ее границы дозволенного размылись. Даже сейчас ей все сложнее было осуждать себя за это. В этот момент внутри что-то ломалось, и это «что-то» больше не вернуть.
Нет. Не ломалось. Сломано, и давно. Просто Гермиона Грейнджер только теперь это осознала.
Она заставила себя убрать за собой и бросить на пространство чары астрального шума. Пальцы дрожали, ее сильно мутило, перед глазами все плыло. Нужно срочно прийти в себя, пока она не натворила глупостей… а в этом ей мог помочь только сюзерен. Благо, Гарри научил ее пользоваться вассальной связью, и вызвать его не составило труда.
Подбросив трофейную палочку и сунув ее в карман, девочка накрыла дверь несильным заглушающим барьером и наложила слабенькие запирающие чары. Так было надежнее: сильные запирающие чары привлекали нездоровое внимание, а слабые вкупе с заглушкой работали как табличка “Не беспокоить” в гостиницах.
Совать нос не в свое дело в Хогвартсе не следовало. Этого очень не любили, плюс существенный риск стать ненужным свидетелем разборок банд.
Они встретились в пустой аудитории рядом с классом трансфигурции, где Поттер обычно тренировал заклинания. Девочку мутило и потряхивало, перед глазами все еще стояло мерзкое зрелище окровавленной промежности, а изо рта вместо внятных ответов на вопрос «Что случилось?» вырывался только бессвязный лепет.
В глазах сюзерена мелькнула тревога, и он обнял ее. Крепко. Молча. Гермиона всхлипнула и разревелась, стискивая его изо всех сил и прижимаясь лицом к плечу.
— Гарри… я… я его… из… из…
— Ш-ш-ш-ш, — ласковое прикосновение к волосам. — Все будет хорошо.
Обычная фраза-утешение. Но почему-то сейчас Гермиона искренне в нее верила.
Несколько минут она просто всхлипывала, а потом ее прорвало. Девочка говорила и не могла остановиться. Слова выплескивались из нее вместе с болью, страхом, отвращением, словно вскрылся болезненный гнойник. И это приносило облегчение.
Гарри продолжал ласково гладить ее по волосам, прижимая к себе. Его аура мягко окутывала девочку теплом и спокойствием.
— Это так мерзко… — прошептала Гермиона в конце концов. — Ой! Тебе больно?
Девочка тут же отстранилась, сообразив, что стискивала ребра Гарри изо всех сил.
— Нормально.
Конечно же, он так ответил. И ответил бы так, даже если бы она ему ребра сломала. Зеленые глаза смотрели с сочувствием, теплом… и чем-то еще. Понимание.
Он очень хорошо понимал, каково ей. Чувствовал то же, что и она.
Девочка прижалась к нему снова. Но на этот раз обнимала мягко, бережно. И услышала выдох — чуть более резкий, чем обычно. Потом снова посмотрела в глаза — и замерла.
— Гарри…
Мальчик обнял ее снова, давая ту самую поддержку, в которой она так остро нуждалась. Сейчас он не был лордом Харальдом, суровым и жестоким сюзереном, не терпевшим неповиновения. Сейчас ее обнимал друг Гарри — тот, который не отвернулся от нее и сделал все, чтобы защитить.
Исходя из своих куцых знаний психологии, Гермиона полагала, что захочет его. И была бы не против, если бы их связь оказалась такой.
Желания не было. Точнее, совсем не такое, как ожидала девочка. Мысли о сексе даже с ним вызывали отвращение. Поняв, что это значило, гриффиндорка улыбнулась и прильнула к тому, кто только что овладел не только ее телом и разумом, но душой и сердцем.
Может, Гарри и рассчитывал на это, когда раз за разом выручал ее. Девочке было все равно. Она уже давно поняла свое место, и по отношению к Гарри у нее тоже были свои расчеты. Грейнджер планировала использовать его для получения достойного места под солнцем. И отдать ему всю себя не казалось чрезмерной ценой.
Кстати о цене. Гермиона вспомнила об обучении в Хогвартсе и слегка отстранилась:
— Гарри… а как же учеба?
— О чем ты? — удивился мальчик.
— О… плате за Хогвартс.
— Да, — в глазах Поттера, несмотря на серьезный тон, плясали веселые искорки. — Это очень серьезно: я заплатил за все шесть лет, так что убедительная просьба не вылететь из школы.
Он… заплатил? И так запросто об этом говорил? Словно не десять тысяч галлеонов выложил, а сладости купил! И даже если так…
— Но… это же состояние… — пролепетала Гермиона.
— Гермиона, — Гарри серьезно посмотрел ей в душу. — Ты — мой вассал. Я взял тебя с прицелом на будущее и обязан это будущее обеспечить. Иначе дерьма я кусок, а не сюзерен. О плате за обучение не беспокойся, а если нужны карманные деньги — только скажи.
Гермиона молча обняла его в ответ. Так нельзя. Так неправильно. Она должна будет все вернуть. Та защита, которую Грейнджер получила от Поттера, стоила много дороже, чем девочка могла ему дать.
— Я буду чувствовать себя должницей, — тихий ответ. — Я… Гарри, мне неуютно. Я просто не могу так. Я должна заплатить, понимаешь? Иначе… какой я вассал, если обременяю сюзерена даже своей учебой?
— Гермиона…
— Гарри, пожалуйста.
Поттер серьезно посмотрел на нее и кивнул:
— Хорошо. Если считаешь, что обязана мне отплатить — вернешь эти деньги наличностью, услугами или работой. В сроках ты не ограничена, но я уверен, что ты справишься до окончания школы.
— Спасибо, — Гермиона обняла его.
Наверное, она — дура. В Хогвартсе десятки, если не сотни студентов, готовых на все ради такого шанса — а Гермиона взяла и отказалась. Но она хотела сама заработать себе на жизнь, сама себя обеспечивать. Хотела жить, чтобы не зависеть ни от кого, чтобы не обременять своего сюзерена.
Нужно заработать. К счастью, в Хогвартсе полно возможностей для заработка — было бы желание и руки из нужного места. Другое дело, что все рынки давно поделены, и за самую распространенную и простую работу платили кнаты.
Многие вкалывали, как проклятые, ради возможности хотя бы частично оплатить учебу. Студенты быстро понимали: заключенный контракт на обучение совершенно кабальный. А учеба в Хогвартсе стоила совершенно безумных денег: полторы тысячи галлеонов в год, не считая дополнительных занятий и факультативов.
Если студент не происходил из семьи вассалов богатых родов, за которых платили сюзерены, или из семьи ремесленников с хорошей репутацией, за которую могла бы заплатить Гильдия, ему приходилось искать средства на стороне. Источников было два: казна Министерства Магии и сам Хогвартс. И если министерство не всегда одобряло кабальный кредит с многолетней отработкой за кнаты, приходилось буквально продавать себя школе, а точнее — Совету Попечителей.
Нет, существовали и гранты на учебу, выделяемые для личных учеников профессоров или для студентов, защитивших мастерство. Вот только личных учеников в школе пересчитать по пальцам одной руки, а защитивших мастерство и вовсе последние три года не было.
Студенты искали способ заработать и выкупиться. Очень быстро все возможности были поделены, и на этом фоне расцвели рэкет, проституция и азартные игры. Студенческие банды невелики и не стремились расширяться, чтобы не делиться. Рынок древнейшей профессии поделен давно и прочно, и там тоже крайне не любили выскочек.
Вот и оставался тайный клуб азартных игр. Там можно было сколотить за ночь немалое состояние. Туда летели за легкими деньгами, как мотыльки на огонек. И некоторые действительно выигрывали. Единицы. Проигрывались десятки, причем нередко продавая себя в рабство ради ставок.
Попасть туда мог любой, наскребший пятьдесят галлеонов. Да, сумма немалая, но и не большая. А вот стать членом клуба… это было очень трудно. Связи, репутация среди студентов и вне Хогвартса, и, конечно же, прорва золота.
Весь этот клуб по сути своей банда мошенников, которые разводили других студентов на деньги, пользуясь их отчаянным положением. Наверняка этим мошенникам попустительствовала администрация, которой было попросту выгодно, чтобы студенты, заключившие контракт со школой, не выкупались.
Гермиона была из таких. В ее сторону, конечно, недовольство могло быть очень тихим и шепотом, ведь Гарри — один из попечителей школы. Формально, конечно — всеми делами занимался управляющий.
— Гарри, — тихо произнесла гриффиндорка. — Я обещаю, что не буду для тебя обузой.
— Я верю, — кивнул мальчик. — Я верю. А теперь — иди спать. Ты устала, да и мне не помешает отдохнуть.
* * *
Дафна сдержала легкую улыбку. Визит разгневанного брата был предопределен, ведь после ее появления на ужине в честь начала года в этой короне не могло быть иначе.
— Что это? — сразу надавил Бернард, не утруждая себя даже формальными приветствиями.
Ему не следовало знать. И артефакт тут же откликнулся на мимолетное желание, сокрыв ее разум щитом, неотличимым от ее обычного состояния.
— Это — подарок, — ровно ответила Гринграсс.
— Я знаю, что это подарок, — лицо брата исказилось злобной гримасой. — Как ты посмела это принять?
Безо всякой ментальной магии стало ясно, насколько удачно Поттер выбрал модель. Бернард едва себя контролировал от ярости, что немного пугало. Испытывать защитные свойства короны не хотелось.
— Мне понравилось, — просто ответила Гринграсс. — И я приняла этот дар.
— Да кем ты себя возомнила? Ты никто! Бастард! Не тебе носить символ власти нашей семьи!
Все-таки сорвался, брызжа слюной. Мерзко. Еще хуже от того, что этому недалекому и не сдержанному… магу она готова служить верой и правдой.
Была готова.
— Если вы не заметили, любезный брат, эта диадема только похожа на корону нашей семьи.
— МОЕЙ СЕМЬИ!!! — неожиданно взревел юноша. — МОЕЙ, А НЕ ТВОЕЙ!!!
— И выглядит, прямо скажем, лучше короны вашей семьи, — не удержалась от шпильки Гринграсс. — Не говоря уже о возможностях.
Пощечина была внезапной… и так же внезапно не достигла цели. Рука отлетела от воздуха в дюйме от щеки Дафны. Кисть в одно мгновение покраснела и отекла так, что лопнула кожа. Медленно потекла густая, темная, зловонная кровь.
Изрыгая проклятия, Гринграсс отшатнулся. Обжег девочку ненавистным взглядом и попробовал остановить кровотечение. Из-за боли и использования левой руки ему это удалось не сразу.
Дафна не спешила ему помогать. Да и вряд ли в ее силах справиться с проклятием, отдающим некромантией.
— Я бы рекомендовала вам относиться к незнакомым артефактам с осторожностью, — продолжила девочка. — Наследнику столь уважаемой и сильной семьи не подобает вести себя так… неосмотрительно.
Брата это не просто задело. Он натурально зарычал, забыв о проклятой руке и надвигаясь на нее. Проклятие, кстати, основательное. Не очень сильное, но стойкое. Астральное тело довольно серьезно им пропитано. Снять такое будет непросто.
— Мелкая дрянь… немедленно сними этот лом!
Судя по увиденному, “этот лом” ценнее… ну, не всей, но половины сокровищницы Гринграссов точно.
— Как скажете, брат.
Дафна коснулась руками ободряюще теплого металла и перенесла корону на трансфигурированную для нее подставку. На лице Бернарда тут же отразилось злобное ликование. Палочка взлетела, указала на нее и… раскололась. Просто треснула вдоль, исторгнув из образовавшейся щели пару разноцветных искр.
— Что… — глаза парня расширились, а злобу на лице сменила совершенно детская растерянность. Впрочем, растерянность очень скоро уступила место ненависти:
— ТЫ ЧТО СДЕЛАЛА С МОЕЙ ПАЛОЧКОЙ???
Гринграсс слегка поморщилась от громкого ора. Несмотря на то, что корона не касалась ее тела, связь с подарком лорда Поттера установилась прочная. Теперь для сохранения эффектов Дафне не обязательно носить ее постоянно, но все же желательно держать поблизости.
Очень предусмотрительно со стороны лорда Харальда.
Впрочем, такой ответ на попытку проклясть носителя и для Дафны стал неожиданностью.
— Кажется, ваша палочка не выдержала напряжения, — ровно ответила Гринграсс. — Вы хорошо за ней ухаживали, брат?
На покрасневшем от бешенства лице вздулись желваки. Мутные от смеси ярости и ненависти глаза уставились сначала на Дафну, потом — на корону. И пусть желания Бернарда были очевидны, касаться артефакта он не решился и вылетел прочь, бросив напоследок:
— Отец обо всем узнает.
Такая себе угроза. Уровень первокурсника. Дафна очень сомневалась, что лорд Гринграсс не знал о тонком оскорблении, нанесенном его семье. Бернард будет молчать в тряпочку, ведь, сказав «А», ему придется сказать «Б». Признания в такой вопиющей халатности, что привела к потере проводника, не совершит даже ее единоутробный брат.
Отбросив эти мысли, Дафна тепло улыбнулась короне. Быть защищенной так… приятно. Творение лорда Харальда продолжало ее удивлять с хорошей стороны, и наверняка сюрпризы еще не кончились.
Что бы ни происходило, девочка будет носить этот дар и не станет его скрывать. И пусть болтают, что хотят. Пусть отчим и мать исходят желчью. Они смогут только колоть ее словами. Внимание на них обращено пристальное, и изгнание бастарда за получение такого подарка покажет слабость лорда Гринграсса.
Какой лорд из того, кто за нанесенное оскорбление карает не обидчика, а заведомо более слабого, тем более — подчиненного? Впрочем, из ее отчима и без подобных просчетов лорд вышел не очень.