• Виталий Хонихоев

Глава 13

Я сижу на неудобном стуле с необычно жестким сиденьем и качающейся спинкой. Сижу и размышляю о том, что чудеса случаются в нашей повседневной жизни. Я умер и переродился в другой вселенной, в другом мире. Это уже само по себе удивительно, хотя я же умирал в первый раз и не знаю, может быть, каждый раз как кто-то умирает — его попросту переносит в другую вселенную? Может быть, смерти как таковой и не существует, а мы просто перерождаемся в бесконечных вариациях миров? Может быть, мне просто повезло, что я переродился в человека, в мире, хоть немного похожем на мой прежний? Потому что с учетом бесконечных вероятностей, очнуться в теле разумного лобстера, или там Годзиллы — было вполне возможно. Или там во вселенной Клиффорда Саймака, где есть три пола у разумных существ. Или в качестве разумного баобаба. Или неразумного. Но я все-таки попал сюда, в здешнюю Японию, в мир, который так сильно отличается от моего. Во многом. Тем удивительней, что какие-то вещи не меняются нигде. Если тебя выдернули на первый допрос, значит будет неудобный стул. Значит будет лампа, как будто случайно светящая прямо в лицо, так, что ты не можешь толком разглядеть реакцию того, кто допрашивает тебя. Неудобный стул, качающаяся спинка и жесткое сиденье — не дают расслабится, заставляют сидеть на краешке, сгорбившись. Лампа — не дает возможности ощутить общение, наладить обратную связь, вы как будто говорите с пространством. И, конечно — легкое хамство. Ну или не легкое.

— Кто подговорил вас подготовить заговор против Императора? — спрашивает голос за лампой: — Имя! Фамилия!

— Как интересно. — говорю я. Мне и в самом деле интересно. Интересно, что меняются времена, меняются миры, а стул с жестким сиденьем и качающейся спинкой — остается прежним. У меня на руках — наручники Антимагии, те самые, которые в прошлый раз с рук девушек пришлось снимать специальной отмычкой, слава богу, имеющейся в гокудо. Лично я просто отрезал себе кисти, предоставив Майко новые экспонаты для ее коллекции. Нет, в прошлом моем мире я был в намного более уязвимом положении, чем тут. Тут… я до сих пор не знаю, что именно надо сделать, чтобы меня убить. Могу предположить, что пуля в голову, колющие и режущие атаки, удары током, отравления — не сработают. Тут или растворять меня в кислоте целиком, или распылять на месте каким-нибудь дезинтегратором. При этом я более чем уверен, что такие вот средства в наличии у следователей Имперской Инквизиции имеются. Тем не менее, я не паникую. Просто потому, что основная задача всего этого антуража — как раз нагнать панику.

— Вы осознанно совершили провокацию во время Игр?! Да или нет?! — снова звучит голос незнакомца, не видного из-за света лампы.

— Я полагаю, что надо сперва расставить точки над и. — говорю я и закладываю ногу на ногу и опираюсь спиной на качающуюся спинку. Спинка качается, но стул не должен развалится, иначе бы терялся эффект. Да, так и есть, спинка замирает под определенным углом, позволяя мне откинуться назад.

— Существуют вопросы, на которые невозможно ответить однозначно. — продолжаю я, положив руки на колени и сцепив пальцы рук между собой.

— Так, например, если вам зададут вопрос — перестали ли вы бить свою жену по утрам — вы не сможете ответить «да» или «нет». Вам сперва придется объяснить, что вы не бьёте никого по утрам в принципе и что жены у вас тоже нет. — вежливо объясняю я: — а если есть, то я лично сочувствую несчастной женщине. Так и в нашем случае для того, чтобы корректно ответить на ваш вопрос мне необходимо сперва пояснить … — говорю я, осознанно провоцируя собеседника. Нашу веселую компанию — меня и Акиру-сан, вместе с Юки — задержали на выходе из убежища, что говорит о том, что информаторы Имперской Инквизиции не зря едят свой хлеб. Инквизиция — это внешнее подразделение Имперской Канцелярии, эти ребята — зеркальное отражение подразделения Антимагии, только Антимагия работает «устраняя паранормальные угрозы» в тесной связке с СКПУ, а Инквизиция — борется с заговорами против Императора и существующей власти. На мой непосвященный взгляд — не там борются, им надо с клановой вольницей порядок наводить, но пока, видимо — кишка тонка. Пока они на таких как мы тренируются. И мы могли бы пойти в разнос, но становится беглыми преступниками было не охота. И да, иммунитет на время Игр — не защищал от преследований по обвинениям, выдвинутым Инквизицией. В результате — нас привели в здание СКПУ и начали «разговоры».

— Вы понимаете, что действия, направленные на дискредитацию и подрыв власти Императора караются вплоть до десяти лет заключения в тюрьме строгого режима? Рассказать вам, что такое строгий режим? Строгий режим — это когда шестнадцать часов в день заключенные проводят сидя на коленях и смотря в пол перед собой. Им запрещено общаться, запрещено гулять, запрещено поднимать голову и встречаться взглядом с надзирателями. За нарушения — карцер. В карцере — невозможно ни сидеть, ни лежать и даже стоять, выпрямившись. В течение всего срока заключенные не видят света солнца. К ним не поступают письма, они не имеют права смотреть телевизионные передачи. А на руках у них — браслеты, которые ограничивают использование магии. Говорят, достаточно на день лишить мага его способностей и это уже нанесет психологическую травму. — размерено говорит голос и в нем слышится такая профессиональная усталость, которая должна нагонять жути. Дескать, верь мне или не верь, да только я могу закатать тебя в каталажку, чтобы ты там сгнил, и никто тебе не поможет. И это такой очевидный факт, что охота зевать, это факт, не требующий доказательств. Это аксиома. Солнце светит, вода мокрая, а я могу сделать с тобой что угодно, и никто даже не узнает. Так что лучше бы тебе сотрудничать со следствием, пока не поздно. Но, ему, следователю Имперской Инквизиции — на самом деле все равно. Он даже был бы не против, чтобы ты тут запирался и все отрицал — он все равно все знает, но тогда у него будет возможность сгноить тебя в вонючей яме, где ты годами не будешь видеть света солнца. Потому, пока есть такой шанс — немедленно признайся во всем!

Я киваю в такт словам следователя и делаю понимающее лицо. Очень понимающее. Знаем, плавали. Чем больше пугают — тем меньше у них есть фактов или доказательств. Вообще — первые двадцать минут наедине со следователем — самые важные. Что будет потом, какие версии накидают нанятые адвокаты, о чем вы будете говорит на суде — все это меркнет перед этими двадцатью минутами. Потому что именно здесь и сейчас, вы наиболее уязвимы. У вас еще нет своей версии, вы еще не подготовились. А говорить, защищать себя и свою позицию — очень охота. Незабвенная фраза — «я не буду говорить, пока вы не вызовете мне адвоката!» — вызывает у следователя здоровый смех. Вас же не допрашивают, говорит он, мы просто беседуем. Или вам есть чего опасаться, вы совершили что-то незаконное? И редко у кого хватает духа стоять на своем. Обычно люди начинают говорить. И я тоже буду. Зачем разочаровывать добрых людей, надевших на меня наручники?

— Я слышал об этом. — киваю я: — действительно, лишение магии может вызвать глубокую психологическую травму. Например, в своих исследованиях на эту тему, шведский академик Миллер указывает, что в таких случаях происходит фактическое слияние самоидентификации человека с его способностями, то есть мы можем прийти к выводу, что маг не позиционирует себя как «человек», или «гражданин» или даже «мистер Смит», а идентифицирует себя именно как «маг огня» или «телекинетик». Миллер в своей работе указывает что именно эта психологическая особенность магов и ограничивает полноценную интеграцию в общество. Да что далеко ходить, у нас в Сейтеки был один мужичок со способностью придавать форму своей правой руке, любую мог, но он как правило изображал из нее что-то неприличное. Звали его Ян Збишек, то ли поляк, то ли чех, мать его была из Европы, беженка во время Второй Войны, а тут устроилась в пекарню. Хорошая такая женщина, вышла замуж за старого Ясимару, того самого, у которого сына забрали в армию, а тот вернулся на одной ноге, да еще с какой-то молодой вьетнамкой, Нгуен как-то там. У нее еще родинка была почти на всю щеку, людей это отпугивало, и старик запретил ей в пекарне работать, булки продавать. Нет, ну в ночную смену она работала конечно, пока могла, но скоро у них двойня родилась и пришлось ей дома сидеть с малышами.

— Что? — говорит голос из-за лампы: — о чем это? Не уходите от темы!

— Так я и говорю — Ян Збишек. Как-то раз он залез в спальню одной весьма почтенной дамы, и они там весьма неплохо проводили время, да только муж ее из командировки невовремя вернулся и застал их в супружеской постели. Шум, скандал, а самого Яна этот муж по спине кочергой так огрел, что его рука в таком вот положении и осталась навсегда. С тех пор его дети и звали хреноруком, а в пекарне он больше не работал, потому как окрестные мамочки не могли смотреть, как он булки в бумагу этой рукой заворачивает. Конечно, будет тут у тебя моральная травма, как не быть. И таких вот историй — до черта. Вот, например, была еще одна дамочка …

— Стоп! Прекратить! — ревет голос: — что ты мне тут втираешь? Отвечай по существу!

— Так это и есть по существу. — нимало не смущаюсь я: — вы же не хотите, чтобы я вам неправду, сказал, или не рассказал всего, чего знаю, не дай боже. Вы же сами сказали — рассказывайте все, что знаете. Вот я и рассказываю. А если вы меня перебивать будете, то это затянется еще дольше. Хотя я лично всегда рад поговорить, потому как меня редко выслушивают до конца, все торопятся куда-то. Здорово, что наконец есть возможность поговорить, следователь-сан.

— Вам был задан вопрос. Будьте так любезны, Псевдоним-сан, ответьте на него. — скрежещет голос.

— Конечно. Я обожаю на вопросы отвечать. И говорить правду. Потому что, если ты, например кому неправду говоришь — так это завсегда потом тебе аукнется. Вот был у нас паренек по имени Дзиро, хаживал он к дочке соседа, а тот был начальником почтового участка в околотке. Как-то раз поймал его сосед, а Дзиро с перепугу и соврал, что он просто, дескать цветочки понюхать хотел, которые соседская жена выставляла на подоконник. Ну сосед возьми да заруби беднягу, а все, потому что жена соседа в этих горшочках какие-то порошки в гокудо передавала таким вот образом, мафия у них была там. А скажи Дзиро правду, так максимум что ему было бы — женится заставили бы. Я так полагаю, что он бы уж предпочел женится, чем быть зарубленным. И начальника посты посадили и его жену, а их дочурка с горя пошла в проститутки работать, да только поссорилась там с какой-то девицей и пырнула ее заколкой до смерти. И тоже в тюрьму попала. Вот, видите, следователь-сан, сколько проблем из-за того, что человек вовремя правду не сказал.

— Вам был задан вопрос — кто надоумил вас на провокацию против власти Императора?!

— И это хороший вопрос. Но как я уже говорил ранее — невозможно ответить на него, не рассказав предварительно контекст ситуации. — киваю я: — вы ведь хотите знать правду? Я вот не вижу вас из-за этой лампы, но более чем уверен, что хотите. И не просто правду, а именно — всю правду, верно? Вам на службе наверное премия полагается за правду, а как быть, если вы ее до конца не выслушали? Это уже какая-то полуправда получается. Вот зачем вам полуправда? Это уже получается ложь. Вы же потом и будете говорить, дескать Псевдоним-сан не всю правду вам…

— Аматэрасу! Как можно быть такой тупой! — взрывается голос, и я прячу улыбку. Нельзя давать играть на твоих нервах, иначе все это будет в два раза тяжелей. Я не знаю, какие у них полномочия и насколько тяжким является трещина, которую мы нанесли Воле Императора, но мне кажется, что эти ребята блефуют. Начать с того, что если бы все было всерьез, то нас скорей всего попросту бы устранили. Я уже думал о том, как можно задержать нашу веселую гоп-компанию в месте, в котором эта самая гоп-компания бы не захотела оставаться. Ответ — никак. По крайней мере лично моей фантазии не хватало. Начать с того, что запереть где бы то ни было нашу розовую куноичи — не представлялось возможным в принципе. Ну а будучи в сознании — призвать Сакуру и убедить ее перенести тебя подальше от нехороших дядь и теть — дело двух минут, если не одной. Как содержать под стражей Линду или Читосе — тоже ума не приложу. Хорошо, допустим вы можете некоторое время держать в глубоком подземелье Майко — до тех пор, пока она не найдет вариант тела, который сможет сломать замки и выкопаться, по дороге свернув шею стражам. Так что единственный действенный способ устранения угрозы — ликвидация. Причем — мгновенная. Если у них есть ребята вроде покойного Зигги, ну или Мары, то это вполне возможно.

Но мы сидим за столом с направленной мне в лицо лампой и разговариваем. Думаю, что на самом деле эти ребята просто не знают, что с нами делать, а что-то делать надо. Оставить совсем без последствий они не могут, но и полномочий на серьезные меры не имеют. И что же в таком случае делают инквизиторы, которые одинаковы во всех мирах и вселенных? Конечно же — блефуют. Задерживают и начинают допрашивать с таким видом, будто все уже знают. Если вот так вот помариновать человека, незнакомого с техниками допроса, то он скорей всего сам себе ужасов напридумывает и во всем сознается.

— Вы издеваетесь над следствием! — говорит голос: — думаете вы самая умная?!

— Что вы, и в голову не приходило. Самый умный человек на свете — это Ясуо Кишитама, ведущий спортивного шоу на «Токио ТВ», это же установлено. Говорят, что он в состоянии перечислить все притоки Рейна или вычислить скорость поезда, направляющегося из Киото в Токио если известно, что в поезде сорок два окна, а у станционного смотрителя в восемьдесят пятом году умерла бабушка.

— Ты! — ревет голос и лампа падает на пол, кто-то хватает меня за отвороты пиджака и поднимает. У меня на предплечьях вздуваются вены, выпуская кровавые лезвия — едва, чуть-чуть, готовые к применению в любой момент.

— Отставить! — гремит другой голос и меня отпускают. Промаргиваюсь, глаза привыкают к полумраку и я вижу стоящего рядом со мной мужчину в форме.

— Задержанный идет со мной! — говорит он и грубо хватает меня за руку. Я расслабляюсь и убираю кровушку обратно.

— Что же, жаль, что нам так и не удалось поговорить. — говорю я, оборачиваясь к следователю, стоящему рядом с упавшей на пол лампой: — но я думаю, что мы с вами еще встретимся.

— Гррр… — выдавливает из себя следователь и достает из кармана пачку сигарет. Я выхожу вместе с сопровождающим в коридор и за нами закрывается дверь.

— Обязательно было его до истерики доводить? — тихо спрашивает меня идущий рядом инквизитор.

— Это было не обязательно, но мне очень хотелось. — признаюсь я: — что с Акирой и Юки?

— Вытащила их сразу же. — говорит инквизитор: — Юки даже испугаться не успела толком.

— Хорошо. — говорю я: — но вот стоило ли нас вытаскивать? У них ничего толком нет, уверен, что нас бы часика через два отпустили бы.

— Линда-сан твоей уверенности не разделяет. Говорит, что у нас проблемы и замести под ковер не получится. Говорит, что по ее данным поезд Верховного Инквизитора уже выехал в сторону Сейтеки. — говорит Майко, принимая свой истинный облик, едва мы отходим от здания СКПУ на достаточное расстояние.

— Вот, елки. — грущу я: — только жизнь налаживаться стала.