• Виталий Хонихоев

Глава 15

POV Юки Оно. Девушка, которая ищет себя.

Ранее утро чуть брезжило через закрытые жалюзи. В воздухе пахло сигаретным дымом, алкоголем и духами. Она сидела перед дверью в старом, продавленном кресле, ощущая каждую пружинку своей спиной. На плечах был накинут теплый плед в шотландскую клетку, его накинула Акира-нээсан перед тем, как пойти спать «а то замерзнешь совсем». Юки не мерзла. Рядом с старшей сестренкой она никогда не мерзла. Но все равно, сидеть с пледом на плечах — было приятно. Плед пах ее запахом, запахом Акиры — ее духами и еще чем-то, неуловимо похожим на свежий мамин хлеб. Поверх пледа, ее колени придавливал дробовик. Новенький, черный, в пластиковом обвесе и с коллиматорным прицелом. Тяжесть дробовика на коленях успокаивала, придавала какой-то приземленности всему происходящему. На столе рядом стояла открытая пачка патронов и банка с кофе. Банка была полупустая, кофе был остывший и горький. Пачка с патронами была разорвана. Она сидела так уже несколько часов, наблюдая как розовая полоска в промежутке между закрытыми и опущенными жалюзи и подоконником — понемногу растет.

Отец всегда говорил ей, что если она будет вести себя не так, как полагается хорошей девочке, то однажды она закончит свои дни в дешевом мотеле. В собственной моче и блевотине. Она не знает, как обычно пахнут дешевые мотели, но здесь было на редкость уютно, а от теплого пледа пахло Акирой. Намного уютнее чем дома, в подвале. Или даже в клубной комнате. Может быть потому, что ее колени приятно оттягивал вниз тяжелый дробовик. Может быть потому, что за ее спиной она слышала мерное дыхание — на большой кровати спала Акира-нээсан. И Син. А она сидела в старом, продавленном кресле у двери с дробовиком на коленях. Наверное, так и заканчивают свои дни плохие девочки, подумала она, погладив дробовик, так, словно он был котом, уютно устроившимся у нее на коленях. Именно так — сидя в комнате дешевого мотеля, скрываясь от правосудия, поглаживая дробовик в ожидании момента, когда начнут выламывать дверь.

Они не могли снять номер в «Хилтоне», хотя по словам Акиры-нээсан это был единственный приличный отель в городе. Слишком заметно. Они не могли ночевать у себя дома или в убежище. Потому, что их наверняка разыскивали. Окраина города, мотель с претензионным названием «Шангри-Ла», одна комната на троих. Акира и Син долго разговаривали на кухне, Акира курила и пускала дым в потолок, щелкала зажигалкой и доставала новую сигарету, едва закончив предыдущую. Потом они поужинали — все вместе, едой, купленной Майко по дороге сюда. Акира и Син легли спать, а Юки уснуть не смогла. Слишком много мыслей крутилось у нее в голове. Потому она придвинула кресло к двери, положила на колени дробовик и уселась ждать. Акира проснулась через некоторое время, посетила ванную, поцеловала ее в лоб, накинула на плечи теплый плед и посоветовала не засиживаться, потому что если про нас знают, то это бесполезно, а если нет — то тем более бесполезно.

Юки не смогла сомкнуть глаз до самого утра, она смотрела как узенькая полоска света начинает пробиваться в щель между опущенным жалюзи и подоконником. Ее рука гладила дробовик на колене, и она думала о том, что она представляла все немного иначе. Иногда — когда отец в очередной раз говорил ей, что она умрет в канаве, в долгах и без близких людей рядом — она представляла себе такой вот мотель. В котором она сидела одна перед дверью, сжимая в руках старый потертый дробовик, чтобы вышибить себе мозги. Но в реальности все оказалось по-другому. Да, мотель был примерно таким же, каким она и думала — дешевым, с сероватыми простынями и еле тянущим кондиционером, с ночной парковкой для автомобилей, с круглосуточной закусочной рядом. И старое кресло не разочаровало ее — оно стояло тут посреди комнаты, нелепое в своем одиночестве. Зачем в этом номере нужно кресло вообще? Этот номер создан для того, чтобы здесь спать и не более. Еще — перекусить за пластиковым столом с тремя пластиковыми же стульями вокруг. Но кресло… кресло могло тут стоять только для одного — чтобы подвинуть его ближе к двери и сесть, ожидая, когда сапог инквизитора вышибет дверь и в проем вкатится граната. Сзади кто-то завозился на кровати, зашуршали дешевые, одноразовые тапочки, поставленные у изголовья.

— Не спится? — спрашивает у нее вставший Син и зевает: — уже утро, приляг.

— Не могу. — качает головой Юки: — не засну все равно.

— Понимаю. — говорит Син, осторожно встает, стараясь не потревожить спящую Акиру, подхватывает пластиковый стул, стоявший возле стола, и ставит его рядом с креслом. Садится. Некоторое время они молчат, наблюдая за полоской света.

— Я всегда думала, что моя жизнь закончится как-то так. — через некоторое время нарушает тишину Юки: — в таком вот мотеле. Правда я не ожидала что со мной будешь ты и Акира-нээсан.

— Ну… на миру и смерть красна, не правда ли? — прищуривается Син и ищет на столе еще не выпитую банку с кофе. Не находит, оглядывается по сторонам.

— Здесь даже холодильника нет. — жалуется он в пространство: — переборщила Акира с конспирацией.

— Есть тут холодильник. Только он маленький и не включен. — говорит Юки.

— А. Жаль. Надо было включить вчера. А что до конца жизни… ну это простая тема. Никто не может сказать, как и когда именно он умрет. — пожимает плечами Син, отыскав полупустую банку с кофе и делает глоток. Морщится, ставит банку на место.

— Гадость какая. Так вот — все мы смертны, но большинство людей ведут себя так, будто будут жить вечно. — объясняет Син: — а это не так. Средний человек живет так, будто у него есть еще целая вечность — чтобы позвонить другу, поговорить с мамой, написать картину или книгу, сказать что-то важное своему любимому человеку… даже просто отдохнуть. А этой вечности нет. И каждый из нас может уйти в любую секунду. Для этого даже не нужен взвод спецназа, который будет штурмовать номер.

— Я понимаю. — кивает Юки, поглаживая дробовик: — каждому отмерен свой срок.

— Ну да, вот только мы не знаем, сколько отмерено каждому. Вот ты например, думаешь, что ты умрешь здесь и сейчас, но умрешь в возрасте ста лет, старой и сморщенной бабушкой в окружении внуков и правнуков. — говорит Син: — кто ж его знает?

— Не хочу быть старой и сморщенной. — говорит Юки: — хочу умереть молодой. И красивой. Все равно, у нас уже нет шансов жить до старости.

— Ой, а с чего это ты взяла? Откуда такие вот мысли?

— Син, ну смотри, нас Императорская Инквизиция взяла, а мы сбежали. Нас теперь по всей Японии искать будут.

— Во-первых, мир не ограничивается Японией, а уж просочится через границу с помощью связей в гокудо — не сложно. А во-вторых, ты вот историю хорошо изучала?

— Что?

— Смотри, я же не зря альманах по Играм купил и Свод правил изучал. Есть так называемые «плавающие» нормы для участников соревнований. Но есть и абсолютно неизменяемые константы. Например — никто и никогда не был убит на Играх.

— … это понятно, но…

— Но есть еще парочка таких же. Например — никто и никогда не был арестован на Играх. Существует прецедент с заговором кланов в семидесятые, тогда участников соревнований арестовали в отеле, но не на территории Святой Земли. Император прилагает адские усилия к тому, чтобы Святая Земля была бы в сознании людей убежищем, где царит только один закон — его воля. Поэтому многие беглецы и отчаявшиеся люди тянутся к Лазурному Дворцу. Так что, если мы завтра… — Син бросает взгляд на полоску света, пробивающуюся между жалюзи и подоконником: — вернее уже сегодня — прибудем-таки на арену Игр, то нас никто не тронет, пока мы оттуда не уйдем.

— Погоди-ка… — в голове у Юки словно что-то щелкнуло и встало на место и она подняла руку и ткнула в Сина пальцем: — ты все еще хочешь победить в этих чертовых Играх!

— Теперь это уже необходимость. — разводит руками Син: — если мы выйдем из региональной группы, то автоматически войдем в состав сорока восьми команд, которые будут приглашены в Лазурный Дворец, на бал чемпионов. И вот тут уже нас трогать никто не решится.

— Ты сумасшедший. — качает головой Юки: — вы все тут сошли с ума. Вы дергаете тигра за усы. Лезете в самый эпицентр.

— Так ты — против этой затеи? Если, так, то привлекать не будем. У Акиры есть связи, спрячем тебя, паспорт новый выправим…

— Ты сумасшедший Син, но и я не лучше. — пожимает плечами Юки, пристраивая дробовик на коленях поудобнее: — и я вовсе не хочу быть старой и морщинистой. И умирать в окружении внуков. Я хочу умереть молодой и красивой… и мне кажется, что лучший путь для этого — быть рядом с тобой и старшей сестренкой Акирой. Некоторое время назад мне казалось, что моя самая большая проблема — это долги моего отца. И инвалидность моего братика. Еще раз большое спасибо, что вылечил его.

— Да было бы за что… сразу бы сказала, сразу бы вылечил. — чешет затылок Син: — способность у меня такая.

— Все равно спасибо. Как-нибудь я тебя отблагодарю. — Юки вздыхает и поправляет плед на своих плечах: — однажды и я тебе пригожусь.

— Звучит как угроза. — улыбается Син, Юки стреляет в него глазами, и он сразу же поднимает руки, будто сдаваясь: — но я не против!

— Клоун. — бурчит Юки: — и как у такого как ты есть такая как Акира? Ты явно ее не заслуживаешь.

— Я сомневаюсь, что она — есть у меня. Это скорее — мы с тобой есть у нее. — опять улыбается Син и Юки кивает. Эта мысль действительно легче воспринимается. Она и ее одноклассник вместе принадлежат Акире. А она — им.

— Дурак. — говорит Юки, чувствуя, как приятная теплота расплывается у нее в груди: — не смей так про сестренку говорить… она не такая.

— Да, да. Конечно, не такая. Вообще, Акира у нас ангел во плоти… и я не шучу! Может ты все-таки направишь эту штуковину в другую сторону, Юки? Двенадцатый калибр — это не шутки.

— А ты не смей про Акиру пошлости говорить!

— Да не говорю я про нее пошлости! Я Акиру люблю всем сердцем!

— Дурак!

— Ай! Вот за что?!

— Дурак!

— Хватит! Погоди! Слушай, давай тише, Акиру разбудим. Прекрати сосульками кидаться, больно же.

— Тебе все равно… — бурчит Юки, растворяя в воздухе очередную сосульку: — лишь бы посмеяться. На свете есть серьезные вещи.

— И к ним нужно относится несерьезно. Как правило. — отвечает Син, отряхивая свои волосы от застрявших там снежинок: — это вот к несерьезным вещам необходимо относится со всей серьезностью. Такова жизнь.

— Да что ты можешь знать о жизни! — Юки фыркает и ее пальцы выдают барабанную дробь по цевью дробовика, а в воздухе тянет прохладой.

— Ничего. — соглашается Син: — как и ты. Мы тут все пытаемся познать хоть что-то. Но если и есть в моей жизни что-то определенное, так это тот факт, что Акира-сан мне очень нравится. Я ее люблю.

— Опять! Дурак!

— Да погоди ты со своими сосульками! Что не так тут?!

— Врешь ты все! Ты и Читосе-сан любишь! И с Майко тот раз, я сама видела! И даже с Иошико!

— Ну… не отрицаю. — Син чешет затылок: — и их тоже люблю.

— Так не бывает! Любовь это когда — двое и …

— Погоди-ка. Вот с этого места уже интересно. — прищуривается Син, откидываясь на спинку кресла: — любовь — это когда двое? И обязательно — мужчина и женщина? Свадьба?

— Ну… — сперва Юки хочет сказать «да!», но потом вспоминает себя и Акиру-нээсан. Что тогда это у них? Они обе девушки и это неправильно, так хорошие девочки не поступают. Она горько улыбается уголками губ. Что же, думает она, мы уже поняли, что ты, Юки — плохая девочка. И не заслуживаешь любви. Но Акира-нээсан…

— Двое. — твердо говорит Юки: — два сердца, два человека — это любовь. А все остальное — это не любовь.

— На мой взгляд ты как-то уж сильно ограничиваешь этот термин. — говорит Син: — любить можно хоть всех людей на земле. Если у тебя достаточно большое сердце. Вот, например, — любишь ты сестренку Акиру…

— Дурак!

— Ай! Ну, допустим. Но ты любишь и своего братика, верно?

— Да, но…

— Просто представь, что Акира понравилась твоему братику, а братик — понравился Акире и … да прекрати ты уже!

— Вот что у тебя за пошлости на уме?!

— Слушай, чисто гипотетически — как бы ты себя чувствовала в такой ситуации? — спрашивает Син, ставя между ней и собой кровавый щит. Не хочет сосулькой по голове, удовлетворенно думает Юки, а мысль о Хироши, или Сузуму — и Акире-нээсан — нет, не укладывается в голове.

— Такого быть не может! — уверенно говорит Юки: -а если бы было… — она ищет слова. Если бы вдруг было… ее чувство невозможного уже достаточно расшатано, чтобы поверить, что однажды она открывает дверь в спальню, а там сестренка Акира и …

— Я бы чувствовала себя очень неловко. — признается Юки: — доволен? Убери этот свой щит и получи сосулькой как мужчина!

— Ни за что. — отвечает Син: — быть мужчиной и получать по голове сосулькой — совершенно не связанные между собой события. Вот, ты должна понимать что сейчас мы говорим не о любви, Юки.

— А о чем же?

— О сексе. Любовь — она может быть и ко всем, к маме, папе, братику, сестре, кумиру, айдолу… много к кому. А вот сексуальные отношения регулируются общественным мнением. Оттуда и этот посыл — не больше двух в одной постели. — пожимает плечами Син и снова отпивает из банки. Морщится. Но щит не опускает. Сосулька Юки перемещается выше, щит тоже поднимается вверх.

— Так что и переживать не стоит. — говорит Син: — любить ты можешь всех, никто тут тебе препятствий чинить не будет. А что до секса… хм… как говорит в таких случая Читосе — борьба за чистоту моего морального облика в глазах общества — это давно проигранная битва, так что и тут у меня полная свобода действий. Конечно, разврат и пошлость и что там еще бабушки на скамейках придумают, но это — их проблемы. О! Хочешь анекдот расскажу? Ну вот, едут в машине муж и жена и жена говорит — слушай, Дзинтаро, а ты знаешь, что молодая жена нашего сына, вьетнамка Нгуен — налево ходит? Муж и отвечает — ну, это ее проблемы. Жена — так она же сыну нашему рога наставляет! А муж — это его проблемы. Жена — так она же с тобой спит, кобель! А муж говорит — это мои проблемы. А как же я?! — спрашивает жена. Это — твои проблемы, отвечает муж. — довольно лыбится Син.

— Ты все время путаешь меня. — говорит Юки: — всегда разрушаешь мои устои. Ты — анархист и развратник.

— Есть такое. — кивает Син, поглядывая на висящую над ним сосульку: — а эти твои устои — не более чем прутья в клетке, которые ограничивают твой прекрасный разум и … Ай! Как ты?!

— Ага! — торжествующе подняла палец Юки: — как говорил Миямото Мусаси — если твой противник ожидает атаки сверху — наподдай ему сосулькой снизу!

— Не говорил так Миямото!

— Значит — должен был.

— Вы чего такое шумные? — поднимает голову Акира-нээсан и трет заспанные глаза: — рань еще. Спите, давайте, у нас еще Игры завтра… сегодня уже.

— Правильно Акира говорит. — Син убирает кровавый щит и зевает во всю глотку: — баиньки пора. А то потом на Играх будешь сонная. А у нас еще один матч перед Митсуи, так что надо будет выложится как следует. Нам теперь проигрывать нельзя.

— Душновато тут. — говорит Юки и перехватывает дробовик поудобнее. Встает, придерживая плед на плечах, делает два шага и открывает дверь, подышать свежим воздухом. Снаружи прохладно, она вдыхает свежий, утренний воздух полной грудью и чувствует, как что-то теплое прикасается к ее ногам.

— Ой. — говорит она, присаживаясь на корточки: — какой милый котик! Син! Смотри, это же Поно-кун!

— Быть не может — ворчит Син: — отсюда до нашего дома и магазинчика Тамагавы километров двенадцать будет. Что он тут делать будет?

— Девчонки говорили, что если Поно-куна кормить, то … желания исполнятся. У нас рыбка есть? — Юки оставляет дробовик лежать на коленях, пока она гладит толстого рыжего кота.

— Хм. Дай-ка глянуть. Похож, похож. А с другой стороны — разве не все рыжие и толстые коты — похожи? Может быть, и нет никаких толстых и рыжих котов? Может быть они — как наша Линда — один кот, просто проживающий все вероятности в мире?

— Это Поно-кун. — твердо заявляет Юки: — схожу-ка я в магазинчик и ему поесть принесу.

— Кофе еще купи. И позавтракать что-нибудь. И дробовик оставь.