• TimurSH

• не секс
• слизеринец
• альтернативная история
• волшебники
• мальчик который попал на слизерин
• гарри поттер
• фанфик

В предыдущих главах:

На выходных Гарри подтянул домашние задания, а потом позвал друзей, в том числе и Полумну Лавгуд, на поле по квиддичу, полетать. На обучении по Защите от Тёмных искусств с пятикурсниками (Причардом и Уоррингтоном младшим), те попросили показать им чары Патронуса, чтобы уметь противостоять дементорам. Во время ужина Гарри пришла посылка от Джеммы — Сыворотка правды для допроса Уизли. После этого Гарри встретился с Селвин; они устроили тренировочную дуэль, и мальчик осознал, что колдунья быстро учится и уже перестала быть лёгким противником.

Гарри Поттер использовал Сыворотку правды на своей подруге — Трейси Дэвис, — попросту подлив зелье в кубок и воспользовавшись тем, что она ему полностью доверяет. Девушка поведала все свои тайны.

По просьбе Гарри начато составление родословного древа Поттеров. Оказалось, что очень многие находятся с ним в родстве, хоть и очень дальнем. Активную роль сыграла в этом мисс Эйвери, подчеркнув, что Гарри является потомком самого Салазара Слизерина. Рассказав об этом Джемме Фарли, мальчик узнал, что это лишь гипотеза с очень маленькими шансами на истину. Однако, Поттер парировал тем, что он знает змеиный язык, а именно этим и славился Салазар Слизерин.

Гарри Поттер задумчиво смотрел в сквозное зеркало, поверхность которого отображало лишь его собственное лицо. Недавно закончившийся разговор с Джеммой не решил гложущих его проблем, а лишь, наоборот, породил множество новых загадок. Судя по всему услышанному за этот вечер — он действительно был потомком Салазара Слизерина. Распределение на факультет самого грозного из основателей, искусство открывать завесу над чужими тайнами, а главное — умение понимать змеиный язык — всё это подсказывало единственный верный ответ. А ведь в прошлом году он уже предполагал такое и, возможно, в любом другом случае, мальчик бы возгордился таким родством, но… Ему не давало покоя то, что Тёмный Лорд тоже был наследником Слизерина и даже дважды открывал Тайную комнату, убивая маглорождённых. Такое родство настолько претило Поттеру, что он с трудом сдерживал бешенство внутри себя, желание метаться по комнате, кидая вещи в стену. Осложнялось это и тем, что его родители… мама или папа… кто-то из них носил в себе частичку своего убийцы. Был связан с этим монстром кровными узами, которые тянулись вглубь веков к овеянному мрачной славой основателю. И из-за того, что ни Фарли, ни Бёрк не могли дать точный ответ насчёт родства Поттеров и Слизерина, то он не мог исключить даже маму из этого уравнения! Невольная злость на родителей, стыд за такие чувства, гнев по отношению к самому себе и злоба к проклятому Тому Реддлу заставила его дыхание участиться, а виски прострелить резкой болью.

— Так… — мальчик испустил глубокий вздох, пытаясь справиться с нахлынувшей мигренью.

Он попытался окклюменцией очистить разум, сосредоточившись на одном из упражнений. Постепенно у него стало это получаться, и Гарри ощутил, как нервная дрожь уходит. Мысли перестали гневно бурлить, и он смог успокоиться. В конце концов, если он в родстве со многими слизеринцами, то почему так переживает из-за родства с Тёмным Лордом? Тем более это значит, что и сами слизеринцы тоже в родстве с ним. Да и к тому же, это может быть очень дальнее родство, так что вообще не стоит сильно расстраиваться. Бёрк разберётся с родословной, и всё будет хорошо. Заодно добавят туда его маму. Мальчик постарался выбросить из головы проклятого Реддла, сосредоточившись на своей родословной. Зачем ему переживать, если вот-вот Альбус Дамблдор решит этот вопрос, уничтожив тетрадь? Вспоминая про огромное родословное древо Поттеров, его мысли пришли к неприятным выводам. Тёмный дар змеиного языка достался только ему…

Разгорячившись во время разговора с Джеммой, он даже прямо сказал, что владеет змеиным языком. С того ужасного дня, когда его пытал Тёмный лорд и мальчик был вынужден вызвать змею, Гарри ни разу об этом не упоминал. Хотя Джемма несколько раз сама затрагивала эту тему; да даже её подарок — кулон в виде змеи — был прямым, как древко метлы, жестом о его даре. Мальчик аккуратно погладил кулон на груди. Как она тогда сказала?

«Это тому, кто владеет магией и языком Основателя»?

«Моё уважение».

Её уважение?..

Обычно он сдержан, но вот с Джеммой так не выходит, ему не всегда получается контролировать свои слова. А что он ответил бы, если старшая подруга спросила про его дар? Углубила бы тему, поинтересовавшись, почему он сомневается в своём родстве со Слизерином, если ещё летом объявил себя Наследником основателя?!

От Фарли у Поттера были сокровенные секреты. Тайны… Однако постепенно эта тайная стена между ними разрушалась, камешек за камешком. А ведь их дружба началась… даже была построена на лжи о том, что он — Наследник Слизерина. На — сердце мальчика ёкнуло, когда он вспомнил колющую правду — страхе Джеммы. Да, оказалось, что эта легенда частично подлинна, он действительно потомок Слизерина и владеет змеиным языком, но остальное было ложью. Он не убийца, никогда не открывал Тайную комнату, да и не знает, что за чудовище там обитает. Что будет, когда эта стена рухнет окончательно и правда всплывёт наружу?

Другие вопросы тоже не прибавляли спокойствия. А что, если Бёрк или Феркл спросит у него, когда родилась его мама, чтобы добавить эту дату в родословную? Ему не хотелось попасть в неудобное положение, но… Он почти ничего не знал про Лили Поттер. Даже её лицо Гарри в первый раз увидел всего пару месяцев назад, когда Джемма принесла школьную фотографию его родителей вместе с другими гриффиндорцами. Он не знал ни даты, ни месяца, ни даже года рождения мамы. Какие лица будут у Бёрка и Феркл, когда он не сможет ответить на такой простой вопрос? Что же делать? Похоже, придётся написать в Литтл Уингинг единственной, кто может ответить на этот вопрос.

Он тяжело вздохнул. Против этого восставало всё его нутро. Но другого варианта не было, и мальчик потянулся к письменным принадлежностям.

«Здравствуйте, тётя Петунья. Как вы поживаете?» — перо его замерло на секунду, но тут же бодро застрочило, выводя предложение за предложением. Надо будет от неё узнать и про родителей Лили и Петуньи, а не только про день рождения мамы. Его бабушка Эвелина и дедушка Рудольф Эванс. А может Петунья знает и дальше, вглубь веков. Неплохо было бы добавить всех их в его родословную. Может так удастся проследить путь к Салазару Слизерину и понять, что связывает его с Тёмным Лордом? Наверное, стоит подойти ещё и к Люпину, уточнить и у него про маму. Всё же письмо долго идёт, да и неизвестно, ответит ли магла ему вообще, а ответы могут потребоваться уже завтра. Будь вопрос не настолько личным, то он бы лучше написал каждому однокурснику своих родителей — их имена и фамилии были на обратной стороне школьной фотографии, — чем обращался бы к магле. Надо будет отдать письмо Трейси, она отнесёт, только не забыть попросить, чтобы та сказала сове, чтобы та дождалась ответа — вряд ли Петунья с ходу сможет вспомнить всех родственников.

Ранним утром следующего дня двое слизеринцев быстро шли по коридорам школы. Невысокая темноволосая девушка с короткой стрижкой то и дело бросала взгляд на идущего на полшага впереди зеленоглазого мальчика в очках. Тот же смотрел в окна, которые выходили во двор. Стекла запотели, а окрестности Хогвартса, словно кровожадный зверь, застелил густой туман, пряча свою добычу.

— Гарри! — не выдержала молчание Трейси; её звонкий голосок заполнил коридор, отражаясь от каменных стен, и она продолжила уже куда тише. — А ты говорил, что мы будем заниматься Защитой от Тёмных искусств? А когда?

— На следующей неделе начнём. Какие заклятия ты уже знаешь?

— Ой, немного, — пожала плечами девушка.

Они свернули в другой коридор, прошли до развилки и стали подниматься по лестнице. Дэвис сильнее закуталась в мантию — по утрам было холодно, а она проснулась совсем недавно и ещё помнила тепло постели.

— Ты знаешь, что у Элизабет очень строгие родители? — понизив тон, спросил Гарри, выдавая Трейси информацию, которую она сама ему поведала.

— Да, я слышала про это, — тихо отозвалась волшебница, прикусив нижнюю губу.

— Бывает, что они её бьют, да?

— Я слышала, что её наказывают, если она в чём-то провинилась, но вот что её прям бьют, такого нет, — покачала головой Трейси.

Девушка хмурилась, уйдя в свои мысли, и Поттер знал, о чём она думает. Телесные наказания Элизабет были тайной для всего факультета, об этом знали лишь трое: она сама, Дафна, которой та поведала сокровенное под большим секретом, ну и, разумеется, греющая в тот вечер уши Трейси. Как бы нелестно не думала последняя про Гринграсс, та не стала бы выдавать такое всем, например, «по секрету» пересказав болтушке и своей лучшей подруге Пэнси. Но ведь Поттер как-то узнал эту неприглядную историю, роняющее честь и достоинство любой девочки! А значит Трейси должна была прийти к выводу, что Дафна всё же рассказала об этом мальчику, что, по всей вероятности, ещё сильнее уронило белокурую слизеринку в её глазах. Оставался ещё шанс, что Гарри поведала свою историю сама Харли, но это было маловероятно, ведь та не стеснялась лишь собственной тени. И ни в коем случае не стала бы жаловаться мальчишке о таком.

— А от кого слышала? — спросил Гарри, гадая, как выкрутится Трейси с ответом.

— Харли рассказывала об этом Гринграсс, — сообщила девушка, не упомянув, что сама она подслушала их. — Как я поняла, Гринграсс сумела её разговорить. Никогда не слышала, чтобы Элизабет с таким жаром на что-то жаловалась.

— Я вообще почти не слышал, чтобы она говорила, — добавил Поттер, машинально ухмыляясь.

Ему не нравилось то, что он узнал, но слова Трейси его чуть успокоили. Даже противные Дурсли его не били.

— Ага, — серебряным колокольчиком рассмеялась Дэвис. — Сидит и молчит, словно воды в рот набрала. И почему с ней пытается общаться Гринграсс?

— Так что с наказаниями? — вернулся к интересующей его теме Поттер. Это был весьма личный вопрос. Такое не обсуждалось среди слизеринцев.

— Ну я точно слышала про розги, — с удовольствием поделилась секретом Трейси. — Прям за очень-очень серьёзные поступки ей ими достаётся. Как она говорила, её отец их заколдовывает, и они хлещут её по попе.

Девушка зло ухмыльнулась, а мальчик ощутил жалость. Тихая, совершенно незаметная и неконфликтная Элизабет не заслуживала такого.

— Жуть! — взмахнула руками Трейси, разговор захватил её. — А она лежит во время наказания на диване. Наверняка это очень больно! И куда больнее ремня. Грэ… — она запнулась, — я слышала, что иногда так наказывают. Наверное, она плачет, — с притворным сочувствием сказала волшебница. — Не представляю, как такое можно терпеть.

— А почему так? — Поттер ощутил, как жалость уступает место гневу. — Неужели её мама не защищает её?

— Ну… — протянула девушка, размышляя. — Как я поняла: ей достаётся за дело. Она говорила, что четыре года назад случайно подожгла кабинет, когда хотела пробраться в Хогсмид через камин, чтобы набрать сладостей в «Сладком Королевстве».

Мальчик не сдержал возглас удивления, отчего Трейси заулыбалась.

— Что, не ждал такого от тихони Харли? Естественно, ей и влетело по первое число. Она ещё думала, что на её рассказ Гринграсс в ответ тоже с ней поделится секретами. Какая глупая. Та и не думала ничего ей рассказывать. А жаль. Я бы… — она замолчала.

— Да? Договаривай.

— Я хотела бы узнать что-нибудь такое и о Гринграсс, — негромко призналась Трейси.

Вряд ли Дафна стала бы рассказывать что-то настолько личное. Да и Харли поступила, по мнению Гарри, весьма опрометчиво, поведав свою историю, тем более что наверняка Трейси слышала лишь часть, а Дафна узнала куда больше подробностей. Элизабет здесь гордиться нечем. Ей следовало держать рот на замке: несмотря на её жалобный рассказ, Дафна никак не сможет ей помочь, да и это точно помешает им дружить на равных. А если узнают другие, то это подорвёт репутацию девушки. Даже сам Гарри начал испытывать к ней жалость, а Трейси издевательское презрение. И если Гринграсс вряд ли будет о таком болтать, но уже то, что их разговор подслушала Дэвис — огромный провал. Вряд ли она воспользуется такой информацией, ей всё же не нужен такой враг, который будет мстить, а незаметно слухи об этом не распустишь. Но это ставит Харли в уязвимое положение.

— Не говори об этом никому больше, — приказал Поттер.

— Я и не собиралась, — с оттенком обиды ответила девушка. — Но хорошо.

Гарри ещё не знал, как это использовать. Харли ему была неинтересна, да и непонятно, даёт ли то, что он узнал её постыдную тайну, какие-то возможности? С другой стороны, это чем-то напоминало его ситуацию с Дурслями, когда он изо всех сил скрывал своё униженное положение в мире маглов от слизеринцев. А вот Элизабет проболталась. Воспоминания о простецах вызвало у него злобу, и остальной путь прошёл в молчании. Наконец двое учеников добрались до кабинета преподавателя по Защите от Тёмных искусств.

— Я зайду к Люпину, — сказал Поттер, не поворачивая головы к идущей слева Трейси, подходя к нужному помещению, — а ты подожди меня здесь. В кабинет не входи.

— Хорошо, Гарри, — слизеринка замедлила шаг, а потом подошла к окну напротив кабинета и, коснувшись пальцами стекла, начала рисовать на нём, пока Поттер коротко постучал в дверь.

— Здравствуйте, сэр, — вежливо поздоровался мальчик, когда дверь в кабинет Защиты от Тёмных искусств открылась, и на пороге показался уже одетый в свою потрёпанную мантию Люпин.

— Гарри… — мутновато-синие глаза профессора цепко взглянули мальчику прямо в лицо. — Что случилось? — Люпин заметил робко стоящую в нескольких метрах позади обернувшуюся Трейси, которую не было сразу видно из-за спины Гарри. — Мисс Дэвис?..

— Здравствуйте, профессор, — чуть помедлив, негромко пискнула девушка, пока Поттер разглядывал истасканную мантию Люпина.

— Извините, пожалуйста, сэр, за столь ранний визит, — вежливо и спокойно сказал мальчик, думая, как бы ловче сделать так, чтобы поговорить с Люпином наедине. Ему не хотелось, чтобы его подруга знала о том, какую тему они будут обсуждать, что он сам не знает даже дня рождения собственной матери. — Мы с Вами обсуждали уже это… И я хотел бы с Вами поговорить, если можно.

— Да, конечно, — волшебник посторонился, пропуская его, — входи.

Мальчик шагнул внутрь, оглядел кабинет быстрым взглядом и повернулся к профессору. Тот немного вопросительно смотрел на Трейси, явно ожидая, что девушка тоже войдёт внутрь. Саму слизеринку изнутри кабинета Гарри уже не видел.

— Сэр? — позвал его мальчик, с нетерпением ожидая, когда тот всё же догадается захлопнуть дверь.

Люпин закрыл дверь и повернулся к нему.

— Я думал, что твоя подруга тоже зайдёт, — пояснил он.

— Она стесняется, — без заминки соврал Гарри, чуть махнув рукой, словно отгоняя несущественную мошку. — Вы говорили, что хорошо знаете моих родителей, — мальчик дождался кивка профессора, — и я постоянно думал об этом. Но есть кое-что, что я хотел бы узнать. Я… хотел узнать день рождения мамы.

— Эм… — вопрос явно удивил профессора. — День рождения… Ты не знаешь?..

— Нет, — признался Поттер.

— Январь… Да, — на лбу Люпина образовалась глубокая складка. — Если мне не изменяет память, то это тридцатое января.

— Вы не помните точно? — спросил мальчик. Ему нужна была конкретная дата, чтобы добавить в родословную Поттеров. — Месяц январь, а какого года?

— Тысяча девятьсот шестидесятого, — изумления в голосе профессора прибавилось. — Столько лет прошло с того времени, как мы праздновали её день рождение. Мрачное тогда время было. А вот… На их могилы… — голос Люпина опустился до шёпота.

Профессор замолчал. Его правая рука невольно дёрнулась.

— Давно я там не был, — добавил он.

— А мои дедушка Флимонт и бабушка Юфимия тоже похоронены в Годриковой впадине? — спросил Гарри.

— К сожалению, нет, — мрачным тоном сказал Люпин. — Они болели драконьей оспой. Больница Святого Мунго после их смерти не выдала тела.

— Тогда где их похоронили?

— Была поминальная служба. А тела уничтожили, — отрывисто сказал мужчина.

Гарри видел, что каждое слово словно с болью вырывается из профессора.

— Спасибо, сэр, — поторопился попрощаться Поттер; он уже разузнал, что хотел. — Для меня это было важно.

— Пожалуйста, — пустым голосом ответил Люпин, погружённый в свои мысли.

Во время завтрака Гарри обратил внимание, что профессора Люпина не было за главным столом. Но Поттера больше беспокоило то, что от Джеммы уже несколько дней не было писем. Девушка иногда присылала почту с помощью сов; за прошедший месяц их было пять. А Гарри отвечал на них; для него это было важно, хоть он и сам не знал почему. И хотя это не мешало им переговариваться почти каждый день по сквозному зеркалу, только вот темы, которые поднимались через совиную почту, они не обсуждали. По вечерам, разглядывая листок, где ровный почерк Джеммы плёл словесные кружева, он представлял, как девушка сидела в своей комнате за столом и сосредоточенно писала ему это письмо. А думая, что ей ответить, выводя свои мысли на бумагу, мальчик словно чувствовал, что это живая ниточка, что связывает его с единственным человеком, которому он дорог. Но она всё же так и не ответила на его намёк-вопрос, какой подарок от неё был в прошлом году на его день рождение. А это явно неспроста. Значит, почти наверняка, Джемма ничего не дарила.

Чуть позже, идя вместе с остальными на урок, Поттер пребывал в своих мыслях, пока не услышал, как Пайк пристаёт с Трейси с просьбой дать ему списать домашнюю работу, которую он поленился сделать. Та явно не хотела делиться результатами своего труда. Мальчик продолжил напирать на неё, несмотря на отказ, пока они все вместе шли по коридору.

— Отстань от неё, Пайк! — жёстко приказал тому Поттер, бросив суровый взгляд.

Питер побледнел, бормоча под нос то ли извинения, то ли оправдания.

— И поправь галстук, — добавил мальчик, взглянув на неаккуратно завязанный предмет одежды.

Пайк стал судорожно возиться, поправляя свой галстук, чем вызвал смешок у девушек, синхронную ухмылку у Нотта и презрительно скривившегося Забини.

— Да, Пайк, — важно вклинился Драко. — Вечно ты неряшливый, словно как какой-то магл. Разве в твоей семье зеркал нет?

Гарри бросил взгляд на нерешительно улыбнувшуюся ему Трейси, которой даже смелости не хватило поблагодарить его при всём классе. Хоть он и решил её защищать, но пока понятия не имел, что делать с информацией, которая на него свалилась в результате допроса с помощью Сыворотки правды.

«Может, стоило всё же выбрать кого-то другого? Ей далеко по смелости до Дафны или Пэнси. И куда делась вся её отвага, с которой она крала чужие вещи?»

Слушая вялые оправдания Пайка, которого неожиданно сильно начал песочить Малфой, и видя сомнения Забини, которому одинаково не нравились они оба, что сейчас сильно мешало тому присоединиться к остракизму, взгляд Поттера наткнулся на знакомое лицо. Гриффиндорец Колин Криви. Надоедливый фанат с громоздким фотоаппаратом, который вечно шляется за ним в надежде на хороший снимок.

Поттер нахмурился, обдумывая, можно ли как-то использовать этого глупого и восторженного второкурсника в своих целях. Сможет ли он провести его в башню Гриффиндора? Незаметно, наверное, такое не получится провернуть, но вдруг вход в гостиную львов допускает именно тихое проникновение, так же, как и в его собственную гостиную? А если воспользоваться мантией-невидимкой, то проболтается ли о ней Криви в дальнейшем? Может, стоит с ним пообщаться, понять его характер и способен ли он хранить тайны? Хотя для начала было бы неплохо узнать, где вообще находится башня Гриффиндора. Может, кто-то из слизеринцев знает точный вход? Тогда можно будет перепроверить, не соврёт ли ему Криви и не засада ли это.

Мальчик кивнул гриффиндорцу и заметил, как тот расплылся в улыбке. Надо будет не забыть этим заняться, тем более, у него есть та, кого можно будет отправить поговорить с Криви. Он покосился на Трейси, которая специально отстала от Малфоя и Пайка, боясь, что и ей может прилететь злое слово.

«Гриффиндор…»

Нельзя сказать, что Поттер никогда не интересовался, где находится логово львов, но в основном его товарищи приносили лишь разрозненные слухи. Он точно знал, что гостиная Гриффиндора расположена в башне Гриффиндора. Само название на это прозрачно намекало. Причём не внизу, а где-то на верхних этажах, напоминая этим гостиную Когтеврана. Если удастся туда проникнуть, то, может, выйдет незаметно подлить Сыворотку правды Уизли и тоже допросить их.

Наконец слизеринцы разделились: Гарри, Драко, Дафна, Теодор отправились на нумерологию, а остальные по своим делам.

В классе было шумно. Пунктуальные когтевранцы уже заняли свои привычные ряды — у окна и центральный, — разложив учебники и тетради, и теперь собрались вокруг парты Падмы Патил, что-то обсуждая. Терри Бут лихорадочно читал учебник, Мэнди Броклхерст разглядывала большой стенд со схемами у стены, а оставшиеся трое — Деннис Алдермастон, Майкл Корнер и Лайза Турпин (которая сидела вместе с Патил) — попеременно слушали стоящего с двумя открытыми тетрадями Энтони Голдстейна и саму Падму. Приход слизеринцев не остался незамеченным, и разговор понемногу утих. Пуффендуйки Боунс ещё не было: она почему-то взяла за правило приходить под самый конец перемены.

Гарри поздоровался со всеми (третий курс орлов недружно ответил на его приветствие), занимая своё место за второй партой с молчаливой Гринграсс, которая, садясь, поправила чёрную юбку под столом, прикрывая ноги. Длинные мантии пришлось снять, иначе их подол лежал бы на полу, а если сидеть в застегнутых, чтобы те не задевали деревянный настил кабинета, то в тёплой комнате становилось слишком жарко. Положив сумку на колени, белокурая девушка достала оттуда учебник, тетрадь и перо с чернилами. Повесив сумку на спинку стула, слизеринка чуть склонилась вперёд, над партой, читая свои записи. Тонкие губы были сжаты. Взгляд Гарри прошёлся от её плеча, скрытого тёмным шерстяным жилетом, по изгибу локтя, обтянутому белой тканью рубашки, по манжете без пуговиц, к тонким пальцам, медленно листающим тетрадь. Его мысли были далеко, переключившись с дум, как проникнуть в гостиную Гриффиндора, на когтевранцев.

Его визит в гостиную Когтеврана, открытая дружба с Полумной Лавгуд, да и редкие беседы со старостой Пенелопой Кристал сломали лёд между факультетами, по крайней мере, в отношении самого Гарри Поттера, переставшему быть в глазах орлов страшной фигурой, которому и «Доброго утра» пожелать опасно, а если встретиться глазами, то кровь застынет в жилах. Правда холодок и недоверие оставались, но одной из немногих групп, с которыми пересекался Поттер, как раз был третий курс когтевранцев на уроке нумерологии, который перестал его бояться. А следом за Гарри и остальные слизеринцы стали вяло их приветствовать. Малфой лишь сухо кивал, торопясь занять своё место. Для Гринграсс потеплевшие отношения с умниками были явно неожиданными, а их «Привет» и «Доброе утро», сказанное вошедшим четверым слизеринцам, выбило её из колеи: тонкие губы растянулись в растерянной улыбке, а голубые глаза недоумённо заморгали. Но девушка быстро пришла в себя, доброжелательно поздоровавшись.

Зато Теодор Нотт тут же воспользовался случаем и постарался наладить дружеские отношения. Поттер ещё не понял, что двигало им: то ли Тео нравилось налаживать связи, то ли таким образом парень получал помощь с крайне трудной нумерологией, крутясь около когтевранцев и слушая их обсуждения, то ли ему нравилась красавица Патил, вокруг которой он в основном и вился. Девушка была умна, хороша собой и энергична. Карие глаза смотрели с неожиданной проницательностью, тонкие брови то изящно изгибались, когда она удивлялась какому-то объяснению однокурсников, которое всегда во время перемены превращалось в жаркий спор, то сердито хмурились на услышанную глупость, а роскошные чёрные волосы были собраны в строгий пучок, открывая ушки, где висели небольшие, но изящные серебряные серёжки.

А вот что нравилось другу Поттера, пятикурснику Уоррингтону в Пенелопе Кристал — оставалось загадкой, хотя с ней мальчик общался побольше, чем с Патил, и наедине, идя по коридорам замка (вряд ли ему что грозило в присутствии старосты, но Трейси послушно ходила за ними хвостиком далеко позади). И лишь два раза мальчику казалось, что разговор с Кристал произошёл продуктивно.

В первый раз они обсудили, как дела у Лавгуд на факультете, а во второй раз Кристал опять делилась новостями про Полумну, но затронула и происшествие, когда один второкурсник со Слизерина что-то не поделил с когтевранцем, за что и получил отработку. Поттер пообещал, что поговорит с ним и тот не будет искать новую ссору. В остальное время девушка безудержно болтала, рассказывая разные, не всегда интересные истории. Мальчик понял, что она хочет после Хогвартса пойти работать в Министерство Магии и, наверное, её интересует его дружба с заместителем министра Фарли. Квиддич старосту почти не увлекал, хотя она была в курсе и правил, и текущего расклада предстоящих игр, где фаворитами были слизеринцы. А вот предстоящее мероприятие, посвящённое Моргане, которое организовала Корделия Селвин, её очень интересовало. Но скорей всего её манил ожидаемый там «бал». Для Гарри это были лишь танцы, но похоже, что Кристал относилась к такому куда серьёзнее. Только её туда не пригласили. Причину Поттер не знал, подозревая злопамятный характер Селвин, своеобразную месть за холодное отношение к факультету со сторону Кристал. Ещё староста Когтеврана задавала вопросы про его факультет, проявляя неприятный для Гарри интерес к делам Слизерина. Важного он ничего не рассказывал, подозревая, что Кристал спрашивает не просто так, а пытается как-то найти Наследника Слизерина и убийцу Джинни Уизли. Может, даже эти вопросы подсказывал ей старший брат убитой. Но мальчик старался наоборот показать свой факультет в более светлых тонах и отвести подозрения. И в свою очередь расспрашивал уже саму Кристал, всё лучше и лучше узнавая её натуру.

У Кристал был властный характер, она явно привыкла поучать других, но в противовес этому и сама умела слушать. Её рассказы про собственную семью, где она была единственным ребёнком, про успехи в учёбе (девушка успешно сдала все СОВ) и о многом другом были скучны для мальчика. Общих тем для разговора у третьекурсника и шестикурсницы находилось до удивительного мало. Ударялась она во время их прогулках и в учёбу, рассказывая и объясняя сложные моменты в нумерологии и трансфигурации, что было полезно для Поттера, но глубокие теоретические беседы по сложным предметам не добавляли мальчику хорошего настроения. И вряд ли такое могло привлечь Уоррингтона. Но она была не подлой, искренне радела за учеников и помогала им в проблемах, была способна на сочувствие, да и вообще являлась честной и порядочной.

И Поттер прекрасно понимал, что именно из-за этого профессор Флитвик сделал её старостой. Она строго придерживалась правил. Но вот такие черты характера вряд ли бы заинтересовали остроумного и хитрого пятикурсника слизеринца, не особо соблюдающего школьные уставы. А когда Кристал говорила про учёбу, то очень напоминала профессора МакГонагалл, только она могла и улыбнуться, и посмеяться над какой-то весёлой ситуацией, в отличии от сурового и мрачного декана львов. Так что Поттер сошёлся на том, что Уоррингтона привлекала сугубо её внешность, да и уважаемый статус старосты. У девушки были красивые, белые вьющиеся волосы, куда более длинные, чем у коротко постриженных Пэнси и Трейси. Скорее, в этом она походила на сидящую сейчас слева от него Дафну, хотя у той локоны были чисто белого цвета, когда как у Кристал немного более тёмного оттенка. Зелёные глаза волшебницы были куда темнее его собственных, и хоть и могли придавать её миловидному лицу очаровательное выражение и какую-то хрупкость, но Поттер ощущал от них давление, когда она властно что-то рассказывала, словно не поддерживала беседу, а сухо излагала школьный материал. Она по старшинству пыталась навязать ведущую роль в общении, что не нравилось Гарри. Духами шестикурсница не пользовалась. Да и то, что она была почти на голову выше мальчика и смотрела на него сверху вниз, тоже ему мешало получать удовольствие от их бесед.

Прозвенел звонок, и, словно специально стоя перед дверью и ожидая сигнала, внутрь стремительно зашла преподавательница нумерологии вместе с Сьюзен Боунс. Последняя тут же тихо скользнула за пару перед Поттером и Гринграсс.

— Доброго утро! Открываем тетради и записываем, — тут же скомандовала колдунья, обводя слизеринцев взглядом. Её красных колпак чуть качнулся. — Тема «Положение Пифагора о числах». Мисс Боунс, давайте быстрее! Нам надо ещё успеть разобрать влияние вавилонских колдунов на открытие нуля.

Девушка перестала копошиться и открыла тетрадь. После строгого замечания Сьюзен побоялась отвлекаться даже на то, чтобы снять мантию. А уж смелости повернуться и поздороваться с Гарри ей и подавно не хватило. Снова обдумывая так и сяк мысль, как попасть в гостиную Гриффиндора, и записывая длинную лекцию профессора Вектор, мальчик не заметил, как прошёл урок.

— Гарри, я хотел с тобой поговорить, — несколько манерно начал Драко, подсаживаясь к нему за стол с другой стороны от Питера, пока Поттер старался быстрее доделать скучнейшее эссе по истории магии.

До обеда было ещё полчаса, и мальчик задержался в классе Защиты от Тёмных искусств, стремясь урвать лишние минуты на домашние задания, которые он не успел сделать вечером. Тренировки с Селвин, танцы с Паркинсон, квиддич и дуэли с пятикурсниками съедали изрядное количество времени, оставляя лишь крохи, которых никак не хватало на всякие рефераты, которые постоянно задавали профессора. Сейчас ему компанию составили Малфой, Крэбб с Гойлом и Пайк. Последний пытался подсказать Гарри хоть что-то по эссе для призрака Бинса, но Поттер быстро понял, что «помощник» знает историю ещё хуже, чем он сам. Девушки и остальные слизеринцы уже ушли, даже Трейси убежала по каким-то своим делам. Профессор же попрощался и тоже покинул кабинет.

— Да? — с радостью отвлёкся мальчик и ставя точку, подавляя голосок совести, что эссе не доделано полностью.

— Как я знаю, ты делаешь родословную, — скрестив пальцы перед собой, сказал Драко. — И я говорил, что мой род — род Малфоев — очень древний и величественный. — Он с превосходством посмотрел на сжавшегося Пайка и затем презрительно сузил глаза. — Я попросил отца, и он прислал родословную нашей семьи. Хочешь посмотреть?

— Да, конечно, — Гарри с удовольствием отложил надоевшее эссе. Если что, его можно будет дописать завтра на перемене.

Малфой вытащил из сумки сложенный холст и развернул его. Несмотря на привычку Гарри сдерживать свои эмоции, он всё же не смог сдержаться, глядя на грубо сложенные углы и помятую бумагу.

— Драко, ты чего?! — он воскликнул. — А… А ничего что твоя родословная так помялась?

— Отец прислал лишь дубликат, не доверив сове оригинал, — Драко развернул огромный холст на столе, закрыв им книгу по истории магии и исписанный лист с эссе. — Если хочешь, то на каникулы можешь приехать к нам, посмотреть, как выглядит сама родословная. Но это точная такая же, так что не переживай. Кстати, где-то был чехол под неё, — Малфой принялся возиться в сумке. — Ну и ладно, — бросил мальчик, когда не нашёл искомое. — Как ты знаешь, мой предок — великий маг Арманд Малфой — дружил с самим королём Англии Вильгельмом Великим. Они вместе прибыли в Англию из Франции в одиннадцатом веке и…

Гарри склонился над родословной, не особо вслушиваясь в болтовню Малфоя. На самом верху родословной был изображён сам Драко Малфой (05.06.1980), чуть ниже его родители. От Нарциссы Малфой (11.11.1955) вела ниточка к её родителям — Сигнусу Блэку (12.06.1934 — 01.04.1992) и Друэлле Блэк (06.06.1934 — 20.10.1987). Но продолжение ещё ниже, к родителям самих двух Блэков не было, хотя у Люциуса Малфоя (04.04.1954) были указаны и мать с отцом, и дедушки с бабушками, и более древние предки. Мальчик мимоходом снова отметил, что у миссис Малфой дата рождения такая же, как у Фарли — одиннадцатое ноября. Только она старше её на пару десятков лет. Ей в этом году исполняется тридцать восемь лет. Но всё его внимание было приковано к двум одинаковым фамилиям. Блэк.

— Отец сказал, что можно тебе её подарить, — словно оказывая ему честь, под конец заявил Малфой и Гарри очнулся.

— Можно мы поговорим наедине? — спросил он, бросая взгляд на остальных.

Питер быстро закивал и, сложив книгу и тетрадь в сумку, пошёл к выходу, а Крэбб и Гойл, помедлив, потянулись за ним. Малфой горделиво смотрел на уходящих слизеринцев.

— А здесь есть Поттеры? — дождавшись, когда закроется дверь, издалека начал Гарри.

— Эмм, ну должны быть, — растерянно протянул Малфой, явно не ожидая такого вопроса.

— Что-то я не вижу. А почему у тебя линии прерываются? Почему не указываются дальше? — он провёл пальцем от Нарциссы Малфой к её родителям. — Только твои бабушки и дедушки по… линии твоей мамы. А их родителей уже тут нет.

— Потому что это родословная Малфоя, — как само собой разумеющиеся ответил Драко.

— Разве у твоей мамы не фамилия родителей?

— Нет, она Малфой, как и я, — не задумываясь, сказал Малфой.

— Но при рождении у неё была другая фамилия.

— Ах да, конечно. Но видишь ли, Гарри, в родословной такое не указывается. Даже у моей бабушки Друэллы Блэк не указана фамилия…

«Блэк» — вот и прозвучала ненавистная фамилия его злющего врага.

— …хотя она до этого носила другую фамилию, — не замечая, как лицо Поттера немного побледнело, продолжал медленно и вальяжно рассказывать Малфой, — Розье. Она давно уже умерла. Я… — голос слизеринца вдруг утратил торжественные ноты. — Я её почти не помню.

Фамилия Розье кольнула Гарри, но он не мог вспомнить, где слышал её.

— Мы очень тесно связаны с семейством Розье, — продолжал Малфой. — Тут этого нет, но мой прадед женился дважды. Его первая жена умерла после родов, и он взял в жёны какую-то Феркл, — мальчик фыркнул, явно вспоминая свою ссору с четверокурсницей Феркл. — Родственницу той глупой девочки.

Поттер с трудом подавил раздражение. Четверокурсница Альдива Феркл, на которую озлобился Драко, была кем угодно, но точно не глупой, обладая живым умом и сообразительностью.

— Сигнус Третий и Друэлла, — тихо прочитал Гарри имена Блэков. — Двенадцатое июня тысяча девятьсот тридцать четвёртого, а умер первого апреля тысяча девятьсот девяносто второго года. Это же в прошлом году! — удивился мальчик. — А твоя бабушка Друэлла родилась шестого июня тысяча девятьсот тридцать четвёртого, а умерла двадцатого октября тысяча девятьсот восемьдесят седьмом.

Он помолчал. Блэки. Родные той твари, что предала его родителей. Проклятое семейство самых тёмных и ужасных волшебников.

— А Сириус Блэк здесь есть? — спросил он, пронзительно посмотрев на Драко.

— Нет… Но я вот что хотел сказать, — таинственно, понизив голос, начал Малфой.

Драко горделиво встал, расправляя мантию и чуть помедлил, словно набираясь торжественности, а потом, неожиданно повысив голос, громко продолжил:

— Есть кое-то, о чём я должен тебя предупредить. Это крайне важные сведения и очень серьёзные. Но ради нашей дружбы я их тебе раскрою. Как ты знаешь, Сириус Блэк — опасный преступник, сбежавший из Азкабана. А вот что ты не знаешь, так это то, что Блэк попал туда из-за того, что гнусно предал твоих родителей. Именно он сообщил… — тут голос у мальчика дрогнул, чуть просев, но всё же справившись с собой, Драко продолжил, хотя торжественность пропала: — Тёмному Лорду про твоих родителей. И именно из-за него они погибли.

Малфой замолчал, уставившись на Гарри, явно ожидая каких-то эмоций и благодарности за предоставленные сведения. Но сидящий слизеринец продолжал на него холодно смотреть, и лишь зелёные глаза пронзительно блестели на побледневшем лице.

— Да… Ну вот… — замялся Драко, не дождавшись ответа.

— Я знаю об этом, — негромко сказал Поттер, — но спасибо за то, что сообщил. Я это ценю.

— Пожалуйста, Гарри. — Драко заулыбался, а потом выпалил: — А я ещё хотел спросить… Ну я же тебе рассказал… Теперь ты… Ну… Что с Уизли?

Гарри молча смотрел на него. Он понял, что тот имеет в виду пропавшую Джинни Уизли.

Молчание затягивалось.

Нетерпеливое выражение на лице Малфоя дрогнуло. Поттер вдруг понял, что и сам не знает, как реагировать на такой совершенно неуместный вопрос. Его улыбка была холодной, а сам он чувствовал, как внутри него всё окоченело.

— Думай, какие вопросы ты задаёшь, — тихо прошипел Поттер, сидя за столом и смотря на стоявшего перед ним Малфоя.

Злоба разгоралась в нём. Он молчал, просто смотря на Драко. Это явно проняло Малфоя, и тот сделал шаг назад. Драко только теперь в полной мере осознал угрозу, словно сгустившуюся в кабинете. В кабинете, в котором он был наедине с… угрозой.

— Да-да, — тот закивал, побледнев. — Прости, я не хотел… Просто, я… Извини меня.

Тишина стала почти осязаемой. Давящей.

— И ещё, Драко, — подымаясь с места и смотря тому в глаза, Поттер подвёл черту под разговором, — прежде, чем спрашивать, подумай дважды, хочешь ли ты на самом деле узнать ответ на свой вопрос.

— Гарри, прости меня, — повторил Малфой.

Поттер молча покинул кабинет, оставив Драко в полной тишине.

Дни медленно текли друг за другом. Трейси по его поручению сходила в совятню и отправила письмо в Литтл Уингинг. Гарри нравилось командовать и смотреть, как его друзья выполняют поручения. Однако, мальчик чувствовал, что есть какая-то грань, которую пересекать не стоит. Только в отношении Трейси Дэвис он такую черту не ощущал. От Петуньи пока не пришёл ответ, но слизеринцы так и не обратились к нему насчёт даты рождения его мамы, а обсуждая с Бёрком и Феркл, которые занимались составлением родословной и переданным документом от Драко, мальчик заметил, что на холсте с его собственной родословной появилась фотография Лили Поттер, которая связывала нитью с Джеймсом Поттером и вела к его имени. И дата была верной, совпадая с той, которую сообщил ему профессор Люпин. Да и фотография была точь-в-точь, как со школьного альбома из библиотеки.

Они выбрали самый большой стол в углу гостиной. На нём стояли сразу две волшебные лампы, дающие рассеянный светло-зелёный свет и отражающийся от каменной стены из облицовочного камня, к которому он вплотную и был придвинут. Этот участок стены был темнее других.

— Как жаль, что нет ничего про предков Арманда Малфоя, — сетовал, сидящий слева Бёрк.

Гарри пристроился между ним и Феркл. Хрупкая темноволосая девушка была вынуждена прижаться к его правому боку, так как заставила свободный стул сбоку и часть стола перед собой историческими справочниками и толстыми книгами, один из которых прямо сейчас сосредоточенно читала. Несмотря на тёплый воздух в гостиной, она и не подумала снять мантию, даже не расстегнула её. И лишь поправляя свои кудрявые волосы, когда те лезли в глаза, и изредка цокала, отмечая что-то в своей тетрадке.

— Я надеялся, может у Малфоев есть какие-то сведения, — продолжил Бёрк, — но нет. Жаль, жаль. Этот мистер Малфой прибыл из Франции, но на этом все сведения о нём теряются, обрываются. Неизвестно ни кем были его родители, ни чем он сам занимался во Франции. Гарри, а ты знаешь, что слово «мистер» происходит от праиндоевропейского слова «мэг», что значит сильный, большой? Так, а тут что указано? — отвлёкся пятикурсник, разглядывая пергамент. — У меня такой даты нет.

С Гальфридом Бёрком мальчик быстро нашёл общий язык, и они стали обращаться друг к другу по имени. А вот Феркл почему-то продолжала говорить уважительно-отстранённое «Поттер», хотя тот уже несколько раз назвал её Альдивой, показывая неформальное и близкое отношение к ней. Он был совсем не против получить её в друзья, так как она была весьма умна и полезна; эта четверокурсница импонировала своей собранностью, умением упорно работать, как и манере спокойно общаться, поддерживая интересную беседу без взрыва эмоцией, чем-то очень напоминая его подругу Гринграсс. Может даже именно поэтому он сразу стал относиться к ней доброжелательно и с некоторой симпатией. Только в отличии от Дафны, Альдива обладала мягким характером, не скупилась ни на улыбку, ни на теплоту в голосе, а также куда хуже могла постоять за себя. Тот конфликт с Драко чуть не довёл её до слёз. Так что мальчик резонно считал, что раз он тогда её защитил и теперь они занимаются вместе его родословной, что явно было очень интересно самой девушке, то легко подружатся. Но похоже, что Феркл предпочитала более уважительное обращение к Гарри Поттеру. А вот Бёрка она панибратски называла Гальфридом, хотя тот был старше её на один курс.

Пока Бёрк сверял свои сведения с родословной Малфоя, добавляя недостающие моменты и изредка обращаясь к Феркл, Гарри разглядывал часть своего древа, где разрасталась ветвь семьи Малфоя. По словам Драко, его бабушка по матери была Друэлла Розье, а рассматривая вторую бабушку — мать Люциуса Малфоя — Камесинну Малфой (15.11.1927 — 02.05.1981), он отметил, что родители у той тоже значились Розье: Трэвис и Мэрилин. А значит, что Люциус Малфой и Нарцисса Малфой приходились друг другу родственниками как минимум по линии Розье. И покопавшись в своих записях, Гарри легко отыскал, почему фамилия Розье была ему знакома. Эван Розье был обозначен в старых газетах, которые принесла ему летом Джемма, как опасный Пожиратель Смерти, и убит более десяти лет назад мракоборцем. Но на родословной Малфоев его не было.

Само генеалогическое древо Малфоев было сильно урезано, полностью отображая родственные связи лишь колдунов. Их жёны были указаны без других родных — без братьев, сестёр, дядей и тётей — только с родителями. Сравнивая с родословной семьи Поттеров, которую прямо сейчас делал Бёрк, Гарри видел огромную разницу между ними. Оказывается, что у Нарциссы Блэк были ещё две сестры — Беллатриса Лестрейндж и Андромеда Тонкс. Первая посажена в Азкабан давным-давно. Вообще-то Джемма говорила ему о них обоих, только не упоминала их родство с Драко Малфоем. Но сейчас отсутствие даты смерти у Беллатрисы шокировало мальчика. Ему почему-то казалось, что раз она в Азкабане, то значит умерла, на ней можно поставить крест. Тогда их с Джеммой обсуждение касалось вопроса, можно ли доверять Нимфадоре Тонкс из-за её родства с Блэком и Лестрейндж. Про вторую сестру из Блэков — мать Драко — Нарциссу он не знал ничего. И совсем недавно выяснилось то, что она носила эту проклятую фамилию. Только мальчик решил, что она какая-то очень дальняя родственница. Выходит, он ошибся. Получается, Сириус Блэк приходится двоюродным братом матери Драко. Точь-в-точь, как Дадли является его кузеном. Так мерзко. Но знал ли об этом Малфой? А дальше… Беллатриса приходилась родной тётей самому Малфою. Гарри помнил, что именно она запытала родителей Долгопупса до безумия. И прекрасно помнил свой ужас при мысли, что мог повторить их судьбу. Куда там его отвращению к собственной тёте Петунье! У Драко тётя была куда ужаснее!

Ещё он обратил внимание, что дочери семьи Малфоев, выходя замуж и меняя фамилию, словно утрачивали важность для Малфоев. Указывались лишь их дети, а потом линии прерывались. Например, Элизабет Малфой — прапрабабушка самого Поттера, которая связывала их две семьи и умерла более полувека назад, — на родословной Малфоев имела двоих детей и всё. Ни её единственная внучка, ни папа Гарри, ни он сам не был обозначен. И это касалось всех других бывших Малфоев. Единственная троюродная сестра Драко была показана, как умершая и не имела детей. Зато изящным почерком напротив многих Малфоев было обозначены их выдающиеся достижения. Наверное, это Люциус Малфой написал, когда делал дубликат своей родословной. Древо Драко по глубине веков уступала родословной Поттеров, и была намного, чуть ли не в десятки раз, уже по горизонтали.

Чуть позже пришла сова от Тонкс. Её письмо он прочитал поздно вечером, устроившись на кровати в своей комнате. Девушка живо интересовалась, чем он занимается, как у него дела, снова спрашивала не обижает ли его кто-нибудь. Гарри остановился на этих строчках. Он почувствовал угрызения совести из-за того, что в прошлом письме специально надавил той на жалость. И теперь мракоборец переживает из-за него. Похоже, так и выглядит пуффендуйская взаимовыручка и верность. Если, конечно, у Тонкс нет какого-нибудь хитрого умысла, и она не связана с Блэком или не руководствуется другими корыстными мыслями. Поттер дочитал письмо до конца, и тут же сел за ответ.

Между ними завязалась переписка. Его догадка оказалась верной — мракоборец днём находилась в Хогсмиде, патрулируя деревушку, поэтому Букля доставляла его письма ей моментально. Упомянутое ранее имя Нимфадора вызвало с её стороны просьбу не обращаться к ней так, а лишь по фамилии, но не потому что она за более официальное общение, а просто ей так больше нравится. Что это значило, мальчик так и не понял. Но у него не было возможностей долго ломать над этим голову.

Гарри с огромным трудом удалось сопоставить расписание, чтобы все его вечерние занятия пересекались как можно меньше. Тренировки по квиддичу раз в неделю, два раза в неделю обучение по Защите от Тёмных искусств с пятикурсниками, через каждые семь дней — встреча с Люпином. И каждый день жёсткие дуэли с семикурсницей Селвин, которая прикладывала все силы, чтобы одержать вверх в магическом поединке. А ещё занятия танцами с Паркинсон три раза в неделю. Это более чем тесное общение с Пэнси позволило ему лучше узнать девушку. Она оказалась не настолько легкомысленной, как он считал ранее. И за её простоватым характером обнаружилась неординарная личность со своими увлечениями и мыслями. А в какой восторг пришла волшебница, когда он на их занятии снял мантию и она увидела под ним вместо стандартной белой рубашки коричневую рубаху и подпоясанным кожаным ремешком серые штаны, которые носили древние кельты. В комплекте, что прислала Фарли, был ещё тяжёлый плащ, но его мальчик не стал брать с собой.

— Ой как здорово! — вертелась вокруг него девушка в своём синем танцевальном платье, непринуждённо разглядывая несколько необычную и явно старомодную одежду.

— Ай! — воскликнул Поттер, когда Пэнси неожиданно ущипнула его за плечо.

— Какая необычная ткань, грубая, но крепкая, — Паркинсон не обратила внимание на его сердитый взгляд. — И ремешок. Такой тонкий. А что, они мантию не носили? Ну древние колдуны Британии.

— Есть ещё плащ и несколько странных ремешков, но я их не стал брать с собой, — сдался под её напором, недовольный Гарри. — Может начнём уже?

Взяв с него обещание принести остальные вещи на следующее занятие, девушка приступала к новому уроку танцев.

Незаметно прошёл день рождение Уильяма Причарда. Гарри, заваленный горой дел, лишь коротко его поздравил, а потом незаметно ушёл на занятие с Люпином. Несмотря на договорённость с профессором заниматься ещё и дуэльной магией, мальчик снова и снова сражался с боггартом, но своего первого успеха достичь никак не мог. Ему удавалось сдерживать чудовище, обратившееся дементором, но прогнать не получалось. Полные боли мольбы мамы и жуткий, ледяной смех Волан-де-Морта словно лишали его сил, и взгляд зелёных глаз тускнел. После этих поединков Поттер чувствовал себя очень уставшим и изнеможённым, и уже сам понимал, что ему не хватит сил, чтобы ещё сражаться с Люпином. А ведь потом его ждала боевая тренировка с Селвин. Каждодневные дуэли с семикурсницей несколько примиряли его с отсутствием того же у профессора по Защите от Тёмных искусств. Сейчас главное — уничтожить свою слабость. Быть достойным.

Однако успехов в вызове Патронуса совершенно не наблюдалось. У него то получалось вызвать белое серебристое облако и сдерживать дементора, то даже лёгкой дымки не было, и профессору приходилось вмешиваться, защищая его.

«Блэк… — несмотря ни на что, Гарри никак не мог выбросить его из головы, опять вставая перед шкафом с боггартом и пытаясь сосредоточиться на воспоминании о походе в очаровательный зоопарк Стоунхенджа. — Надо собраться, сейчас… если всё получится. Я сильный. Люпин увидит. И не будет сомневаться в моей силе. Никто не должен сомневаться».

Но невольно мальчик всё никак не мог выбросить из головы то, что будет, когда дверца откроется. Он услышит голоса мамы и Тёмного Лорда. Услышит, как эта тварь убивает маму. Его маму… Неужели он снова это услышит?

И дементор опять одерживал вверх.

После Люпин угостил его шоколадом. Вкусняшка медленно растворялась во рту, согревая. Голову словно перестало сдавливать металлическими тисками, а сознание очистилось. Мальчик бросил взгляд на профессора, который сидел за учительским столом напротив него и искал что-то в ящике.

— Сэр, а Вы можете, пожалуйста, рассказать про моих родителей? — негромко спросил Гарри.

— Про родителей?.. — мужчина поднял голову и взглянул ему в лицо. — Эм, хорошо… Ты… чаю не хочешь?

— Можно, — скромно ответил мальчик. Он почему-то на какой-то крошечный момент испугался, что профессор откажет. Что стоит тому опустить глаза чуть ниже, на зелёный галстук, и лицо мужчины затвердеет. И именно в это долю мгновения Гарри почувствовал стеснение, словно зелень, украшенная серебром, его тяготила.

Но…

Минула секунда, другая.

И это чувство растворилось.

Глядя, как мужчина заваривает чай, а затем баюкая горячую кружку в руках, пытаясь согреть озябшие пальцы от холодного дыхания дементора, Гарри ощутил, как тепло от шоколада медленно распространяется изнутри. Напряжение окончательно отпустило его.

— Джеймс… Он никогда не унывал, — вздохнув, начал Люпин. — Какие бы беды не случались, он всегда находил выход. Не терял бодрость духа. Это дорогого стоило в те времена. А учился твой отец просто отлично, но не всегда соблюдал школьные правила. Наверное, как твой профессор, я не должен такого рассказывать, — с еле заметной смешинкой заметил мужчина, смотря на Гарри.

«Сказать, что я тоже не всегда соблюдаю правила? Из-за прошлого инцидента он насторожится. Нельзя».

При взгляде на профессора, Поттер невольно вспомнил свою стычку с ним. Он тогда ошибочно решил, что профессор служит Блэку или даже является им. И чуть не попал под исключение из Хогвартса, лишь благодаря умелым словам смог выкрутиться.

— Продолжайте, прошу, — добавил в голос Гарри живой интерес.

— Ну что ж. Твой отец был очень храбрым. И верным другом, готовым на всё ради своих друзей. А смелости его я даже завидовал… Знаешь, Джеймс словно делился ею, тянул людей за собой. И никогда не боялся выступать против тех, кто сильнее его.

«Это он про Тёмного Лорда», — пронеслось в голове у Гарри.

Люпин чуть сгорбился, сидя на старом стуле, погрузившись в воспоминания.

— Сэр, а что дальше? Вы с ним близко дружили?

— Он был одним из моих лучших друзей в Хогвартсе, — твёрдо сказал Люпин. — Мы проводили много времени вместе. Дурачились и учились. Твой отец был отличным игроком в квиддич, он играл за гриффиндорскую команду Хогвартса в качестве ловца. Ты можешь им гордиться, он ни разу не упускал снитч. Как я узнал, ты в этом весь в него, — губы Люпина осветила мягкая улыбка. — Твоя команда ни разу не проиграла. Он был словно рождён в воздухе. А как он баловался со снитчем…

— Баловался?

— Да… Отпускал, а потом снова ловил. Снитч очень шустрый, я с трудом уследить за ним мог, а Джеймс отпускал его всё дальше и дальше, и каждый раз снова ловил…

Оказалось, так легко вывести профессора на разговор.

— И он был очень независимым…

Мальчик отпил чай из кружки, внимательно слушая.

— А сила духа… Он стремился стоять за справедливость. И разумеется, больше всего он любил разные шалости. Помнится, мы даже специальную карту составили замка, где были изображены все волшебники. И использовали её, чтобы для своих приключений и…

Люпин улыбался, вспоминая прошлые дни.

— А твоя мама… Лили была добрая. Очень добрая и чуткая, готовая помочь всем и каждому. Она умела видеть свет в других, даже если они сами его в себе не видели. И храбрая, она всегда отстаивала свои взгляды, не боясь ничего и никого… А Джеймс был очень харизматичным парнем, Гарри. Но они не сразу нашли общий язык. Но нашли. Такое случается. Её доброе сердце и мягкость позволили ему самому стать более спокойным, ответственным…

Глаза профессора наполнились горечью и гордостью одновременно. Зелёные очи напротив молчали наблюдали за ним, отражаясь в стёклах очков.

— Вы с мисс Дэвис быстро нашли общий язык, — улыбнулся Люпин. — Она хороший друг и тепло отзывалась о тебе.

«Это он про её слова о том, что в Хогвартсе у неё есть тот, кто может её защитить? — с ехидцей подумал Поттер. — Знали бы Вы, как я «оправдал» её доверие».

Профессор не стал углубляться в это, продолжив рассказывать про Джеймса и Лили. Не умолчал он и про не особо положительные черты, как импульсивность, безудержный нрав. Беседа продолжалась. Мальчик узнал, что у Люпина не осталось родных. Мать профессора умерла ещё до рождения самого Гарри, а отец через несколько лет после. Римус Люпин был таким же сиротой, как и он сам.

Пользуясь его добродушным состоянием, Поттер предложил ему показать какие чары можно использовать для защиты.

— Самое важное в противостоянии с другим волшебником, это понимание ситуации, — принялся объяснять профессор. — Ты должен понимать кто перед тобой: друг, с которым у вас товарищеское состязание, другой ученик или профессор во время урока или настоящий противник. Исходя из этого ты должен выбирать, какие заклинания стоит применять, а какие — нет.

Несмотря на то, что Гарри привык стоять на дуэлях против многих волшебников, когда те направляли на него волшебную палочку, ему всё равно было не по себе, когда профессор достал свою и направил остриём в его сторону. Взгляд Люпина скользнул к его правой руке. Поттер сам не заметил, как уже вытащил палочку.

— В нашем случае это учебный поединок, — пояснил учитель. — И я постараюсь показать именно чары для защиты. И это будет сделано так, чтобы ты не угодил в больничное крыло.

Мальчик с трудом сохранил беспристрастное выражение лица, вспомнив близнецов, которых он отправил в больничное крыло. Сказанное было не в манере профессора, а значит тот его специально провоцировал, наблюдая реакцию.

— Следующее. Волшебная палочка — это не просто деревяшка. Это, можно сказать, твой друг, с помощью которого ты творишь магию. Это твой инструмент. И ещё твоё оружие. Ею можно чинить сломанные предметы, создавать что-то новое, варить зелья или еду и даже спасти кому-то жизнь. Но на другой стороне, — колдун повёл свободной рукой в левую сторону, словно показывая где, — что?.. Ею можно причинять вред. Поэтому никогда не направляй палочку без веской причины на человека. Даже если ты хочешь пошутить, облить его водой или решил призвать за его спиной сладости. Сначала скажи об этом вслух. Это ты понимаешь? — мальчик кивнул. — И из этого следует разумный вывод. Какой?

— Никто не должен направлять палочку на меня, — ответил Поттер.

— Именно! Не позволяй никому направлять палочку на тебя! Ну кроме людей, которым ты доверяешь, — добавил Люпин, заставив всё же мальчика дёрнуться. — Наведенная палочка — это угроза. И это возвращает нас к уже сказанному. Ты должен уметь оценивать ситуацию, понимать есть ли угроза или нет. И реагировать правильно.

— Хорошо, сэр, — послушно согласился Гарри.

— Итак, теперь касаемо заклинаний…

Они провели несколько коротких дуэлей, где преподаватель подробно объяснял, как и когда лучше применять «Экспеллиармус», «Протего» и другие чары, чтобы найти брешь в обороне противника. Гарри с трудом подавлял раздражение, когда Люпин объяснял азы, которые он сам и так прекрасно знал. Однако некоторые узкие места в применениях заклятий заставили его смириться, а про рассказ про удачные совмещения разных атакующих чар тут же завладели всем его вниманием.

Но больше всего Гарри радовало то, что у него получилось найти общий язык с Люпином. Надо было только расспросить про своих родителей. Сначала было непросто, профессор словно заставлял себя говорить, вспоминая прошлое, но потом его было уже не оставить, и он оживлённо рассказывал множество историй и часто интересовался неужели тётя Петунья сама ничего не рассказывала мальчику.

Гарри надеялся, что Люпин будет относиться к нему положительно и тогда поможет изучить сильные чары. Однако в последующих поединках Поттер неожиданно понял, что профессор не так уж и сильно может ему противостоять. В отличии от Фарли, тот был скован антитрансгрессирующим заклятием, накрывающий весь замок и его окрестности, и не мог постоянно перемещаться, заходя Гарри за спину, что всегда проделывала Джемма, делая поединок чрезвычайно динамичным и неприятным для него. Так же профессор явно сражался, не используя мощных заклинаний против своего ученика, а вот Гарри, который уже продемонстрировал раньше свой немалый арсенал чар, не был ограничен этим. Поэтому их поединок превратился в мастерство фехтования, поединок скорости и не был таким быстротечным, как с Джеммой, которая использовала куда больше заклятий, в особенности, из области трансфигурации.

Но, с другой стороны, Гарри отметил отличия в стиле боя этих двух волшебников. Если Джемма пыталась просто забросать его разными чарами и созданными опасными вещами или животными и, подловив его в какой-то момент, обезоружить, то профессор Люпин использовал более плавный стиль, иногда предпочитая мягко переходить в оборону, наблюдая, как Гарри будет эту защиту вскрывать. Он словно предоставлял мальчику возможность раскрыть себя, давал поле для деятельности, не подавляя. И профессор ничего не говорил про те сомнительные заклинания, которые Гарри нет-нет, да использовал. Но сам Поттер не демонстрировал самых тёмных чар, которые были ему известны. Более того, спустя неделю после их первого поединка Гарри ухитрился впервые обезоружить профессора.

Но его радостное настроение, когда он уже выходил из кабинета и, кивнув ждущей его Трейси, направился в гостиную, омрачило понимание, что Люпин сам ему поддался, чтобы понаблюдать, что он будет делать с безоружным противником. В мельчайших подробностях вспоминая их дуэль, Гарри осознал этот момент с особой чёткостью. Он бы и не догадался, если бы не их дуэли с Джеммой, а наоборот, преисполненный триумфом от победы, стал бы заниматься ещё более усердно. Всё же, несмотря на его усилия, Люпин явно не доверял ему полностью.