• Bandileros

• фанфик
• человек-паук

ЧП Общий.txt

Антирасист. Забавное наименование, скажу я вам, но зато эффективность просто чудовищная. И передо мной толпа озлобленных чернож… кожих. И заодно премьер-министр, который прибыл в ПимТех вместе с ними. Охранник проводил их ко мне.

— Мистер Паркер, — он протянул мне руку, — рады, что застали вас на рабочем месте. Обычно вас тут не бывает.

— Да, я занятой человек, — я пожал его руку.

— Слышал, что недавно произошёл какой-то конфликт с китайцами?

Я только усмехнулся.

— Ну, да, если говорить так — то китайцы провели интервенцию. Вторглись на нашу территорию и напали на наших людей.

Премьер-министр нахмурился:

— Это так? Я поговорю с президентом.

— Не стоит, — я остановил его, — Мистер Рипли, у вас и без того много дел… а дела трибунала остаются в трибунале.

— Однако они нападают на вас на нашей территории. Могут пострадать люди, мы несём убытки.

— Да, это есть. Однако, тем не менее, вмешательство политики в эти дела только усугубит положение. Китай не присоединился к системе трибунала, — я грустно вздохнул, — и поэтому они — большая заноза в заднице. Они крепко держат за яйца всю компартию. Хотя скорее не так — компартия использует их, ничуть не смущаясь. Плевать они хотели на любые претензии.

Премьер-министр кивнул:

— Хорошо. Но если они приведут к жертвам и разрушениям…

— Идёт война, — я развёл руками, — война между нами и китайцами. А на войне, бывает, гибнут люди, бывают и разрушения. Ничего мы с этим поделать не можем.

— Народ не слишком благосклонно это принимает.

— Народ пока ещё думает, что бучу затеяли мы. Но это не проблема — мистер Альтрон проведёт ряд презентаций на ютубе и разъяснит наши политические проблемы. Позвольте предложить вам кофе и вашим спутникам. Вы хотели о чём-то поговорить?

— Да, да, конечно, — Премьер оглянулся на чернокожих, — мы пришли поговорить о вашей скандально известной системе «Антирасист». Столько шума уже во вей америке из-за неё, вас чуть ли не линчевать хотят. Мы пока что просто наблюдаем и не можем ничего сделать…

— Что вы, мистер министер, вы же дали распоряжения в гугл и твиттер заблокировать мой искин-антирасист, — улыбнулся я, — думаете, откуда это нам известно? Трибунал обладает собственной разведкой… — я улыбнулся более хищно, — а эта разведка обладает такими возможностями, которые и через тысячу лет будут невообразимыми для простых смертных. Мы можем заглянуть в прошлое и будущее, в глубины разума, просочиться через вентиляцию или между атомами стены и наблюдать…

Улыбка министра несколько… треснула.

— Хорошо, извиняюсь.

— О, не стоит. Вы же знаете, я не только учёный, но и бизнесмен. И раз уж я решил всерьёз развиваться в области информационных технологий — то в любом случае мне нужно было бы обрушить гегемонию крупных корпоратов в этой области. Знаете, после того, как мы создали реактивный двигатель, я и не думал об электромобилях — но нефтедобывающие компании решили объявить мне вендетту. Пришлось дать им по носу.

Ну да, по носу… Акции Шелл подешевели за месяц в восемь раз. И продолжили падение. Нефть как источник смазок, горючки и химического сырья оставалась в цене, но эта цена в десять раз меньше чем при полной автомобилизации.

— Ах, да, я в курсе. Вы нанесли серьёзный ущерб нашей экономике.

— В экономике не бывает ущерба. Есть прибыли и убытки. И насколько обнищали нефтепроизводители, настолько влетели прибыли Тесла Моторс и Боинг, — я улыбнулся, — это биржа, господин премьер-министр. Рынок, и в том, что одних он осыпает золотом, а других камнями — не виноват никто. Такова природа — сильный поедает слабого. Тот, кто приспособился к новым реалиям — выживет.

Премьер вытер пот со лба.

— Да, да, прошу прощения.

— Не стоит. Вы ничего мне не сделали… возьмите кофе. Итак, что же вас не устроило в системе «антирасист»?

— Всё, — вылез негр, — ваша расистская система неприемлема.

— О, и в чём же?

— Очевидно что она работает на пользу белых, — сказал с гневом тот же негр, распаляясь, — я бы вмазал тебе.

— Можешь попробовать.

Мне и правда попробовали вмазать. Негр скривился — представляю себе ощущения.

— По-моему, вы крепко отбили себе кулак, мистер Нортон, — ответил я.

— Это неприемлемо, — премьер вскочил, — мы пришли сюда для разговора! — он повысил голос на своих спутников, — простите их, мистер Паркер.

— Что ж, анонс программных принципов антирасиста будет произведён сегодня же, если вы так желаете, — улыбнулся я, — но для вас я расскажу, мистер Нортон. Мой искуственный интеллект основан на семантическом анализе фраз и изображений. И призван заблокировать расистов, разве вы не выступали всю жизнь сами против расизма?

— Эта система блокирует только чернокожих!

— В девяти из десяти случаев — да, — кивнул я.

— Вот! Ты сам признался.

— Позвольте я кое-что вам раскрою, — я коварно улыбнулся, — система не различает расы, полы, и прочие биологические и социальные особенности в семантическом анализе. Проще говоря — она не оперирует такими словами, как чёрный или белый, мужчина или женщина… только кодами.

Премьер-министр заинтересовался:

— Это как?

— Очень просто. Например, сегодня условное обозначение чернокожих — цифра «семь», мужчин — буква j, женщин — буква h. Следовательно, если вы говорите про чернокожую женщину — система определит её как h7. Доступно? Доступно. Но самое главное — генератор случайных чисел. Каждый день система полностью и случайным образом меняет коды обозначений. Поэтому сам искин не знает, какое высказывание о чёрных, а какое о белых — оно лишь проводит семантический анализ фраз, чтобы выявить межкодовые связи. Скажем, если я скажу что «Я 8L, ненавижу 4Z» — это расизм? Расизм. Поскольку человек одной расы и пола, ненавидит людей другого расы и пола. Или «Все U сволочи, ненавижу их» — это сексизм? Сексизм, поскольку буквой обозначается пол. Доступно?

— И что с того? — спросил негр.

— С того, мистер Нортон, что моя система являет из себя абсолют гендерной и расовой нейтральности. Нулевую точку. Она не различает расы, только анализирует высказывания. А дальше в дело вступает традиционный американский расизм и сексизм. Под расизмом в Америке подразумевают не то, что во всём мире, не то, что это слово означает. Под расизмом в америке подразумевают неприязнь белых к чёрным. И всё. Неприязнь чёрных к белым — это не расизм. Особая, американская трактовка этого термина, — я ухмыльнулся, — к сожалению, неприязнь белых к чёрным или чёрных к белым — это не расизм, это его последствия. Дискриминация. А расизм — это придание важного значения в оценке человека, его способностей, значимости, поведения — его расовой или иной принадлежности. Когда вы говорите что чёрных нужно отделять от белых и к чёрным и белым нужно относиться по разному, то вы проявляете расовую дискриминацию. Расизм. Понимаете?

Нортон фыркнул:

— Ну и что?

— Ну и всё. Запомните, мистер Нортон, ещё никогда рыбу не удалось утопить, огонь сжечь, а воду намочить. Ещё никогда насилие не побеждало насилие, грубость не взращивала культуру. И никогда расизм не будет побеждён другим расизмом. Он лишь разожжёт огонь ненависти. В конце концов, всё в мире скоротечно. Подумайте, как относятся белые к чёрным — не сейчас конкретно, так вообще. Чернокожие регулярно поднимают проблему расовой дискриминации, регулярно и чётко проводят между собой и белыми линию, за которую белому человеку запрещено переступить, регулярно сами проявляют расизм. Белые уже отказались от расовой дискриминации — если судить по действию моей системы, представляющую из себя точную и чёткую нулевую отметку… количество белых расистов в десять раз меньше количества чёрных.

— Они просто молчат.

— Возможно. Я говорю это к тому, мистер Нортон, что люди имеют свойство постоянно меняться. То, что было дикостью полвека назад — сегодня норма жизни, и наоборот… и не так важно, как сейчас, как важно — что будет потом? — я присел на край стола, — я имею в виду — каким будет поколение детей, которое родится в эпоху победившей расовой толерантности? Как мы объясним ребёнку, что если чернокожий актёр играет роль белого — то это норма, а белый играет чёрного — расизм, ужас, кошмар, запрещено? Мне лично кажется, что цель всей этой толерантности — истребить расизм вместе с теми, на кого данная толерантность направлена.

— Это бред.

— Да нет, не бред. Вы же знакомы с судьбой скорбного еврейского народа во второй мировой войне? Их даже не эксплуатировали — их живьём в печах сжигали, потому что они не той национальности. Расово-неполноценные. И чернокожих, кстати, тоже, — я улыбнулся, — они поступили максимально правильно в данной ситуации. Они стали бороться с антисемитизмом, но сами не стали никого ненавидеть. И… антисемитизм был побеждён. А их ненавидели возможно гораздо сильнее, чем вас, чернокожих. И уж точно обширнее и злее. Тем не менее, они выбрали путь на преодоление национализма к себе — и успешно этого добились.

— И что ты хочешь этим сказать? Что мы должны быть как евреи?

— Хм… Я хочу сказать, что в итоге даже я не могу предугадать, к чему это всё приведёт… но ничего хорошего для чернокожих нет в том, что вместо того чтобы победить расизм и уравнять — вас заставляют ещё больше абстрагировать себя от белых, ещё больше. Возможно, в этом и заключается план? — я развёл руками, — белые не хотят, чтобы их дети и внуки дружили с чёрными, чпонькались и ассимилировались, как это произошло в латинской америке. И поэтому устроили весь этот парад идиотизма с толерантностью — которая в итоге подводит чёткие расовые границы. Хуже того, чернокожие, по крайней мере, девяносто четыре целых и семь десятых процента чернокожих, сами чётко отделяют себя от белых, расово. Может быть, вам кажется, что добившись каких-то уступок, ну там актёра в фильм чёрного вместо белого, ещё чего-то, вы как-то компенсируете неприязнь белых к себе, но не тешьте себя иллюзиями. Это всего лишь мелкие раздражители для белых, которые призваны провести черту.

— Разве это раздражает? Вот скажи, чем тебе не нравятся чернокожие актёры?

— Хм… Дай подумать… — я задумался, — проблема не в цвете кожи. Проблема в том, что актёры они говёные, понимаешь? То есть есть тот же Уилл Смит, у него прекрасная мимика и образ, он хороший актёр, я вырос на его фильмах. Но сейчас просто нет действительно хороших, фактурных актёров. Возможно по этой же причине — потому что в мире кино всё довольно тяжело устроено. Чтобы пробиться наверх, нужно обладать талантом. Но если мы будем подыгрывать актёрам определённого цвета кожи, то получить роль им станет легче, а значит — требования к ним снижаются. Им не нужно работать над собой, чтобы получить роль, и так сойдёт. Помножь это на то, что чернокожих попросту меньше, добавь то, что многие те, кто мог бы стать хорошим актёром — не стал им по той или иной причине… ну не лежала душа, или просто денег не было — это же довольно дорого — обучить актёра, этому с малых лет учат. А теперь представь, что есть фильм — про, скажем, Майкла Джордана, играют все знаменитые актёры, а самого Майкла играет какой-нибудь актёр b-муви, который особо никому неизвестен и играет посредственно. Да тут понятное дело, это всех будет раздражать. Плюсани сюда расизм — и раздражение хреновым актёром не на своём месте перейдёт на всех чёрных. Как результат — такие ситуации и такие фильмы не борются с дискриминацией, они её порождают.

Нортон всё ещё злился:

— Это твоё мнение.

— Да, конечно. И я имею на него право. И по традиции научного сообщества — обосновываю и жду критики. Как по мне, если вы хотите бороться с дискриминацией — то нужно не чёрных актёров пихать в ситуации, где они явно выглядят… эм… несоответствующими окружению, времени, ситуации, а снимать больше кино про самих чернокожих. И больше внимания уделять развитию персонажей. К примеру, я не видел хорошего кино про Кинга. Попросту его сегодня немыслимо представить.

— Это ещё почему? Чем тебе Мартин не угодил?

— Не угодил? Наоборот, у этого человека замечательный взгляд на вещи. Я думаю, доживи он до сегодняшнего дня — он бы очень знатно прихренел от того, как сегодня борются за права чернокожих. Ведь он призывал примерно к тому же, к чему стремлюсь я — чтобы мы уделяли внимание цвету кожи не больше, чем тому, наливает человек молоко в чай, или чай в молоко. Хотя для некоторых и это может показаться важным…

Нортон тяжко вздохнул, выдохнул носом. Ну и шнобель у него.

— Я понял. Значит, твой алгоритм не делает разницы между расами?

— Нет, не делает. Он абсолютно нейтрален. Он анализирует смысл фразы не обладая информацией, о чём она — ядро алгоритма неспособно чисто технически различать людей по цвету кожи. Только определять наличие самого факта ассоциирования себя с той или иной расой. Но поскольку обозначения вводятся рандомно — сегодня J7 говорит что ненавидит k3, завтра L1 говорит что Y2 угроза обществу… Кто кроется за этими обозначениями — искин не знает. Это гарантирует ему абсолютную нейтральность. А дальше… сам понимаешь.

Нортон ещё немного повозмущался, но премьер-министр его остановил.

— Спасибо за разъяснения, мистер Паркер, — он вежливо кивнул, — правда, ваш взгляд сильно отличается от официальной версии, о чём я напоминаю…

— Наука не знает официальных и неофициальных версий, мистер министер. Наука знает лишь факты и гипотезы. Гипотезы выдвигаются, оспариваются и проверяются. Факты — доказываются и обосновываются. Любое отклонение от этого стандарта — это лишь ещё одна форма лжи. Идеология, пропаганда, вера, уверенность, неверие, переоценка и недооценка, что угодно. Наука беспощадна к чувствам людей, но в конечном счёте всё меняется. Законы. Власть. Идеи. Порядки. Наука вечна. Со времён когда Архимед две тысячи триста лет тому назад доказал, что тело, помещённое в жидкость, вытеснит объём равный собственному — этот закон не изменился. Когда жгли ведьм, когда казнили геев, и когда перед ними извинялись, когда ввозили рабов и когда перед ними извинялись, когда менялось всё — объём вытесненной жидкости оставался равен объёму погружённого в воду тела.

— И… — Премьер немного потерялся.

— Мы, люди науки, служим не государственной власти. Никогда. Ни один. Мы признаём лишь законы природы, мы ищем их и выводим из наблюдений. Доказываем, оспариваем, переписываем и уточняем… Законы общества же скоротечны и мимолётны. Бессмысленны. В конечном счёте, абсолютную власть, которая никогда не снилась ни одному человеку — имеет природа. И те, кто используют законы природы — обладают единственной настоящей властью в мире, — я улыбнулся как безумный учёный, — никто не может заставить жидкость течь вверх. А я могу, — я взял со стола баночку с пузырьком воды внизу и откупорил крышку. Струйки воды потекли к потолку и застыли там, растеклись по потолку… Премьер смотрел на это как заворожённый.

— Но… как?

— Особая форма материи. На неё гравитация действует обратно тому, как действует на остальную материю — обычную материю гравитация притягивает — а эту — отталкивает. Интересно, правда? Так вот, господин министр, если у кого ещё есть претензии к моему интеллектуальному алгоритму — я рекомендую им засунуть свои претензии в задницу и купить книжку Лютера Кинга, штудировать от корки до корки и лечиться от расизма. Только так его можно победить. Только так.

— Кстати, — Премьер отлип от лужицы воды на потолке, — я слышал что ваша девушка чернокожая.

— Ой, нет, совсем нет. Разве что на четверть. А что?

— Это могло бы сильно вам помочь избавиться от обвинений.

— Мне плевать на обвинения. Пусть думают что хотят — все клиенты системы «антирасист» обладают исчерпывающей информацией о том, как она действует и согласились объявить войну, если понадобится, всему обществу. Думаю, с переходом спутникового интернета Маска на новую систему, которую я ему предложил разработать, у нас станет значительно больше клиентов.

— А…

— Гигабит. Скорость. При пинге в десять милисекунд. Редко какой провайдер проводного интернета у нас может такую скорость дать. Мы ещё работаем над этим, но если, точнее, когда закончим проектировать и выведем — мир вздрогнет от недорогого и очень быстрого интернета. К тому же основным акционером выступает трибунал — и это гарантирует свободу от политического влияния в нашем сегменте интернета.

— Это породит хаос, — премьер побелел, — хаос и анархию.

— Возможно стоит построить государство на принципах демократии и плюрализма, — я вежливо улыбнулся, — а не госрегулирования, пропаганды и идеологии. Тогда и хаоса не будет. В любом случае — как свобода слова сгубила советский союз, так сегодня может сгубить и вас… если вы продолжите свою информационную деятельность в прежнем ключе. Вообще, я политиков недолюбливаю, а американских ненавижу. Но раз уж от вас пока что зависит будущее и процветание народа — все мы, суперлюди, вынуждены с вами сотрудничать. В отличие от политиков и мешков с деньгами, корпоратов, мы на стороне народа.

Премьер встал.

— Вы хотите сказать что мы не на стороне народа?

— Припомните с чего начинался наш разговор. Мы очень. Очень. ОЧЕНЬ внимательно следим за каждым политиком на земле. И вы не исключение — никто не исключение. Раз уж мы взялись защищать людей — то должны это делать. И раз уж девяносто девять процентов мировых войн начинаются не спонтанно, а по решению политиков и обоснованы политическими мотивами — вы в красной зоне. В группе риска. Как потенциальный источник проблем.

— Это отвратительно!

— Это действенно. Чтобы не зазнавались и помнили, что в конце концов — случись что — мы будем на стороне людей. Не деля при этом людей по расам и национальностям.

По-моему он сейчас обосрётся от страха. Ну да, да, за ним и за его шефом, и за многими другими, много грязных тайн и секретиков. Как и за любым политиком.

— Я… мы пойдём, — стушевался он.

— Всего наилучшего, — проводил я их взглядом.

По-моему он убежал очень быстро. Хехе. Так, вернусь к проблеме — китайцы очень, очень серьёзно настроены против Мстителей. И ладно здесь — просто атаковали, а ведь полем боя сейчас может стать страна, в которой часть территорий за китайцами, часть — за Трибуналом. Россия.

Надо позвонить Романовой и попросить её прихватить шубку — в Москве сейчас холодно. Ноябрь.