➡️СЮДА
***77***
Только почувствовав на своей коже нежные руки, только услышав голос Мари, учуяв ее неповторимый запах, Брок пришел в себя и смог согнать полуоборот. Тяжело дыша, он упал на кровать и зажмурился, растирая ладонями лицо. Мари сидела рядом, поджав под себя ноги, молчала, давая время для того, чтобы успокоиться, и просто была рядом.
— Прости, детка, что напугал, просто волшебных кошмаров у меня еще не было, — со смешком сказал он, и Мари насторожилась. Уж она-то точно знала цену снам, а уж кошмарам в особенности.
— Что ты видел? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал привычно.
Он выпил воды, в пару глубоких вдохов унял тяжелое сердцебиение, устроился удобнее на подушке и притянул Мари, укладывая к себе на грудь. Почему-то так казалось безопаснее — спина прикрыта, а любимая волшебница рядом.
— Я видел женщину. Красивая. Темноволосая.
— Мне начинать ревновать? — усмехнулась Мари, но тут же была поцелована так, что никаких мыслей о ревности не осталось. А Брок продолжил:
— Красивая, но не как человек. Страшная в своей красоте. Она смотрела на меня из темноты так, словно сожрать хотела. И радовалась, как будто клад нашла. У меня от ее взгляда шерсть на загривке дыбом встала.
— Опиши ее, — попросила Мари.
— Милая, это просто сон, — поморщился Брок.
— Пожалуйста, — настаивала она.
— Ну хорошо. Про рост не скажу, сравнить не с чем, но по ощущениям, довольно высокая. Волосы черные, волнистые. Черты лица правильные, даже слишком. Абсолютная симметрия, — тренированный мозг выдавал приметы так, словно она до сих пор стояла у него перед глазами, и Брок продолжил: — Кукла. Нос ровный, губы пухлые, скулы высокие. А вот глаза, они как будто цвет меняли, от ярко-зеленого, светящегося, как фосфор, до почти желтого, и так же светились.
— Заметил, как она была одета? — спросила Мари. Она еще не знала почему, но ей казалось это очень важным. Сны на главные праздники Колеса Года и у простых людей частенько были вещими, а уж волшебникам сам Мерлин велел прислушиваться к тому, что выдавало в эти дни подсознание. И сегодня был именно Лугнасад — главный праздник лета и первого урожая. В разных местах земли он назывался по-разному, где-то в угоду религиям внесен в церковные праздники, но она привыкла именно к кельтским названиям, которые имели хождение на британских островах.
— Платье… Знаешь, такое, как на старинных картинах. Декольте, длинная юбка, вышивка, камни… Зеленые, кажется, — Брок нахмурился, у него было такое ощущение, что кто-то буквально стирает образ из его памяти. Он напряг волю, возвращая контроль, и сказал: — И корона. Не просто украшение, а настоящая корона. Тоже с зелеными камнями, как будто сплетена из сотен тонких веточек. Странная. Как будто не человек делал. Всё. Это важно?
— Пока не знаю, — она постаралась придать голосу легкомысленные нотки, но напоролась на такой скептический взгляд от Брока, что сразу исправилась, продолжив уже серьезно: — Это может ничего не значить, а может быть своего рода предупреждением. Хочу посоветоваться с Ригелем и Луной.
— Ты же скажешь мне о своих выводах? — спросил Брок.
— Конечно, как только они будут, — кивнула Мари, улеглась обратно к нему на плечо и сказала: — Попробуй снова заснуть, последние дни были сложными, тебе жизненно необходим отдых.
За много тысяч миль от Нью-Йорка, на вершине одного из Холмов фейри в Ирландии, королева Никневин смотрела пустым взглядом в бездонное небо, которое уже начало наливаться розовым светом на востоке, подкрасив редкие облака акварелью. Удивительный потомок помнил о ней, хотя ее образ должен был исчезнуть из его памяти полностью в момент пробуждения. Что это несло, она не знала, но теперь еще больше хотела увидеть их всех лично в своих Холмах.
Она поднялась с камня, поправила корону, одернула подол и пошла по едва заметной тропинке вниз. Мелкие камушки кололи нежные ступни, но никто из ее подданых не спешил к ней на помощь, чтобы не помешать и не нарушить тонкие нити ветра. Все, как она и приказывала, ждали ее возвращения внизу. Она дошла к подножию холма, где ее тут же подхватил на руки начальник ее стражи.
— Королева, было бы лучше, если бы ты позволила сопровождать тебя, — недовольно сказал он и осекся, увидев ее горящий взгляд, не предвещающий ничего хорошего. — Прости, королева.
— Не забывай свое место, Кухулин, — жестко сказала она и велела: — В зал совещаний, у меня есть новости.
Двери в Холм как таковой не было. Просто в какой-то момент земля будто расходилась, а тропинка шла внутрь. Вернее, не внутрь, а буквально в другой мир. Ши, как и асы, имели свой мир, не такой большой, как Земля, но достаточно просторный для того, чтобы не просто там жить, а и иметь сады, пастбища с животными, поля, засеянные злаками. Чтобы у каждого дома был свой надел. На их небосводе даже солнце и луна были отличные от мира людей, хоть и похожие. В принципе, Ши могли бы жить только в своем мире, но, как и всем долгоживущим, им было скучно, поэтому они вмешивались в жизни людей, пока могли. Костяная Мать, королева Никневин, встала во главе не так уж и давно по меркам Ши, всего-то около пятисот лет, сменив своего отца, которого лично убила, как и большую часть его стражи. Остальные присягнули на верность ей. Единственное, что ее во всем этом не устраивало, так это слишком близкое соседство с Благим двором. Их Холмы на земле располагались хоть и близко, но там это соседство ее мало волновало, а вот на земле Ши.
Широкая река служила своеобразной границей между Благими и Неблагими. Шеннон была почти непреодолима, только в нескольких местах берега соединялись мостами, которые охраняли стражи с обеих сторон. А по берегам… Неблагие не любили быть на виду, они предпочитали устраивать пиры и прочие развлечения подальше от любопытных глаз благих. А вот Благие, наоборот, все свои праздники устраивали непременно на берегу Шеннон так, чтобы их было заметно — иллюминация, фейерверки, музыка, всё было напоказ. Никневин иногда казалось, что она наблюдает за плохой постановкой, особенно ее веселили показательные выступления Мев Риган, которая расцвечивала своей магией небосвод во все возможные цвета, словно показывая свою силу. Никневин пару раз потушила это светопредставление своими тенями, думая, что так угомонит ее, но это вызвало обратный эффект. С тех пор Никневин и сама не лезла к Благим, и своим подданным запретила.
То, что королева Никневин назвала залом совещаний, на самом деле было большой поляной в роще вековых деревьев. Она была вымощена каменными плитами, там стояли кресла каждого из двадцати шести глав домов Неблагого двора, там же, на возвышении, стоял ее трон, куда ее со всем почтением усадил Кухулин. Она не просто была королевой, она была главой двадцать седьмого дома.
— Созови всех, — велела она, отмахиваясь от служанок, которые толпились вокруг нее в попытках услужить.
— Слушаюсь, королева, — он поклонился и отошел от нее, чтобы создать вестников и отправить главам домов. Никневин проводила его взглядом. Он всегда волновал ее. Высокий, темнокожий, с черными струящимися волосами едва не до пят, некоторые прядки были заплетены в тонкие косицы, украшенные серебряными кольцами и черными переливающимися радугой перьями. Он умел обращаться в ворона, умел растворяться в тенях, был непревзойденным шпионом, убийцей и любовником. Никневин вздохнула и бросила взгляд на одну из своих фрейлин, та казалась сотканой из света и была полной противоположностью Кухулина. Но они были вместе, у них был ребенок, поэтому Кухулин был для нее неприкосновенен. Жаль. Она сжала руки в кулаки, отвела взгляд и позволила служанкам омыть ей ноги и обуть туфли. Взяв в руки зеркальце, она поправила растрепавшуюся от ветра прическу и улыбнулась своему отражению. Конечно, она могла не объявлять во всеуслышанье о новых потомках, могла прибрать их к себе, усилив исключительно свой дом, но… Но она была не только главой, но и королевой. Если она будет заботиться только о своих близких, то произойдет перекос в волшебстве, а этого она не хотела бы совершенно — успела насмотреться на отца, который до смерти от ее руки успел натворить таких ошибок, которые она едва смогла исправить.
* * *
Когда встал вопрос о том, где поселить Локи, то Роджерс настаивал на том, чтобы тот, пока делом не докажет свою лояльность, оставался на территории базы, где ему выделили довольно просторные апартаменты. Конечно, там не было привычных для него по Золотому дворцу интерьеров, но Локи это совершенно не смущало. Его даже не смущало постоянное наблюдение, потому что то чувство свободы, которое он ощутил, разорвав связи с Одином и остальными, было дороже любых дворцов. Единственная, по кому он скучал и о разрыве с кем скорбел, была Фригга. Он всегда знал, что она ему не родная мать, это не было тайной. Царица Фригга за все тысячелетия брака с Одином так и не родила ему наследника, может, именно поэтому, чтобы как-то ее уколоть или наказать, он притаскивал в Золотой дворец всех своих бастардов?
Он уже больше недели жил на базе, ежедневно отвечая на сотни вопросов о мироустройстве вселенной, о существах, которые ее населяют, о проблемах, сложностях, отношениях между цивилизациями. Старк, который старался присутствовать как можно чаще, постоянно подкидывал дополнительные вопросы. И Локи, что удивительно, нравилось отвечать, нравилось чувствовать себя проводником для мидгардцев в новый мир. Единственное, что его удручало, так это потеря всего того, что он нажил за сотни лет. Ну, не всего, конечно, но многого. А потом, в один из дней, когда он прогуливался, на небольшую площадку перед тем строением, где он временно жил, открылся Биврест, ослепил нестерпимым сиянием и потух.
Локи в одно мгновение заковался в свою броню и на голых инстинктах призвал кинжалы, которых, по идее, у него не должно было быть, потому что сам лично сдал всё оружие. Он ожидал всякого, вплоть до появления Одина, но на месте, где потух Биврест, одиноко лежала небольшая сумка. Локи с опаской сделал пару шагов, но ничего не произошло. Не снимая брони, он подцепил ремень сумки кинжалом и подтянул к себе. Тишина, только легкие шаги бегущих к нему СТРАЙКовцев были слышны. Первым с удивительной прыткостью и легкостью до него добрался Роллинз, выглядевший неуклюжим тяжеловесом.
— Что тут? — спросил он, глядя на Локи.
— Сам не знаю, — ответил он и с осторожностью поднял клапан на сумке. Первым выпал сложенный вдвое лист с узнаваемым золотым вензелем по краю. Фригга. Локи подхватил лист, раскрыл его и вчитался в ровные строки, написанные каллиграфическим почерком. Фригга писала о том, что понимает причины, по которым Локи поступил именно так, что остается его матерью несмотря ни на что, что любит. А еще, что не может оставить его в Мидгарде без привычных вещей.
«Я собрала всё, что тебе принадлежит, всё, что ты оставил в Золотом дворце, включая книги. Желаю, чтобы ты устроился на новом месте, как подобает принцу. Не хмурься. Да, ты не принц Асгарда, но разве это интересно — быть одним из многих? Но ты единственный наследный принц Йотунхейма. Не удивляйся, не надо. Я знаю, насколько больно тебе было узнать правду про Одина, и думаю, что стоит продолжить и увидеть всю картину целиком. В сумке, кроме вещей и золота, есть несколько листков, которые я вырвала из своего дневника. Прочти, ты всё поймешь».
Сын мой, я очень надеюсь, что сохранила право тебя так называть, я очень тебя люблю, мой заблудший ребенок, и я очень рада, что ты оказался в правильном месте в верное время.
Царица Фригга»
Локи сморгнул непрошеные слезы, убрал письмо во внутренний карман, подхватил сумку и пошел внутрь. Ему предстояло узнать правду о своем происхождении, а не ту сказку, в которую он верил всю сознательную жизнь. Роллинз и остальные проводили его взглядами и вернулись на посты, где несли дежурство до этого момента.
➡️СЮДА