28к символов
* * *
— Эоны… Это не просто высшие существа, Келус, а воплощения фундаментальных идей вселенной, — продолжала свой рассказ Ахерон. — Они рождаются из коллективных концепций, из того, что люди, миры и даже звёзды думают и чувствуют в масштабах космоса. Не боги, которых можно умолять или проклинать, а Пути — реки энергии, что направляют реальность. Каждый Эон — вершина такого Пути. Возьми, к примеру, Разрушение: это сила, что ломает старое, чтобы дать место новому, как буря, сносящая лес, чтобы почва ожила. Или Сохранение — щит против хаоса, вечная охрана равновесия. А IX, Эон Небытия, которого я… ну, скажем, представляю, — это забвение. Не смерть в смысле конца, а освобождение от циклов боли, страданий и воспоминаний, что жгут изнутри. Тишина, где всё растворяется и находит покой.
Я шёл по мягкой, упругой траве зелёного леса, чувствуя, как её слова смешиваются с шелестом ветра в листве окружающего леса — густого, полного жизни, с деревьями, чьи кроны переплетались, создавая естественные арки, пропускающие пятна солнечного света.
Ахерон сидела на моей спине, её руки нежно, но крепко, обхватили мою шею. Я поддерживал её ноги руками, стараясь ступать ровно, чтобы не потревожить — она была легче перышка, но её присутствие ощущалось каждой клеткой: тепло тела сквозь ткань одежды, ровное дыхание у моего уха, лёгкий аромат чего-то древнего и далёкого, как звёздная пыль, с нотками озона и далёких гроз, а её мягкая грудь упиралась в мою спину, создавая приятное, почти интимное давление с каждым шагом.
Перемещение через Тень IX выжало из неё все силы — она объяснила это раньше, когда мы оба пришли в себя после падения сквозь листву.
— «Иногда проходы бывают слишком дальними», — прошептала она тогда, опираясь на меня, чтобы встать. — «Небытие даёт силу, но забирает взамен. Я уязвима сейчас, но если станет хуже, я могу нырнуть обратно в Тень, чтобы перевести дух. Это как… перезагрузка, только в пустоте».
Ждать, пока она восстановится, мы не стали. Я не видел проблемы в том, чтобы её понести и позволить немного расслабиться, и побездельничать. Кроме того, нужно как-то начинать отплачивать за своё тройное спасение и остальную помощь.
Но чтобы не терять время в пустую я решил наконец узнать более детально о Небытие, всей этой магии и Эонах, которых Мэй упоминала ранее. Во мне она увидела какого-то эманатора, а что это я без понятия, как и то, владею ли какой-нибудь магией или силой, которая могла бы защитить меня.
— Звучит эпично, — ответил я, не удержавшись от лёгкой усмешки, перешагивая через корень дерева, торчащий из земли как любопытный змей. — Значит, Эоны — это как космические философы, которые решили, что их идеи слишком круты, чтобы просто болтаться в головах? А Пути — их личные суперсила? Но если серьёзно, Ахерон, как это вообще работает на практике? Ты говорила, что твоя сила — это проявление Небытия. Расскажи подробнее. Это как… чары из сказок, или больше похоже на хак реальности?
Она тихо хмыкнула — я почувствовал вибрацию её груди у своей спины, и это было странно успокаивающе, как будто мы не просто шли, а делились чем-то интимным посреди этого рая. Лес расступался впереди, открывая взору бескрайние зелёные равнины, усыпанные полевыми цветами: жёлтыми, синими, красными, как палитра художника, разлитая под солнцем, где каждый лепесток трепетал на ветру, отбрасывая лёгкие тени.
Трава колыхалась волнами под бризом, словно живое море, а слева петляла река — кристально чистая, с водой, что искрилась, отражая небо и далёкие облака, и иногда в ней мелькали серебристые рыбы, всплывающие к поверхности. Вдали вздымались огромные гряды гор: серые скалы у подножия, усыпанные туманом, переходили в заснеженные вершины, сияющие ослепительно белым, как корона на фоне лазурного неба, с редкими орлами, парящими в восходящих потоках воздуха.
Дух перехватывало от этой красоты — после той пепельной пустыни, где всё было мёртвым, выжженным и безнадёжным, этот мир казался чудом, подарком, что заставлял сердце биться чаще. Воздух был свежим, пропитанным ароматом хвои, влажной земли и цветов, птицы пели в кронах, а река журчала, приглашая подойти ближе и окунуть руки в прохладу. Это был контраст, от которого хотелось смеяться — или плакать от облегчения.
— Вау, Мэй, ты только посмотри на это! — вырвалось у меня, и я невольно замедлил шаг, впитывая вид, как губка воду. — После той адской пустыни с лавой и пеплом это… это как будто вселенная решила извиниться. Зелень такая яркая, что глаза слепит, река блестит, словно алмазная, а горы — они как стражи из сказки. Я мог бы стоять здесь часами и просто дышать. Ты чувствуешь то же?
Она тихо рассмеялась — лёгкий, мелодичный звук, от которого её грудь мягко прижалась к моей спине, а дыхание теплее обдало ухо.
— Да, — прошептала она. — Это редкий миг жизни в полной силе. Небытие учит ценить такие контрасты… Они напоминают, что даже после конца есть начало.
— Значит, мы попали в живой мир? — спросил я.
— Может быть, но я бы пока не давала точный вердикт. Редкий раз я попадала в мир живой через Тень Небытия. Это всё может быть лишь маской, за которой прячется истинное положение дел. Так что не стоит пока радоваться раньше времени, но насладиться видами и приятным утром можно, — хмыкнула она.
— Верно, — ответил я, продолжая наш путь. — Но мы немного отвлеклись.
— Да. Что касается твоего вопросы, то моя сила — это не совсем чары, и уж точно не хак, — ответила Ахерон, её голос стал чуть ниже, задумчивее, пальцы на моей шее слегка сжались — нежно, почти ласково, как будто она черпала силы из этого контакта, а её губы почти коснулись моего уха, обдавая тёплым дыханием. — Моя сила — это канал Пути Небытия. Когда я достаю меч, я не просто размахиваюсь металлом. Я призываю энергию IX, чтобы стереть границу между бытием и ничем. Представь: реальность — это ткань, сотканная из нитей существования. Мой удар — это нить Небытия, что разрезает её, растворяя связи. В Тени IX это проявляется как проходы: я разрываю пространство, открывая двери в миры на грани, где души застряли. Но это не бесплатно. Энергия Пути течёт через меня, как река через плотину, — она даёт мощь, но вымывает частицы меня: воспоминания, силы, даже тело. Поэтому иногда, как сейчас, я слабею. Уязвима, как простая смертная. Но в Тени… там я в своей стихии. Белые волосы, красные глаза — это маска Небытия, его проявление во мне. Я становлюсь проводником, эманатором, как и ты, возможно, теперь.
Я замедлил шаг у реки, глядя на живую воду, полную противоположной рекам магмы, источающим жар и смерть, и ощущая, как прохладные брызги от лёгких волн касаются кожи, освежая после долгого пути.
— Эманатор? — переспросил я, продолжая путь вдоль берега, где река петляла, отражая снежные горы впереди. — Ты упоминала это в Тени. Звучит круто, но и пугающе. Я теперь тоже могу размахивать мечом и стирать реальность? Что это значит для меня? После тех дыр я чувствую себя… другим. Как будто внутри зияет пустота, но не плохая, а… спокойная.
Девушка замолчала на миг, её дыхание теплило ухо, и я представил, как она улыбается — не видно, но ощутимо по тому, как расслабились её руки, а её пальцы как бы случайно скользнули по моей шее, оставляя след лёгкого озноба.
— Эманаторы — это избранные Эонов, через кого Пути проявляются в мире, — продолжила она, голос теплее, с ноткой заботы. — Не все выживают в таком, как ты: граница чёрной и белой дыр — это хаос поглощения и извержения, противоположности Небытия. Ты прошёл через них и вернулся с частицей IX в себе. Твои белые волосы в Тени — знак. Со временем ты можешь почувствовать зов: энергия, что позволит стирать боль, открывать проходы или даже забывать то, что мучает. Но цена… всегда цена. Память тает, одиночество растёт. Ты не просто выживший, Келус — ты уникален. Нечто новое, как я сказала. Может, даже сильнее эманатора. Но не торопи — Пути раскрываются постепенно, как река, что находит путь через скалы.
Я рассмеялся тихо, перешагивая через мелкий ручеёк, впадающий в реку, — вода плеснула под ногами, брызги осели на ботинках, оставляя прохладные следы.
— Сильнее эманатора? Звучит как апгрейд в игре. «Поздравляем, вы разблокировали уровень «Космический Забыватель»! Бонус: бесплатная амнезия»… — проговорил я с улыбкой, которая под конец слегка угасла. — Но если серьёзно, то это пугает. Расскажи, как ты научилась контролировать свою силу? Может, поделишься лайфхаками для начинающих эманаторов?
Она хмыкнула снова, её пальцы скользнули по моей шее — лёгкое, почти игривое касание, от которого мурашки пробежали по спине, а её мягкая грудь снова упёрлась в мою спину, усиливая ощущение близости. Горы медленно приближались, их серые скалы возвышались как стражи, снежные вершины сияли, а туман у подножия клубился, добавляя мистики. Красота этого места была почти болезненной — после той мёртвой планеты, где лава бурлила и пепел душил, здесь каждый вдох был как глоток свободы.
— Контроль приходит с практикой и… потерями, — ответила она, голос с ноткой грусти, но и тепла. — Сначала это хаос: вспышки, что не подчиняются. Я училась в одиночестве, в мирах на грани, разрезая пространство, чтобы вести души. Лайфхак? Хм, слушай зов внутри — Небытие шепчет, когда нужно. Не сопротивляйся, но и не сдавайся полностью. И помни: сила — не для разрушения, а для покоя. Ты справишься, Келус. Я вижу это в тебе. А если нет… ну, всегда можно вернуться к дартсу. Ты же говорил, что в нём мастер?
Я улыбнулся, чувствуя, как её слова отзываются теплом в груди, и ускорил шаг, направляясь к подножию гор. Этот мир манил вперёд, и с Ахерон на спине, её объятием, путь казался не таким одиноким.
* * *
Точное время не считал, но, наверное, где-то спустя пару часов пути к горам, которые, казалось, и не думали приближаться, мы увидели город. Полноценный город. Не сверкающий мегаполис с небоскрёбами и неоновыми огнями, а настоящий фентезийный: каменные и деревянные дома с покатыми черепичными крышами, мощёные булыжником улицы, извилистые и узкие, невысокие осадные стены с башенками, увенчанными флагами, что лениво колыхались на ветру.
У реки примостился небольшой порт с деревянными кораблями на парусах — паруса сложены, мачты скрипели тихо, — а рядом вертелись колёса мельниц, словно в ожидании зерна. Учитывая виды вокруг — густые леса с кронами, шелестящими секретами, искрящуюся реку и те самые горы, — это место выглядело идеальным, уютным, как из старой сказки, где можно забыть о космосе и дырах.
Но был и подвох, который бросился в глаза не сразу.
Ни единого человека. Ни дыма из печных труб, ни стука молотов из кузниц, ни детского смеха. Только ветер свистел в переулках, да вода плескала у причала. Это было как минимум странно, но других ориентиров у нас с Ахерон не было. Жажда снова жгла горло, голод медленно скручивал желудок, и всё необходимое должно было найтись в городе. Поэтому мы двинулись туда — точнее, я, со своей приятной, но всё более ощутимой ношей.
За это время Мэй стало заметно лучше.
Она даже поспала у меня на спине, её дыхание выровнялось, голова уютно лежала на моём плече, волосы щекотали кожу. Наверное, она уже могла идти сама, но не высказывала такого желания — ни словом, ни намёком. О причинах я мог только гадать: может, экономила силы, может, наслаждалась моментом, как и я. Но со своей стороны мне было приятно нести такой «груз». Всё же после пребывания на грани Небытия почувствовать тепло другого человека, его объятия — это было… бесценно. Особенно если это очень красивая девушка, которая уже несколько раз спасла мне жизнь. Если задуматься, я обязан её на руках всю жизнь теперь нести… И, честно, я бы не был против. Хех.
Но в любом случае я был благодарен Ахерон за такую возможность. В обычной ситуации тесного, длительного контакта не бывает, а тут — весомая, обоснованная причина. Её тело прижималось ко мне с каждым шагом, тепло проникало сквозь одежду, и это было… успокаивающе, почти интимно. Я был доволен, хотя руки к подходу к городку уже начинали побаливать с непривычки — мышцы ныли, но я держался, не подавая вида.
Городские ворота выглядели именно так, как и ожидаешь: массивные, дубовые, с железными коваными петлями и узорами в виде листьев и звёзд. Но они были распахнуты настежь, и никакой охраны. За ними — пустые улицы, чистые, ухоженные, но безжизненные.
— Да уж, вблизи выглядит всё так же подозрительно, как и издалека… Ну, вперёд! — воодушевлённо произнёс я, шагая через ворота.
— Видимо, не всё так хорошо с этим миром, как он хочет нам показать, — отозвалась Ахерон, её голова всё ещё лежала у меня на плече, голос чуть сонный, но с острым оттенком настороженности. — Как я и говорила…
— Тебе определённо не хватает немного оптимизма, Мэй, — заявил я, подмигивая через плечо. — Не будем думать о грустном раньше времени. Может, произошло какое-нибудь локальное событие. У разных миров ведь есть свои традиции — вдруг сегодня какой-нибудь праздник, и все ушли в горы уголь копать или на речку купаться…
— Или к праотцам, — с лёгкой усмешкой продолжила она. — Место заброшено не первый день. Это видно по мелочам: пыль на подоконниках, отсутствие запаха еды, выцветшие вывески. Но кто-то или что-то поддерживает город в презентабельном виде.
— Видела уже нечто подобное в своих странствиях? — спросил я, оглядываясь: открытые двери в дома, пустые лавки с товарами на прилавках — фрукты свежие, ткани яркие, но без продавцов, как декорации в заброшенном театре.
— Можно сказать и так, — хмыкнула она, её дыхание теплее обдало ухо. — Встречала покинутые поселения, военные базы, даже целые станции — всё чисто, ухоженно, будто люди ушли пять минут назад. Но после осмотра выстраивается картина: монстры, стихийные бедствия, опасные вирусы, принудительная эвакуация… Вариантов множество. Это я тебе перечислила только то, что видела лично. И почти во всех подобных случаях люди оставляют после себя роботов или эрудроидов — они убирают, ремонтируют, поддерживают иллюзию жизни. Здесь, думаю, то же самое. Вопрос — какая причина за исчезновением.
Ахерон только договорила, как вдруг ударили колокола.
Громко, отчётливо, с трёх башен храма на центральной площади впереди — низкий, вибрирующий звук, что отозвался в груди, как предвестие.
— Кажется, ответ скоро будет, — сказал я, ускоряя шаг, адреналин подстегнул.
— Ага, но что-то подсказывает, что ничего хорошего нас там не ждёт, — ответила она, ловко спрыгивая с моей спины. — И это я ещё с толикой оптимизма заявляю.
Мэй сняла с плеча мою сумку и протянула мне, её движения грациозные, несмотря на недавнюю слабость.
— Это мы ещё посмотрим, — ухмыльнулся я с вызовом, принимая сумку с битой и легко закидывая её за спину, чувствуя лёгкость в руках. — Ты как? Отдохнула?
— Да, спасибо тебе, — кивнула она, улыбнувшись тепло, глаза блеснули фиолетовым. — Идти могу. Но если вляпаемся в неприятности — после них снова понесёшь.
— Почту за честь. Идём.
И мы вдвоём прошли остаток центральной улицы, пока не вышли к собору, эхо колоколов всё ещё висело в воздухе, как вопрос без ответа — низкий, вибрирующий гул, что отдавался в костях и заставлял сердце биться чаще, смешиваясь с шелестом ветра в кронах деревьев на площади.
Перед храмом, в его распахнутых дверях, на широких каменных ступенях, потрёпанных временем и погодой, стоял священник в красно-белой помпезной рясе, расшитой золотыми нитями и символами, напоминающими переплетающиеся корни и звёзды, словно на праздник. Отдалённо он выглядел как человек — высокий, сгорбленный от «возраста», с капюшоном, скрывающим часть лица.
Но только подойдя ближе, мы разглядели, что это не человек, а робот — и притом весьма интересного вида. Он был отлит из тёмного, почти чёрного металла в необычном винтажном стиле: каждая деталь — от суставов, покрытых искусственными прожилками, имитирующими вены, до складок рясы, выгравированных с филигранной точностью — выглядела выкованной вручную мастером-кузнецом, а не штампованной на конвейере. Глаза светились мягким янтарным светом, как угли в камине, а движения были плавными, почти человеческими, с лёгким жужжанием механизмов под «одеждой».
— Добро пожаловать, друзья! — громко, но в то же время мягко начал он на понятном мне языке, когда мы с Ахерон подошли достаточно близко. Голос был тёплым, с лёгким эхом, как у старого органа в пустом зале, и с ноткой энтузиазма, которая казалась почти искренней. — Рад видеть, что вы вдвоём добрались до святой земли в целости и сохранности. Всё точно так, как и было описано в святых текстах. Меня переполняет радостная благодать видеть вас у стен этого древнего храма в час, когда надежды уже почти не осталось… Я ждал этого момента веками, и вот вы здесь — знамение свыше!
— Вы нас ждали? — с неподдельным интересом спросила Ахерон, её бровь слегка приподнялась.
— Да-да! — закивал робот, суставы головы издали лёгкий металлический щелчок, а янтарные глаза мигнули ярче, как будто от возбуждения. — Конечно же, госпожа! В святом писании Ауэреклия Занда чётко сказано, что наступит судный день, когда земля задрожит под ногами, когда люди покинут свои дома и уйдут в небеса, в покинутом мире родится новый хозяин, что волей своей сумеет укротить гнев недр земных и небесных. Мы готовились и ждали, несмотря на слова наших братьев и сестёр, что пали духом и покинули нашу планету. И теперь пророчество сбудется, и мир будет спасён — благодаря вам! — священник отошёл в сторону, приглашая жестом пройти в храм, его металлическая рука блеснула в лучах солнца, отбрасывая тени на ступени. — Прошу, проходите. Всё уже подготовлено для зачатия будущего дитя: алтарь очищен, ароматы трав и масел разожжены, чтобы создать атмосферу гармонии.
С последнего предложения мы с Мэй буквально выпали в осадок.
Мы переглянулись — в её взгляде мелькнуло удивление, смешанное с искрой юмора, — и уставились на него.
— О каком… «зачатии» вообще идёт речь? — настороженно спросила Ахерон, её тело напряглось, как пружина, голос стал ниже, с ноткой подозрения.
— О, не волнуйтесь, это святое таинство! — воскликнул робот, поднимая руки в успокаивающем жесте, суставы тихо зажужжали. — В пророчестве чётко сказано, что мать и отец будущего дитя — невинные телом люди, которые придут на святую землю неожиданно, но вовремя, как дар небес. Молодые, красивые и связанные общими чувствами, которые можно не только почувствовать, но и увидеть — в каждом взгляде, касании, в той заботе, с которой вы шли сюда. И я видел, как будущий отец, превозмогая боль и усталость, нёс мать на спине… Это достойно восхищения, истинная преданность! Вы — воплощение пророчества, и ваше дитя станет спасителем, укротителем хаоса!
Мэй внешне оставалась невозмутимой с лёгкой ухмылкой — её явно забавляла эта ситуация, как и меня тоже. Но я решил воспользоваться моментом и подыграть, чтобы выудить больше информации.
— Откуда ты знаешь, что мы невинны и чисты? — спросил я, стараясь звучать спокойно, хотя внутри всё кипело от любопытства. — И вообще, как ты можешь быть уверен? Мы только что здесь появились, а ты уже всё решил?
Меня интересовало это по-настоящему: вдруг у меня была жена, дети? Маловероятно, но… вероятность всё-таки есть. Да и просто хотелось узнать о себе хоть что-то от этого странного робота, который, похоже, хотел увидеть немного порно вживую, прикрываясь «священными текстами» и «пророчествами».
— Ах, молодой человек, это храм жизни и смерти, начала и конца, — ответил он, касаясь одной рукой стены — металл тихо звякнул о камень, и по стене пробежала лёгкая вибрация, как будто здание живое. — Здесь зародилась жизнь в этом мире и продолжала зарождаться дальше, поколение за поколением. В храме раньше регулярно проводились ритуалы зачатия и рождения — священные церемонии, полные радости и гармонии. Я и мои братья с сёстрами прожили очень долгую жизнь, увидели тысячи людей, своими руками помогали жизни в этом мире продолжать свой ход: от первых криков новорождённых до последних вздохов уходящих. И, разумеется, я настроен — мои сенсоры и алгоритмы калиброваны веками — распознавать даже мельчайшие детали в организмах людей: биохимию, ауру, даже следы прошлых связей. Прямо сейчас в вас я вижу чистоту — никаких следов, никаких теней прошлого. Это даёт очередное подтверждение, что пророчество верно и что речи людей из-за звёзд были обманом, чтобы забрать жизнь и наши недра… Они пришли с неба, суля спасение, но принесли только опустошение.
— Говоря о людях из-за звёзд, — слово снова взяла Ахерон, в её голове сквозила усмешка и интерес. — Ты имеешь в виду «Корпорацию межзвёздного мира»?
— Да, именно их! — воскликнул священник, жестикулируя энергичнее, руки задвигались, как у проповедника на амвоне. — Мошенники и еретики, что своими лживыми речами о неконтролируемом расширении ядра планеты — якобы оно разрастается и грозит разорвать мир — пленили умы правителей здешних земель. Те, без зазрения совести, продали своих же людей, все достижения тысячелетней культуры — наши храмы, знания, искусства — и недра этого мира, полные минералов и энергии. Они эвакуировали всех, увезли на своих кораблях, оставив нас, хранителей, в одиночестве. Но прок с них был — голосовой и языковой модуль, который они установили, научил меня говорить на новых языках, включая тот, на котором мы сейчас беседуем. Без него я не смог бы приветствовать вас так тепло!
— И эти люди уже покинули этот мир? — спросила Ахерон, её глаза сузились, оценивая робота.
— Да, последний космический корабль — огромный, гудящий, как рой пчёл, — покинул этот мир несколько месяцев назад. И больше новых не появлялось, небо чисто. — рассказал он, его голос стал чуть грустнее, глаза потускнели. — Я так понимаю, вы хотите связаться с ними?
— Было бы неплохо, — вставил я, стараясь не выдать напряжения, хотя сердце колотилось — это могло быть ключом к станции Герты или друзьям. — А как именно связаться? У вас осталось какое-нибудь оборудование?
— О да! У Церкви остались приборы связи и станции для связи с ними, всё в рабочем состоянии. И конечно же, мы пойдём вам навстречу и дадим доступ, но сначала помогите вы нам — подарите этому миру дитя. Это не просто просьба, это судьба!
Снова эта странная тема…
— Боюсь, мы… — начала Ахерон неловко, слегка наигранно. — С будущим отцом знаем друг друга не очень много времени, и для такого ответственного дела ещё просто не настало время. Мы не готовы к… такому шагу. Это слишком внезапно.
Священник грустно покивал, суставы шеи тихо заскрипели, и он сложил руки в молитвенном жесте.
— Да, конечно… Я всё прекрасно понимаю. Романтика и любовь — это не просто приятные дополнения к жизни, они — сама суть, что делает наше существование полным и осмысленным. Представьте: тихий вечер под звёздами, когда воздух наполнен ароматом цветущих садов, а сердца бьются в унисон, шепча обещания вечности. Любовь — это нежные прикосновения, что пробуждают душу, взгляды, полные глубины, где каждый миг становится вечностью. Для рождения чада эти элементы жизненно важны. Они питают не только тело, но и душу ребёнка, закладывая в него семена гармонии, тепла и силы, что помогут ему противостоять бурям мира. Без романтики зачатие превращается в пустую форму, в механический акт, лишённый искры божественного, — словно цветок, выросший без солнца, бледный и хрупкий.
Продолжал свою романтическую речь робот.
— Но, увы, наш мир не ждёт, пока расцветут все розы романтики. Времени остаётся всё меньше: недра планеты бурлят, как разъярённый дракон, земля всё чаще трясётся по ночам, предвещая гневные судороги, что могут разорвать континенты. Вулканы шепчут о пробуждении, океаны вздымаются в гневе, а небо темнеет от предзнаменований. В такие времена мы не можем позволить себе роскошь долгих ухаживаний, прогулок при луне или бесконечных признаний под шелест листвы. Мне… придётся настаивать, чтобы физическая близость произошла как можно скорее, без отлагательств, ради спасения всего, что нам дорого, — всё говорил и говорил он. — Церковь веками сталкивалась с подобными вызовами — в эпохи войн, чумы и катастроф, когда любовь приходилось ускорять, чтобы жизнь продолжалась. У нас есть арсенал средств, проверенных временем: афродизиаки, эликсиры из редких трав, собранных в заповедных лесах под лунным светом, ароматы, что разжигают огонь в крови, словно древние ритуалы богов страсти. Эти зелья не подавляют волю, а лишь раздувают тлеющий уголёк желания, превращая его в пламя, что может заменить любовь страстью хотя бы на миг. Представьте: капля эликсира, и мир окрашивается в цвета заката, тела трепещут от неудержимого влечения, а души сливаются в экстазе, забывая о надвигающейся тьме. Это не принуждение, нет-нет, а помощь судьбе — мягкий толчок, чтобы колесо жизни не остановилось в хаосе. Ведь в конце концов, даже из искры страсти может родиться настоящая любовь, а наш ребёнок станет маяком надежды в грядущей буре.
Мы снова переглянулись с Ахерон, и в этот миг наши взгляды сказали больше, чем любые слова: в её глазах мелькнула та же смесь кринжа и скрытого веселья, что и у меня. Мы молча сговорились подыграть этому абсурду, не разрывая зрительный контакт. Лёгкий кивок от неё, едва заметный прищур от меня, и мы оба подавили усмешку, чувствуя, как ситуация вызывает одновременно неловкость, раздражение и странную забаву.
Я усмехнулся и пожал плечами, чувствуя, как ситуация балансирует на грани абсурда и фарса. Робот-священник требует секса «во спасение мира», в котором, судя по всему, уже не осталось живых людей — или почти. С одной стороны, хотелось смеяться, а с другой… идеи этого робота не так уж и плохи, особенно с Ахерон.
— Боюсь, вы всё-таки ошиблись, — заговорил я, пытаясь выкрутиться и разрядить атмосферу. — Зачатие уже произошло, но совсем недавно, из-за чего ваши приборы могли этого не зафиксировать. Мы… эээ… были осторожны, но страсть взяла своё по пути сюда.
Мэй и пальцем не повела, сохраняя идеальное спокойствие, но её губы чуть дёрнулись в улыбке. Однако робот покачал головой, глаза мигнули разочарованно.
— Не стоит обманывать, юноша. Я всё хорошо вижу — мои сенсоры не лгут, они калиброваны на молекулярном уровне. Ошибки быть не может. Прошу, не создавайте преграды искусственно. Я ведь не приглашаю вас в языческие ритуалы или мерзости — ничего тёмного или греховного. Я предлагаю спасти целый мир — причём совсем несложным и даже приятным образом. Представьте: уютная комната в храме, мягкие подушки, ароматы цветов, и ваш акт любви станет легендой!
У нас с Мэй на лицах выскочили усмешки — синхронные, как по команде. Мы снова обменялись взглядами, и в этот раз Ахерон чуть наклонила голову, её глаза искрились от подавленного смеха, а я ответил лёгким подмигиванием, подтверждая наше молчаливое соглашение продолжать эту игру, — робот забавлял нас всё больше, его серьёзность в такой нелепой ситуации вызывала волну смешанных эмоций: от кринжа до искреннего умиления, как будто мы смотрим на ребёнка, верящего в сказку.
Да, наверное, это единственный случай в галактике, где секс с роботом рядом спасёт мир. Я еле сдержал смех.
— Вам придётся ждать следующих отца и мать спасителя, — с улыбкой заявила Ахерон, разворачиваясь, её плащ колыхнулся. — А мы уходим. Спасибо за гостеприимство, но ваше пророчество — не наша проблема.
Но в этот момент к площади с разных сторон и из зданий начали выходить другие роботы — большего размера, в похожих одеждах, но в боевом стиле: тяжёлые наплечники, усиленные пластины, и здоровенные мечи, что отливали холодным блеском, как будто выкованные из звёздного металла.
— Не думал я, что буду использовать хранителей веры, чтобы принуждать людей к зачатию ребёнка, но судьба не щадит никого, — робот развёл руками, в голосе послышалась искренняя грусть, плечи опустились. — Уж простите меня. Это для высшего блага.
— Да всё нормально!
Я улыбнулся и показал ему большой палец, после чего тихо обратился к Ахерон:
— Итак… У тебя в прошлых странствиях было что-то подобное?
— Хах, — улыбнулась она, призывая свой меч в ножнах — он материализовался из воздуха с лёгким звоном. — Чтобы меня робот-священник принуждал с помощью армии роботов к зачатию ребёнка на пустой планете? Хм. Такое у меня впервые, если честно. Подобное я бы точно не забыла бы.
Я достал биту из сумки, покрутил в руке — привычный вес успокаивал, металл холодил ладонь.
— У меня тоже, — ухмыльнулся я. — Но зато будет что детям рассказать. Если, конечно, пророчество не сбудется раньше.
Мэй широко усмехнулась, встав в стойку — грациозно, уверенно. Я занял позицию рядом с ней, готовый к драке, и в этот миг наши плечи слегка соприкоснулись, передавая без слов поддержку и единство в этом абсурдном приключении.