Noblesse. Глава 65. Неспокойная ночь
26к символов
* * *
Несмотря на то, что я с лихвой достиг своих целей в этой незапланированной авантюре, даже перевыполнив план и заполучив в свои руки не только ценные трофеи, но и личного учёного с поразительно привлекательной внешностью, просто так взять и уйти по-тихому не получилось. Этот локальный «зомби-апокалипсис», разразившийся в недрах подземного комплекса, грозил вырваться за пределы стальных стен, прямо на оживлённые улицы Сеула, где ничего не подозревающие жители продолжали свою повседневную ночную жизнь.
Местная охрана, одетая в чёрные тактические костюмы, отчаянно пыталась подавить остатки мутантов, до которых мои руки ещё не добрались. Однако их усилия были тщетны: бойцы, вооружённые автоматами и шоковыми дубинками, проигрывали с ужасающей скоростью. Один за другим они падали под натиском серокожих тварей, чьи когтистые лапы с лёгкостью разрывали бронежилеты, а светящиеся фиолетовые глаза горели безумной жаждой разрушения. Хуже того, некоторые охранники сами начинали меняться, их кожа покрывалась серыми пятнами, а вены пульсировали синеватой жидкостью, превращая их в часть обезумевшей стаи, которая с яростным рёвом рвалась наружу, выбивая тяжёлые стальные двери и даже гермоворота, укрепленные для сдерживания самых опасных экспериментов.
Сеттинг зомби-апокалипсиса всегда привлекал меня своей мрачной эстетикой — в манге или фильмах, под холодный коктейль с терпким привкусом виски, он казался почти романтичным, с его хаотичной энергией и первобытной борьбой за выживание. Но здесь, в реальности, среди едкого дыма, пропитанного запахом горелого пластика и химикатов, и оглушительного скрежета металла, всё это выглядело далеко не так поэтично.
Если я просто проигнорирую эту угрозу, позволив этим мутантам вырваться на волю, мой любимый Сеул превратится в арену кровавого хаоса, а я не собирался становиться причиной катастрофы, которая затронет тысячи невинных. К тому же, моя натура Благородного, несмотря на весь мой цинизм, не позволяла мне просто уйти, оставив за спиной эту мясорубку.
Поэтому, удерживая бессознательное тело Айрис на левом плече, я невольно отметил, как её лёгкая, но тёплая фигура удобно легла в мои руки. Моя левая рука, крепко обхватившая её за мягкую ягодицу, ощущала упругую теплоту её тела даже через изодранный защитный костюм. Её длинные, спутанные волосы беспорядочно падали на её лицо, скрывая его выражение, но я знал, что она жива — её слабое, но ровное дыхание смешивалось с едва уловимым жаром, исходящим от её тела, которое уже начало трансформироваться под воздействием моей крови, медленно перестраивая её изнутри.
Правая рука, свободная от ноши, оставалась моим главным оружием.
Я не прибегал к магии крови, предпочитая полагаться на чистую физическую силу. Каждое движение было отточенным, почти танцевальным — я наносил удары с хирургической точностью, разрывая серокожие тела мутантов одним взмахом кулака. Их когти, острые, как ржавые лезвия, оставляли глубокие борозды в бетонных стенах, но не могли достать меня. Я уклонялся с лёгкостью, чувствуя, как адреналин бурлит в венах, а каждый удар ноги, сокрушавший хрупкие кости тварей, отзывался хрустом, эхом разносившимся по коридорам. Мутанты, несмотря на их устрашающий вид, были слабы против моей мощи — их тела разлетались, как тряпичные куклы, под тяжёлыми ударами моих ботинок, оставляя за собой лишь лужи синеватой жидкости и обугленные останки.
Эти мутанты, несмотря на их пугающий вид и неестественную силу, были для меня лишь мелкой помехой. Их тела не могли сравниться с мощью Благородного, чья кровь кипела древней магией. Каждый из них был интересен по-своему — их способность сопротивляться моим техникам, игнорировать телекинез и магию крови, делала их достойными противниками для обычного Благородного.
Но для меня? Они были лишь тренировочными манекенами, хрупкими и предсказуемыми, несмотря на их яростное рычание и светящиеся глаза, которые, казалось, горели ненавистью ко всему живому. Я двигался через коридоры, оставляя за собой след из обугленных тел, пропитанных запахом палёной плоти, смешанным с химической вонью, которая въедалась в ноздри.
Где-то за двадцать минут я наконец добил остатки мутантов, превратив последние очаги сопротивления в дымящиеся кучи пепла. Моя кровь, превращённая в пламя, сжигала их останки, не оставляя ни малейшего шанса на восстановление. Попутно я наткнулся на ещё двух выживших — перепуганных лаборантов, забившихся в угол одной из подсобок. Их лица, покрытые сажей и потом, выражали смесь ужаса и облегчения, когда они увидели меня. Я не стал тратить время на разговоры: короткий жест, и мои кровавые клоны, созданные из капель моей силы, подхватили их уже бессознательные тела и повели к главному холлу, где воздух был чуть чище, а лифт на поверхность всё ещё ждал своего часа.
Когда я убедился, что местная охрана, перегруппировавшаяся в дальнем конце комплекса, начала возвращаться для зачистки, а последние мутанты были уничтожены, а их останки превращены в пепел, я наконец позволил себе расслабиться.
Моя душа, пропитанная древними инстинктами Благородных, была спокойна — я сделал то, что должен был. Теперь, с Айрис на плече, чьё тело всё ещё оставалось безвольным, я направился к одному из секретных выходов, предназначенных для высшего персонала. Этот путь был скрыт за фальшивой панелью в стене, замаскированной под обычную бетонную поверхность, но коды, выуженные из памяти главного учёного, сделали своё дело. Панель с шипением отъехала в сторону, открывая узкий туннель, освещённый тусклыми неоновыми лампами, которые мигали, отбрасывая длинные тени на влажные стены.
Я нёс не только Айрис, но и целую коллекцию трофеев, собранных в этом аду: жёсткие диски, чипы доступа, шприцы с неизвестными веществами, пробирки с синеватой жидкостью и даже один целый компьютер, который я решил забрать целиком. Всё это парило за мной в воздухе, удерживаемое телекинезом, аккуратно завёрнутое в защитный кокон из моей крови, который искры пожара и едкий дым не могли повредить.
Этот арсенал был моим билетом в будущее — данные, которые Тао сможет разобрать, и образцы, которые Виктор, возможно, использует для создания чего-то нового. Или для уничтожения того, что Союз уже создал. Я шагал по туннелю, чувствуя, как холодный воздух обволакивает кожу, а запах сырости сменяет вонь гари. За спиной остался разрушенный комплекс, но впереди меня ждали новые вопросы — и, возможно, новые битвы.
* * *
Ночь давно окутала Сеул своей тёмной мантией, превратив его улицы в лабиринт теней, прорезаемых лишь светом фонарей и неоновых вывесок.
Обычно это время умиротворения, когда город засыпает, а тишина становится почти осязаемой, особенно вдали от центра. Но сегодня покой был разорван какофонией сирен: колонны машин скорой помощи, полицейских патрулей и пожарных расчерчивали улицы алыми и синими всполохами, их сигналы эхом отражались от стеклянных фасадов небоскрёбов. Воздух дрожал от гула моторов и тревожного гомона голосов, доносящихся из раций.
Признаться честно, моя первая мысль при виде этого хаоса была о том, что один из серокожих мутантов, с которыми я недавно разбирался в подземном комплексе, всё же как-то вырвался на поверхность и устроил кровавую бойню. Но быстрый мысленный скачок в разумы людей вокруг — прохожих, спешащих укрыться, и сотрудников в служебных машинах — дал понять, что причина ажиотажа иная, хотя, как и следовало ожидать, Союз снова оказался в центре событий.
Официальная версия, которую транслировали по радио и переговаривались между собой полицейские, гласила, что в центре города, среди стеклянных шпилей небоскрёбов, прогремел террористический акт. Взрывы, обрушения, десятки пострадавших — обычная история для новостных сводок, но без конкретики, доступной «простому люду». Лишь обрывочные фразы о «чрезвычайной ситуации» и «эвакуации» витали в воздухе, пропитанном запахом гари и асфальтовой пыли. Однако я уже знал, где искать правду. Уведомление, мелькнувшее на экране компьютера в подземной лаборатории, дало мне достаточно намёков, чтобы сложить пазл. Союз, как всегда, не мелочился, и их грязные дела снова выплыли наружу, как труп Джейка из канализации.
Мой телефон, наконец поймавший сигнал после выхода из экранированного комплекса, завибрировал от потока сообщений. Их было столько, что экран едва успевал отображать уведомления: от Мэри, мисс Нахён, Катрин, Сейры, Тао, Виктора, Юны, Региса и ещё десятка знакомых имён. Каждое сообщение несло в себе кусочек общей картины, но если обобщить — «хулиганы» из Союза решили устроить показательную чистку. Их целью стала KSA, структура, которую они обвинили в мятеже против своих интересов.
Как обычно, Союз действовал с размахом и тупой жестокостью: взрывы, огонь, ликвидация агентов, среди которых были и наши старые знакомые — мутанты, которые пахли хлоркой. На их беду, в дело вмешалась наша команда: сначала троица школьных охранников — М-21, Такео и Тао, затем подтянулся Регис, а за ним Сейра, Виктор и, конечно, Рейзел, который, как всегда, не смог остаться в стороне. Итог предсказуем: злодеев из Союза с позором отпинали в очередной раз, лишив жизни за их непроходимую тупость. Но, как это часто бывает, победа вскрыла новые, куда более тревожные детали.
Я остановился в укромном уголке случайного парка, где ночная прохлада и запах травы контрастировали с недавним смрадом подземелья. Здесь, под сенью старого дерева я аккуратно уложил бессознательное тело Айрис на деревянную лавочку. Её защитный костюм, изодранный и покрытый пятнами синеватой жидкости, едва держался на ней, обнажая бледную кожу, которая уже не имела следов трансформации в мутанта — моя кровь победила и теперь перестраивала её на нужный мне лад. Я окружил её своими трофеями: жёсткие диски, чипы доступа, контейнеры с неизвестными веществами и образцами и даже целый системный блок, всё ещё хранящий тепло работающих процессоров. Смотрелось со стороны комично, хотя такого умысла не было.
Я опустился на край лавочки, вдыхая свежий ночной воздух, пропитанный ароматом цветущих акаций и лёгкой сыростью близлежащего пруда. Мой взгляд скользил по экрану телефона, где последнее сообщение от Виктора всё ещё светилось в темноте:
[Виктор Ф.] — Группа Цербер напала на KSA и наших знакомых оттуда, в частности. В своей привычной манере Союз допускает разрушения и смерти гражданских людей. Оставаться в стороне было нельзя, и, к сожалению, Мастер опять решил использовать свои силы, хотя ситуация того совсем не требовала. Но это его решение, которое я уважаю. Враги лишились жизни. Среди нас потерь нет, но у М-21 и Такео серьёзные травмы, которыми я сейчас занимаюсь и могу сразу не ответить. Из интересного и важного отмечу то, что 12-й старейшина был внезапно связан контрактом с Роктисом Кравеем, одним из глав кланов мятежников, о котором ты мог уже слышать. Это заметил Мастер и я, когда он трансформировал свой облик, а также некоторые его слова почти прямо намекнули на это. Есть все основания полагать, что мятежники Лукедонии, прячущиеся в Европе, тесно связаны с Союзом. Это плохо, но сейчас куда хуже то, что был убит целый старейшина, и на такое Союз точно не закроет глаза, а учитывая факт наличия у него полноценного контракта, то и мятежные главы кланов тоже обратят внимание. Обстановка накаляется, и стоит быть готовым к этому. Надеюсь, что с тобой, Дэнзел, всё в порядке. Ты внезапно пропал и не выходил на связь, чем заставил немного переживать Мастера и госпожу Сейру. Как освободишься от дел — дай обратную связь.
Я отправил короткое сообщение, подтверждая, что жив и в порядке, но ответа от Виктора пока не последовало — видимо, он был слишком занят, залечивая раны М-21 и Такео.
Я не просто сидел на лавочке, расслабленно ожидая ответа от Виктора.
Его последнее сообщение уже дало достаточно пищи для размышлений: связь Союза с моими «старыми друзьями», контракт 12-го старейшины с Роктисом, травмы М-21 и Такео — всё это было важными кусочками пазла, но сидеть и пассивно ждать новых вестей было не в моём стиле. Вместо этого я уткнулся в телефон, чей экран отбрасывал холодный голубой свет на моё лицо, подсвечивая лёгкую усмешку.
Поток сообщений требовал внимания. Почти все они были одержимы одними и теми же вопросами: что за бардак творился в центре Сеула, где я пропадал и почему молчал? Мои ответы были короткими, но ёмкими. Каждое слово — чёткое, выверенное, чтобы утолить их любопытство и погасить панику, не вдаваясь в подробности моего маленького приключения в недрах лабораторий Союза.
Пока пальцы скользили по экрану, отбивая лаконичные сообщения, мои мысли крутились вокруг Айрис — моего личного «Доктора Франкенштейна», лежащего без сознания на лавочке, окружённого трофеями. Хотя, она как раз-таки и была моим главным трофеем, и я не собирался делиться ею ни с кем.
Вести её к Виктору, где сейчас собрался весь наш «табор» было бы чистой глупостью. Во-первых, троица из DA-5, увидев свою бывшую создательницу, развязала бы войну старых обид. Во-вторых, мне пришлось бы снова просить Виктора о помощи с оборудованием и обследованием Айрис. Не то чтобы моя гордость страдала от этого — я давно перерос подобные слабости, — но Айрис была моей, и я не какой-то серокожий мутант без мозгов, чтобы перекладывать ответственность на других.
Знания врачей и учёных, выуженные из памяти персонала лаборатории, словно трофейные архивы, вкупе с обрывочными воспоминаниями Дензела, хоть и не полными, давали мне достаточно инструментов. Я мог сам о ней позаботиться, сам провести её через трансформацию, сам обеспечить ей необходимую помощь. Это был мой вызов, моя ответственность, и я должен был справиться без чужих рук.
Первая мысль, мелькнувшая в голове, была о баре — моём старом убежище, где я не раз оставлял «дам» после приключений. Дымные залы, пропитанные запахом виски и дешёвого парфюма с их тусклым светом и барными стойками, были местом, где можно было спрятать кого угодно, не вызывая лишних вопросов. Но бар был неподходящим местом для реабилитации. Айрис требовалось нечто большее: стерильная обстановка, медицинское оборудование, тишина, чтобы завершить её трансформацию и привести в чувство без риска осложнений.
Я мог бы пойти старым проверенным путём и заявиться к Мэри, небрежно бросив Айрис на её диван с ухмылкой:
— «Знакомься, твоя новая подружка».
Но времена изменились. Наши с Мэри отношения давно переросли в нечто большее, чем просто ультимативные приказы от хозяина к рабу. Теперь между нами было нечто вроде дружбы и доверия. Портить её такой выходкой было бы некрасиво, да и не хотелось возвращаться к старым привычкам, которые уже казались мне чужими.
К Катрин идти смысла не было после её последней попытки соблазнить меня. Я сумел совладать над собой и вырвался из обаяния, оставив её с уязвлённой гордостью, но наши отношения с тех пор стали натянутыми, как струна, готовая лопнуть. Появление с Айрис на руках только подлило бы масла в огонь, и я не был в настроении разбираться с её интригами или театральными сценами.
Оставался один путь — не совсем законный, но зато надёжный и эффективный. У меня уже был на примете один домик, идеально подходящий для моих целей…
* * *
В элитном районе Сеула, выстроенном в современном стиле, дома сияли стерильной чистотой: белоснежные стены, гладкие, как стекло, панорамные окна, пропускающие мягкий свет фонарей, аккуратно подстриженные газоны и низкие заборы. Асфальт на улицах был таким ровным, что казался зеркальным, отражая каждый блик света.
Этот район, несмотря на свою модную минималистичную эстетику, оставался оплотом корейской элиты — местом, где жили только «свои», те, чьи семьи веками хранили традиции и гордость нации. Появление Виктора Ли, блондина с европейской внешностью и раздражающе безупречными манерами, было для Ким Джун-хо, бывшего депутата на пенсии, словно плевок в лицо. Этот иностранец, с его светлыми, почти белыми волосами и доброжелательной улыбкой, нарушал гармонию района, как трещина на идеально отполированном мраморе.
Ким Джун-хо, шестидесятилетний консерватор с суровым взглядом и осанкой, всё ещё хранящей следы былой властности, не мог примириться с присутствием этого чужака. Его собственный особняк, не уступающий по размерам дому Виктора, был воплощением той же эстетики: белые стены, гладкие, как лист бумаги, панорамные окна, открывающие вид на безупречный газон, и низкий металлический забор, больше символический, чем защитный. Но второй этаж его дома давно перестал быть просто жилым пространством.
За тонированными стёклами и автоматическими жалюзи скрывался настоящий шпионский арсенал: мощные бинокли, подзорная труба на штативе, пара скрытых камер с высоким разрешением, направленных прямо на соседний участок, и ноутбук, фиксирующий каждое движение. Всё это служило одной цели — разоблачить Виктора Ли, этого «слащавого европейца», чья доброта и чистота казались Киму лишь маской, скрывающей тёмные, почти дьявольские намерения.
Он знал, чувствовал нутром, что Виктор — не тот, кем кажется. Этот блондин, с его идеально выглаженными костюмами, будто только из химчистки, и вежливым, почти театральным тоном, водил к себе подозрительных личностей: мужчин в тёмных плащах, чьи лица скрывались в тенях, женщин с холодными, как лёд, глазами, и, что хуже всего, детей — школьников в аккуратной форме, которые, по убеждению Кима, не могли быть связаны с этим человеком ничем благопристойным.
Что он с ними делал за этими зеркальными окнами?
Почему никто, кроме него, не замечал этого кошмара?
Ким не раз вызывал полицию, требуя обысков, депортации, чего угодно, чтобы выгнать чужака из района. Но каждый раз всё заканчивалось унизительным провалом. Суды, которые он считал продажными, вставали на сторону Виктора, а Киму приходилось выплачивать компенсации за «клевету» и «нарушение частной жизни». Компенсации — этому иностранцу! Это было не просто унижение, а прямое оскорбление его национальной гордости, его веры в корейскую справедливость, и каждый такой случай разжигал в нём всё большую ненависть, превращая его в одержимого охотника за правдой.
Сегодня, однако, был не просто очередной вечер.
Ким Джун-хо стоял у панорамного окна на втором этаже, сжимая подзорную трубу с такой силой, что его морщинистые пальцы побелели от напряжения. Его взгляд, острый и цепкий, как у хищной птицы, метался между домом Виктора, чьи окна светились мягким, но зловещим светом, и гладкой асфальтированной дорогой, ведущей к его собственному особняку. В доме напротив мелькали силуэты: слишком много людей для обычного вечера, и среди них — фигуры, явно раненные, хромающие или опирающиеся на других. А ещё дети! Те самые школьники, которых он видел раньше, входили в дом с мрачными, почти застывшими лицами, словно их затягивала туда неведомая сила.
Ким скрипнул зубами, его лицо исказилось от отвращения, а сердце колотилось от смеси страха и праведного гнева. Это было не просто подозрительно — это было противоестественно, и он знал, что за этими белыми стенами творится нечто, чему нет оправдания. Но все его попытки разоблачить Виктора заканчивались ничем. Полиция, суды, даже местные власти — никто не хотел слушать старого депутата, которого уже открыто называли параноиком.
Но сегодня был последний день, когда он собирался терпеть этот кошмар.
У него был козырь, которого он ждал месяцами. Через подзорную трубу он заметил движение на дороге — высокий, уверенный силуэт, приближающийся к его дому по гладкому асфальту, освещённому холодным светом фонарей. Волна облегчения и мрачной радости захлестнула Кима, смывая накопившееся напряжение, как дождевая вода смывает пыль с газона. Он поспешил вниз, его шаги гулко отдавались в просторном холле, где белые стены были украшены лишь несколькими абстрактными картинами в тонких металлических рамах — дань минималистичному стилю района. Его шёлковый халат с вышитыми журавлями развевался за спиной, а мягкие тапочки шлёпали по глянцевому мраморному полу. Он успел распахнуть входную дверь, чёрную и гладкую, с едва заметной панелью домофона, ещё до того, как раздался звонок.
— Господин Чхве! Наконец-то вы здесь! — воскликнул Ким, его голос дрожал от возбуждения, а глаза блестели, как у человека, увидевшего свет в конце туннеля. — Проходите, проходите скорее! Всё готово: деньги, документы, ключи, и… — он понизил голос, словно раскрывая государственную тайну, — Ящики с доказательствами! Всё, что я собрал на этого дьявола!
На пороге стоял Чхве Мин-су, молодой человек, высокий и статный, воплощение корейской мужественности. Его чёрные волосы, аккуратно уложенные с лёгким блеском, и тёмный костюм, сшитый на заказ, подчёркивали широкие плечи и идеальную осанку. Лицо с резкими скулами и лёгкой тенью высокомерия в тёмных глазах излучало уверенность, а едва заметная улыбка добавляла ему ауру человека, привыкшего держать всё под контролем. Он был тем, кого Ким ждал — человеком, который обещал покончить с Виктором Ли раз и навсегда.
— Ким Джун-хо, — произнёс Чхве, его голос был низким, с лёгкой хрипотцой, как у человека, не тратящего слова попусту. — Вы уверены, что готовы расстаться со всем этим? Дом, земля, машина… и эти ваши «доказательства»?
Он слегка кивнул в сторону гостиной, где у стены стояли несколько картонных ящиков, перевязанных бечёвкой, с аккуратно сложенными журналами и письмами.
— Неужели вы так доверяете мне?
Ким энергично закивал, его руки нервно теребили край халата, а лицо озарилось почти фанатичным энтузиазмом.
— Абсолютно, господин Чхве! — воскликнул он, размахивая руками. — Я не могу больше жить рядом с этим… этим кошмаром! Этот Виктор Ли — лицемер, змея в человеческом обличье! Ходит, улыбается, здоровается, как будто он один из нас, но я-то вижу правду! Вижу, как он водит к себе всякий сброд — мужчин в тёмных плащах, женщин с глазами, как у змей, и детей! Детей, господин Чхве! Что нормальный человек делает с кучей школьников в своём доме? А сегодня там вообще раненые какие-то шатаются, я сам видел через трубу! Это не дом, это притон, чёртова лаборатория какая-то!
Он ткнул пальцем в сторону ящиков.
— А вот здесь доказательства! Журналы, видите? Кулинарные, дорогие, иностранные, с глянцевыми обложками, но я уверен — это шифр! Он пересылает тайные послания через эти рецепты пасты и десертов! И письма, я перехватил их у почтальона — там наверняка коды, планы, что угодно! Я всё собрал, всё для вас!
Чхве слегка прищурился, его улыбка стала шире, но в ней не было тепла — только холодное, почти хищное удовольствие. Он прошёл в гостиную, его шаги были уверенными, почти хищными, словно он уже считал этот дом своим. Комната, обставленная минималистичной мебелью — низкий диван из серой кожи, стеклянный столик и пара металлических стульев, — казалась слишком стерильной для его присутствия. На столе, покрытом чёрным лаком, лежали аккуратно сложенные стопки документов: дарственная на дом и землю, пачка наличных, плотно завёрнутых в банковские ленты, и ключи от чёрного седана, припаркованного у низкого забора.
Рядом стояли ящики, набитые глянцевыми кулинарными журналами с яркими обложками, пестрящими фотографиями итальянских паст и французских десертов, и стопками писем, аккуратно перевязанных лентой. Чхве вальяжно опустился на диван, закинув ногу на ногу, и окинул комнату взглядом, словно оценивая трофей.
— Неплохо поработали, Ким, — сказал он, его голос был спокойным, но с ноткой мрачного удовлетворения. — Журналы, письма… шифр, говорите?
Он взял один журнал, лениво пролистал его, задержавшись на странице с рецептом тирамису.
— Вы правда думаете, что этот ваш блондин прячет планы мирового господства в рецепте десерта?
Ким вспыхнул, его лицо покраснело, а глаза загорелись праведным гневом.
— Конечно, прячет! — выпалил он, чуть ли не подпрыгивая на месте. — Вы не понимаете, господин Чхве, этот Виктор Ли — не просто иностранец, он монстр! Я пытался, я звонил в полицию, требовал обысков, депортации, но эти продажные суды всегда на его стороне! Мне, корейцу, депутату, пришлось платить ему компенсации! Понимаете, как это унизительно? Компенсации — этому чужаку! Но я всё собрал: эти журналы, письма, записи с камер — всё доказывает, что он замышляет что-то страшное! И вы, вы тот, кто наконец-то положит этому конец!
Чхве слегка наклонил голову, его улыбка стала ещё шире, но в ней чувствовалась тень насмешки.
— Успокойтесь, Ким, — сказал он, поднимая руку, чтобы прервать поток слов. — Я всё понял. Ваш блондин доставил вам немало хлопот, и эти ваши… кулинарные улики, — он бросил журнал обратно в ящик, — Похоже, и правда важны для вас. Не переживайте, я беру дело в свои руки. Корея будет в надёжных руках, и этот Виктор Ли скоро пожалеет, что вообще сунулся сюда. А вы… отправляйтесь в свой Пхеньян. Там, говорят, всё ещё чтят традиции, да? Никаких иностранцев, никаких шифрованных тирамису.
Ким просиял, его морщинистое лицо озарилось почти детской радостью, а глаза загорелись надеждой, которую он не испытывал годами.
— Именно так, господин Чхве! — воскликнул он, его голос дрожал от эмоций. — В Пхеньяне знают, что значит быть настоящим корейцем! Там нет места таким, как этот Ли! Я спокоен за своё наследство, за этот дом, за наш район. Берите всё — деньги, ключи, документы, ящики с доказательствами! Сделайте так, чтобы этот блондин получил по заслугам! Спасибо вам, и… прощайте!
Не теряя ни минуты, Ким Джун-хо, всё ещё в шёлковом халате с вышитыми журавлями и мягких тапочках, выбежал из дома, словно освобождённый от тяжёлого бремени. Его шаги гулко отдавались на гладком асфальте дорожки, ведущей к низкому забору, и его фигура быстро растворилась в ночной тьме, поглощённая тенями района.
Он не услышал зловещего, приглушённого смеха, который эхом раздался из гостиной, где Чхве Мин-су остался сидеть, небрежно перебирая ключи с металлическим звоном, словно играя мелодию победы. Его тёмные глаза, искрящиеся холодным весельем, скользнули по ящикам, набитым глянцевыми кулинарными журналами и аккуратно перевязанными стопками писем, которые Ким считал ключом к разоблачению. Смех Чхве стал громче, глубоким и насыщенным, как у человека, только что провернувшего самую хитроумную и дерзкую шалость в своей жизни. Он откинулся на спинку дивана, его пальцы замерли на ключах, а взгляд застыл на документах, обещающих новую главу в его игре.
