• Boosty Shared
• Виталий Петров

• T

• ноблесс
• глава

66.docx

66 (1).fb2

35к символов

* * *

Доктор Айрис балансировала на грани сознания.

Её разум был словно корабль в бурном море, где волны воспоминаний и ощущений сталкивались, создавая хаотичный водоворот. Она где-то лежала, но не чувствовала ни поверхности под собой, ни окружающего мира — всё её существо было поглощено внутренними процессами, колоссальными изменениями, которые перестраивали её на всех уровнях бытия: физическом, ментальном и, как казалось, даже духовном.

С того момента, как она добровольно отдала всю себя — душу, тело, знания — таинственному Благородному, её сознание не угасало ни на мгновение. Оно цеплялось за каждую искру восприятия, фиксируя трансформацию, что разворачивалась внутри неё, словно древний ритуал, переписывающий саму суть её существования.

Всё началось с вируса — той мерзкой дряни, что вырвалась из лаборатории подрядчика Союза. Он набросился на неё с яростной беспощадностью, стремясь подчинить, разрушить, перестроить в примитивное, безмозглое создание, чья единственная цель — подчиняться инстинктам. Вирус был коварен, почти разумный в своей жестокости: он игнорировал все её козыри — годы исследований, её гениальность, её волю, которая позволила ей модифицировать сотни человеческих тел, создавая из них совершенные машины.

Эта зараза проникала в её клетки, разрушая её красоту, её ум, всё, что составляло Айрис как личность… И всё же, примитивной её назвать было нельзя — способность вируса обходить любые защитные механизмы, перестраивать организм на молекулярном уровне поражала даже её, учёного, привыкшего к самым изощрённым экспериментам. Без вмешательства Благородного, чьё появление было подозрительно своевременным, Айрис уже растворилась бы в этом хаосе, став лишь очередной серокожей тварью с пустыми глазами.

Но он пришёл, и его сила изменила всё.

О, этот мужчина…

Все её мысли, пока она дрейфовала в полубессознательном состоянии, были пронизаны его образом. Он был как видение из другого мира: тёмные, глубокие глаза, в которых таилась древняя, почти пугающая мощь; резкие черты лица, высеченные с нечеловеческой точностью; аура, от которой её внутренний мир дрожал, как от раскатов грома. Его красота была не просто физической — она была сверхъестественной, подавляющей, словно созданной для того, чтобы внушать трепет.

Но сильнее всего её поражала его сила — тот дар, что ворвался в её тело, как поток раскалённого света, подавляя вирус с лёгкостью, с которой пожар пожирает сухую траву. Эта чужеродная энергия, его кровь, не просто уничтожила заразу — она начала перестраивать Айрис, превращая её в нечто новое, совершенное, идеальное. Её тело горело изнутри, кости вибрировали и трещали, словно под ударами невидимого молота, но боли не было. Вместо неё — наслаждение, первобытное, почти животное, волнами прокатывающееся по её существу, заставляя её разум дрожать от восторга. Источником этого наслаждения был он — её хозяин, её спаситель, её… Мастер.

Как учёный, Айрис осознавала, что происходит.

Её разум, отточенный годами исследований, фиксировал каждый этап трансформации. Это была не просто физическая перестройка — её сознание тоже менялось. Новые чувства, чуждые и пугающие, но в то же время манящие, заполняли её: покорность, желание, вера в него. Она понимала, что её воля, некогда стальная и непреклонная, теперь подчиняется его силе, но не сопротивлялась. Напротив, девушка всем своим существом стремилась к этому, словно её душа, израненная вирусом, искала спасения в его власти.

Старая Айрис, доктор, учёный, девушка, погибла в подземельях комплекса, растворённая в хаосе вируса. Всё, что существовало теперь, было создано им, её Мастером, и он имел полное право распоряжаться ею — использовать, перестраивать, даже уничтожить. Эта мысль не пугала её, а наоборот, наполняла странным, почти священным спокойствием. Она была его, и это был лучший исход, единственный, который имел смысл.

Жар в её теле нарастал, словно вулкан, готовый извергнуться.

Он пульсировал в каждой клетке, разрастаясь, охватывая её разум и душу. Её руки, повинуясь бессознательному порыву, скользили по телу, касаясь груди и ниже, к низу живота, где жар концентрировался в тугой узел желания. Она не отдавала себе отчёта в этих движениях — её разум был поглощён страстью, удовольствием, которое было не просто физическим, а чем-то большим, связанным с её Мастером. Его образ, его сила, его кровь, текущая в её венах, были источником этого экстаза.

В какой-то момент жар достиг своего пика, как ослепительная вспышка сверхновой, и Айрис, захлебнувшись в волне наслаждения, провалилась в полную тьму, её сознание на мгновение угасло, словно свеча под порывом ветра , унося с собой все мысли, кроме одной — она принадлежала ему.

* * *

Айрис медленно приходила в себя, её сознание всплывало из глубин забытья, словно пузырьки воздуха, поднимающиеся со дна спокойного озера. Тело, ещё недавно охваченное жаром трансформации, теперь пребывало в идеальном равновесии — ни холода, ни жара, только совершенная гармония, словно её существо наконец-то обрело баланс, которого она никогда не знала. Боли не было, лишь лёгкий, приятный отголосок того первобытного наслаждения, что пульсировало в ней во время перерождения. Её разум, обычно терзаемый навязчивыми мыслями — отголосками экспериментов, формул, амбиций, — теперь был удивительно спокоен, холоден, как кристально чистый лёд.

Впервые за долгие годы Айрис чувствовала себя по-настоящему хорошо, наполненной тихой, почти священной умиротворённостью. В её душе зарождалось желание — не просто выжить или продолжать свои исследования, а поговорить, выразить благодарность своему Мастеру, тому, кто спас её и преобразил. Ей хотелось узнать, что же с ней произошло, во что она превратилась под его властью.

Тело, однако, ещё хранило слабость, словно после долгого сна.

Движение давалось с трудом, и Айрис пришлось собрать волю, чтобы медленно приподняться на локтях. Глаза, закрытые до этого момента, дрогнули, и она с усилием открыла их. Поначалу в её зрении клубилась муть, плотная, скрывающая всё вокруг. Но спустя несколько секунд пелена рассеялась, и Айрис, наконец, смогла рассмотреть место, где находилась.

Это был просторный, тёмный зал, окутанный аурой загадочности и роскоши. Помещение, лишённое окон и дверей, явно располагалось под землёй — стены, обшитые тёмным деревом и металлом, поглощали свет, создавая ощущение изолированного, почти сакрального пространства. Но что действительно поразило Айрис, так это его наполнение.

Зал был оборудован для БДСМ-развлечений, причём с уровнем профессионализма и роскоши, который она редко встречала. На двух сотнях квадратных метров размещались десятки тренажёров, отполированных до блеска: подвесные конструкции, кожаные скамьи, металлические стойки с цепями. Вдоль стен висели инструменты — плети, наручники, маски, аккуратно развешанные, как экспонаты в музее. Несколько мини-комнат, отделённых стеклянными перегородками, намекали на ещё более интимные пространства, скрытые от посторонних глаз.

Айрис, чей разум всё ещё привыкал к новой реальности, была ошеломлена.

Она слышала, что Благородные, как правило, консервативны, почти аскетичны в вопросах интимной жизни, избегая плотских утех, которые считали ниже своего достоинства. И всё же этот зал, с его изысканным дизайном и тщательно продуманным оборудованием, говорил об обратном. Он не пугал её — напротив, будил любопытство, лёгкое волнение, которое пробегало по её венам, как искры. У неё самой когда-то была похожая комната, тайное убежище, где она играла роль госпожи, управляя своими «живыми игрушками» с холодной властностью. Но она никогда не позволяла им прикоснуться к себе — её тело, совершенное и неприкосновенное, было слишком ценным, чтобы быть осквернённым жалкими созданиями. Теперь же…

Мысль о том, чтобы сменить роль, стать той, кто подчиняется, вызвала в ней странное, почти запретное возбуждение. И если кто и заслуживал права прикоснуться к ней, то только он — её Мастер, её спаситель, чья сила и совершенство затмевали всё, что она знала. Этот зал, эта обстановка — всё указывало на то, что он, возможно, разделял её интерес, раз привёл её сюда. Он даже позаботился о ней: она чувствовала, что её тело чисто, словно его омыли с тщательной заботой, и теперь она лежала, накрытая лишь тонким, почти невесомым покрывалом, которое едва касалось её обнажённой кожи.

Айрис не торопилась вставать, позволяя своему взгляду скользить по залу, пока её разум привыкал к новому состоянию. Она подняла руку, чтобы убрать прядь волос с лица, и замерла, заметив их цвет. Её некогда светлые волосы тёмно-розового оттенка теперь сияли насыщенным алым оттенком, почти кроваво-красным, но удивительно естественным, словно они всегда были такими. Не дешёвая краска, а природный, живой цвет, который, казалось, пульсировал в унисон с её новой сущностью.

Её пальцы, ведомые любопытством, скользнули по телу, исследуя изменения. Кожа стала гладкой, почти шелковистой, с лёгким сиянием, как у полированного мрамора. Мышцы, ранее напряжённые от стресса и экспериментов, теперь были упругими, но расслабленными, идеально сбалансированными. А затем её руки остановились на груди — она увеличилась, стала более полной, но оставалась подтянутой, упругой, словно созданной для восхищения.

Привыкшая анализировать всё с научной точностью, доктор невольно улыбнулась, массируя грудь обеими руками, ощущая её новую форму. Это было необычно, но не вызывало отторжения — наоборот, её тело казалось совершенным, как никогда ранее.

Любопытство росло, подстёгиваемое приливом сил, которые постепенно возвращались к ней. Девушка медленно поднялась, её движения были осторожными, но уверенными. Она стояла, полностью обнажённая, с тонким покрывалом, сползшим к её ногам, и осматривала зал, её глаза сверкали смесью удивления и предвкушения.

Где-то в глубине её сознания зародилась мысль: она хотела увидеть своего Мастера, услышать его голос, узнать, что он задумал для неё в этом странном, интригующем месте. Её губы тронула лёгкая улыбка — она была готова к любому его приказу, к любой роли, которую он для неё выберет. Ведь он был совершенен, и ему было дозволено всё.

Доктор, всё ещё ощущая лёгкую слабость, но подстёгиваемая нарастающим любопытством, медленно двинулась через просторный тёмный зал. Её босые ноги бесшумно ступали по гладкому полу, а тело двигалось с непривычной грацией. Зал был огромен, его тёмные стены, обшитые полированным деревом и металлом, поглощали свет, создавая ощущение изолированного, почти сакрального пространства.

Десятки тренажёров, подвесных конструкций и инструментов, аккуратно развешанных вдоль стен, мерцали в приглушённом освещении, но Айрис едва обращала на них внимание. Её разум, холодный и ясный, был поглощён внутренними ощущениями и предвкушением встречи с самой собой — новой, перерождённой.

После недолгого пути она заметила одну из мини-комнат, отделённую стеклянной перегородкой, в которой тускло поблёскивало большое зеркало, обрамлённое тонкой металлической рамой. Айрис вошла, её движения были осторожными, но уверенными, словно она уже привыкала к новому телу. Зеркало, занимавшее почти всю стену, отражало её фигуру со всех сторон благодаря хитроумно расположенным панелям, создавая эффект полного обзора. Она замерла, впервые увидев себя после трансформации, и её дыхание на мгновение перехватило от изумления. Изменения были поразительными, почти ошеломляющими, и всё же они казались такими… правильными.

Она стала чуть выше — её рост, ранее средний, теперь придавал ей величественную осанку, словно она была выточена из мрамора скульптором, знающим толк в совершенстве. Черты лица изменились, но не радикально: скулы стали чуть острее, губы — полнее, а кожа приобрела лёгкое почти невидимое сияние, как у полированного жемчуга.

Её тело, полностью обнажённое сочетало в себе утончённую женственность и скрытую силу. Под гладкой кожей угадывались крепкие мышцы, гораздо мощнее, чем прежде, но они не нарушали гармонии её фигуры, а лишь подчёркивали её. Грудь, как она уже заметила, стала полнее, но оставалась упругой, идеально сбалансированной, словно создана для восхищения. Волосы, теперь насыщенно алого оттенка, струились по плечам, как поток жидкого пламени, естественного и живого, без намёка на искусственность.

Но больше всего её поразили глаза.

Она наклонилась ближе к зеркалу, всматриваясь в свои радужки, которые теперь сияли глубоким, почти гипнотическим алым цветом, характерным для Благородных. Это было не просто изменение — это был знак, откровение. Айрис осознала, что её «трансформация» вышла далеко за рамки обычного контракта, как тот, что связывал 12-го старейшину с Роктисом Кравеем. Она не просто стала слугой — она стала чем-то большим, возможно, настоящей Благородной или существом, бесконечно близким к этому состоянию.

Её тело, разум, сама суть были перестроены в лучшую версию Айрис, совершенную, почти божественную. Она никогда не слышала о подобном — ни в секретных отчётах Союза, ни в своих собственных исследованиях. Это означало, что её Мастер, тот, кто сотворил это чудо, был не просто Главой Клана, а кем-то гораздо более могущественным, возможно, фигурой, чья сила выходила за рамки её понимания…

Ранее Айрис презирала Благородных.

Их надменность, их пренебрежение к людям, их сила, дарованная не трудом, а рождением, вызывали в ней глухую ярость. Она, учёный, создавшая сотни модифицированных существ, считала их высокомерие незаслуженным, а их власть — несправедливой. Но теперь, стоя перед зеркалом, ощущая, как её новое тело пульсирует энергией, а разум остаётся кристально чистым, она поняла, насколько была слепа.

Благородные не просто высшая раса — они были богами среди людей, справедливыми в своей строгости, милостивыми в своей жестокости. Их сила была не проклятием, а даром, и Айрис, теперь часть их мира, чувствовала себя освобождённой от прежних заблуждений. Она была искренне рада, что стала слугой одного из величайших среди них, её Мастера, чья воля теперь определяла её существование. Эти мысли были её собственными, не навязанными. Она не потеряла память — каждый момент её прошлой жизни, её ненависть, её амбиции, её эксперименты были на месте. Но теперь она видела всё иначе, словно её глаза открылись на истинную природу мира.

Айрис знала из секретных документов Союза, что между Благородным и его слугой образуется связь, невидимая нить, позволяющая находить друг друга. Она сама разрабатывала нечто подобное в своих проектах, пытаясь воссоздать эту мистическую связь с помощью технологий и биоинженерии. Теперь, обладая новым телом и разумом, она решила проверить эту связь.

Закрыв глаза, она сосредоточилась, позволяя своему сознанию нырнуть вглубь, туда, где пульсировала чужеродная энергия, которую её Мастер вложил в неё. Это было как тёплый ток, текущий по венам, как маяк, зовущий её. К её удивлению, связь сработала мгновенно, словно была частью её самой. Она почувствовала его — своего Мастера.

Он был здесь, в этом зале, где-то в тени, скрытый за перегородками или за одним из многочисленных тренажёров. Её сердце забилось чаще, не от страха, а от предвкушения. Айрис улыбнулась, её глаза вспыхнули ярче, и она, всё ещё стоя перед зеркалом, почувствовала, как её тело наполняется новой силой. Она была готова встретить его, узнать, что он задумал, и отдать себя его воле — полностью, без оглядки, как подобает той, кто переродился под его властью.

Айрис двинулась дальше через тёмный зал, её босые ноги бесшумно ступали по гладкому полу, а глаза внимательно изучали окружающее пространство.

Зал, пропитанный аурой роскоши и тайны, продолжал удивлять.

Каждый шаг открывал новые детали: подвесные цепи, отполированные до зеркального блеска, кожаные скамьи с мягкими ремнями, клетки самого разного размера, стеклянные перегородки, за которыми угадывались ещё более интимные уголки. Инструменты на стенах, аккуратно развешанные, словно произведения искусства, поблёскивали в приглушённом свете, и Айрис, привыкшая к стерильным лабораториям Союза, не могла не восхититься изощрённостью этого места.

Её разум, теперь ясный и холодный, как кристалл, фиксировал всё с научной точностью, но в глубине души разгоралось любопытство, смешанное с предвкушением. Это место, столь необычное для Благородных будило в ней желание узнать, что её Мастер приготовил для неё.

Она прошла чуть дальше, минуя ещё одну стеклянную перегородку, и её взгляд упал на странный стенд в дальнем углу зала. Это был… пьедестал, напоминающий подиум для награждений, но вместо привычных ступеней на нём возвышались пять стульев, каждый на своём уровне, как на пьедестале почёта. Однако сидушки этих стульев были усеяны фаллическими формами, каждая из которых становилась всё крупнее и массивнее по мере подъёма к вершине. Нижний стул выглядел относительно скромно, но верхний, самый высокий, внушал одновременно трепет и опаску.

Айрис замерла, её алые радужки слегка расширились, пока она пыталась осмыслить назначение этого странного сооружения. Её учёный ум тут же начал анализировать: было ли это частью какого-то ритуала, испытания или, возможно, игры её Мастера? Мысль о том, что её судьба может быть связана с этими «почётными местами», вызвала лёгкий укол тревоги, но он быстро растворился в волне любопытства и странного, почти запретного волнения. Если это было его волей, она была готова принять любой вызов!

И тут она увидела его…

Благородный стоял неподвижно напротив пьедестала, его высокая фигура выделялась на фоне тёмных стен, как тень, сотканная из мрака и света. Его лицо, хмурое и задумчивое, было обращено к странному стенду, словно он решал какую-то сложную загадку.

Но… даже в этом состоянии он был чертовски красив — таким же, как в их первую встречу, когда его взгляд, полный древней силы, пронзил её насквозь.

Тёмные волосы, слегка растрёпанные, падали на лоб, подчёркивая резкие черты лица: высокие скулы, острый подбородок, глаза, в которых, казалось, отражалась целая вечность. Его аура, тяжёлая и властная, заполняла пространство, заставляя воздух вокруг дрожать, как перед надвигающейся бурей. И даже в задумчивости его поза излучала уверенность, почти божественную.

Доктор, повинуясь внутреннему порыву, медленно приблизилась.

Она остановилась в нескольких шагах от него и, не раздумывая, опустилась на одно колено, склонив голову в жесте полной покорности. Её алые волосы, теперь яркие, как свежая кровь, рассыпались по плечам, а голос, мягкий, но твёрдый, нарушил тишину зала.

— Мастер? — произнесла она, её тон был смесью благоговения и любопытства, с лёгкой дрожью, выдающей её предвкушение.

Благородный не сразу повернулся к ней. Его взгляд всё ещё был прикован к пьедесталу, словно он взвешивал некую мысль, слишком тяжёлую, чтобы высказать её вслух. Но затем его глаза, тёмные и глубокие, как бездонные колодцы, полные крови, медленно переместились на неё.

* * *

Я знал о «странном соседе» Виктора через дорогу уже давно.

Ким Джун-хо, бывший политик, чья карьера угасла вместе с его радикальными идеями. Этот старик обосновался в этом элитном районе Сеула с момента его постройки, когда белоснежные стены домов и панорамные окна только начали сверкать в лучах солнца.

Франкенштейн не раз упоминал его с насмешкой: Ким был ярым консерватором в местном парламенте, чьи речи о «чистоте нации» в прошлом собирали толпы, но теперь могли бы стоить ему тюремного срока за разжигание ненависти. У него была и жена, такая же фанатичная, как он сам. По славным корейским традициям, Ким её даже посадил куда-то в городской совет на тёплое хорошее место. Но, по иронии судьбы, жёнушка сбежала с каким-то иностранным любовником в Европу, прихватив заодно их дочерей.

Это, похоже, окончательно сломало старика, и его одержимость иностранцами, особенно Виктором, превратилась в личную вендетту. Блондинистый европеец, поселившийся прямо под его носом в районе, где, по его убеждению, не место «чужакам», стал для Кима воплощением всего, что он ненавидел.

Этот дед шпионил, подсылал полицию, устраивал мелкие пакости, но Виктор, с его вечной ухмылкой, всегда оставлял его в дураках, оборачивая каждую попытку против него самого. Суды, которые Ким считал продажными, неизменно вставали на сторону блондина, и старику приходилось раскошеливаться на различные компенсации.

— «Чистые деньги никогда не лишние», — посмеивался Виктор, подсчитывая выигранные суммы, пока его банковский счёт пух от законной добычи, полученной на ровном месте.

Но когда этот старый урод посмел посягнуть на мою собственность — мои эксклюзивные кулинарные журналы с глянцевыми обложками и редкие наборы для готовки от моих первых учителей из интернета, которые я заказывал с особой тщательностью, — это стало уже личным. Это была не просто какая-то мелочь, а вопрос моей гордости, моего права на то, что принадлежит мне.

Однако, я не стал сразу вмешиваться, чтобы не доставлять Виктору лишних хлопот и не лишать его такой интересной забавы, но всё запомнил. Его дом был идеальным местом для моих планов. Расположенный через дорогу от особняка Виктора, он был как трофей, ждущий своего часа и нового хозяина — меня. Правда, повода для решительных действий не было — до этой ночи, когда мне наконец потребовался свой обособленный уголок.

Вломившись к Киму под покровом ночи, я без какого-либо труда подчинил его истощённый разум, выжав из него всё: от его шпионских привычек, вроде подзорной трубы и скрытых камер, до мелочных планов мести, записанных в потрёпанных блокнотах. А потом, с лёгкой насмешкой, я отправил его в шёлковом халате и мягких тапочках штурмовать границу КНДР. Пусть там воплощает свои «традиционные ценности» — я был уверен, что он найдёт, чем заняться на своей пенсии.

Я не стал глубоко копаться в его воспоминаниях, считая это пустой тратой времени, о чём немного позже пожалел, когда спустился в цокольный этаж.

Все дома в районе строились по схожему проекту: минималистичные фасады, белые стены, панорамные окна и просторные подземные пространства, которые обычно использовались под полноценные парковки или склады. Я рассчитывал превратить подвал своего нового дома в лабораторию для Айрис — не просто не хуже, чем у Виктора, а настоящую крепость науки, где она могла бы продолжать свои эксперименты под моим контролем и идеями. Но вместо пустого подвала или стоянки я наткнулся на нечто, от чего мои брови поползли вверх, а разум на мгновение замер в изумлении.

Это была не парковка.

Это был не склад для «ненужных вещей».

Это было не хранилище с деньгами и прочими ценностями.

Это был огромный зал, оформленный с пугающей роскошью, предназначенный для масштабных БДСМ-развлечений. Тёмные стены, обшитые полированным чёрным деревом и холодным металлом, поглощали свет, создавая ощущение, будто я шагнул в подземный храм, посвящённый самым тёмным человеческим желаниям. На двух сотнях квадратных метров размещались десятки «тренажёров»: кожаные скамьи с мягкими ремнями, подвесные конструкции с цепями, которые тихо позвякивали в тишине, металлические стойки, отполированные до зеркального блеска.

Вдоль стен висели инструменты — плети с кожаными рукоятками, наручники с гравировкой, маски из мягкой кожи и металла, аккуратно развешанные, словно трофеи в галерее. Перегородки отделяли мини-комнаты, каждая из которых намекала на ещё более интимные сценарии: в одной виднелся алый бархатный занавес, в другой — мягкое кресло с подлокотниками, усеянными заклёпками. Это место выглядело как некий фитнес-зал, но для совсем иных «упражнений».

Я остановился, пытаясь осмыслить увиденное.

Это и есть те самые «корейские традиции», о которых так вопил Ким?

Благородные в вопросах секса были зачастую консервативны, порой даже асексуальны. Наши организмы, подчинённые древним биологическим ритмам, редко испытывали потребность в плотских утехах ради удовольствия. Только в определённые циклы, когда биологические часы били набат, требуя «продолжения рода», страсть вспыхивала, как сверхновая, оставляя след на десятилетия.

Это не было строгим правилом, но традицией, укоренившейся за тысячелетия.

У Дензела, чьё тело я унаследовал, было всего пару интрижек — лёгких, поверхностных, без перехода в горизонтальное положение. Ему это просто «не было нужно». Но я, в этом изношенном веками теле, всё чаще ощущал человеческие порывы. Желание вспыхивало, как искры в сухой траве, почти по-человечески, и как глава клана, не продолживший род, я чувствовал этот груз всё острее. И этот зал, полный странных механизмов, был для меня чуждым, но чертовски интригующим. Люди плодились с завидной скоростью, в отличие от Благородных, где кланы сейчас порой состояли из одного члена. Может, стоило изучить их подход? Вдруг я, «Новый Дензел», стану тем, кто перепишет демографию моего народа? Совершу на этот раз удачную «революцию», но в другом направлении?

Я начал осторожно касаться различных предметов, улавливая остаточные воспоминания, пропитанные яркими эмоциями. Мои способности Благородного позволяли мне видеть «тени прошлого», и то, что я видел, напрягало меня всё сильнее. Было много всякой грязи и извращений, но… В этих воспоминаниях не было ни одной женщины — только мужчины, чьи силуэты мелькали в этом зале. «Традиционные ценности» Кима приобретали всё более зловещий оттенок, и я уже начал подозревать, что его ненависть к иностранцам была лишь вершиной айсберга его извращённого мира.

Бродя по этому месту и культурно обогащаясь, я остановился у самого дикого объекта — «пьедестала почёта», как я мысленно его окрестил. Это был подиум с пятью стульями, каждый выше предыдущего, с сиденьями, усеянными членами, увеличивающимися от нижнего к верхнему. Нижний был относительно скромным, но верхний, венчающий подиум, выглядел как вызов здравому смыслу.

Это было чистое безумие, и я, стоя перед этим сооружением, нахмурился.

Старый Дензел как будто во мне шептал, что уничтожение человечества — вполне себе оправданное решение, и этот «проклятый пьедестал» был весомым аргументом в его пользу. Я пытался понять, как такое вообще могло существовать под домом чокнутого политика, когда голос сбоку вырвал меня из размышлений.

— Мастер?..

Я медленно повернулся, мой взгляд встретился с глазами Айрис.

Она стояла на одном колене, её алые волосы, теперь яркие, как свежая кровь, струились по плечам, словно жидкое пламя, касаясь её обнажённой кожи. Её глаза, сияющие алым, как у Благородных, смотрели на меня с благоговением, смешанным с лёгким любопытством, а её фигура излучала сверхъестественную красоту.

Я заранее позаботился о ней ещё наверху в просторной ванной, прежде чем изучать это место: снял остатки её нанокостюма, изорванного и бесполезного, омыл её тело с ритуальной тщательностью, высушил её, обернул покрывало и спустился с ней вниз, где уложил на роскошный чёрный кожаный диван, явно предназначенный для совсем иных целей.

Я взглядом проверил её состояние, убедившись, что трансформация прошла как надо — она стала чем-то большим, чем просто слуга, почти Благородной, и теперь стояла передо мной, готовая к любому моему слову.

— Доктор… Выглядишь так, будто готова разобрать этот мир на молекулы и собрать заново. Как себя чувствуешь?

Я шагнул ближе.

Мой взгляд скользнул по её фигуре: выше рост, упругие мышцы, кожа, сияющая, как полированный мрамор. Она была не просто слугой — она была настоящим шедевром.

Айрис подняла голову, её алые глаза сверкнули, и в её голосе зазвучала смесь уверенности, лёгкой дерзости и странной, почти интимной теплоты.

— Ещё никогда я не чувствовала себя так… живо, Мастер, — сказала она, её тон был мягким, но с искрами энтузиазма, как у учёного, только что открывшего новую формулу. — Мой разум ясен, тело — как идеально откалиброванный инструмент. Я полностью в вашем распоряжении, и моё тело тоже.

Она сделала паузу, её губы тронула игривая улыбка, а глаза прищурились.

— С чего мне следует начать? Заковать себя в эти цепи? Испытать какой-нибудь из этих… тренажёров? — она кивнула в сторону зала, её взгляд скользнул по «пьедесталу почёта». — Или, если позволите, я начну с того, чтобы снять с вас вашу одежду? Она, конечно, стильная, но, знаете, мешает оценить вас… целиком.

Я не сдержал громкой усмешки, мои брови взлетели вверх, а в груди заклокотал смех.

Чёрт возьми, она серьёзно?..

Хотя, очевидно, что этот зловещий зал явно сбил её с толку. Трансформация для неё была адской: я вырвал её из лап вируса, переписав её суть своей не самой обычной кровью, и, похоже, побочные эффекты всё ещё играли с её головой.

— Ох, Доктор, — сказал я, качая головой, мой голос стал чуть мягче, но всё ещё сохранял твёрдость. — Последствия трансформации ещё не выветрились, а эта… — я обвёл взглядом зал, задержавшись на подиуме с его безумными стульями, — Эта цирковая арена явно не помогает твоей голове. Не виню тебя за такие… смелые предложения. Но встань. Роль покорной рабыни тебе не к лицу. Ты учёная, а не реквизит для этого балагана.

Она поднялась, её движения были плавными, почти кошачьими, и я невольно отметил, как её новая фигура, теперь ещё более женственная смотрится в тусклом свете зала.

Хм, и после трансформации в псевдо-Благородную её привлекательность для меня неожиданно взлетела почти до небес. Она больше не была просто человеком или мутантом — она была чем-то иным, почти равной мне. Её алые волосы, как поток жидкого огня, и глаза, сияющие, как рубины, делали её похожей на живое воплощение силы. До Сейры, как чистокровной главы клана, разумеется, не дотягивала, но была опасно близка.

— Значит, моё тело вас не интересует? — спросила она, её голос был спокойным, но с лёгкой ноткой разочарования.

Я хмыкнул, уклоняясь от ловушки.

Эта женщина была слишком умна, чтобы я попался на такой вопрос.

— Не стану отвечать на это, доктор, — сказал я, глядя ей прямо в глаза, мои губы тронула тень улыбки. — Вместо этого объясню кратко, что к чему. Ты уже видела изменения в своём теле, да и в голове, очевидно, всё тоже замечаешь. Угроза стать раздутым мутантом с пустыми глазами устранена — я справился. Наш договор в силе: ты жива, и твоя жизнь теперь принадлежит мне, как слуге, несущей мою кровь, — я сделал паузу, давая ей осмыслить. — Обычно трансформация подобного рода, а именно контракт на крови, не оставляет таких следов, как у тебя, но я влил в тебя столько своей крови, чтобы вытащить из лап вируса, что ты приобрела характерные черты Благородных. Ты не полноценная Благородная, пока, но чертовски близка к этому. Полная трансформация в перспективе возможна, но не скоро — сначала освоишься с тем, что есть, и докажешь, что я не в пустую потратил свою кровь и время. Поняла?

Айрис слушала, её алые глаза не отрывались от моих, и в них не было ни тени смятения — только холодная ясность учёного и лёгкое любопытство. Она кивнула, её лицо было серьёзным, но уголки губ дрогнули в улыбке.

— Касательно твоего… «энтузиазма», — продолжил я, скрестив руки на груди и кивнув в сторону «пьедестала почёта», от которого у меня до сих пор дёргался глаз. — Мне нужен учёный, Айрис. Верный, с амбициями, с мозгами, которые могут расколоть этот мир на атомы, а не секс-рабыня, готовая прыгнуть на любой из этих… — я поморщился, — Тренажёров. Покорность — это здорово, это я люблю, но в меру. Последствия трансформации ещё могут туманить тебе голову какое-то время, создавая из меня образ божества, напрочь выключая логику, но я хочу видеть рядом осознанного, мудрого слугу, который думает, а не просто кивает. Тогда ты получишь Мастера, который будет справедливым, а наш союз не станет для тебя кандалами. Ясно?

— Абсолютно, Мастер, — ответила она, её голос был твёрдым, но с мягкой, почти игривой интонацией. Она выпрямилась, её осанка стала ещё увереннее, как у человека, который только что решил сложную теорему. — Но позвольте уточнить: пик периода адаптации уже прошёл. Мой разум кристально чист, и я полностью осознаю свои действия, несмотря на нашу связь, — доктор сделала шаг ближе, её глаза сверкнули, как будто она проводила эксперимент прямо сейчас. — Работа учёной — моя суть, но она не занимает каждую секунду. Если у вас возникнут… особенные желания, я с радостью помогу. Это моё личное решение, не следствие трансформации, — она слегка наклонила голову, её губы изогнулись в лёгкой, почти вызывающей улыбке. — Я чиста, Мастер. Моё тело неприкосновенно для всех, кроме вас. Это не догма, а мой выбор. Всё просто.

Я прищурился, глядя на неё, и не сдержал ещё одной усмешки.

Угу, «всё просто», видите ли…

Но эта женщина была опасно умна, и её дерзость, даже после трансформации, только добавляла ей шарма. Я покачал головой, мысленно прикидывая, что она скажет через пару дней, когда её разум устаканится.

— Ладно, доктор, — сказал я, мой голос был низким, с хриплой насмешкой, которая маскировала лёгкое восхищение её дерзостью. — Я учту твою… щедрость, как ты это называешь.

Мои губы изогнулись в кривой улыбке, а взгляд скользнул по её фигуре.

— Но сейчас у нас другие приоритеты. Этот дом и этот… — я обвёл рукой зал, задержавшись на цепях, что покачивались на крюках, отбрасывая зловещие тени, и на кожаных скамьях, лоснящихся, как шкура хищника, — Этот чёртов цирк извращений стал моим только сегодня. И он требует полной перестройки. Ты ещё не окрепла после трансформации, так что оставайся здесь, отдыхай, но начинай поэтапно демонтаж всего этого… хлама, — я кивнул в сторону «пьедестала почёта», чьи фаллические стулья торчали в углу, как насмешка над здравым смыслом. — Здесь будет твоя лаборатория, храм науки, где ты сможешь развернуться. Я вверяю тебе эту задачу. У меня же дела, которые нужно уладить, пока ночь не кончилась. Вернусь — разберёмся с тобой и твоими… идеями поплотнее.

Её разум, я знал, всё ещё был хрупким, как стекло, только что вынутое из печи, — побочный эффект трансформации, пропитавшей её мою кровь. Я мог бы с лёгкостью влезть в её голову, вывернуть каждую мысль, но не стал. Пусть сама разберётся. К тому же, разговоры о важном — о Благородных, о Союзе, о её новой роли — должны сблизить нас, а не превратить её в марионетку. Я хотел видеть её учёным, а не сломленной игрушкой этого зала.

Её алые глаза, сияющие, как рубины, расширились, и она окинула зал взглядом, полным неподдельного изумления, как будто я предложил ей разобрать её любимый спектрометр на запчасти. Её губы приоткрылись, а брови взлетели вверх, выдавая смесь шока и научного любопытства.

— Вы хотите… всё это выкинуть? — спросила она, её голос был полон искреннего изумления, как будто я предложил разобрать её любимый микроскоп. — Здесь же столько уникальных механизмов! Некоторые из них, знаете, с точки зрения инженерии просто шедевры! Я могла бы их изучить, разобрать, может, даже адаптировать для будущих особых экспериментов…

Я хмыкнул, не сдержав сарказма, и кивнул в сторону подиума.

— Шедевры? — бросил я, мой тон сочился сарказмом. — Айрис, мне нужна лаборатория, а не студия для съёмок порно с инженерным уклоном, — я шагнул ближе, мои туфли тихо стукнули по холодному полу, и наклонился к ней, мой голос стал тише, но твёрже. — Этот хлам, — я кивнул на плети, маски и проклятые стулья, — Пропитан историей, от которой меня тошнит. Я брезгую касаться здесь хоть чего-либо, — я поморщился, вспомнив остаточные воспоминания, которые уловил от этих «шедевров». — Если захочу что-то в этом духе, куплю новое. Чистое. Без… истории.

— Задача ясна, Мастер, — кивнула она, её тон стал деловым, но в глазах всё ещё плясали искры любопытства. — Я начну анализ и демонтаж, но… — она сделала паузу, её губы тронула лёгкая улыбка, — Позвольте сохранить пару образцов? Чисто для науки, конечно.

— Посмотрим, доктор, — сказал я, шагнув к ней и лёгким движением погладил её по голове, ощущая мягкость её волос, как шёлк под пальцами. — Начинай работу, но не забывай про отдых. Твоё новое тело — не игрушка, так что не перенапрягайся. И без экспериментов с этим… — я кивнул в сторону «пьедестала».

Я развернулся и направился к выходу, чувствуя, как её взгляд провожает меня.