⬅️ТУДА ➡️СЮДА
***48***
Когда живешь, исчисляя свой возраст тысячелетиями, то торопиться попросту не умеешь, потому что опоздать существу твоего могущества и величия невозможно. Мир течет перед твоими ногами ленивой рекой, а любые изменения зависят только от твоей воли. Это догма, Один был в этом абсолютно уверен. В его понимании мгновенные изменения, те, на которые он не успеет отреагировать или предотвратить, невозможны. Пара тысяч лет войн? Легко, они же не человеки, которые за клочок земли несколько лет проливают кровь, а потом десятилетиями восстанавливают свою численность. Они — асы, которые завоевывают целые миры, порабощают миллиардные народы или истребляют, не неся больших потерь. Наказание? Десяток лет даже не обсуждается, это мгновение между вчера и завтра, наказание в Асгарде, если это была не смерть, исчислялись сотнями лет. Запереть дочь в надежде на то, что она погибнет на бесплодной твоими усилиями планете? Без проблем. Соперников Один не любил, а Хела была не просто соперницей, а превосходящей силой, которую было необходимо изолировать до того, как случится непоправимое. Отдавать Золотой трон Один не планировал, хоть и регулярно обещал это сделать, приближая к себе то одного, то другого своего отпрыска. Сейчас в фаворе был Тор, раньше это была Хела, а между ними… Да кто их упомнит-то? Бастардов у Одина много, было из кого выбирать.
Иногда Один даже забывал о дочери, а вспоминал только тогда, когда Хеймдалль обращал свой взор на Хельхейм и приходил с докладом о делах. Вот и в этот раз Один даже поморщился недовольно, стоило Стражу Бивреста упомянуть о Хеле. Он предпочел бы услышать о ее окончательной смерти, чем о жизни.
— И как она там? — спросил Один, навещать в ближайшее время ее он не был намерен.
Врать Хеймдалль не умел, но вот недоговаривать мог виртуозно, как и смешивать правду с ложью так, что они становились неотличимы, но делал это только к собственной выгоде. Один же не спросил, как себя чувствует богиня Хела, он спросил, как там она. А «она», та, которая сейчас хозяйничала в царстве мертвых, была жива, но слаба, относительно, конечно, потому что разве могла она сравниться силой с богиней.
— Она слаба, мой царь, — честно ответил Хеймдалль.
— Напомни мне навестить ее через сотню лет, — усмешка исказила лицо Одина, и он добавил: — Если будет кого.
— Как прикажешь, мой царь, — Хеймдалль поклонился и стал отчитываться о том, что видел в прочих мирах, подвластных Асгарду. Один выслушал и отпустил его, потому что всё это его уже мало интересовало. Он мечтал лечь в сон и отдохнуть, пока в девяти мирах спокойно.
А Хеймдалль, вернувшись на свой пост, снова обратил свой взор на Хельхейм. Удивительно, но богини-пленницы там не было, зато была другая девушка. Человеческая ведьма. Хеймдалль попытался найти беглянку, но потерпел поражение, что случалось с ним крайне редко. Он оперся о свой меч, прикрыл глаза и прислушался к тем тонким струнам, пронизывающим всю вселенную, слышать которые было его особым умением. Здесь, стоя в буквальном смысле слова на перекрестке миров, он мог слышать то, что еще не произошло, но имело неплохую возможность на воплощение. В воздухе запахло смертью, кровью и огнем, но, что было удивительно, это всё было направленно исключительно на Одина и не несло опасности остальному Асгарду. Изгнанная царевна хотела мести, но не власти. Хм-м-м, интересно, Рагнарёк пока отменяется?
* * *
Чего Макошь не ожидала, так это появления богини в Хельхейме буквально на следующий день. На этот раз они появились вдвоем с тем самым мужчиной — Броком, и пришли не Тропой, а Хела сама перенесла их.
Макошь буквально почувствовала появление богини в тронном зале и со всех ног поспешила к ней. Она влетела в зал и тут же остановилась, потому что богиня доставала из сумки какие-то интересные вещи, от которых шел странно знакомый фон. Такое она видела один единственный раз в жизни — Марена показывала, сказала, что это вместилище души. Она и сама еще совсем недавно была чем-то похожим, вот только себя со стороны она же не видела.
— Госпожа, — несмело начала она.
— Подойди, Макошь, — махнула ей рукой Хела.
На небольшом столике лежали предметы. Макошь посмотрела на них и вдруг с ужасом поняла, что это не просто много разных душ, а одна, которую кто-то самым варварским способом расколол на части.
— Что вы хотите с этим делать, госпожа? — спросила Макошь, бросив взгляд украдкой на мужчину. Брока. Она так и не могла понять, кто он. Выглядел, если честно, как обычный человек, но вот аура у него была такая… С ног сбивала. Он чувствовался очень опасным, как Перун, которого она однажды очень давно видела издалека — впечатлений осталось на всю жизнь, но, кроме этого, в нем чувствовалась продуманность и хитрость, а не прямолинейность.
— Да вот думаю собрать эту мозаику, — ответила Хела. — Как думаешь?
— Я?
— Конечно, ты. Тебе же с ним возиться. Нужен тебе такой помощник или нет?
— А можно я потом решу? — спросила Макошь и несмело посмотрела на богиню. — Я же не знаю, может, это нормальный человек, и тогда… А может, и совсем наоборот.
— Тогда и собирать тебе. Справишься? — Хела не просто хотела посмотреть на умения своей жрицы, но и сделать еще одну интересную штуку. Брок ей, естественно, рассказал о том, кто величал себя Темным Лордом, о том, что он сотворил со своей душой и почему. Хела, естественно, могла в одно мгновение «собрать» его в единое целое, но тогда он остался бы привязанным к ней и преданным лично ей. Этот господин ей не нужен был в свите совершенно, поэтому она решила переложить эту ношу на плечи Макошь. Она девушка умная, справится, а нет, так отправит на перерождение и не поморщится.
— Я постараюсь, госпожа, — кивнула Макошь, осторожно проводя пальцами над вместилищами. — Хорошие вещи. Их сохранить?
— Если сможешь, — сказал Брок, которому что-то на интуитивном уровне претило «портить» диадему, чашу и всё остальное. Да и кольцо Локи хотелось вернуть.
— Только вы, госпожа, подождите, пожалуйста, — попросила Макошь, перекладывая вещи так, как ей показалось правильнее. — Вдруг что-то пойдет не так.
Брок наблюдал за ритуалом, что на голой силе проводила Макошь, и с удивлением осознавал, что всё понимает, что происходящее для него не выглядит чем-то странным. Обучающие кристаллы Локи, которые тот ему подсовывал в спальню, сделали свое дело. Учеба — совершенно незаметная — дала свои плоды. Он различал знаки, которые рисовала в воздухе Макошь, знал, что каждый из них значит, и понимал, что за ними последует.
Волдеморт собрался в единое целое совершенно без спецэффектов, просто как-то вдруг около девушки соткался почти материальный призрак. Очень недовольный и совершенно не стесняющийся это недовольство высказывать.
— Долго же вы, мои слуги, собирались для того, чтобы возродить меня, — задрав несуществующий нос к потолку, произнес Волдеморт.
— Окстись, болезный, где ты слуг увидел? — Макошь осмотрела полученное и недовольно цокнула языком. Как-то она ожидала совершенно другой результат, но что вышло, то вышло. Может, он в теле получится не таким уродливым?
Волдеморт огляделся, внезапно осознал, что он совсем даже не среди своих последователей, да и место абсолютно незнакомое, посмотрел на Макошь и, склонившись к ней, спросил:
— А где это я?
— Хельхейм, — легко ответила та, ввергнув Волдеморта в ужас одним этим словом. Он был достаточно образован, чтобы знать, что такое Хельхейм. Вдруг осознать, что то, от чего ты бежал всю сознательную жизнь, вдруг оказалось перед тобой…
— Я умер? — спросил он.
— Как будто ты до этого был жив, — хмыкнула Макошь, рассматривая призрака. Да, таким вот бесплотным он ей был совершенно без надобности, придется ему делать тело.
— Я же сделал всё, чтобы не умереть, — с какой-то детской обидой в голосе сказал Волдеморт.
— Лучше бы, чем от смерти бежать, как оглашенный, жизнь жил, — сказала Макошь, призывая к себе небольшую чашу, кулечек муки и бутылку молока с кухни. Спустя какое-то время всё это, плавно покачиваясь, опустилось на столик, который Макошь освободила от тех вещей, в которых раньше были осколки души.
— Проголодалась? — спросил Волдеморт, совершенно не понимая, как себя вести и что делать. Он оглянулся к окну, увидел реку, которая манила его к себе, но отвернулся с усилием воли.
— Забавный. Оживлять тебя буду, — ответила Макошь, но, заметив его взгляд на реку, спросила: — Или туда? В новую жизнь?
— Нет! Я еще эту не жил, — ответил Волдеморт, подплывая ближе к девушке. — А ты правда сделаешь мне тело?
— Сделаю, — вздохнула она. — Только…
— Что, только?
— Страшненький ты, — Макошь поморщилась. Она в этой жизни была красавицей, даже родимое пятно на лице ее не портило, и видеть рядом с собой постоянно это… ей совершенно не хотелось.
— Я когда-то был признанным красавцем, — вдруг сказал Волдеморт и невероятным усилием воли принял именно тот свой вид, который был у него до фатальных экспериментов. — Смотри.
Макошь оглядела на него, прищурившись, и одобрительно кивнула.
— Удержишь такой вид, пока я тебе тело сотворю?
— Удержу, — кивнул Волдеморт, готовый на что угодно, лишь бы она не обманула. Жить хотелось так сильно, что от одной мысли о смерти паника накатывала и оглушала. Права девчонка, нужно было жить, а не от смерти бегать.
Брок и Хела, устроившись в обнимку на ее просторном троне и прикрывшись чарами отвлечения внимания, чтобы призрак их не видел, следили за разворачивающимся перед ними действом. Хела, прищурившись, контролировала, чтобы ее жрица справилась, а Брок просто за всей картиной в целом. Поведение Темного Лорда ему казалось странноватым, тот был как контуженный, о чем и спросил у Хелы.
— Его только что собрали из кусков. И не просто из кусков, ведь каждый отдельный имел совершенно уникальный жизненный опыт. С каждым отколотым куском души Волдеморт терял какую-то часть себя, учился чему-то заново, проживал совершенно разные эмоции. Он сейчас судорожно пытается стать таким, как нужно, но каждый кусок тянет одеяло на себя. Ему предстоит долгий путь, чтобы стать настоящим собой.
— Думаешь, что Макошь справится? — спросил Брок.
— Переживаешь? — улыбнулась Хела.
— Не хотелось бы найти ее мертвой, все-таки он не мальчик из церковного хора, а террорист.
— Он станет ее магическим слугой, который не может причинить вред хозяйке. Ей нужен помощник, а ему твердая рука. Моя жрица справится.
— Все равно нужно будет через несколько дней проверить. Доверия к нему нет, — сказал Брок, смотря, как из уебища Волдеморт становится настоящим красавчиком, пусть и призрачным. Такому задурить девчонке голову слишком просто. Брок повернулся к Хеле, поймал ее взгляд, в котором читалось что-то вроде ревности, и добавил: — Не хочу, чтобы ты потеряла свою жрицу, потому что тогда у тебя останется слишком мало времени для меня.
Хела и не думала, что эти простые слова вдруг развяжут мешающий узел в груди. Брок… Он ей слишком нравился, чтобы быть отстраненной и равнодушной. Собственные чувства иногда казались Хеле странными и, может быть, излишними, но нравились ей. Влюбленность привнесла новые краски в ее жизнь.
— Домой? — спросила она.
— Не будем дожидаться, пока Макошь сотворит тело? — спросил Брок.
— А зачем? Если что-то пойдет не так, то я почувствую, но сейчас лучше не мешать, — ответила Хела, призвала артефакты, избавленные от крестражей, кивнула жрице, бросившей взгляд украдкой на нее, подхватила Брока под локоть и перенесла в дом на Гриммо. Их сегодня ждала вечеринка, к которой еще нужно было подготовиться.
Если принять за основу то, что славяно-арийские пантеоны имеют единый Исток, то образ бога Перуна, условно, можно отожествить с Богом-Громовержцем Тором. Это и буйство характеров, и неукротимость нравов, и ярость, и страстность.
➡️СЮДА