24к символов
* * *
Туман стелился над землёй подобно тяжёлому одеялу, окутывая зелёные холмы.
Вдалеке возвышались покрытые мхом горы, их острые пики терялись в серой пелене, из которой время от времени вырывались порывы холодного ветра, несущего запах сырости и гниющих растений. По склонам гор стекали тонкие струи воды, оставляя блестящие следы на камнях, а в воздухе витал слабый звон — эхо давно затихших голосов, смешивающееся с шорохом ветра, гнувшего редкие кусты вдоль узкой, извилистой дороги. Среди холмов возвышались странные искривлённые арки, поросшие сухими ветвями и мхом, напоминающие кости гигантских существ, застывших в вечном молчании. Вдалеке, сквозь туман, проступали очертания разрушенных строений, едва различимых среди высокой травы, усеянной острыми осколками камня.
По этой дороге медленно двигалась скрипучая телега, вымощенная грубыми досками, местами потрескавшимися и покрытыми пятнами мха. Колёса, тяжёлые и деревянные, с трудом прокладывали путь через грязь, оставляя глубокие следы. Телега была доверху завалена разнообразным хламом: ржавые инструменты, потёртые глиняные горшки, луки и стрелы, которые в родных краях, не имели особой ценности, но вдали, в отдалённых землях, могли быть скуплены за хорошую цену.
Среди этого хаоса и обычного товара — свёртков ткани с ароматом трав, кожаных мешков с зерном и сушёными фруктами — выделялись два высоких шкафа. Лакированные, с глянцевой поверхностью, они казались новыми, идеальными, словно только что вышли из-под руки искусного мастера, резко контрастируя с общим видом старого дерева и ржавчины. Это была не просто мебель, а потенциально целое состояние. Телегу тянула крепкая гнедая кобыла с лоснящейся шкурой, её грива, влажная и спутанная, хлопала по шее, а копыта чавкали по размокшей земле. Изношенная сбруя позвякивала, а дыхание лошади поднималось паром в холодном воздухе.
На телеге сидел старик торговец, закутанный в потрёпанный красный плащ с выцветшими золотыми нитями по краям. Его большая седая борода, густая и пышная, развевалась на ветру, подобно седому пламени, а морщинистое лицо, покрытое глубокими трещинами, отражало годы, проведённые под палящим солнцем и в бурях.
Однако под накидкой угадывалась мощная фигура — кожа, натянутая на крепкие мускулы, и общий строй тела говорили о скрытой силе, способной обойтись без охраны даже в этих суровых краях. Плащ, местами проеденный молью, едва защищал от пронизывающего ветра, пока он сжимал вожжи, вырезанные из старой, потемневшей кожи. Редкие капли дождя, крупные и холодные, падали с неба, оставляя блестящие следы на его руках, а старик, бросив взгляд вперёд, где сквозь туман проступали очертания поселения, тихо пробормотал под нос старую молитву, надеясь на безопасный путь.
Когда тёмные, почти чёрные, тучи заволокли небо, имитируя поздний вечер, старик успел проскочить через городские ворота в самый последний момент, когда тяжёлые деревянные створки, обитые железными полосами с ржавыми заклёпками, с глухим, вибрирующим стуком начали закрываться на ночь. Над воротами висел тусклый фонарь, чьё стекло было покрыто трещинами, а слабый свет отбрасывал длинные тени на каменные стены, испещрённые выбоинами и мхом.
Небольшой отряд стражи, состоящий из пяти человек, стоял неподалёку, облачённые в простую, но одинаковую броню: потёртые кожаные куртки с нашитыми железными пластинами, потемневшими от времени, и шлемы с пробитыми краями. Их копья, обмотанные грубой тканью у рукояток, покоились на плечах, а потёртые сапоги оставляли следы на влажной земле. Они с удивлением и даже лёгким недоверием пялились на старика и его гнедую лошадь, чья мощная спина и редкая для этих краёв порода с длинными ногами и глянцевой шерстью выделялись среди местных животных, привыкших к суровому климату.
Кто-то из стражников, высокий парень с шрамом через щёку, вдруг прищурился, узнав торговца, и махнул рукой, давая знак остальным. Короткий разговор, полный грубых шуточек и беглого осмотра груды хлама и двух сверкающих шкафов на телеге, занял всего несколько минут — стражник лишь ткнул копьём в сторону лакированных поверхностей, хмыкнул и отступил.
Старик, уверенно сжимая вожжи, вырезанные из старой, потемневшей кожи, двинулся дальше, его взгляд оставался спокойным, а осанка — расслабленной, что говорило о многолетнем опыте и знакомстве с этими местами, где он, похоже, бывал не раз.
Телега медленно катилась вперёд по просторной долине, окружённую высокими скалами, покрытые влажным мхом и редкими трещинами, поднимались словно природные крепости, защищающие это место от ветров и чужаков. Слева сразу от врат возвышалось в одиночестве огромное кирпичное здание. Его стены, сложенные из массивных красноватых блоков, потемневших от времени и осадков, поднимались над всей окрестностью, словно молчаливый страж, а крыша поросла бурьяном.
Рядом с этим зданием, возле дороги, журчал небольшой фонтан, окружённый выщербленными каменными плитами, покрытыми пятнами лишайника; вода искрилась в слабом свете, отражая первые звёзды. На холмах вокруг, то тут, то там, в хаотичном порядке раскинулись скромные постройки, выстроенных из руин старых строений, но с особой тщательностью и трепетом, ведь служили сейчас чьими-то домами.
Само же поселение раскинулось дальше у спокойного водоёма, окружённое низкими каменными стенами. Уже стемнело настолько, что мягкий свет фонарей и очагов окутывал деревню уютной атмосферой, отражаясь в спокойной глади водоёма и придавая месту тёплую, почти домашнюю ауру.
Старик пересёк небольшой мост.
Он спокойно проехал через въезд в городок, который по размерам едва ли превышал обычную деревню. У ворот стояла небольшая стража — двое мужчин в потёртой броне с копьями, опёртыми о плечи, — их взгляды, полные удивления, скользнули по лошади и груде хлама на телеге, но дальше любопытства дело не пошло.
Недалеко от въезда притулилась конюшня — заброшенная, с покосившейся крышей и облупившейся краской на деревянных стенах, но всё ещё пригодная для дела. Возле неё дежурил одинокий стражник, закутанный в плащ, с мечом на поясе. Он шагнул навстречу, помог отвести лошадь в стойло, где пахло свежей соломой и старым деревом, и принял оплату за стоянку и охрану телеги — несколько медных монет, звякнувших в его ладони.
Старик впервые за долгое время спрыгнул на твёрдую землю, выпрямившись во весь рост. Его широкие плечи и почти двухметровый рост теперь были видны во всей красе, а под потрёпанным плащом угадывалась мощная фигура, отчего трудно было поверить, что перед тобой старик. Его взгляд, холодный и спокойный, скользил по длинной вытянутой улице, где по обе стороны выстроились ряды низких каменных зданий с соломенными крышами, освещённых редкими фонарями. Люди ещё бродили по улице, их шаги эхом отдавались на булыжниках, но по тёплому свету, льющемуся из горящих окон домов, было ясно, что большая часть жителей уже укрылась внутри.
Его глаза задержались на вывеске таверны, качнувшейся на ветру, с вырезанным изображением кубка, и он направился туда уверенным, тяжёлым шагом, каждый из которых оставлял лёгкий отпечаток в пыли. Дойдя до приоткрытой тяжёлой двери, обитой железными полосами, он толкнул её, и в лицо ударил поток тёплого воздуха, смешанного с запахом хлеба, пива и древесного дыма.
Изнутри доносились весёлые голоса и мелодия струн, звучащая мягко и проникновенно. Внутри таверна встретила его минимализмом и компактностью: каменные стены, украшенные лишь несколькими подвесными светильниками с тусклым светом, и деревянные столы, окружённые скамьями, были расставлены плотно, но уютно. Пол был выложен неровными плитами, а вдоль одной из стен тянулись полки с глиняными кувшинами и бутылками. Посетители, сидящие у стойки и за столами, продолжали свои разговоры, лишь изредка бросая мимолётные взгляды на вошедшего.
Старик прошёл дальше, его шаги гулко отдавались в помещении, направляясь к девушке, сидящей у дальней стены на ящике.
Она была задумчива, с лёгкой, почти загадочной улыбкой, глядя мутным взглядом куда-то в сторону, пока её руки, словно живя собственной жизнью, извлекали мелодию из струнного инструмента. Её длинные тёмно-алые волосы спадали на плечи, а тёмный плащ с красными вставками оттенял белую рубашку, перевязанную шнуровкой. Но приближение массивной фигуры прервало её игру — она подняла взгляд, и удивление отразилось в её глазах, когда пальцы замерли на струнах.
Старик слегка склонил голову в поклоне и произнёс:
— Госпожа Девола, — его голос был низким и уверенным. — У меня есть важная информация для вас…
* * *
Я очнулся.
Это само по себе было поразительным событием, в которое я не сразу решился поверить. Запертый в этом странном, почти волшебном шкафу, я пережил целую бурю психологических испытаний. По большей части я пребывал в каком-то подобии анабиоза, ощущая себя забытой простынёй на самой дальней, тёмной полке. Время словно застыло: я спал, погружённый в сны, продолжительность которых невозможно было измерить — никаких ориентиров, только бесконечная пустота.
Но порой я всё же вырывался из забытья. Возможно, причиной были внешние воздействия на шкаф: я чувствовал лёгкие вибрации, приглушённые шумы, а иногда — отдалённые голоса. В такие моменты надежда и отчаяние сплетались в ядовитый коктейль, медленно подтачивавший меня изнутри. Если бы не долгие периоды беспамятства, гасившие моё сознание, я, вероятно, давно бы потерял рассудок.
Ещё бы! Я оказался в этом проклятом шкафу — в полной тьме, одиночестве, без малейшего намёка на спасение. Сколько прошло времени снаружи? Что там вообще творилось? Я не знал. Я был заперт внутри страной мебели, которую, судя по вибрациям и звукам, не раз куда-то перемещали, кидали и тому подобное.
Оставалось лишь ждать смерти, но даже она, похоже, не собиралась за мной являться в этом абсурдном месте. Рунические узоры на моём теле — наследие деда, мастера рун, заботившегося о сохранности наследника рода — делали меня почти неуязвимым. Он сделал всё, чтобы никакие «случайности» не смогли мне навредить. Когда-то это казалось офигенным даром, почти бессмертием. Но в шкафу это обернулось проклятьем: я не мог ни умереть, ни дойти до полного истощения. Голод и слабость мучили меня, но никогда не переходили грань, ведущую к концу.
И вдруг, очнувшись в очередной раз, я обнаружил себя не в привычной тьме, а в незнакомой комнате. Настоящей комнате. Я лежал на чём-то мягком — кажется, диване, — укрытый тонким одеялом. Сначала показалось, что это сон. Я часто видел сны о прошлом или о том, чего не было, но этот… он был пугающе реальным. С первой секунды я осознавал себя, чувствовал каждую мелочь.
Признаться, мне стало страшно.
Я так долго не видел света, не касался предметов, не ощущал ничего, кроме пустоты. Неужели это не сон? А если я закрою глаза, всё исчезнет? Где я?
Но я собрался с силами. Спустя время начал осматриваться. Поднял руки — они слегка исхудали, ногти немного отросли, но в целом… это были мои руки, знакомые до последней черты. Одежда осталась той же, но теперь она пахла дорогим кондиционером, словно её только что постирали. Запах въелся в ткань, и это казалось таким странным, почти неуместным.
Я протёр лицо руками, закрыл и снова открыл глаза, убеждаясь, что это не сон. Улыбка невольно расползлась по лицу. Я больше не в шкафу, но где я — всё ещё загадка.
Светлые каменные потолки и стены, потрескавшиеся от времени, пахли пылью, камнем и старыми книгами, словно в заброшенной библиотеке. Повернув голову направо, я увидел лишь стену. Налево — узкая, вытянутая комнатушка. Слева прямо в стене были встроены полки, заставленные книгами, картинами и какими-то свёртками, похожими на складской хлам. Это точно не родовое имение. Окон не было, свет давали толстые свечи на стенах, явно недавно заменённые. В дальнем конце комнаты, куда смотрели мои ноги, виднелась массивная деревянная дверь с арочным верхом. Закрытая. Шкафов, к счастью, здесь не оказалось.
Во рту ощущался странный привкус, напоминающий сладость мятного сиропа, что намекало: тот, кто вытащил меня из шкафа, не только освободил, но и позаботился о моём самочувствии, возможно, дав мне какое-то снадобье. В комнате не было ни души, но реальность окружения становилась всё более осязаемой, усиливая моё желание найти подтверждения и, главное, увидеть солнце — настоящее, не придуманное во снах. Это было давним желанием, зародившимся ещё в шкафу, первым и самым простым из множества, что я себе обещал при освобождении.
Собрав силы, я сел. Тело слегка взбунтовалось от непривычной нагрузки, но быстро пришло в норму. Ещё раз окинул взглядом комнату, посмотрел на себя. Одежда осталась нетронутой, даже обувь на месте. При свете свечей я наконец мог что-то разглядеть… Удивительно.
Улыбка стала шире — это было настоящим чудом.
Собравшись ещё раз, я встал.
Тело протестующе отозвалось — в глазах на миг потемнело, ноги подкосились, но желание выйти на свет пересилило слабость. Опираясь на стену, я постоял, слегка шатаясь, пока зрение не прояснилось, и направился к двери. Мысль заглянуть в книги на полках, чтобы понять хотя бы примерно, где я, мелькнула, но я уже проложил путь к выходу, и менять его было непросто. Каждый шаг давался с трудом.
Подойдя к двери, я надавил на ручку — та не поддалась, подтверждая, что дверь заперта, возможно, массивным засовом внутри. В здравом уме я бы подождал своего спасителя, но после стольких лет заточения мне нужен был свежий воздух и свет прямо сейчас. Даже эта светлая комната начинала давить, напоминая о прошлом плене.
Свобода стала навязчивой идеей — хоть одним глазком, а там будь что будет. Желание выйти из стен наружу, на свежий воздух, не быть ограниченным и закрытым, пульсировало в груди, толкая меня к действию — я хотел почувствовать ветер, увидеть небо, освободиться от тесноты, которая даже в этой комнате казалась мне клеткой, но теперь каменной. Голос разума шептал о терпении, но я уже достаточно прождал. С каждым мгновением комната становилась всё более неуютной, стены словно смыкались.
Решив действовать, я всё же пошёл к полкам и, шатаясь, нашарил среди хлама две заострённые спицы — ржавые, но крепкие. И дрожащими руками я начал чертить прямо на двери возле замка руну — сложный узор из пересекающихся линий и завитков, открывающий замки и препятствующий их закрытию. Сердце билось быстрее, пока я работал, но, к счастью, руна сработала: внутри двери раздался двойной щелчок, и ручка поддалась с лёгким скрипом.
Я толкнул дверь и вышел.
Передо мной сразу же открылась огромная библиотека на втором этаже.
Высокие потолки, поддерживаемые массивными деревянными балками, потемневшими от времени, уходили вверх, где стеклянные окна, покрытые тонкой сеткой трещин, пропускали мягкий свет, отражаясь от полок, уставленных книгами в кожаных переплётах с золотыми обрезами. Деревянные перила с резными узорами, местами облупившимися, окаймляли балкон, с которого открывался вид на просторный первый этаж, где пол из светлого камня блестел от света. Прямо передо мной начиналась лестница — широкая, с истёртыми ступенями, покрытыми следами множества шагов, ведущая вниз. За ней, с другой стороны, за перилами, виднелась ещё одна комната с такой же деревянной дверью, из-за которой доносились приглушённые голоса, словно кто-то вёл тихий спор.
Стучаться не хотелось — я тихо двинулся к лестнице, придерживаясь рукой за перила.
Медленно спустившись, я оказался на первом этаже — просторном, но абсолютно пустом. Пол из камня отражал слабый свет, льющийся из окон под потолком. Посетителей не было, что вызвало лёгкое подозрение — тишина казалась неестественной, нарушаемой лишь редким скрипом ветра за стенами. Но внимание переключилось на двустворчатые двери входа, массивные и украшенные резьбой с изображением листьев, сквозь которые пробивался солнечный свет, обещающий свободу.
Желание выйти из стен наружу, на свежий воздух, достигло пика.
Я уже представлял, как солнечные лучи согреют мою кожу, как свежий ветер смоет пыль веков, как я наконец увижу мир за пределами этой затхлой тишины.
Шаги гулко отдавались эхом, и я старался ступать тише, сжимая спицы в руках — и как инструменты, и как возможное оружие против неожиданной угрозы. В моём состоянии дать отпор было бы сложно, но инстинкт самосохранения заставлял быть начеку.
Двери оказались заперты, но это не стало сюрпризом. Присев на колено, я быстро выскоблили руну на дереве — линии дрожали от слабости, но замок всё же щёлкнул, поддаваясь магии.
Обернувшись напоследок, я мысленно извинился перед неизвестными хозяевами за свой глупый поступок и толкнул двери. Солнечный свет хлынул внутрь, ослепляя меня, но я лишь зажмурился и улыбнулся — это было то, о чём я мечтал так долго.
* * *
Я сидел на скамейке у выхода из библиотеки, чувствуя, как лёгкий ветерок треплет мои волосы. Далеко убежать мне не удалось — ноги всё ещё дрожали от слабости, а тело напоминало о долгих годах заточения. Впрочем, бежать куда-то далеко нужды не было.
Но передо мной открывался потрясающий вид: на горизонте возвышались величественные горы, их вершины окутаны лёгкой дымкой, а перед ними простирались бескрайние равнины со скалами, покрытые сочной травой, где редкие клочки тумана цеплялись за землю. Солнце светило ярко и мягко согревало меня. За спиной возвышалась кирпичная стена библиотеки, сложенная из потемневших от времени блоков с выступающим мхом, а подо мной была уютная скамейка — деревянная, с выгнутыми подлокотниками, слегка облупившейся краской и мелкими трещинами на поверхности, слегка прогибающаяся под моим весом.
Я закрыл глаза, отдаваясь теплу солнца.
Такого лютого кайфа я не испытывал никогда.
Солнце, непривычно сильно греющее после веков холодной тьмы, выталкивало из меня остатки ледяного оцепенения, позволяя мышцам расслабиться, а душе — слегка оттаять. Слёзы, которые только что лились из глаз, смывая пыль и отчаяние, наконец перестали течь сами по себе, оставив на щеках солёные дорожки. Душевное состояние начало понемногу приходить в норму, хотя я всё ещё чувствовал себя немного психом после заточения в шкафу — мысли путались, а сердце билось с перебоями, словно пытаясь наверстать упущенное. Но самое главное — я на свободе, а остальное — мелочи. Сейчас был самый настоящий отходняк: тело и разум медленно адаптировались к новому миру, к свету, к жизни.
В мыслях царило счастье — чистое, почти детское, — перемешанное с надеждой.
Я представлял, как свяжусь с семьёй, как узнаю, что с ними случилось за эти годы, и как разберусь с тем, что произошло тогда, когда этот ебучий Артур напал на меня. Эта сука должна получить по заслугам — как минимум закинуть её в сундук и выкинуть куда-нибудь на долгие годы, пусть попробует сама посидеть в таком аду. У меня только-только новая и интересная жизнь начала складываться, как эта пивная обиженная мразь всё похерила мне. Но ничего, я рассудок сохранил, как и жизнь, а значит ещё есть шанс поиметь эту бездарную скотину…
Внезапно двери библиотеки с силой вышибли изнутри, громкий стук дерева о камень, заставил меня дёрнуться и открыть глаза. Из здания в спешке выбежали двое девушек необычной внешности — их шаги гулко отдавались по каменному крыльцу. Но заметив меня на скамейке, они тут же остановились, а одна, чуть не упав, схватилась за другую, удерживая равновесие, её пальцы впились в рукав.
Это были молодые девушки лет двадцати-двадцати пяти с длинными тёмно-алыми волосами, струящимися по плечам. Они были близнецами, и различие заключалось лишь в причёсках: у одной волосы были аккуратно расчёсаны и падали ровными прядями, слегка колыхаясь на ветру, а у другой — слегка растрёпанные, с лёгким беспорядком, придающим ей озорной вид. Их лица, бледные и утончённые, обрамляли высокие скулы, а зелёные глаза блестели.
Они удивлённо и облегчённо посмотрели на меня, их взгляды скользнули по моей фигуре, а губы тронула слабая улыбка. Я же почувствовал некоторое смущение за свои действия — бегство из библиотеки выглядело, наверное, странно, — но стыда это не вызывало, ведь я просто хотел свободы.
Девушки переглянулись, их глаза встретились в молчаливом согласии, и они кивнули, начиная подходить ко мне, явно нервничая — их шаги были неуверенными, а руки слегка дрожали, сжимая края одежды. Чем-то они напоминали мне маминых собачек, которые всегда виляли хвостами и подбегали с таким же трепетом.
— Hello, are you alright? — произнесла одна из них, та, у которой волосы были расчёсаны, её голос был мягким, но с лёгкой дрожью.
Язык показался смутно знакомым, но я, кроме испанского и русского, других языков не учил никогда — нужды не было, даже английский, на котором, судя по всему, мне и обратились, оставался для меня загадкой.
— Прошу прощения, мой английский очень плох, — сказал я на русском, после чего уверенно перешёл на испанский. — Me siento un poco incómodo. ¿Tienes un traductor? (Мне немного неловко. Может у вас есть переводчик?)
Они ещё раз переглянулись, их глаза расширились, словно они увидели во мне какую-то звезду, и заговорили снова, но теперь их слова стали мне понятны — голоса сменились на русский без какого-либо акцента.
— Ничего страшного, — произнесла одна, прикладывая руку к груди. — Мы знаем несколько языков и можем на них свободно говорить.
— Вот как? — улыбнулся я, ещё привыкая к звуку собственного голоса после долгого молчания. — Рад. Очень рад… Меня зовут Феликс де Луна.
— Попола, — представилась та, что с прямыми волосами, её тон был тёплым, но осторожным.
— Девола. Мы сёстры, — добавила вторая с растрёпанными волосами, улыбаясь уголками губ. — Именно мне посчастливилось приобрести необычный шкаф, в котором находился неожиданный гость. Прямо-таки настоящий фокус.
Необычные имена, но не это меня заинтересовало.
— Аа, — протянул я, потирая затылок, где волосы слиплись от пота. — Прошу прощения. Небольшой конфликт с проблемным родственником привёл к тому, что я внезапно оказался в волшебном шкафу на долгие-долгие годы. А шкаф очень надёжный и вместительный, но я бы не советовал играть в прятки, используя его… Я бы советовал его сжечь где-нибудь, — заявил я. — Проклятая вещица вышла, хах…
Я сделал небольшую паузу, собираясь с мыслями, и продолжил:
— Не подскажите, в какой стране я нахожусь? Судя по пейзажам вокруг, какая-то Шотландия или Ирландия. И не будет ли у вас телефона позвонить? Я не знаю сколько времени прошло, и нужно связаться с семьёй.
Девушки снова переглянулись, их взгляды скрестились, словно они обменивались мыслями.
— Со связью могут быть определённые проблемы в нашем районе, — начала Попола, её голос стал чуть тише, а пальцы нервно теребили край платья. — Но мы постараемся что-нибудь придумать. Но нужно понимать, куда вы хотели бы позвонить, в какую страну или город?
— Барселона и Москва меня интересуют. Но в первую очередь Испания — последний раз я видел солнечный свет именно там, пока меня не запихали в шкаф, хех…
Попола кивнула и бросила взгляд куда-то в сторону.
— Я поняла, и попробую решить вопрос со связью…
— Но у нас есть много вопросов, — взяла слово её сестра, делая шаг ко мне, её тёмно-алые волосы слегка колыхнулись на ветру. — В том числе о шкафе и о том, как ты сумел сбежать. Но, очевидно, что вопросы есть не только у нас. И, думаю, было бы лучше вернуться внутрь здания и обсудить всё в спокойной обстановке. Как мне кажется, за длительное пребывание внутри волшебного шкафа аппетит только растёт, верно? И я уже подготовила небольшой обед, но немного не успела с его подачей — фокусник убежал.
И Девола попала в самую точку — придя в себя ментально, я начал чувствовать последствия физические, в том числе и голод, который скрутил желудок, напоминая о себе резкой болью.
— Прошу прощения, что заставил вас волноваться, но после долгого пребывания во тьме единственное, что мне хотелось — это покинуть замкнутое помещение и увидеть солнце, — сказал я, глядя на них с лёгкой улыбкой. — Головой понимал, что глупо и некрасиво, но… Сердце и желания оказались сильнее. Впредь такого не повторится, я уже более-менее пришёл в себя и контролирую свои действия.
Я встал со скамейки, ощущая, как деревянная поверхность оставила следы на моей одежде, и выпрямился, пытаясь выглядеть уверенно, хотя ноги всё ещё дрожали.
— Всё в порядке, — ответила Девола, её голос смягчился. — Подобное испытание должно было сильно ударить по человеческому разуму, но ты выглядишь хорошо. Должно быть, у фокусника припрятано немало «волшебных секретов»?
— Хах. Увлекаетесь магией? — спросил я, приподняв бровь.
— Немного, — ответила Попола, её глаза блеснули интересом. — Идёмте внутрь. Незачем привлекать случайные взгляды со стороны…