Глава 78
Тишина. После оглушительного рева моего Одама Расенгана, наступившая тишина была почти физически болезненной. Пыль медленно оседала на землю, открывая картину тотального, абсолютного разрушения. На месте, где еще минуту назад был густой лес, теперь зиял огромный, гладкий, как будто вырезанный гигантской ложкой, кратер.
Я стоял в его центре. Моя правая рука, которой я нанес удар, безвольно висела вдоль тела. Она дрожала, и я чувствовал, как по ней пробегают судороги от чудовищного перенапряжения. Чакра. Ее почти не осталось. Я был пуст. Выжат, как лимон.
Три гигантские жабы, стоявшие вокруг, молча смотрели на то место, где только что был Шукаку. Их лица, обычно полные то грубости, то глупости, теперь выражали лишь одно. Благоговейный ужас.
— Щенок… — наконец, пророкотал Гамабунта, и его голос был непривычно тихим. — Что… что ты за монстр?
— Он… он его… испарил, — прошептал Гамахиро, с недоверием глядя на свои катаны.
— Неуклюже, — добавил Гамакен. — Но очень… эффективно.
Они посмотрели на меня. И в их гигантских, жабьих глазах, впервые, я увидел уважение. С тихими, одновременными хлопками, их чакра иссякла, и они исчезли в облаках дыма, оставляя меня одного посреди этого рукотворного ада.
— ГААРА!
Крик, полный отчаяния, разорвал тишину. На край кратера, спотыкаясь, выбежала она. Темари. За ней, хромая, ковылял Канкурó. Они смотрели на меня. На разрушения. И искали. Искали своего брата.
Темари, рыдая, бросилась вниз. Она бегала по краю воронки, заглядывая в ее гладкий, оплавленный центр.
— Гаара! Где ты?! Отзовись!
Она нашла его. Точнее, то, что от него осталось. Небольшой, порванный кусок его черной одежды, лежащий на песке. И несколько капель темной, густой крови. И все. Больше не было ничего. Ни тела. Ни тыквы. Ни песка. Мой Расенган не оставил ничего.
Она рухнула на колени, взяв в руки этот окровавленный клочок ткани. И завыла. Не как шиноби. А как сестра, которая только что потеряла своего младшего брата. Канкурó стоял рядом, и его лицо, обычно скрытое за краской и капюшоном, было маской чистого, незамутненного шока. Он не мог поверить. Монстр, которого они боялись всю свою жизнь… просто исчез.
Я почувствовал, как мои ноги подкашиваются. Чакра кончилась. Совсем. Я начал падать. Но я не ударился о землю.
— Эй, полегче.
Сильная, но на удивление аккуратная рука подхватила меня. Шикамару. — Отличная работа, Наруто, — сказал он, и в его голосе, впервые за все время нашего знакомства, не было ни капли лени или скуки. Лишь чистое, незамутненное восхищение. И немного страха.
— Ты… ты просто сумасшедший. Теперь отдыхай.
Рядом тут же оказались Саске и Сакура. — Наруто! — Сакура подбежала ко мне, и ее руки засветились зеленым светом. Она начала осматривать мою руку, мое тело.
Саске молчал. Он просто стоял рядом, выхватив кунай, и смотрел. Не на меня. А на Темари и Канкурó. Он был готов к их атаке. Он защищал своего ослабевшего… товарища? Соперника? Я и сам уже не знал.
И тут появился он. Из-за деревьев, прижимая руку к раненому плечу, вышел Баки. Джоунин-наставник команды Песка. Он увидел все. Разрушения. Плачущую Темари. Шокированного Канкурó. И меня, которого поддерживал Шикамару.
— Где… — прохрипел он. — Где Гаара? Темари, рыдая, подняла на него глаза и протянула ему окровавленный кусок одежды. — Он… — всхлипнула она.
— Этот… этот он убил его.
Баки замер. — Убил?.. — переспросил он. — Но… как? Он же… он же оружие нашей деревни…
Я медленно поднял голову. — Любое оружие, — сказал я, и мой голос был тихим, но его услышали все. — Можно сломать. Если удар будет достаточно сильным.
Баки стоял и смотрел. На меня. На плачущую Темари. На разрушения. Он, опытный джоунин, ветеран войн, пытался сложить в голове пазл. И этот пазл был ужасен. Их главное оружие, их козырь, их нестабильный бог — уничтожен. Мальчишкой. Генином из Конохи.
— Темари. Канкурó, — его голос был тяжелым, полным поражения. — Все кончено. Мы отступаем.
— Но, сенсей! — взревел Канкурó, указывая на меня. — Гаара! Этот ублюдок… он убил Гаару! Мы должны отомстить!
— Месть? — горько усмехнулся Баки. — Нас предали, идиоты.
Он посмотрел в сторону стадиона, где, как он знал, сейчас разворачивалась главная битва.
— Наш Казекаге-сама… мертв. Орочимару убил его еще до начала экзамена и занял его место. Он манипулировал нами. Он использовал нашу деревню, нашу ненависть, вашего брата… как пешку в своей игре. Это вторжение… оно было обречено с самого начала.
Темари и Канкурó застыли в шоке. Правда была еще ужаснее, чем смерть их брата. Их не просто победили. Их использовали и выбросили, как мусор.
— Забираем всех наших, кто еще жив, — приказал Баки, и в его голосе была сталь. — И уходим. Немедленно.
Он посмотрел на меня в последний раз. В его взгляде не было ненависти. Лишь усталость. И, возможно, толика уважения. Он, вместе с плачущей Темари и шокированным Канкурó, развернулся и исчез в лесу. Они были побежденной армией.
Мы начали свой долгий, мучительный путь обратно, к центру деревни. Саске и Шикамару поддерживали меня с двух сторон. Сакура шла впереди, выполняя роль разведчика. Мы были странным, израненным, но на удивление слаженным отрядом.
Лес молчал. Он был мертв. Деревья были вырваны с корнем, земля перепахана. В воздухе стоял тяжелый запах озона от моего Расенгана и гари.
Я шел, почти не разбирая дороги. Мое тело было здесь, но мой разум — далеко.«Все кончено… по крайней мере, эта часть. Гаара мертв. Канон не просто сломан. Он сожжен, а пепел развеян по ветру. Теперь никто не знает, что будет дальше. Даже я».
В моей голове всплыли воспоминания моего клона. Разграбленное хранилище. Пустые колбы.«Но теперь… Шисуи. Глаза. Хранилище пусто. Обито… этот ублюдок забрал все. Почти все. Осталась одна пара. Двухтомоэный Шаринган… лучше, чем ничего».
Я посмотрел на свои руки. Они все еще дрожали.«Операция… я должен провести операцию. Как можно скорее. Я практиковался. На Досу. Но… на живом, здоровом человеке… на друге… Руки… они не должны дрожать».
Мы вышли из леса. И увидели Коноху. Точнее, то, что от нее осталось.
Картина была ужасающей. Внешняя стена деревни была проломлена в нескольких местах. Из проломов валил черный, густой дым. Небо было серым от пепла. Далекие крики, стоны, лязг стали — все это сливалось в один, непрерывный, кошмарный гул.
Мы вошли в деревню. Это был ад. Улицы, еще утром полные жизни и смеха, теперь были завалены обломками домов и… телами. Шиноби Конохи. Шиноби Песка. Шиноби Звука. Они лежали вперемешку, застывшие в предсмертных позах. Женщины плакали над телами своих мужей. Дети, с пустыми, непонимающими глазами, сидели на развалинах своих домов. Медики, с ног до головы перепачканные в крови, носились туда-сюда, пытаясь спасти тех, кого еще можно было спасти.
Это была не просто битва. Это была война. Быстрая, жестокая, бессмысленная. Мы молча шли по этим улицам смерти. Вся наша бравада, вся наша гордость от победы — все это испарилось, уступая место тяжелому, гнетущему чувству.
Мы дошли до центральной площади. Здесь был развернут временный госпиталь.
— Вам нужно сюда, — сказал Шикамару, указывая на палатку медиков. Я кивнул.
— Я… я пойду помогу, — сказала Сакура, и в ее голосе была стальная решимость. Она посмотрела на раненых, на медиков, и ее страх, кажется, уступил место профессиональному долгу. Она побежала в сторону госпиталя.
Мы с Шикамару и Саске остались втроем.
— Идите, — сказал я им. — Вам тоже нужно отдохнуть. Они кивнули и, оставив меня, пошли в сторону своих домов.
Я стоял посреди этого хаоса, смотрел на разрушения, на смерть, на горе. И я не чувствовал ничего. Ни жалости. Ни гнева. Ни печали. Лишь холодный, отстраненный интерес. И… усталость. Чудовищную, всепоглощающую усталость.
«Шисуи… — подумал я, глядя в сторону далекого, заброшенного квартала Учиха. — Он ждет. Глаза у него. И он ждет меня. Ждет операции, которая вернет ему свет».
Я поднял свою правую руку. Она все еще мелко, почти незаметно, дрожала. Последствия Одама Расенгана.«Но… не сейчас, — эта мысль была твердой, как сталь. — Я пуст. Моя рука все еще горит после этой техники. Мои запасы чакры на нуле. Проводить такую операцию сейчас — это не просто риск. Это гарантированный провал. Я убью его».
Я сжал кулак.«Сначала — восстановление. Мне нужен отдых. Еда. Сон. Я должен быть в идеальной, стопроцентной форме. Операция подождет. Один день. Шисуи ждал четыре года. Он подождет еще один день».
Я развернулся и, сливаясь с тенями разрушенных домов, пошел. Но не к Шисуи. А в свою старую, убогую квартирку в общежитии. Мне нужно было восстановить силы. Завтра. Завтра будет новый, долгий и, возможно, самый важный день в моей жизни. А сегодня… сегодня нужно было просто выжить.
* * *
(POV: Орочимару)
Боль. Холодная, глубокая, всепроникающая. Она была не в теле. Не в мышцах, не в костях. Она была… в душе.
Я лежал в своей кровати, в одном из самых глубоких и защищенных своих логовищ. Вокруг меня было лучшее медицинское оборудование, которое только можно было купить или украсть. Но все это было бесполезно.
Я медленно, с нечеловеческим усилием, повернул голову и посмотрел на свои руки. Они лежали поверх одеяла, безвольные, как два куска мертвого мяса. Кожа на них была фиолетово-черной, покрыта странными, похожими на письмена, узорами. Они были мертвы. Я не чувствовал их. Я не мог ими пошевелить.
Кашель.Судорога прошла по моему телу, и я согнулся пополам, выплевывая на белоснежные простыни сгусток темной, почти черной крови.
«Шики Фуджин (Демоническая Печать Поглощения)… — пронеслось в моей голове, и мысль была медленной, вязкой, как патока. — Техника клана Узумаки. Запретное дзюцу, которым владеют лишь единицы. Он призвал самого бога смерти… и отдал свою никчемную, старую душу, чтобы забрать мои».
Я закрыл глаза, и перед моим мысленным взором снова вспыхнула та сцена. Крыша. Дождь. И его лицо. Лицо Хирузена-сенсея. В его глазах не было ненависти. Лишь глубокая, вселенская печаль и… жалость.
На мгновение, всего на одно, крошечное, постыдное мгновение, во мне что-то дрогнуло. Я вспомнил. Вспомнил другое лицо. Лицо молодого, сильного Третьего, который учил меня, маленького, гениального сироту, складывать мои первые печати. Он был моим учителем. Моим наставником. Почти отцом.
А потом я вспомнил холод, который пронзил мои руки, когда призрак Шинигами пронзил мою душу. И жалость исчезла, уступая место другому.
Я рассмеялся. Сначала тихо, хрипло. А потом все громче и громче, пока смех не превратился в безумный, дикий, булькающий хохот, который прерывался новыми приступами кровавого кашля.
— Ха-ха-ха… старый дурак! — прохрипел я в тишину своей комнаты. — Он думал… он думал, что остановил меня?! Он лишь отсрочил неизбежное и заплатил за это своей жалкой жизнью!
Ярость. Черная, кипящая, как смола. Она вытеснила и боль, и жалость. — НО МОИ РУКИ! — взревел я, и от этого крика задрожали колбы на полках. — ОН ЗАБРАЛ МОИ РУКИ! МОЮ СПОСОБНОСТЬ СКЛАДЫВАТЬ ПЕЧАТИ!
Я снова согнулся от кашля. Бессилие. Вот что было хуже всего. Я, Орочимару, один из Легендарных Саннинов, гений, который почти достиг бессмертия, теперь был беспомощным калекой, который не мог даже самостоятельно выпить стакан воды.
Унизительно. Невыносимо.
Дверь в мою комнату тихо, без стука, открылась. Я даже не повернул головы. Я знал, кто это. Единственное существо в этом логове, которое не боялось войти ко мне без приглашения.
В комнату бесшумно, как призрак, вошла девушка. На вид ей было лет шестнадцать-семнадцать. Ее волосы, коротко и асимметрично подстриженные, были абсолютно белыми, как свежевыпавший снег. Бледная кожа, тонкие черты лица. И холодные, светло-серые, почти бесцветные глаза, которые смотрели на мир с отстраненным, аналитическим спокойствием хирурга. Одета она была в простую, темно-серую униформу, похожую на лабораторный халат.
Это была Кири. Мое самое совершенное творение. Мой верный помощник. Мой личный «скальпель».
Она молча подошла к кровати и поставила на столик поднос. На нем была чаша с дымящимся, горько пахнущим лекарством и несколько чистых бинтов.
— Орочимару-сама, — ее голос был тихим, ровным, лишенным всяких эмоций. — Вам нужно принять лекарство.
Я с трудом повернул голову. — Оно не поможет, Кири. Ты же знаешь. — Оно снимет боль и замедлит некроз тканей, — ответила она, как будто читала выписку из истории болезни.
— Это логично.
Она взяла чашу. — Вы не можете его выпить сами. Позвольте.
— Нет, — прошипел я, и в моем голосе прозвучала сталь. — Я справлюсь.
С нечеловеческим усилием воли я заставил свое тело подчиниться. Я медленно, сантиметр за сантиметром, сел на кровати. Мои «мертвые» руки безвольно лежали на коленях. Я наклонился и, как животное, как змея, схватил чашу губами и зубами. Я пил. Горячая, горькая жидкость обожгла мне горло, но я выпил все до последней капли.
Я отшвырнул пустую чашу. Она со звоном разбилась о стену. Я смотрел на Кири.
— Мне нужно вернуть свои руки, — сказал я, и мой голос был хриплым. — Немедленно. Она молча кивнула.
— Я уже изучила все свитки, что были в вашей библиотеке, Орочимару-сама. «Шики Фуджин» — это техника, основанная на духовной энергии. Она запечатала не ваши руки. Она запечатала вашу душу в них. Никакое стандартное ирьениндзюцу здесь не поможет. Нужно… фуиндзюцу высшего порядка.
— Я знаю, — прошипел я.
Я думал. Мой мозг, несмотря на боль, работал с бешеной скоростью, перебирая варианты. Фуиндзюцу Узумаки… Кто в этом мире еще владел им на должном уровне? Джирайя? Возможно. Но он никогда мне не поможет.
Но был еще один, более быстрый, более надежный вариант. Она. Моя бывшая сокомандница. Величайший ирьенин в мире. И внучка Первого Хокаге, которая унаследовала часть его знаний.
— Цунаде, — прошептал я.
Лицо Кири осталось бесстрастным. — Ее местоположение неизвестно уже много лет. Вероятность случайного обнаружения — 0.01%.
— НАЙТИ! — рявкнул я. — Мне плевать на вероятность! Кири, отправь всех наших шпионов. Всех, кто у нас есть. Переверните всю Страну Огня. Загляните под каждый камень. Мне нужно знать, где она. Я хочу знать, где пьет, где играет в азартные игры, где спит Легендарная Неудачница Цунаде Сенджу. Найди ее. И доложи мне.
— Будет сделано, Орочимару-сама, — она поклонилась и так же бесшумно, как и вошла, вышла из комнаты.
Я снова остался один. В темноте. В боли. Но теперь у меня была цель.«Ты думаешь, ты победил, сенсей? — подумал я, и на моем лице снова появилась змеиная улыбка. — Ты лишь открыл для меня новый, более интересный квест. Охота на Цунаде. Воссоединение Леген-дарных Саннинов. Это будет… очень, очень весело».
* * *
Далеко от Конохи. Далеко от Страны Огня. Глубоко под землей, в холодном, сыром подземелье, где не было ни света, ни звуков, кроме тихого, монотонного капания воды.
В центре огромной, пустой пещеры, на каменном троне, сидела фигура. Человек в черном плаще с красными облаками. Его лицо было скрыто оранжевой, спиральной маской с одной-единственной темной прорезью для глаза. Учиха Обито. Или, как знал его мир, Тоби.
Тишина была абсолютной. Но тут, прямо из каменного пола, как уродливое, хищное растение, выросла другая фигура. Наполовину белая, наполовину черная. Зетсу.
— Я вернулся, — сказала белая половина веселым, почти детским голосом. — Новости, — прошипела черная половина, и ее голос был как шелест сухой змеиной кожи.
Обито не пошевелился. Он просто сидел, глядя в темноту перед собой. — Говори, — его голос, искаженный маской, был глухим и лишенным всяких эмоций.
— Вторжение в Коноху… провалилось! — радостно сообщил Белый Зетсу. — Орочимару облажался! Старый Сарутоби использовал технику Бога Смерти и запечатал ему руки! А Деревня Песка понесла огромные потери и отступила!
— Не совсем так, — вмешался Черный Зетсу. — План Орочимару был лишь отвлекающим маневром. Но произошла… аномалия. Непредвиденная переменная.
Обито медленно повернул голову. — Что за переменная?
— Джинчурики Девятихвостого! — снова встрял Белый Зетсу. — Он оказался гораздо сильнее! Он сразился с Джинчурики Однохвостого! И…
— …и убил его, — закончил Черный Зетсу.
На мгновение в пещере повисла тишина. Даже капающая вода, казалось, замерла. Обито молчал. Но я чувствовал, как изменилась его аура. Холод, исходивший от него, стал почти осязаемым.
— Мертв? — переспросил он.
— Ага! Полностью! — подтвердил Белый Зетсу. — Мальчишка Узумаки использовал какую-то гигантскую версию Расенгана и просто… стер его. От Гаары не осталось даже песчинки. Мы проверили. Однохвостый теперь свободен. Он должен где-то возродиться в ближайшие несколько лет.
Обито долго молчал. — Ищите, — наконец, сказал он, и его голос был спокоен. Пугающе спокоен. — Найдите место, где он возродится. И сообщите мне, когда это произойдет. Мы должны начать сбор хвостатых. Время пришло. Пора начинать План Глаз Луны.
Зетсу кивнул и начал погружаться обратно в землю. — Будет сделано.
Он исчез. Обито снова остался один в темноте. Он медленно поднял руку и коснулся своей маски, в том месте, где под ней скрывался его глаз.
«Рин… — пронеслось в его голове, и в этой мысли, впервые за долгие годы, не было ни ненависти, ни злобы. Лишь бесконечная, всепоглощающая тоска. — Я почти у цели. Этот проклятый, прогнивший мир, который отнял тебя у меня… он скоро исчезнет. Я создам новый. Мир, где не будет войн. Не будет потерь. Мир, где мы снова будем вместе».
Он посмотрел в темноту, как будто видел ее там. Ее улыбку. Ее глаза. — Очень скоро, Рин. Мы с тобой встретимся.
* * *
Я проснулся от шума. Не от будильника. А от монотонного, убаюкивающего шума дождя, который барабанил по моему окну. Я открыл глаза. В комнате было серо и сумрачно. Коноха плакала.
Тело, после вчерашнего, было полностью восстановлено. Чакра бурлила под кожей, полная сил и был в прекрасном настроении. День обещал быть невероятно продуктивным.
Я посмотрел на улицу. По мокрым крышам, одетые в черное, двигались маленькие фигурки. Сегодня был день траура. Вся деревня должна была собраться у Мемориального Камня, чтобы почтить память погибших во время вторжения. Почтить память Третьего Хокаге.
«Спектакль, — подумал я с циничной усмешкой. — Публичная демонстрация скорби. Бесполезная трата времени».
Я создал одного теневого клона. — Ты знаешь, что делать, — сказал я ему. Клон нацепил на лицо самое скорбное и трагическое выражение, на которое был способен.
— Есть, босс. Операция «Вселенская Печаль» началась. Пойду, немного поплачу для приличия.
Он исчез в облачке дыма, отправившись на похороны вместо меня. А я, оригинал, спокойно принял душ, съел плотный завтрак и начал одеваться. Не в черное. А в свой новый, практичный костюм шиноби. Сегодня у меня была своя, гораздо более важная, миссия.
Я вышел из дома и, сливаясь с тенями, направился в противоположную от мемориала сторону. В сторону квартала клана Учиха.
Квартал Учиха под дождем выглядел еще более жутким и заброшенным. Пустые дома смотрели на меня темными, безглазыми провалами окон. Я без проблем добрался до убежища и спустился вниз.
Он уже ждал меня. Шисуи сидел на простом деревянном стуле в центре комнаты, и его слепое лицо было повернуто в сторону входа. Он услышал мои шаги.
— Наруто.
— Шисуи-сан, — я подошел и поставил на стол свою медицинскую сумку. — Я пришел. Как и обещал.
— Я слышал… — тихо сказал он. — Дождь. И колокол. Сегодня похороны Третьего?
— Да, — Он был старым и слабым лидером, чья мягкость привела деревню к этой катастрофе, — безжалостно ответил я. — Но сейчас не об этом.
Я посмотрел на него. Он выглядел спокойным, но я чувствовал. Чувствовал, как напряжена его чакра, как сильно бьется его сердце. Он волновался и боялся.
— Ты готов? — спросил я.
Он глубоко вздохнул. — Я… я ждал этого четыре года. Но теперь, когда этот момент настал… мне страшно, Наруто.
— Мне тоже, — честно ответил я.
Он удивленно повернул голову в мою сторону.
— Не бойся, — сказал я, и мой голос был спокоен и уверен. Я подошел и положил ему руку на плечо. — Я знаю, что делаю. Готовился. Я не подведу.
Он медленно кивнул. — Я верю тебе.
— Тогда ложись, — сказал я, указывая на операционный стол, который я подготовил заранее.
Он лег. Я создал десять теневых клонов. Они, одетые в белые халаты, бесшумно заняли свои места вокруг стола, как настоящая хирургическая бригада.
Один клон готовил инструменты. Другой — следил за состоянием Шисуи с помощью медицинских печатей. Третий держал наготове колбу, в которой, в специальном растворе, плавала наша единственная надежда — пара двухтомоэных Шаринганов.
Я вымыл руки и надел перчатки и подошел к столу.
«Спокойно, — приказал я сам себе. — Ты все знаешь. Ты все отработал. Анатомия. Нервные узлы. Система циркуляции чакры. Ты знаешь человеческое тело лучше, чем любой студент-медик. Ты — гений. Ты справишься».
Но я знал, что этого недостаточно. Просто пересадить глаза — это половина дела. Нужно было заставить их работать. Прижиться. И для этого… для этого мне нужен был мой главный козырь.
Я достал из подсумка маленький, запечатанный контейнер. В нем, в крио-состоянии, хранился он. Образец, который я забрал из лаборатории Орочимару. Бесценный дар Первого Хокаге.
— Что это? — спросил Шисуи, который, хоть и не видел, но почувствовал изменение в ауре чакры.
— Это… — я усмехнулся. — Страховка. Небольшой бонус, который гарантирует, что все пройдет успешно.
Я открыл контейнер. Внутри, на подушке из замороженного геля, лежал крошечный, почти микроскопический фрагмент плоти. Но от него исходила такая чудовищная, переполненная жизненной силой аура, что воздух в комнате, казалось, стал плотнее.
«Мадара пробудил Риннеган, когда спиздел плоть Хаширамы, — думал я, беря пинцетом крошечную частицу клеток. — Это заняло у него десятилетия. Но что будет, если интегрировать эту жизненную силу напрямую в Шаринган? В двухтомоэный Шаринган? Сможет ли она ускорить его эволюцию? Довести его до трех томоэ? А может… и до Мангекьё?»
Я не знал. Но я собирался выяснить. — Начинаем, — сказал я своим клонам.
Я сконцентрировал чакру на кончиках пальцев. Появился тонкий, голубой, вибрирующий клинок. Скальпель Чакры. И он медленно, но уверенно, опустился к закрытым глазам Учихи Шисуи. Он доверял мне. И это доверие было тяжелее любого груза.
Я медленно, очень медленно, опустил его к правому глазу Шисуи. И сделал первый надрез. Идеальный.
Началась самая сложная, самая ювелирная работа в моей жизни. Удалить старые, мертвые, атрофировавшиеся ткани было несложно. Сложнее было подготовить ложе для новых.
— Клон номер семь, подай донорский материал.
Клон осторожно, с помощью пинцета, извлек из колбы один из Шаринганов. Я взял его. И начал главный этап. Соединение. Это был танец. Танец моего Скальпеля Чакры, который сшивал нервные волокна одно за другим. Танец моей ирьенин-чакры, которая стимулировала клетки, заставляя их принимать чужую плоть.
— …синхронизировать более ста двадцати восьми вторичных чакровых синапсов… — бормотал я, цитируя свиток.
Это было невероятно сложно. Это требовало такой концентрации, что пот градом катился по моему лицу, хотя в бункере было холодно.
Первый глаз был на месте. Теперь — второй. Я повторил всю процедуру с той же ювелирной точностью. Через три часа оба глаза были пересажены. Но я знал, что этого недостаточно.
— Клон номер три, — сказал я, и мой голос дрогнул от усталости. — Подай «страховку».
Я взял микроскопическую, размером с пылинку, частицу клеток Хаширамы и ввел ее прямо в место соединения зрительного нерва и нового глаза. И я увидел это своей сенсорикой. Клетки Хаширамы, попав в питательную среду, ожили. Они не стали расти. Они начали стимулировать все вокруг. Клетки Шисуи, клетки донорского глаза — все они начали регенерировать с чудовищной, неестественной скоростью. Нервные волокна срастались на моих глазах.
«Это… это не просто регенерация, — думал я в благоговейном ужасе. — Это… сотворение жизни».
Еще час. Я зашивал разрезы, используя свою ирьенин-чакру, не оставляя ни единого шрама. Операция была окончена.
Я не стал его будить а осторожно, но плотно, наложил на его глаза толстую, стерильную повязку, пропитанную специальным лечебным раствором.
Я стоял, шатаясь от усталости. Мои клоны, выполнив свою работу, развеялись, и их усталость ударила по мне с новой силой и я опустился на стул, тяжело дыша.
Через некоторое время Шисуи начал приходить в себя.
— Наруто?.. — прошептал он, и его голос был хриплым. — Все… кончено?
— Да, — ответил я. — Операция прошла успешно. Технически.
Он потянулся рукой к лицу, чтобы сорвать повязку. — Я… я ничего не вижу. Я мягко, но твердо перехватил его руку.
— И не увидишь. Как минимум, неделю.
Он замер. — Твои глаза… точнее, твои новые глаза… им нужно время, чтобы прижиться. Нервы должны полностью срастись с твоим мозгом. Любой яркий свет сейчас может вызвать необратимые повреждения и слепоту. Так что тебе придется еще немного потерпеть.
Он медленно опустил руку. Я видел, как на его лице борются надежда и страх. — Я… я понял.
«Я сделал все, что мог, — подумал я, глядя на его забинтованное лицо. — Я провел идеальную, с технической точки зрения, операцию. Но теперь… теперь все зависит не от меня. От его тела. От клеток Хаширамы. От удачи Теперь… остается только ждать. И надеяться, что я не превратил своего единственного друга в калеку навсегда».