После сытного, но аскетичного ужина в общей трапезной — тушёная дичь с рисом и кореньями, а также крепкий чай — я вернулся в свою каменную келью. Холод горной ночи уже пробирался сквозь щели в ставнях, несмотря на жаровню с тлеющим углем. Я сел на циновку, скрестив ноги. Перед глазами вновь встал образ деда, его кабинет в поместье Хигаки, звук его голоса, прозвучавший вчера перед самым отъездом:
«Ринтаро Майто — не дурак, внук. Он старый лис, выросший в интригах угасающего клана. Он уже что-то знает. Или очень сильно догадывается. Турнир… твоя выносливость… она наверняка не осталась незамеченной его глазами. Вопрос не в том, узнает ли он о твоей особенности. Вопрос в том, что именно он узнает, и как ты это преподнесёшь».
Дед отхлебнул чаю, его стальные глаза буравили меня, словно просчитывая все возможные ходы на много шагов вперёд.
«Он возьмёт тебя в ученики не просто из-за договора. Он увидел в тебе ключ. Ключ к "Восьми Шагам к Смерти". Но ключ должен подходить к замку. И доверие… оно строится на контролируемой откровенности. Он даст тебе шанс начать с правды. Используй его. Но не всю правду. Ту, что можно объяснить. Ту, что не сделает тебя монстром в его глазах, а… невероятно ценным, хоть и искалеченным удачей, инструментом».
Контролируемая откровенность. Ритуал культа Джашина… это был единственный логичный якорь. Все знали о нападении на поместье Хигаки, о моем похищении, о долгих поисках деда. Все знали, что я вернулся сам. И никто, кроме самого деда и, возможно, его самых доверенных шпионов, не знал точных обстоятельств моего возвращения. Культ Джашина был достаточно известен в определённых кругах своей жестокостью и безумными адептами. Это был правдоподобный фон.
Тихий, но чёткий стук в тяжёлую деревянную дверь прервал мои размышления:
— Хигаки Такэши-доно? — донёсся из-за двери бесстрастный голос слуги. — Господин Ринтаро ожидает вас в чайной комнате.
Время пришло.
— Иду, — откликнулся я, вставая и поправляя складки своего самого простого, тёмно-синего тренировочного кимоно. Никаких украшений, никакого оружия — только я и предстоящий разговор.
Слуга, тот же сухопарый Дзюн, провёл меня по холодным, слабо освещённым факелами каменным коридорам. Поместье дышало древностью и суровостью. Наконец, он остановился перед деревянной дверью, украшенной резным, стилизованным изображением горной сосны — символом стойкости. Дзюн бесшумно раздвинул дверь и отступил в сторону.
Комната была небольшой, обставленной с аскетичной простотой. Пол — полированные тёмные доски. В центре — низкий столик из чёрного дерева. На нём — простой, но изящный керамический чайный сервиз: чайник, две пиалы без излишеств. По стенам — свитки с каллиграфией, изображавшие, судя по стилю, горные пейзажи и, возможно, строки о стойкости духа. В углу тлел уголь в небольшой бронзовой жаровне, давая скромное тепло. Ринтаро Майто сидел за столиком в позе сэйдза, его спина была прямой, как клинок. Он не выглядел расслабленным, но и не напряжённым.
Я вошёл, закрыл за собой дверь и совершил глубокий, почтительный поклон, выдерживая паузу в три удара сердца.
— Майто Ринтаро-доно. Благодарю за приглашение и гостеприимство вашего дома.
Ринтаро ответил кивком, чуть менее формальным, но полным достоинства.
— Хигаки Такэши-доно. Прошу, располагайся.
Я занял место напротив него на положенной циновке, приняв ту же безупречную позу. Молчание повисло в воздухе, наполненном лишь тихим потрескиванием углей и далёким завыванием ветра в горных расщелинах. Ринтаро без суеты взял чайник и разлил ароматный зелёный чай по пиалам. Пар поднимался тонкими струйками. Он протянул мне одну пиалу двумя руками. Я принял ее так же, ощущая тепло керамики через ладони.
Мы выпили первый глоток почти синхронно. Чай был крепким, горьковатым, согревающим изнутри. Ринтаро поставил пиалу на стол, его пронзительные глаза, цвета тёмного дуба, устремились на меня. В них не было враждебности. Была холодная, всепроникающая оценка. И ожидание.
— Прежде чем мы начнём беседу о предстоящем обучении, — заговорил он, его голос был низким, ровным, без лишних интонаций, — не хотел бы ты что-нибудь рассказать мне, Такэши Хигаки? Что-то… важное для нашего пути ученика и учителя?
Вопрос повис в воздухе, как выпад опытного фехтовальщика. Не агрессивный, но ставящий в позицию выбора. Он давал шанс. Тот самый шанс, о котором говорил дед. Шанс начать с контролируемой правды и заложить фундамент доверия. И его вопрос… он подтверждал догадку деда. Ринтаро что-то знал. Или очень хотел узнать.
Сердце ёкнуло, но моя выдержка, натренированная за эти месяцы, мгновенно погасила волнение. Я встретил его взгляд. Спокойно. Открыто.
— Да, Майто-доно, — ответил я, мои слова прозвучали чётко, без дрожи. — Есть вещь, о которой следует сказать. В начале пути ученика и учителя честность — лучший фундамент.
Я сделал небольшую паузу, собирая мысли, облекая частичную правду в нужную форму.
— Как вам, вероятно, известно из слухов, после нападения на наше поместье… я был похищен. Долгие месяцы мой дед искал меня. — Ринтаро слегка кивнул — да, это знание было ему доступно. — То, что я вернулся сам — правда. Но место, откуда я вернулся… и обстоятельства… оставались не столь широко известны.
Я взял глоток чая, давая словам отзвучать, ощущая его пристальный взгляд.
— Я попал в руки культа. Культа Джашина. — Я произнёс это имя без особого акцента, но видел, как в глазах Ринтаро мелькнуло мгновенное узнавание и глубокая настороженность. Культ имел дурную славу даже в суровых землях Железа. — Их методы… они искали способы обрести силу через страдание других. Через жертвоприношения. Через извращённые ритуалы.
Я опустил взгляд в пиалу, как бы преодолевая тяжёлые воспоминания.
— В одном из таких ритуалов… я стал участником. Не по своей воле. Целью было… передать силу жертвы другому. Сломать одного, чтобы усилить другого. Что именно они делали… полной картины у меня нет. Это был хаос, боль, тьма. — Я поднял глаза, смотря ему прямо в лицо. — Но когда дым рассеялся… я обнаружил в себе нечто. Способность. Способность к… невероятно быстрому восстановлению. Царапины затягивались за секунды. Более серьёзные раны — за часы. Выносливость… она возросла многократно. Это… это то, что осталось от того кошмара.
Я сделал ещё одну паузу, вкладывая в слова искреннее сожаление и тяжесть ноши.
— Именно это позволило мне сбежать. Бежать, не оглядываясь, через горы и леса, не запоминая путь, лишь бы подальше от того ада. — Я глубоко вдохнул. — Майто-доно, я прошу вас… эту информацию я раскрываю вам как будущему учителю, доверяя вашей мудрости и чести. Распространение её… может привлечь ненужное внимание. И не только ко мне.
Я замолчал, держа его взгляд. В комнате стояла тишина. Даже ветер за окном будто притих. Ринтаро Майто не шевелился. Его лицо оставалось каменной маской. Лишь глаза, эти пронзительные, тёмные глаза, изучали меня с невероятной интенсивностью. Он словно взвешивал каждое слово, каждую интонацию, каждую микроскопическую деталь моего выражения лица. Прошли долгие секунды. Затем он медленно, очень медленно кивнул. Один раз. Коротко.
— Честность, — произнёс он наконец, его голос был чуть тише, но такой же ровный, — действительно лучший способ начать путь ученика и учителя. Ты поступил правильно, Такэши Хигаки.
Он взял свою пиалу, пригубил чаю, давая себе время обдумать услышанное. Когда он снова заговорил, в его тоне появилась едва уловимая… не теплота, но что-то вроде уважительного признания факта.
— Ты просишь не распространять услышанное. Будь спокоен. Честь клана Майто и честь учителя обязывают меня хранить эту тайну. Твое доверие… оно не будет обмануто. — Он поставил пиалу. — И ты прав в своих догадках. Я заметил твою… необычность. Ещё на турнире в Сэйрен-дзё. Скорость, выносливость, хладнокровие под адским напором Мако, даже после её отчаянного рывка… это было не по годам, не по меркам обычного самурая.
Уголок его губ едва дрогнул в подобии сухой усмешки.
— Но заметить нечто можно лишь в том случае, если знаешь, что искать. И если имеешь глаза, чтобы видеть. По косвенным признакам — тому, как ты держался после схватки, отсутствию даже намёка на мышечную дрожь или одышку, когда другие твои сверстники валились с ног — я заподозрил нечто, связанное с феноменальной скоростью регенерации. То, что ты подтвердил мои догадки… это не стало неожиданностью. Скорее… логичным завершением картины.
Его взгляд стал тяжелее, в нем загорелся холодный, практический интерес.
— И эта твоя особенность, Такэши Хигаки… для клана Майто она представляет невероятную ценность. Нашу родовую технику, “Восемь Шагов к Смерти”, ты знаешь понаслышке и по бою с Мако. На первом шаге она очень сильно нагружает тело, и на каждом последующем эффект усиливается. Каждый шаг — это шаг в пропасть. Для смертного — цена чудовищна. Мы поколениями искали способы смягчить эту цену, найти баланс… но сама природа техники требует жертвы. Быстрое восстановление… оно могло бы изменить многое. Но, увы, — в его голосе прозвучала горечь, настоящая, глубокая. — Такой дар обошёл сам клан Майто стороной. Потому твое присутствие здесь… это возможность…
Он выпрямился, его осанка снова стала безупречной, властной, но теперь без прежней ледяной отстранённости. Было ощущение, что барьер между нами, если не рухнул, то дал значительную трещину.
— Итак, раз уж мы начали с правды и определили ценность нашего… сотрудничества, перейдём к практическим вопросам. — Его тон стал деловым. — Ты мой ученик, принятый в дом Майто. Питание, проживание, все необходимые для тренировок условия — обеспечиваю я. Твои люди, — он кивнул в сторону двери, — будут размещены достойно и получат всё необходимое. Распорядок будет следующим. Первая половина дня, с рассвета до полудня, будет посвящена исключительно изучению и отработке Первого Шага. Это требует полной концентрации и сил. Вторая половина дня — твоя. Можешь заниматься медитацией, оттачивать свои стихийные техники, изучать свитки из нашей библиотеки, я дам доступ к определённому разделу, или просто отдыхать и восстанавливаться. Горный воздух и покой этому способствуют.
Он посмотрел на меня, и в его взгляде появился вызов. Тот самый, что я видел на турнире.
— Завтра утром, перед началом обучения Первому Шагу, я проверю твои текущие навыки сам. Меч, тело, Ки. Мне нужно понять твою базу, твои пределы, твою… способность к восприятию, чтобы определить, как нам двигаться дальше. Потому будь готов.
Это было не предложение. Это был приказ. Но приказ, отданный в рамках уважения к ученику, чей потенциал учитель признал.
— Понял, Майто-доно, — я склонил голову в знак согласия. — Буду готов.
Ринтаро кивнул, удовлетворённый. Он допил остатки чая из своей пиалы.
— На сегодня разговор окончен. Отдыхай, Такэши Хигаки. Набирайся сил. Завтра… — он встал с невероятной легкостью для своего возраста и телосложения, — …мы проверим не только твои навыки, но и твою волю. Путь Первого Шага начинается с понимания цены. И готовности её заплатить. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Майто-доно, — я ответил, вставая и совершая прощальный поклон.
Я вышел из чайной комнаты и направился к себе в сопровождении Дзюна.
На следующий день с утра, едва первые лучи солнца позолотили зубчатые вершины гор, заснеженные даже в разгаре лета, тихий стук в дверь возвестил о начале. Слуга Дзюн, безмолвно проводил меня через лабиринт холодных коридоров. Вместо привычной площадки перед главным зданием, мы вышли на обширный, выложенный крупными плитами внутренний двор, защищённый высокими стенами от свирепых горных ветров. Воздух был кристально чистым, морозным, обжигал лёгкие.
Ринтаро Майто уже ждал. Он стоял посреди двора, подобный высеченной из тёмного гранита статуе. На нем было простое, тёмно-серое тренировочное кимоно и хакама, подчёркивавшие его мощную, поджарую фигуру. В руках он держал два боккэна из тёмного, тяжёлого дерева. Мой собственный тренировочный наряд — прочный хлопок глубокого, почти кроваво-красного цвета — казался ярким пятном в этом фоне суровой аскезы. Без лишних слов он протянул мне один из деревянных мечей. Вес был ощутимым, древесина — гладкой от бесчисленных тренировок.
— Покажи, чему научил тебя “Буревестник”, — произнёс Ринтаро, его голос прозвучал как удар гонга в утренней тишине. Он занял естественную, но безупречную стойку, боккэн в одной руке, остриём направленным чуть вниз. — И покажи, что ты из себя представляешь сейчас. Стихийные техники можешь не использовать.
Я ответил срединной стойкой, ощущая знакомый вес дерева в ладонях, поток Ки, начинающий циркулировать по телу. Остриё Сознания развернулось автоматически, как второй набор глаз, охватывая двор, каждую трещинку на плитах, малейшее движение воздуха, напряжение в плечах и ногах Ринтаро.
Он атаковал первым. Его боккэн помчался в вертикальный удар — быстрый, точный, без излишеств. Я парировал с подставкой, ощущая через древесину передачу его Ки — мощной, плотной, как горная порода. Отбил, отступил на шаг, гася инерцию.
И началось.
Ринтаро не выкладывался сразу на максимум. Он взращивал темп. Как опытный кузнец, раздувающий меха. Каждый удар, каждый блок, каждое перемещение было отточено до безупречности. Его стиль был прямым, мощным, основанным на подавляющей силе, точности и невероятной экономии движений. Никаких финтов, никакой показухи. Только смертоносная эффективность. Он использовал свою физическую мощь, длину рук, опыт — заставляя меня постоянно двигаться, парировать, уворачиваться, чувствовать давление. Его Ки работала, как стальной трос, внутри мышц, усиливая каждый удар, делая каждый блок непробиваемой скалой.
Но Остриё Сознания… Оно было моим спасением и моим оружием. В этом бою я ощутил его превосходство с новой, почти ошеломляющей, ясностью. Пять метров активной зоны — это был мой мир, моя крепость. Я видел не просто меч, я видел намерение за долю секунды до его воплощения. Напряжение икроножной мышцы перед шагом, микросмещение плеча перед ударом, едва заметный перенос веса — все это складывалось в чёткую картину будущего движения. С дедом бой напоминал сложную партию в Го, где каждый ход имел скрытые последствия, требовал предвидения на много шагов вперёд.
Здесь же, с Ринтаро, бой был… читаемым. Прозрачным. Его мастерство было феноменальным, бесспорно превосходящим уровень Мако, но у него не было этого шестого чувства, этого сверхвосприятия. Я ловил ритм его атак, предугадывал связки, находил микроскопические бреши в его казалось бы безупречной обороне. Мне приходилось постоянно двигаться, использовать всю свою скорость и ловкость, но я не чувствовал себя загнанным в угол, как тогда с Мако на её Первом Шаге. Скорее, я вел сложный, но контролируемый танец.
Спарринг затянулся. Солнце поднималось выше, его лучи начали припекать, несмотря на горный холод. Пот стекал по лицу, пропитывая спину и грудь красного кимоно. Я дышал глубоко, но ровно. Мышцы горели от напряжения, но не дрожали от истощения — выносливость, подаренная искажённой природой и годами тренировок, не подводила. Я видел, как Ринтаро постепенно, почти незаметно, увеличивал скорость и силу.
Он вкладывался все больше. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах горел холодный, сосредоточенный огонь. Он явно проверял меня на прочность, выясняя мои реальные пределы. Без Первого Шага, да, но, судя по всему, выкладываясь физически и технически на максимум, доступный в обычном состоянии. И я понимал — если бы он применил тот самый Шаг, все изменилось бы мгновенно. Я бы оказался под чудовищным прессом. Но даже так, в этом “обычном” режиме мастера высочайшего класса, я смог ощутить, насколько вырос. По сравнению с тем мальчиком, что впервые взял в руки боккэн под присмотром деда… пропасть. Я не просто выживал в спарринге с главой боевого клана — я держался, читал его и находил ответы.
Наконец, после особенно резкой серии ударов, которые я парировал с предельной концентрацией, откатываясь на два шага, Ринтаро резко опустил боккэн. Он не был запыхавшимся, но на его лбу и висках блестел пот, а дыхание стало чуть глубже обычного.
— Достаточно, — произнёс он, его голос звучал ровно, но с оттенком удовлетворения. — Обед ждёт.
Я опустил боккэн, ощущая дрожь в предплечьях — не от усталости, а от длительного напряжения. Которая почти сразу начала проходить. Пот лил градом, одежда прилипла к телу. Но главное ощущение было иным — сосущий голод. Знакомое чувство пустоты в желудке после серьёзной траты энергии на восстановление и усиление. Голод, к которому я так и не привык даже спустя столько времени.
Мы молча проследовали обратно в главное здание, в его кабинет — столь же аскетичный, как и чайная комната, но просторнее. На низком столе уже стояли пиалы с дымящимся мисо супом, рисом и тушёным мясом с горными травами. Запах ударил в ноздри, заставляя желудок сжаться от нетерпения. Ринтаро жестом пригласил меня сесть. Мы ели сначала молча, восстанавливая силы. Только когда последняя рисинка была съедена, а пиалы с чаем снова наполнены, он заговорил, отставив свою чашку.
— Твой дед, — начал он, глядя на меня поверх пара, поднимавшегося от чая, — проделал выдающуюся работу. Не только с твоим телом, но и с твоим духом. То хладнокровие, та способность читать бой… это редкость даже для опытных воинов. — В его голосе звучало искреннее, профессиональное признание. — Если бы тебе было… скажем, шестнадцать или семнадцать лет, а не десять, — он слегка покачал головой, — мне бы пришлось использовать “Первый Шаг”, чтобы мы сражались сегодня на равных. Возможно, даже с преимуществом в твою сторону, благодаря этому твоему… восприятию.
Его слова прозвучали как эхо слов деда, сказанных ещё перед турниром.
— Однако, — продолжил Ринтаро, его взгляд стал оценивающим, как у кузнеца, разглядывающего хорошую сталь, — твоя выносливость… она впечатляет. И скорость реакции. Ты держал высокий темп дольше, чем я ожидал. Это… ценно. Очень ценно для того, что тебе предстоит.
Он отхлебнул чаю, его лицо приняло решительное выражение.
— С завтрашнего дня мы начинаем работать с утяжелителями. Ты будешь надевать их на время каждой утренней тренировки. Без исключений. Они замедлят тебя, заставят тратить больше сил на каждое движение. Но это необходимо. Чтобы твоё тело, твои рефлексы привыкли работать под нагрузкой, закладывая фундамент для большей скорости и мощи, когда утяжелители будут сняты. И для… подготовки к Первому Шагу. Он требует не только взрыва силы, но и умения нести её правильно.
Я кивнул, понимая логику. Тяжёлая, изнурительная работа, но путь к силе редко бывает лёгким. “Путь Пустоты” деда тоже требовал бесконечных повторений, медитаций, преодоления себя.
Ринтаро вдруг слегка поморщился, словно проглотив что-то невкусное. Неловкость — странное чувство на его обычно непроницаемом лице.
— И ещё одно, — произнёс он, отводя взгляд к свитку на столе. — Завтра… ожидается приезд моей младшей дочери. Харуми.
Мой взгляд самопроизвольно устремился на него, полный искреннего удивления. Харуми? Здесь? В этом суровом горном замке?
Ринтаро, поймав мой взгляд, слегка развёл руками, как бы оправдываясь.
— Она… очень рвалась. Утверждала, что едет к своему другу. — Он произнёс слово “друг” с лёгкой, почти неуловимой иронией, но без злобы. — Учитывая, что тебе здесь может быть… скучновато в свободное от тренировок время, я счёл возможным разрешить. Сейчас мои дочери — находятся в другом поместье, в долине. Там… комфортнее. Теплее. Это поместье, — он обвёл рукой кабинет, — сердце клана, место силы и тренировок. Официальная резиденция. Но для повседневной жизни семьи… у нас есть иное место.
Мысль о Харуми, её неугомонной любознательности и искренности, внезапно согрела. Как яркий луч солнца в этой каменной твердыне. Я снова кивнул, на этот раз с лёгкой, непроизвольной улыбкой.
— Понял, Майто-доно. Буду рад её видеть.
После беседы я покинул кабинет. Остаток дня был в моем распоряжении. Сначала я разыскал Кендзи и Сорато. Они были размещены в небольшом но чистом помещении рядом с казармами стражей Майто. Кендзи, как всегда невозмутимый, доложил:
— Юный господин. Весточка в поместье Хигаки отправлена с утренним гонцом. Кратко: прибыли благополучно, приняты с почестями, обучение начато. Господин Арика будет проинформирован.
— А как вы устроились? — поинтересовался я, оглядывая скромное, но опрятное помещение с циновками и небольшим очагом.
Сорато — его тень сливалась с углом комнаты — ответил первым, тихо, но внятно:
— Всё в порядке, господин Такэши. Майто-доно распорядился достойно. Пища, кров, место для поддержания оружия и тренировок. Ни в чем не нуждаемся. Стражам им тоже созданы условия. Никаких обид или недопонимания.
Кендзи подтвердил кивком. Видимо, Ринтаро сдержал слово, данное в чайной комнате — отнёсся к моим людям с должным уважением, как к представителям клана Хигаки.
Оставшееся до вечера время я посвятил осмотру поместья. Дзюн, заметив моё намерение, без слов встал чуть поодаль, готовый сопровождать или ответить на вопросы, но не навязываясь. Я прошелся по внутренним дворикам, заглянул в пустую, выложенную камнем тренировочную залу с высокими потолками, где витал запах пота, дерева и масла для ухода за оружием. Прошёл мимо кузницы — её ритмичный стук и запах раскалённого металла был слышен даже на расстоянии. Заглянул в сад — крошечный, но ухоженный оазис среди камня, с карликовыми соснами, мхом и небольшим каменным фонарём. Повсюду царил дух суровой функциональности, дисциплины и вековой истории. Стены хранили память о поколениях воинов, оттачивавших здесь своё мастерство. Я ощущал тяжесть этой истории, ее мощь и… её угасание, проступавшее в потёртостях камня, немногочисленности стражей, строгой экономии всего.
Вечером, сидя в своей каменной келье и глядя в маленькое окно на темнеющие горы, я размышлял о прошедшем дне. Спарринг с Ринтаро укрепил уверенность в своих силах и показал путь вперёд. Частичная правда, похоже, была принята, и основа для обучения заложена. А завтра… завтра сюда приедет Харуми. Мысль об этом заставила меня впервые за день расслабиться и уснуть с лёгким чувством ожидания чего-то светлого среди предстоящих суровых испытаний.
P.S. Уважаемые читатели, если найдёте ошибки, напишите мне, пожалуйста, в ЛС (желательно) или хотя бы отпишитесь в комментариях.