Владыка библейских пропорций: Возвращение Библейского Бога (21)

Отложив от себя последнюю из удовлетворенных — или, по крайней мере, такое состояние девушки предполагал Момонга — вампирскую невесту, Момонга поднялся с расстеленной вокруг него кровати, полностью заполненной женскими телами, прежде чем окинуть взглядом всех присутствующих девушек.

После того, как его нечеловеческое тело вернулось обратно, заместив его человеческое, сам Момонга выполнил — фактически, механически — все причитающиеся ему действия в отношении девушек, забыв о проблемах физического и человеческого тела, вроде рефрактерного периода и отдыха после каждого акта — после чего, сгрудив огромную массу девушек, вернулся обратно в реальность, отстранив сторонние мысли о том, что в человеческом теле ему было необходимо искать баланс между удовольствием и невозможностью слишком частого повторения того — к текущей ситуации. В смысле ситуации большей, чем десятки девушек, с которыми он только что занимался сексом — на зависть Перорончино и ему самому из его прошлого — ситуации с ангелами, церковью и бытие Библейским Богом.

Итак, можно ли было назвать отправление Момонги в город Куо и первую полноценную встречу с ангелом, что вроде как видел прошлого Библейского Бога вживую ранее — удачей? Зависело от того, конечно же, как именно стоило рассматривать слово “удача” в текущих условиях — но с точки зрения Момонги — скорее “да”, чем “нет”. В конце концов он — как минимум “пока” — не развязал никакой войны, в которую на любой из сторон были вовлечены ангелы и церковь — что уже было немало в текущих условиях.

Правда, на этом достижения Момонги подходили к концу — по крайней мере с точки зрения самого Момонги,

Его трюк с принятием формы Библейского Бога оказался убедителен, но все равно оставался только этим — одноразовым трюком, что в дальнейшем Момонге не стоило повторять, учитывая то, что эти действия требовали от него траты невосполнимых ресурсов, опыта и использования [Загадай Желание]. Еще одно использование подобной возможности — или даже несколько использований тех — должно было быть исключено всеми доступными ему способами.

Убедить в своей божественной природе Момонга также смог только одну Габриэль — о том, насколько проблемно будет в дальнейшем провернуть тоже самое дело в отношении множества ангелов — и как потом совместить эту информацию с различными сведениями о Назарике и планами самого Момонги относительно того — Момонге не хотелось даже рассуждать.

И при всем при этом Шалти уже видела Габриэль, а Габриэль Шалти — и сам Момонга не вмешался в произошедшие события. В текущих условиях размышления о том, как отреагирует его “дочка” на информацию о том, что ее “папочка” нашел ей новую “мачеху” было уже второстепенна относительно проблем, что последуют стоило только Габриэль открыть свой рот о том, что она видела в целом.

Если бы Момонга все еще находился в теле Библейского Бога то он был вполне уверен, что он не смог бы рассуждать так много и так спокойно на эту тему — особенно учитывая тот факт, что он сейчас лежал в груде из женских тел, как главный герой самого пошлого хентая, что он только мог себе представить в данный момент — но сейчас, в теле лича, ничто не останавливало его от этих размышлений, позволяя ему отделить приятные физические ощущения от неприятных ментальных размышлений.

Неприятные ментальные размышления в данном конкретном случае же сходились к тому, что Момонга в очередной раз, что было для него абсолютно обыденно, не знал, что именно ему стоило делать с текущей ситуацией.

Как именно он мог убедить людей в том, что он являлся Библейским Богом? Как бы сильно Момонга не размышлял над этим возможным вариантом — единственный ответ, что каждый раз приходил в его разум — был “никак.”

То есть, даже вполне настоящий Библейский Бог испытывал с этим серьезные проблемы в прошлом — сложно убедить последователей в том, что ты являешься “настоящим богом”, когда число “настоящих богов” превышает один, когда эти боги не рады тебя видеть, и особенно когда ты вполне официально был мертв еще не так давно. Воскрешение мертвых, конечно, было божественным чудом, добавляющим пару баллов к итоговой оценке “божественности” Момонги, но обычно в отношении воскрешения другого человека, а не самого непобедимого и бессмертного бога.

Поэтому, постепенно снизойдя с вершин к реалистичной оценке, финальным размышлением Момонги стала мысль — как именно он мог убедить высшие чины церкви в том, что он являлся Библейским Богом?

Самый простой, логичный и не требующий ничего кроме рефлекторной реакции ответ на это заключался в том, чтобы совершить что-то, что мог сделать только Библейский Бог. Проблема была в том, что Момонга не знал, что именно совершал в прошлом Библейский Бог и что было его визитной и уникальной карточкой, которую не смог бы сымитировать никакой другой Бог — кроме того, чтобы принять форму Библейского Бога — и все связанные с этим проблемы Момонга уже обдумал ранее.

Габриэль верила ему, конечно же, так что он мог опереться на ее поддержку в случае столкновения с группой людей — то есть ангелов — перед ним, но всего одного ангела, пусть и высокопоставленного, было совершенно недостаточно для того, чтобы убедить их всех в природе Момонги.

Значит, Момонга мог… Попытаться убедить в этом исключительно высших ангелов и доверить уже им убеждать всех последователей!

Вопрос — как убедить в том, что именно он являлся Библейским Богом уже высших ангелов?

Если бы он просто явился к людям то, наверное, он смог бы использовать что-нибудь вроде [Сверхранговой магии] для того, чтобы убедить по крайней мере кого-то в его способности создавать “чудеса” — но высшие ангелы не только прекрасно видели в прошлом эти чудеса, но и лучше всех знали о том, каким на самом деле был Библейский Бог — и даже если он использует придуманное им оправдание о том, что “он видел будущее и теперь готовится к великой битве” — то это все равно не будет самым лучшим оправданием из всех.

То есть ему нужно было придумать какое-то грандиозное действие, которое при этом было ограничено для наблюдения, не требовало больших затрат с его стороны, послужило бы абсолютным доказательством его божественной природы и информация о котором также была бы скрыта все это время — или по крайней мере запутана настолько, чтобы никто точно не смог бы указать на подлог с его стороны…

Где он только мог найти что-то настолько всеобъемлющее и при этом скрытое, что он мог сделать без каких-либо затрат с его стороны и что абсолютно точно указало бы на его божественную природу?

У Аинза не было ни единой идеи…

* * *

— ТЫ ХОЧЕШЬ СДЕЛАТЬ ЧТО С [Небесной Системой]?! — Михаил, в своей манере обычно представавший перед своими последователями в качестве непоколебимой скалы уверенности, чья способность к сдерживанию эмоций могла быть оспорена только вечно сияющей светом прощения и милосердия улыбкой на его лице в данный момент наблюдал за Габриэль взглядом, роднившим его скорее с рыбами, чем с благородным воинством Его.

— Это единственный способ навсегда избавить всех последователей от сомнений — раз и навсегда,— Габриэль, однако, отреагировала на невысказанные сомнения Михаила в ее внутреннем состоянии с достоинством куда более подходящим одному из Великих Серафов,— Ведь даже ты, брат мой, не веришь мне!

На эти слова Михаилу не нашлось, что он мог бы ответить.

После того, как Габриэль вернулась из своего похода в Куо Михаил был обрадован — информация о появлении Его в небольшом городе на территории Японии, тем более на территории демонов — теперь, видимо, уже бывшей — взбудоражила умы многих Серафимов. Информация о том, что это все могло быть и ловушкой от имени самих демонов не отставала в умах многих — и потому Михаил не мог не обрадоваться услышав новости о том, что Габриэль вернулась обратно на Небеса после того, как отправилась на разведку ситуации.

Однако тот факт, что она вернулась в ее текущем состоянии и с текущим рассказом сам по себе являлся проблемой.

Габриэль практически насильно вытянула Михаила с его переговоров и завалила его информацией о том, что Он действительно вернулся, однако скрывался в мире людей в данный момент и тот факт, что он не возвращался на Небеса в данный момент было величайшим прегрешением ангелов и о том, что Он догадался об этом еще до того, как ангелы впервые посмели усомниться в Нем и именно поэтому Габриэль прямо сейчас требовался доступ к [Небесной системе], который она планировала передать Ему — и именно это докажет реальность того, что Он вернулся к своим заблудшим детям в этот момент.

Против логики Габриэль сам Михаил не возражал — действительно, [Небесная система], наверное, была единственным чудом Его, что ни один бог, маг или герой в будущем не смог повторить, сколько бы он не пытался. Что уж говорить — даже принцип работы [Небесной системы] был неизвестен никому — Азазель или Аджука или Один, все они могли разбираться в действии этой системы лишь на том же поверхностном уровне, на котором с ней мог разобраться и сам Михаил. Но сам Михаил превосходно понимал, что эффективность его использования [Небесной системы] или уровень ее понимания был ничтожен. Действительно, если кто-то смог бы действительно понять и контролировать [Небесную систему], то даже у самых заядлых скептиков не осталось бы выхода, кроме как признать возвращение Его к своим заблудшим детям.

Проблема заключалась в том, что даже о существовании [Небесной системы] знали лишь высшие иерархи, будь то люди или ангелы, а доступ к той имели и вовсе считанные единицы. И лишь Высшие Серафимы могли контролировать ее — пусть и крайне посредственно, но любой иной, попытавшийся взять на себя подобную ношу, оказался бы мгновенно испепелен той — или бы разрушил и без того неустойчивый после потери своего создателя механизм.

Иными словами, в худшем случае, взяв на себя подобную ношу тот, кого Габриэль назвала Им мог просто разрушить весь и без того неустойчивый механизм, повергнув в пучину все до сих пор сохранившиеся чудеса церкви, ангелов, [Святые механизмы] и все остальное, но на фоне этих вещей настолько мелкое, что это не следовало даже обсуждать в одном предложении.

Да, это был лишь наиболее печальный исход из всех, однако Михаил, по долгу своей службы, был вынужден всегда учитывать в своем планировании самый худший из возможных исходов.

Одновременно с тем Михаил не подвергал свою дорогую сестру сомнению — как одна из первых творений Отца та никогда бы не совершила ошибки, опознав в качестве Его случайного проходимца, не имеющего никакой связи с Ним.

И потому в текущих условиях Михаил и был так поражен — потому, что он не видел выхода из текущей ситуации.

Отвергнуть слова Габриэль? Михаил знал свою сестру — она могла следовать за ним сколько угодно, но у всего был предел — даже у ее милосердия.

Принять слова Габриэль и передать контроль неизвестному? Подобное действие имело столько возможных негативных исходов, что Михаил даже не стал бы их перечислять все разом — даже у его невероятной выносливости был свой предел.

Часто многие ситуации, особенно в мире людей, можно было разрешить создав условие вроде того, что “теперь ты отвечаешь за эти последствия жизнью”, но риски негативного исхода были столь катастрофическими, что Михаил не мог довериться даже этому исходу в текущих условиях. Он не желал вреда Габриэль — да и к чему это было нужно, если мир оказался бы на грани величайшей магической катастрофы современности?

Но и просто отказав Габриэль он в лучшем случае настроил бы против себя самую влиятельную и сильную женщину Небес- а кто последовал бы за ней? Только новой гражданской войны, теперь уже на Небесах, не хватало Михаилу.

— Я понимаю тебя, Габриэль,— Габриэль почувствовала движущийся к ней на полных порах отказ и уже открыла рот для того, чтобы перебить Михаила, но тот успел раньше,— Ты сама сказала о том, что он утерял свою прошлую форму, разве нет? Кто может гарантировать, что потеряв свою прошлую форму Он сможет легко совладать вновь со своим прошлым творением?

Подобное возражение прозвучало достаточно логично для того, чтобы на секунду сбить Габриэль с толку, даровав Михаилу брешь в ее словах достаточную для продолжения его мысли,— Возможно, если Он сможет продемонстрировать что-то столь схожее с его прошлыми способностями… Мы сможем довериться Его силе вновь и передать Ему контроль над [Небесной системой], которой он должен владеть по праву, разве нет?

Габриэль, натолкнувшись не на согласие или однозначный отказ, а на логичный контраргумент задумалась на мгновение, позволив Михаилу выдохнуть торжествующе.

— Возможно, если Он еще обладает по крайней мере частью Его прошлых сил, то мы могли бы убедить остальных и передать Ему контроль над системой,— Михаил улыбнулся мгновение спустя и чуть помотал головой.

Действительно, единственным способом, которым неизвестный мог получить контроль над [Небесной системой] это доказав, что он являлся вовсе не неизвестным, а весьма известным Господом. Но доказать это в текущих условиях, в которых он не обладал контролем над [Небесной системой] и изменил свое тело он не мог.

Даже легендарные чудеса Бога были подвластны иным божествам и магам. Даже величайшие из них, будь то “святая сила” или воскрешение — создавались иными богами в иных условиях — а значит доказать свою божественную мощь неизвестный не сможет — но при этом Михаил сможет держать его навечно в зоне лимба, в которой он и не отвергал его божественной природы, и не доверял тому ключи от величайшего оружия Небес и всего человечества, по крайней мере до тех пор, пока он самолично не убедиться полностью в природе неизвестного, что возжелал назвать себя Им, вернувшимся спустя столько лет вновь в этот мир.

“Нет” — Михаил неожиданно остановил свой поток мыслей — “Существует одно деяние, что только Библейский Бог мог сотворить.”

Существовало бесчисленное число созданий магической и божественной природы, но только Библейский Бог когда-либо создавал истинных ангелов. Не просто существ обладающих святой природой или божественным началом, но самих ангелов. И если неизвестный, в теории, мог бы сотворить настоящего ангела, то даже у самого Михаила не осталось бы выбора, кроме как признать его истинным Богом и отдать ему контроль над [Небесной системой]…

Однако если бы неизвестный действительно смог сотворить ангела, то Михаил действительно был готов признать его в качестве вернувшегося Господа — вне всяких сомнений.

Ведь никто и никаким иным образом не мог сотворить ангела своей волей — кроме как Он.

Это Михаил знал абсолютно точно.

* * *

— Сколь удивителен разум Лорда Момонги — как может порицать Он столь незримое, столь малое, каждым своим движением воплощая Его непредставимый план во всем своем великолепии? — голос донесшийся до ушей Мики был незнаком, но быстрый поворот к говорившей фигуре заставил Мики мгновенно повторить книксен — неотпрактикованный, но от того кажущийся еще более рьяным,— Доброе утро, Лорд Демиург!

— Доброе утро,— несмотря на то, что спина демона была выправлена прямее самой прямой железной балки, а сам он в своем как всегда отглаженном до абсолютного блеска и идеальных стрелок костюме стоял на месте — все его естество источало такую непринужденную элегантность, что Мики захотелось назвать Демиурга вальяжным в ее собственных глазах,— Достаточно. Твое мастерство поклонов несовершенно и потребуется еще двадцать тысяч повторений до следующей оценки, однако ты делаешь успехи на своем пути. Как и следовало ожидать от человека, напрямую отмеченного Лордом Момонгой.

Обычного человека информация о том, что ему в качестве тренировки потребуется сделать еще двадцать тысяч повторов достаточно сложной позы наверняка бы привела в ужас, однако Мики давно не являлась обычным человеком, а была той, кто оказался отмечен милостью Лорда Момонги, а потому информацию от Лорда Демиурга она приняла с доброжелательной улыбкой — в конце концов, эта информация говорила о том, что она делала успехи на своем пути прогресса в услужении Лорду Момонге и указывала ей дальнейший путь к ее самосовершенствованию, а потому была на вес гораздо дороже золота и принималась самой Мики с самой доброжелательной из всех улыбок, что Мики только могла воссоздать. Впрочем, спустя мгновение, поднявшись из книксена и сообразив то, о чем говорил Лорд Демиург Мики мгновенно пожелала задать вопрос, о чем же именно размышлял он и Лорд Момонга единовременно, прежде чем оборвать собственные мысли на этот счет — не был ли ее вопрос о том, чтобы быть посвященной в космические тайны Лорда Момонги сам по себе богохульством.

— Не стоит, конечно же я поведаю тебе об этом, ведь ты вовлечена в великолепный план Лорда Момонги, Мики Хедо,— голос Демиурга разнесся сладкой патокой по ушам Мики, заставив ее задуматься о том, умел ли демон читать мысли также, как когда-то говорил, что умеет читать Лорд Актер Пандоры — то есть, Иссей,— Нет, я не умею читать мысли, однако даже будучи отмеченной Лордом Момонгой, к сожалению, ты все равно остаешься человеком — мне не составляет труда прочесть твои мысли и предугадать как твой дальнейший вопрос, так и требующийся на него ответ. Впрочем, твое печальное бытие в качестве человека, как я могу предугадать исходя из плана Лорда Момонги, действительно, является для тебя отныне пройденным этапом.

Спустя еще мгновение, Мики, осознав, что ей вот-вот поведают важную информацию, вспомнила о своей роли примерной матери и хозяйки дома, улыбнувшись Лорду Демиургу,— Быть может, чаю, Лорд Демиург?

— Хм, я чувствую некоторый укол бунтарства а потому не откажусь отпробовать те низкокачественные помои, что люди зовут “чаем” в это мире,— улыбнулся Демиург, покровительственно кивнув, и сама Мики мгновенно бросилась к полкам с чаем, никак не отреагировав на оценку Лордом Демиургом качества продуктов в человеческом мире. Нельзя обидеть море назвав его мокрым, в конце концов — это просто является правдой, как правдой является тот факт, что для возвышенного обитателя Обетованной Земли Назарика любой продукт из мира людей действительно будет являться помоями.

Потому Мики не стала ни извиняться за низкое качество своей готовки, ни тем более оскорбляться — служение Высшим Существам означало безукоризненное исполнение возложенных на нее обязанностей и следование своей роли и цели с абсолютной отдачей. Так и сама Мики безукоризненно должна была посвятить этой роли, готовя чай — и, закончив своей действие — поставить кружку напротив Лорда Демиурга, поставив вторую для себя, прежде чем с поклоном отдать кружку Лорду Демиургу.

Тот в свою очередь принял чашку чая с грацией истинного эстета, что невозможно было отделить от его образа, прежде чем сделать молчаливый глоток и, как показалось самой Мики, его губы дрогнули в почти веселой усмешке в момент, когда жидкость коснулась его языка — прежде чем отставил от себя чашку чая.

— Действительно, слово “”мусор” не описывает в полной мере мое впечатление от вкуса этого продукта. Впрочем, те слова, что могли бы попытаться приблизиться к оценке этого “чая” — если я погрешу против истины и назову этот продукт таковым — отнюдь не были одобряемы моим Создателем, а потому я предпочту воздержаться от их упоминания,— Лорд Демиург сделал еще один глоток, прежде чем взглянуть на Мики вновь, отставив чашку окончательно от себя и взглянуть на Мики,— Достойная демонстрация качества жизни и существования тех, ради кого Сын Лорда Момонги когда-то пожертвовал собственной жизнью. Лишь Его милость служит моей цепью, сдерживающей мои самые разрушительные порывы в отношении человечества, что столь уничижительно тратит Его подарок на свое существование в грязи и невежестве.

Мики, выслушав молчаливо отповедь Лорда Демиурга, лишь столь же молчаливо продолжила ждать продолжение его слов о том, что Лорд Демиург смог разгадать чать непостижимого плана Лорда Момонги.

— С самого момента, когда Актер Пандоры принес мне весть о том, что Лорд Момонга высказал интерес в тебе — вопрос твоего существования, признаться, не давал мне покоя, оставаясь одним из числа бесчисленных вопросов, что вечно продолжают роиться в моем разуме в любой момент времени — такова воля Лорда Ульберта Элейн Одла, Моего Создателя, создавшего меня гением,— сложив руки в молитвенном жесте Лорд Демиург стал примером для Мики, что также сложила руки услышав одно из имено Высших Существ, прежде чем Лорд Демиург отнес их обратно и продолжил говорить вновь,— Мой разум бесчисленно изыскивал все возможные причины для твоего существования — на краткое время я остановился на варианте того, что милость Лорда Момонги была не более, чем уважением перед волей Его Сына, благонравным поступком преследующим лишь цели альтруизма к недостойным…

После этих слов улыбка Демиурга стала сардонической и горкой, словно бы в насмешку Демиурга над самим собой и своим ничтожным в сравнении с Высшими Существами интеллектом,— Действительно, как может великий план Лорда Момонги включат в себя случайность, если та не является частью бесчисленного числа подготовленных стратагем? Мне стыдно за то, что я посмел усомниться в том, что каждое движение Лорда Момонги преследует число целей, что я неспособен даже осознать? Мое поведение есть омерзительная слепота и глупость — и я накажу себя по всем правилам, подав Лорду Момонге информацию о своем греховном недомыслии и маловерии — однако мое искупление в недопущении подобного и в верной службе. А потому я прибыл к тебе в сей момент, Мики, для того, чтобы встать на путь искупления своего греха.

— Лорд Момонга когда-то упомянул о том, что хочет провести эксперимент со сменой расы одного из подходящих испытуемых — он упомянал бы об этом и тебе, не так ли? — дождавшись кивка Мики в ответ, Демиург кивнул удовлетворенно, словно бы отмечая что-то во внутреннем дневнике,— Моя слепота и глупость не позволила мне разглядеть этот факт в прошлом — однако в ничтожной доле я благодарен и глупцам Небес за то, что они помогли мне увидеть мой просчет в моих действиях.

Прекрасно понимая, что Лорд Демиург просто совершил краткую остановку в своем повествовании, а не приглашал Мики к ее собственному комментарию, Мики молчаливо сделала глоток чая — по ее собственным меркам, снятым из ее памяти многочисленных дней, что она провела наслаждаясь этим чаем, не хуже и не лучше обычного для нее качества продукта — после чего задумалась о том, что могло быть достойным продуктом для обитателей возвышенного Назарика, прежде чем отставить эту мысль в сторону. Неважно, сколь сильно будет желать того слепой, он никогда не сможет представить себе описанные ему оттенки.

— Многочисленные факты — будь то молчаливое стеснительство в уничтожении извечного врага или преступная халатность в отношении возрастания влияния иных фракций сами по себе — деяния, каждое из которых заслуживает порицания само по себе — увенчались апофеозом схизмы между обитателями Небес. Ангелы, созданные когда-то Лордом Момонгой, не смогил признать истинность его появления в этой реальности,— слова, произнесенные Лордом Демиургом, не заставили ни единый мускул на его лице дрогнуть, однако Мики и без любых иных чувств, присущих обитателям Назарика, с одного вздоха понять, что Лорд Демиург пребывал в настоящей ярости от самого факта, что он был вынужден произнести эти слова — что говорить о факте состоявшегося события. Мики в свою очередь страстно желалось поддержать Лорда Демиурга в этой эмоции — однако, осознавая, что она сама столь долго не замечала величия Лорда Момонги, и если бы не вмешательство Лорда Актера Пандоры, вероятно, не заметила бы того вовсе — тяжелой, тягучей пеленой опустилось на ее душу, задушив этот порыв в ней, заставив ее молчаливо ожидать продолжения мысли Лорда Демиурга.

— Как и следовало ожидать, моей первой мыслью стало изничтожение недостойных в данном случае, однако, я вынужден признаться, мой интеллект лишь тень отбрасываемая сиянием разума Лорда Момонги, а потому я не мог решиться на этот шаг. Должен ли я привести к покорности тех, кто воспринял явление Лорда Момонги — или изничтожить каждого, за грех их семьи? — задумчиво Лорд Демиург сделал еще один глоток из чашки чая,— В подобном решении, коль оно касается личных творений Лорда Момонги, нет места ошибке. Я был вынужден нерешительно обдумывать свой шаг за шагом… И все для того, чтобы понять, что ключи к этому замку были даны мне самим Лордом Момонгой до того, как я знал о существовании самого замка.

Сложив руки в молитвенном жесте вновь, Лорд Демиург молчаливо покачал головой, словно бы художник, не в силах выразить свое восхищение шедевром великого творца, вынужденный лишь молчаливо восхищаться его великолепием.

— Эксперимент со сменой расы — я счел это лишь одним из экспериментов, но мысль о том, что Лорд Момонга, в своей бесконечной милости к своим заблудшим творениям, вернула меня на путь истинный,— Лорд Демиург улыбнулся вновь, глядя на Мики,— Ведь согласно мыслям обитателей Небес только Библейский Бог способен на создание ангелов… И что станет более легким доказательством возможности этого факта, чем явление нового ангела — возвышение человека до этого статуса?

— Мики Хедо, я могу поздравить тебя с тем, что твоя оболочка из человеческой плоти ныне будет отброшена и забыта, ибо милостью Лорда Момонги, в его бесконечном гении, он предугадал не только твою награду, но и как этот дар послужит великому плану,— спустя еще мгновение рука Лорда Демиурга неожиданно изменилась и на той возник сверкающий малый объект, небольшая шкатулка, что даже по виду была выполнена из тех материалов, что заставили бы любого мастера захлебнуться слезами и слюной единовременно от единого взгляда на ту,— Прими же свою судьбу и будь отныне вознесена как самый молодой из Его ангелов.