Глава 27.
Утренний свет едва коснулся бумажных стен, когда я уже начал разминку.
Плавные движения ката «Ку:до» — не для силы, а для связи. Каждый поворот, перенос веса, взмах воображаемого меча настраивал тело на предстоящий ритм. Чувствовал каждую мышцу, каждое сухожилие, откликающееся на знакомые импульсы. Лёгкость без утяжелителей была почти головокружительной.
Дверь скользнула беззвучно. Кендзи вошёл, неся лакированный до-мару. За ним, застыв в проёме открытого сёдзи, возник дед. Он молча наблюдал, его взгляд — тяжёлый и практически всевидящий — скользил по моим движениям, оценивая готовность.
Кендзи приступил к ритуалу облачения. Прочное нательное бельё, серая рубаха поверх, затем — сам доспех. Холодные пластины ложились на плечи, грудь, спину. Его пальцы, ловкие и уверенные, затягивали шнуровку, проверяя каждую завязку. Наплечники, набедренники, наголенники. Я стоял неподвижно, позволяя ему работать, взгляд удерживая на деде у окна.
— Дед, — нарушил я тишину, когда Кендзи взялся за хаидатэ. — Мако Майто вчера… те повреждения и боль… Успеет ли она восстановиться? Сумеет драться?
Арика не повернулся, продолжая смотреть на просыпающийся сад. Голос его был ровным, как поверхность пруда на рассвете:
— Турнир «Восходящих Клинков» собирает лучших. Не только бойцов. Лучших ися (врачей) Страны Железа и не только. — Он наконец обернулся, его глаза встретились с моими. — Как только участник получает повреждение, к нему направляют целителя. Специалиста по восстановлению. Травмы её… значительны, но не смертельны. Для мастеров чакры… или Ки, направленной на исцеление, — он чуть выделил слово, — вернуть боеспособность за день — задача непростая, но решаемая. Особенно если тело юное и сильное. Не сомневайся, внук. Она выйдет. И выйдет готовой.
Он знал систему изнутри. Значит, его словам можно доверять.
Завтрак прошёл в молчании. Рис, рыба, маринованные овощи — топливо. Я ел механически, мысленно проигрывая вчерашний «взрыв» Мако.
Её чудовищная скорость, цена, которую она заплатила. Как противостоять этому? Как пережить первый, сокрушительный удар, если она решится на «Шаг» снова? Даже один такой рывок мог решить всё.
По дороге к цитадели напряжение висело в воздухе гуще утреннего тумана. Я сосредоточился на шаге, на ощущении камня под сандалиями, на тёплом потоке Ки в харе, пытаясь загнать мысли обратно в Пустоту. Но образ её стремительного движения не отпускал.
— Такэши. — Голос деда, идущего рядом, прозвучал тихо, но властно, разрезая мои мысли. — Твой ум — как взбаламученное озеро. Успокой воды. Войди в Пустоту ещё до выхода на камень. И удерживай её. Не только в медитации. В бою. Используй «Ку:то Синсэй» постоянно. Видь поле. Видь её. Чувствуй намерение раньше, чем движение. И техники… — Он бросил на меня быстрый, острый взгляд. — Усиление Пустоты для скорости. Усиление Тела для прочности. Они — твой фундамент. Доверься им. И свой Ки.
Он не дал тактики против «Шага». Не сказал, как его парировать. Он дал принцип. Дал состояние. Это было… достаточно. И одновременно пугающе. Он не сомневался, что она применит свою смертельную технику. И верил, что я справлюсь.
На месте участников у арены я сразу заметил её. Мако Майто. Она стояла чуть поодаль, в окружении Аки и Харуми. Ни тени вчерашней хромоты или болезненной слабости. Осанка — прямая, лицо — сосредоточенная маска, лишь глубокая тень под глазами выдавала перенесённое напряжение. Ися (врачи) сделали своё дело мастерски.
Харуми, увидев меня, широко улыбнулась и даже сделала робкий полупоклон. Я ответил лёгким кивком. Она что-то быстро и взволнованно зашептала старшей сестре, жестикулируя в мою сторону.
Мако же лишь чуть скосила на меня глаза, её взгляд был холодным и оценивающим, без намёка на вчерашнюю уязвимость. Затем она резко кивнула Харуми, и та, немного надувшись, побежала по направлению к трибунам.
Я проследил за ней взглядом. В одной из ложе, огороженной от толпы, стояла группа людей в зелёно-золотых акцентах. Пожилая, важного вида женщина, суровый мужчина средних лет с властным лицом и пронзительным взглядом, Аки, уже занявшая место рядом, и несколько слуг-охранников. Харуми влетела к ним, что-то оживлённо рассказывая, указывая пальчиком прямо на меня.
Женщина улыбнулась, её взгляд скользнул по мне — внимательный, оценивающий, но доброжелательный. Аки слушала, её лицо оставалось замкнутым.
А вот взгляд главы Майто… Он был тяжёлым. Пристальным. Будто буравчиком, впивающимся в меня. Он не улыбался. Его глаза, цвета тёмного дуба, изучали каждую деталь — доспех, осанку, выражение лица — с холодной, безэмоциональной интенсивностью.
Даже мне стало неловко, словно я стоял раздетый под микроскопом. Я поспешно отвёл взгляд, уставившись на гладкий чёрный камень арены, где уже начинался первый бой дня.
Первые поединки промелькнули как в тумане. Мощные удары Хатакэ, виртуозные пассы Цуругавы… Ничего принципиально нового. Мой разум, всё ещё отягощённый предстоящей схваткой и тем тяжёлым взглядом, не мог сосредоточиться. Тогда я закрыл глаза. Сделал глубокий вдох.
«Пустота. Не отсутствие. Готовность…»
Я начал погружаться.
Отсекал шум трибун, гул голосов, даже ощущение доспеха на теле. Дыхание замедлилось, углубилось. Мысли утихли, оставив лишь осознание потока Ки, тёплого и спокойного, в центре живота.
Затем, как когда-то на шатком бревне над ручьём, я расширил восприятие. Не концентрируясь, а позволяя информации стекаться самой. Шелест знамён, скрип дерева трибун, запах нагретого камня и пота, мелькание движений на арене — всё фиксировалось, не отвлекая. Это было состояние «Ку:то Синсэй», но глубже, спокойнее. Отрешённое присутствие.
В какой-то момент голос глашатая пробился сквозь эту отрешённость:
— Следующий поединок! Такэши Хигаки, клан Хигаки! Против Мако, семьи Майто!
И я открыл глаза. Мир стал будто бы… объёмнее. Звуки — чёткими, но отдалёнными. Краски — яркими, но не режущими глаз. Я видел трибуны, судей, зрителей, но они были как декорации. Фокус был на арене. На ней.
Я встал. Движения были плавными, автоматическими. Отдал «Фумэцу» и хаори Кендзи. Взял боккэн. Вес деревянного меча был знакомым, необременительным. Шагнул на чёрный камень «Восьмигранника».
Сделал традиционный поклон. И занял тюдан-но-камаэ(Срединную стойку).
Готовность.
Мако уже стояла напротив. Высокая, стройная, почти на голову выше меня. Она ответила элегантным коротким поклоном. Её руки вскинули боккэн в дзёдан-но-камаэ(Высокую стойку) — меч высоко, остриём к моему лицу. В её глазах не было ни усталости, ни раздражения. Была холодная, отточенная решимость.
Свисток судьи.
Она атаковала первой. Не с бешеной скоростью «Шага», но с отточенной агрессией опытного бойца.
Её боккэн помчался в срединный удар(син-мен-учи), быстрый и точный. Я парировал с подставкой, ощущая через древесину передачу её Ки — резкий, концентрированный выброс силы в момент удара. Стандартная техника усиления. Отбил, отступил на шаг.
Она не давала передышки.
Её стиль был жёстким, напористым, основанным на постоянном давлении и использовании длины рук и ног. Йоко-гири (горизонтальный рез), кэса-гири (диагональный), быстрый тычок (цуки) — атаки следовали одна за другой, заставляя меня постоянно двигаться, парировать, уворачиваться.
Она использовала Ки мастерски для своих лет: для рывков, для усиления ударов, для кратковременного уплотнения блока при моих редких контратаках.
Три техники, отточенные до блеска. Физически она была сильнее, тяжелее. Каждый блок отдавался неприятной вибрацией в запястьях, каждое столкновение боккэнов напоминало о разнице в массе.
Но и как в первом на этом турнире бое я был быстрее. И самое главное находился в Пустоте. Моё сознание не суетилось. Оно наблюдало. «Ку:то Синсэй» работало на пределе, но именно сейчас я чувствовал, что это именно правильное состояние для этой техники. Я видел мельчайшее напряжение её плеча перед ударом, смещение веса на опорную ногу, траекторию оружия за мгновение до её начала.
Мои ноги двигались сами, с минимальными смещениями, уводя тело из линии атаки. Мои руки парировали точными, короткими касаниями, используя инерцию её же ударов, а не грубую силу. «Ку:ё» (Усиление Пустоты) давало мне ту самую феноменальную скорость и ловкость. «Ку:ё Тайка» (Усиление Тела) уплотняло мышцы и кости, гася ударную волну, не давая ей сломать или выбить оружие.
Я не атаковал по-настоящему. Я изучал.
Учился её ритму, её привычкам, её Ки.
Внешне бой выглядел как методичное отступление под напором более сильного противника. Трибуны гудели, кто-то кричал наши имена, подбадривая. Я чувствовал тяжёлые взгляды деда и главы Майто на себе.
Но внутри царила странная, ледяная ясность. Я был спокоен. Невероятно спокоен. Как вода в глубине океана, не ведающая шторма на поверхности.
И тогда я увидел это. Тот самый микроскопический признак. Едва заметное сжатие мышц живота. Кратковременное замирание дыхания. Взгляд, на миг теряющий фокус на мне, обращённый внутрь. То же самое, что было вчера перед её рывком.
«Сейчас.»
Мысль была холодной искрой в Пустоте. Я мгновенно среагировал. «Ку:ё» — поток Ки хлынул в ноги, готовя их к немыслимой нагрузке. «Ку:ё Тайка» — волна уплотнения пробежала по мышцам, костям, коже, превращая тело в упругую сталь. Всё это — за долю секунды до того, как её тело содрогнулось.
Она взорвалась силой и скоростью.
«Первый Шаг к Смерти . »
Тот же чудовищный, искажающий реальность рывок. Тот же срыв, а не движение. Её боккэн, заряженный неистовой силой Ки, рванулся вперёд — прямой, сокрушительный син-мен-учи, усиленный в десятки раз. Удар, способный разбить камень.
Но я уже знал траекторию. Знал её манеру. В этом странном состоянии Пустоты и гипер-осознанности, её движение, хотя и невероятно быстрое, казалось… предсказуемым. Я не пытался увернуться полностью. Не пытался остановить неостановимое. Я встретил удар.
Не лоб в лоб. Моё оружие двинулось навстречу под острым углом, сметающим движением (харай-учи), вложив в него не грубую силу, а точный импульс Ки «Ку:ё» и всю скорость, на которую был способен.
Контакт!
«ТХУД-КРЭК!»
Звук был не звоном, а глухим ударом и треском древесины. Невероятная сила её удара передалась через мой боккэн. Мои руки, несмотря на «Ку:ё Тайка», онемели до локтей. Боль, острая и жгучая, пронзила запястья и предплечья. «Ку:то Синсэй» позволило игнорировать повреждения мягких тканей и даже на мгновение отвлечься. Если бы не «Ку:ё Тайка» и не мои упрочнённые кости, я бы наверняка сломал руки. А если бы я не закрепил Ки в камне арены под ногами, меня отбросило бы, как щепку.
Но я устоял. Её удар был отведён вверх и чуть в сторону, потеряв смертоносную точность. Инерция бросила её вперёд, открывая корпус.
И тут она показала, почему её техника была смертельной даже на одном шаге. Её атака не закончилась. Она перетекла в бешеную, нечеловечески быструю серию ударов!
Йоко-гири, кэса-гири, обратный хват, тычок, диагональ с другой стороны… Десятки ударов за считанные секунды! Каждый — усиленный до предела, каждый — сокрушительный. Это был ураган из стали и ярости.
Мой мир сузился до летящих теней деревянных клинков. И именно «Ку:то Синсэй» позволяло замечать каждую траекторию её меча, и едва успевать реагировать. Я не атаковал. Только парировал. Отбивал. Уворачивался с минимальным смещением. Мои руки двигались со скоростью, граничащей с невозможным для моего возраста и сил, моё тело изгибалось, ускользая от сокрушительных ударов на волосок. «Ку:ё» гнало кровь и Ки, давая скорость. «Ку:ё Тайка» спасало от ломающей мощи скользящих ударов, которые всё же достигали цели — по предплечьям, по плечу, по рёбрам. Каждый такой удар был как удар кувалды, оставляя онемение и глухую боль даже сквозь уплотнение. Без этих техник я был бы переломан за мгновения.
Она была быстрее. Сильнее в этом режиме. Её ярость, подпитанная болью и Ки, горела ярче. Но я был… спокоен. Ледяное спокойствие Пустоты не покидало меня. Страх, адреналин — всё это было где-то далеко, за толстым стеклом.
Я видел. Чувствовал. Действовал. Учился выживать в центре этого ада.
Секунды растянулись в вечность. Полминуты бешеного обмена ударами.
И вдруг… её движение прервалось. Рывок оборвался.
Она замерла, как сломанная кукла. Вся дрожала. Лицо исказила гримаса нечеловеческой боли. Изо рта вырвалось хриплое, прерывистое «Ха…». Глаза, полные ужаса и истощения, на миг встретились с моими. Потом стекленеют. И она рухнула на чёрный камень, как подкошенная, выпустив боккэн. Без сознания.
— МАКО-НЭЭСАН! — истошный крик Харуми с трибун пробил внезапную тишину.
Судья взмахнул флажком почти мгновенно.
— Победа за Такэши Хигаки!
Но его голос потонул в общем гуле. К арене уже бежали двое в белых хаори — ися (врачи) турнира. Они склонились над телом Мако. Их руки засветились мягким зелёным сиянием — целительной чакрой. Один приложил ладони к её животу, области хары, другой — к голове. Энергия текла видимыми потоками.
С трибун спустились Майто. Глава клана шёл быстро, его лицо было каменным, но в глазах горела тревога. За ним — женщина и Аки, бледные как полотно, и плачущая Харуми, которую удерживала служанка. Они остановились у края арены, не смея мешать ися.
Я стоял неподвижно. Всё ещё в Пустоте. Наблюдал. Видел, как под действием чакры судороги Мако стихают, цвет возвращается к её щекам, дыхание становится ровнее, хотя и прерывистым. Видел, как один ися что-то быстро говорит главе Майто, указывая на её ноги, живот, голову.
— …крайнее истощение… системы… неделя абсолютного покоя… наблюдение… никаких нагрузок… — долетали обрывки.
Глава кивнул, его лицо оставалось суровым. Он махнул рукой — появились носилки. Мако осторожно перенесли на них и понесли прочь.
Семья двинулась следом. Аки бросила на меня быстрый, полный невысказанной боли и упрёка взгляд. Харуми, всхлипывая, шла, держась за руку служанки.
И видя их взгляды моя Пустота дрогнула. Мир вернулся — звуки, запахи, ощущение собственного тела, дрожащего от пережитого напряжения, боли в руках и боку, липкого пота под доспехом. Я увидел уходящих Майто. Увидел возможность.
Я шагнул к краю арены, туда, где только что стоял глава клана. Он обернулся, услышав мои шаги. Его взгляд, всё ещё тяжёлый, но теперь с примесью чего-то… оценивающего, устремился на меня.
Я сделал глубокий, почтительный поклон, как младший к старшему, как победитель к семье поверженного достойного противника.
— Майто-доно, — начал я, поднимаясь, голос мой звучал ровно, но с оттенком искреннего сожаления. — Позвольте выразить глубочайшее уважение силе духа и мастерству вашей дочери. Её техника… впечатляюща. Искренне сожалею, что поединок привёл к таким последствиям для неё. Прошу прощения, если мои действия усугубили её состояние. — Я снова склонил голову.
Глава Майто смотрел на меня. Молчал несколько секунд.
Его пронзительные глаза сканировали моё лицо, будто ища фальши.
— Хигаки Такэши, — произнёс он наконец. Голос был низким, властным, но без открытой враждебности. — Ты победил. Чисто. По правилам. Извинения неуместны. — Он сделал паузу. — Мако… выбрала свой путь в этом поединке. Цена известна. Ты выстоял. Это говорит о многом. — Его взгляд на миг стал чуть менее тяжким. — Твоя скорость… и хладнокровие. Не по годам. «Буревестник» хорошо учит.
Я чувствовал его интерес. Скрытый, но острый.
— Благодарю вас, Майто-доно, — ответил я с ещё одним легким поклоном. — Мне посчастливилось иметь лучшего наставника. И… — я позволил себе на мгновение посмотреть в сторону уносимых носилок, — я искренне надеюсь на скорейшее восстановление Мако-сама. Её мастерство достойно высочайшего уважения.
Он кивнул, коротко и чётко.
— Надеюсь. Теперь извини — должен проследить за дочерью. — Его взгляд скользнул куда-то за мою спину, к судейской ложе, где сидел Арика. Между ними на мгновение пробежало что-то — не слова, не жест. Просто взгляд. Полный невысказанных смыслов. Глава Майто едва заметно кивнул в сторону деда, потом повернулся и зашагал прочь, догоняя своих.
Я остался стоять. Неловкость сменилась лёгким оцепенением. Что это было? Признание? Завуалированная угроза? Или… начало чего-то? Тот обмен взглядами между ним и дедом… Он что-то значил. Что-то важное, чего я не понимал.
Я медленно вернулся на своё место. Кендзи молча протянул «Фумэцу» и хаори. Я прикрепил катану к поясу, набросил красное хаори. Сел. Руки уже перестали дрожать от перенапряжения. Остаточная боль в предплечьях и боку напоминала о ярости тех ударов, но благодаря моей особенности уже практически прошла. На арене уже шёл следующий бой, но я его не видел. Перед глазами стоял ураган атак Мако, её падение, строгое лицо главы клана и тот загадочный взгляд, брошенный деду.