• Nytare & Liziel

• проект полиморф

Продолжение прошлой главы и специальный кусочек, который не пойдет в основной паблик.

ПП-Глава 23(часть2).docx

…

А потом улыбка Лаккомо стала для младшего как приглашение.

Сильнее толкнув брата, Эйнаор впечатал его в дверь и оперся на локоть, словно нуждаясь в опоре. Но и старший не отпускал его. Наоборот, сильнее вцепился в плечо и потянул на себя. Когда связь чуть приглушилась, и наступило отрезвление, все стало иначе. Осознанней. Правильней.

Резонанс по-прежнему управлял ими, заставляя частично копировать жесты друг друга, но стоило принять его, как он перестал травмировать. И им хотелось насладиться.

Они стояли, вжимаясь друг в друга, почти дыша на двоих. Щеки и нос покалывало иголочками в месте касания. Казалось, что даже немного запахло озоном, а светокристаллы в кабинете вновь хаотично меняли светимость, то медленно притухая, то накаляясь до искр. Но близнецы видели только друг друга, и в этом совместном ментальном единении впервые пробовали недопустимое ранее чувство доверия.

Потому что не было у них никого ближе, и они уже давно привыкли друг к другу в своей голове.

И даже тактильный контакт не казался в новинку. После стольких спаррингов и ребячества, после ночей среди кошмаров в одной кровати и тесных пряток в темноте, после рукопожатий, лечения не зная стыда, и частого беззаботного сна друг у друга на коленях.

Однако, так близко они были впервые. Но не телами, а духовно на одном резонансе.

Пальцы Эйнаора уверенней скользнули по затылку брата, и он почувствовал, как тот невольно скопировал его жест. Лаккомо жадно взъерошил его волосы, наткнулся на тонкий обруч, и с искрой негодования стащил мешающий металл с головы. Прикрывая блаженно глаза, Эйнаор улыбнулся в губы. А когда выброшенный обруч со звоном проскакал по полу, Лоатт-Лэ позволил резонансу подхватить себя.

Потому что уже не важно, чья мысль была первой. Главное, что звон этой связи они теперь могли разделить на двоих.

Пробно, еще неуверенно, без привычки они вновь соприкоснулись губами в поцелуе. Подстраивались друг под друга, учились на ходу. Иногда прикусывая, сталкиваясь носами и колеблясь от улыбок до вспышек голодной жажды.

Сорванная грань сводила с ума одним фактом вседозволенности. Эйнаор чувствовал, как кружится его голова. Безумно, словно после бочонка спиртного. Химия или энергия организма требовала выхода, и шаткое спокойствие Лоатт-Лэ все же лопнуло. Неистово впившись в брата очередным поцелуем, он вцепился в пуговицы на его кителе, в желании если не расстегнуть их, то хотя бы сорвать.

Плеснувший напор по связи подстегнул и старшего. Перестав зарываться в волосы, Лаккомо схватил брата за полы рубашки, с недолгой борьбой вытащил их из-под пояса, а потом просто стащил через голову лишнюю ткань.

Эйнаор мучительно промычал от необходимости оторваться даже на короткий миг. Вдобавок китель плохо поддавался. В конце концов, Лоатт-Лэ вызверился, плюнул на аккуратность и просто содрал часть пуговиц, не думая как поддалось прочное синтетическое волокно.

А потом он блаженно запустил обе ладони под белую рубашку. Уткнулся носом брату под шею и замер так же резко, как на него накатил весь порыв. Как наркоман он наслаждался каждым этапом, будто насильно в деталях запоминал малейшие ощущения. Тепло живота под ладонями, родной запах, который был с ним всю жизнь, горячие руки брата на своей спине, которые, не контролируя силу, болезненно впивались пальцами в ребра. Словно хватка не даст Эйнаору исчезнуть и превратить сумасшествие в сон.

С тяжелым шелестом на пол соскользнул китель. Лаккомо выбрался из него, пока брат, наслаждаясь, подвис. Следом расстегнул пуговицы под шеей рубашки. Хотел снять до конца, но Эйнаор только невнятно рыкнул, прервал раздражающее копошение и рывком сорвал пуговицы до конца.

А в следующее мгновение у Лаккомо просто не осталось в голове места для страданий по испорченной форме. Грудь обожгло примкнувшим обнаженным телом, а губы поддались еще одному напористому поцелую. И если этому Лаккомо охотно подставлялся, растягивая каждый миг себе в удовольствие, то от последующих действий младшего у Аллиет-Лэ сбило дыхание.

Одна ладонь Эйнаора скользнула ему под ремень.

Казалось, все тело вспыхнуло, а ноги вот-вот подогнутся. Но брат удерживал его, навалившись всем весом и вжимая в крепкую дверь. Лаккомо тяжело задышал, растерявшись и не зная, куда деть свои руки. Эйнаор же сладко скалился, словно исполнял заветную и коварную мечту. На миг старшего пронзило неуместным чувством стыда, и, не придумав ничего лучше, он зарылся носом близнецу в шею. Как всегда делал, когда хотел не показывать ему свои перепуганные глаза.

Но связка с потрохами сдавала все эмоции, и Эйнаор в ответ поддержал и обнял ментально. Тепло обволокло все сознание, подставилось, щедро распахнув невидимые объятья. Лаккомо почувствовал, как тонет в ватной заботе, а об его сознание ластятся с искренним и преданным обожанием. Это подкупало. Обезоруживало. Заставляло таять в ответ, прошивая невесомыми ниточками энергии чужую ауру и сплетаясь мысленно воедино.

А потом ему вдруг стало невероятно хорошо. Так хорошо, как никогда не было от простого касания руки. Собственное тело предательски взныло, само удобнее ерзая и подставляясь под чужую ладонь. Распахнутое доверие просто не давало всплыть новому смущению. Лаккомо поддавался, закрыв глаза, и позволяя брату освободить его от тесных брюк. Но с тем, как каждое чужое касание отдавалось по нервам, словно разряд, Аллиет-Лэ вскоре пришлось сдерживаться как юнцу, чтобы оттянуть подольше.

Правда, стоило Лаккомо сильнее прикусить себя за губу, как его вновь обожгло необычным ощущением. А опустив взгляд, он мигом почувствовал как у него запылали уши, потому как Эйнаор обхватил их обоих одной ладонью и сжимал, размазывая большим пальцем общую влагу.

От увиденного ещё сильнее вскружило голову. Лаккомо не мог оторвать взгляд. Сердце казалось, вот-вот выпрыгнет из рёбер, а нарастающий резонанс на пике разорвёт на части. Эйнаор подстраивался под общие желания, сжимал чуть сильней, ускорялся. А когда вскоре старший не выдержал первым, Лоатт-Лэ прилип к нему, до искр в глазах утопая в двойных ощущениях.

Казалось, вся вселенная сжалась вокруг них. Удовольствие вспыхнуло в животе, раскаленным металлом разливаясь по телу. Пульсация по общей связке била в голову, смыкаясь тугим обручем на висках. Почти потухли все звуки. Только тонкий звон поселился в ушах. И в этом звоне единственными якорями друг для друга остались они. Цепляясь за плечи, вжимаясь так крепко, как только могли. Словно боясь отпустить и потерять насовсем, оба разума на короткий миг слились и проникли друг в друга.

Наконец-то, они были снова вместе. Отдельные, но вдвоем падающие в бездну эмоций.

Но вот постепенно стала возвращаться реальность. Наваждение таяло, стекая с разумов как редкие капли пота. Резонанс еще щекотал нервы, но разумы вновь разошлись в асинхрон. Оба еще слышали отголоски мыслей друг друга, но тяга повторять и копировать жесты пропала.

Эйнаор уткнулся лбом в плечо брата, а потом вздрогнул и тихо захохотал. Лаккомо уронил голову назад на дверь, не рассчитал и ударился сильней, чем хотел. Стравливать нервы через смех, как брату, ему не хотелось, предпочитая душ в качестве лучшего успокоителя. Особенно актуальный сейчас.

С трудом привставая на дрожащих ногах, Лаккомо по привычке пошарил рукой в поисках, обо что опереться. И даже нашел выемку рядом с поясницей. Но вспомнив, что он по-прежнему прижат к двери, а от гвардейцев его отделяет одно нажатие на дверную ручку, мигом одернул ладонь, как ошпаренный.

Бурная фантазия тут же представила, как они с братом могут свалиться в таком виде в холл, и Лаккомо мигом протрезвел. И если разум подсказывал, что Эйнаора смущаться уже поздно, то при мысли о гвардейцах у Аллиет-Лэ все похолодело на душе.

При всем статусе Лаккомо меньше всего мечтал стать звездой сплетен. Ему достаточно нематериальных и невидимых вуайеристов в стенах Дворца. Которые, словно чуя желание Аллиет-Лэ стрельнуть в них немедленной карой, затаились, не издавая ни шепота.

В итоге, дождавшись, пока Эйнаор возьмет себя в руки и перестанет висеть на его шее, Лаккомо неловко протянул к нему руку, зачесал часть взъерошенных прядей назад, освобождая лицо, и спросил:

— Надеюсь, у тебя здесь есть запасной выход?

— Там, — не глядя, показал за плечо Эйнаор, отчего Лаккомо испытал моральное облегчение, сопоставимое с оргазмом.

---

Пробуждение выдалось неудачным — оно случилось в середине ночи.

Лаккомо лежал на спине, широко распахнув глаза и глядя в узорный потолок просторной братской спальни. Ветер беззвучно колыхал невесомые шторы. Тихо шуршали листья раскидистого куста в большой кадке. А где-то далеко на стене тикали часы.

Сна не было ни в одном глазу.

Несмотря на все впечатления, Лаккомо проснулся спустя три часа, после того как Эйнаор устал и сам отвалил спать. Плавающий график на корабле приучил высыпаться за короткие сроки. И сейчас, пользуясь случаем, Аллиет-Лэ просто глазел в потолок и думал.

А еще вспоминал.

Как потом в кабинете они одевались, невольно пряча глаза. Как уходили в потайную дверью, глуповато отшучиваясь, что последний раз так прятались в детстве. Лаккомо вновь прокручивал в памяти лицо брата, когда тот излишне торжественно привел его в свои покои, направив сразу к душевой. Тогда им было неловко. Оба понимали это, неуместно шутили, боролись с глупостью как могли.

В душевой им пришлось снова раздеться, и Эйнаор пропустил брата вперед. Но Лаккомо помедлил, а затем позвал его следом. И до сих пор он считал, что это был важнейший момент.

Этот душ и совместное мытье сровняло и сблизило их окончательно. Будто вода смыла все маски, позволив обоим разглядеть друг друга без прежнего стыда. Там же под водой они долго простояли обнявшись. Переломив и надорвав свои нервы в кабинете, они по привычке нашли поддержку друг в друге.

Тот поход в душ был особым. По-настоящему открывшим их переживания и страхи. Когда шепот забивался звуками текущей воды, влага смывала соленые слезы, и во всем мире не было ничего надежней и доверительней, чем родные объятия.

Лаккомо вспоминал, как они выходили оттуда другими. Осознавшими, что уже нет пути назад. Чуть изменившими свои взгляды на жизнь, но наверняка не окончательно. И не в последний раз.

Сошел груз страха, и у него самого спала с плеч тяжесть от супружества брата. Лаккомо заставил себя поверить, что выйдя в покои, он не найдет Мариэллу. А узнав про него, она не раздует скандал. Это осознание, внезапно, принесло невероятное облегчение. Настолько огромное, что Аллиет-Лэ раньше сам не отдавал себе отчета о том, как сильно его тревожит вероятная женская ревность.

И как только страх с Мариэллой пропал, Лаккомо ощутил себя свободно. Так легко, и беззаботно, как на первом свободном полете в космосе в одном лишь скафандре. Все прочие тревоги тут же потерялись на фоне такого облегчения. И Аллиет-Лэ показалось, что без такого груза он сможет свернуть даже горы.

Из душевой они отправились напрямую в спальню. На нормальную мягкую кровать, где продолжили то, что начали в душе. Без знания и опыта, пробуя многое наугад, но уже без стыда и смущения. Забыв про всё вокруг и думая только о том, насколько им вместе хорошо и спокойно.

Потом сон овладел ими на какое-то время. Организм потребовал срочного отдыха, и оба брата отключились, так и не отлипнув друг от друга. Только где-то через час вновь ненадолго добрели в душ, привели себя в условный порядок, снова вернулись на кровать и устроились удобнее, но даже тогда Эйнаор упорно лег на Лаккомо, не желая его отпускать.

Поэтому сейчас Аллиет-Лэ лежал на спине под тонким одеялом, скомкав под головой жидкую подушку, а его брат, лежа поперек, тихо сопел у него на груди. И если сейчас ночью вся эта композиция и состояние казалось Лаккомо естественным, то, как он будет с утра возвращаться в работу и смотреть в глаза той же гвардии, он не представлял.

То ли от изменившегося сердцебиения, то ли от колебаний по стабильной связке Эйнаор вскоре завошкался и сладко потянулся. Лаккомо мягко взъерошил его волосы, тут же поймав себя на автоматизме простого действия. Когда-то очень давно этот жест был очень привычным. Когда-то словно в другой жизни.

— Не похоже на утро, — первым делом буркнул Эйнаор, откидывая руки назад и цепляясь за брата.

— До рассвета еще четыре часа, — тут же тихо отозвался Лаккомо.

— Четыре часа на то, чтобы расслабиться вместе, — вновь потянулся младший, вытягивая во всю длину ноги.

— Четыре часа на то, чтобы подготовиться, — парировал Аллиет-Лэ со своей тяжестью в тоне.

Эйнаор лениво перекатился на живот и повернулся укоризненным лицом к брату.

— Только не говори, что ты намерен скрывать наши отношения, как стыдливый любовник, — проворчал Лоатт-Лэ пока еще сонно глядя в глаза старшему брату.

Лаккомо опешил и растерянно моргнул от сравнений.

— То есть, ты именно это и собирался, — перевел такую реакцию младший.

— Эйнэ, как ты себе это все представляешь… — тяжело вздохнул Лаккомо, не в состоянии сесть или перевернуться, потому что брат до сих пор лежал у него на груди.

— Я прекрасно всё представляю, — мягким до змеиного коварства голосом протянул Эйнаор. — Я правитель всей Торийской империи и в праве делать со своей личной жизнью всё, что мне угодно.

— Как раз, наоборот, — с нажимом ответил старший. — Ты должен соответствовать роли и статусу и выглядеть образцовым представителем своего народа. Мы должны.

Эйнаор внимательно выслушал и только потом ядовито улыбнулся. Тонкий палец уткнулся в грудь брата, рисуя на ней закрученные узоры.

— Мы с тобой, Лаки, в той роли, в которой не следуют законам и образцам, а их устанавливают, — елейно ответил Лоатт-Лэ. — Или тебе напомнить, что именно мы являемся верховной законодательной и судебной властью?

— Я помню. Но люди это не оценят.

— Нашему народу это придется принять, — добавил Эйнаор с нажимом. — А мнение федералов тебя не должно волновать.

— А как же традиции? — нахмурившись, спросил Лаккомо. — Вся история на тысячи лет. Наши порядки. Я точно так же могу напомнить тебе, как веками на Тории казнили за мужские связи. Иди почитай, — он резко мотнул головой. — Архивы. Примеры. Сводки. Такое всегда осуждали. И если нас не смогут казнить, то нас попросту возненавидят.

— Не посмеют, — отрезал Эйнаор. — Только не венценосных особ.

— Они уже возненавидели Нэташ! — всплеснул свободной рукой Лаккомо и сразу же чуть понизил голос. — Очернили деяния Асанлеяра и Аронлеяра.

— Людям свойственно искать врага в каждой эпохе, — равнодушно пожал плечами Эйнаор. — Главное их перенаправить на кого-то другого. К примеру, на глав Великих кланов и Федерацию.

— Эйнэ… — Лаккомо покачал головой на подушке и вновь вчесал свои волосы. — Это безумие. Подумай, что бы сказал наш отец. Мы же…

— Мужчины? — ядовито переспросил Лоатт-Лэ, даже привстав на локтях. — Братья? Какой вариант тебе больше не нравится? Мы собираемся уничтожить государственный строй этой звездной системы. Собираемся прижать наши колонии. Уничтожать чужие корабли. Убивать солдат и нанимать пиратов, чтобы те убивали для нас гражданских. Мы собираемся разрушить жизни миллиардов неповинных людей! Как низко еще надо нам пасть, чтобы тебя перестали заботить такие мелочи, как реакция людей на наши с тобой отношения?!

Лаккомо укоризненно сопел, выдерживая взгляд брата, но потом сдался, и вновь уставился в потолок.

— Я не собираюсь менять свой статус с Мариэллой, — добавил Эйнаор, глядя в шею. — Но и не собираюсь делать тайну из твоих визитов ко мне. Я против этого стыдливого ребячества и обжиманий украдкой в темном углу. И на твоих и на моих руках достаточно чужой крови, чтобы не изображать тайных любовников и бояться своих отношений. И вообще, Лаки, с каких это пор никого не осуждают за убийства, но осуждают за чувства? Или чужая жизнь стоит дешевле, чем соответствие нормам морали?

— Потому что кто-то должен был эти убийства совершать, — мрачно ответил Лаккомо.

— Равносильно тому, что люди, и даже короли, не машины, чтобы не испытывать чувства.

Лаккомо откровенно пасовал перед доводами и медленно начинал закипать от раздражения. Проигрывать в совестных баталиях особенно на тему личных желаний он ненавидел.

— Ладно! — сдался он опять и махнул рукой в потолок. — Но как ты себе это представляешь? Наступает очередной вечер, и мы вместе с тобой и Мариэллой остаемся втроем в твоих покоях?

— Вчетвером, — поправил его Эйнаор. — Заодно, узнаешь, кто ее избранник.

— Еще лучше… — ворчливо процедил Лаккомо. — Пойдут слухи и сплетни.

— Казнь за клевету до сих пор актуальна, — ядовито скалясь, напомнил Эйнаор. — А любые слова об измене моей супруги я посчитаю за клевету. Вряд ли они вспомнят про условия договорных династических браков, практикуемых со времен основателей династии.

— Какие условия? — смиренно спросил Аллиет-Лэ.

— Долг перед династией и перед супругом, — как само собой разумеющееся, ответил Эйнаор. — Династия получит здорового наследника. Как только наш сын родится, ее долг передо мной и перед династией будет считаться выполненным. И далее она свободна в выборе партнера. Или ты забыл про официальных любовников, фаворитов и, ранее наложников. В те времена, когда у нас еще процветало рабство.

— Но у нас не было рабства, — нахмурился Лаккомо, когда его память о хрониках дала слабину.

— Лаки, чьими руками построен этот Дворец? — укоризненно спросил младший.

— Военнопленными.

— Верно. Но военнопленные в едином объединенном государстве на планете фактически были рабами, принадлежащими Династии.

Аллиет-Лэ сощурился и мотнул головой. Как-то с такой стороны он ситуацию не рассматривал.

— Но как же главы кланов? — вспомнил он другое. — Они молчать не будут.

— Надеюсь, — коварно улыбнулся брат.

— На что?

— На их несдержанность в словах, — Эйнаор вновь перелег удобнее, чтобы не отдавливать брату живот. — Мне давно нужен повод, а прецедентов в династии достаточно для любого моего решения. Хотя полагаю, что мои изменения о статусе женщин возмутят их гораздо сильнее, чем изменения статуса моей личной жизни.

— Почему?

— Потому что это их напрямую касается. И очень сильно уязвит многих. Ненавидеть нас еще сильнее уже невозможно. В каждом клане и так найдется кто-то, кто желает увидеть твой некролог.

Лаккомо на это только привычно скривился и закатил глаза.

— Но как же традиции? — спросил он.

— Которые из них?

Аллиет-Лэ неопределенно пожал плечами, хоть лежа это получилось не так выразительно, как могло.

— Традиции которого периода тебя интересуют? — спросил Эйнаор с откровенной издевкой. — Те, которые были во времена Нэташ? Или те, которые были во времена правящих братьев Аронлеяра и Асанлеяра? Или традиции оставшиеся сейчас?

— Ты еще вспомни родоплеменные традиции… — проворчал брат.

— Да я-то их как раз помню, — покивал Лоатт-Лэ, тонко кольнув в старую нелюбовь близнеца к истории, социологии и прочим гуманитарным наукам.

— Ненавижу архивы, — проговорил в потолок Лаккомо.

— Очень зря. Последнее время я их обожаю.

— Но они все равно нас не примут и нас не простят, — в последней надежде воззвать к морали, сказал старший.

— Плевать, — небрежно отмахнулся Эйнаор, развернувшись и укладываясь головой брату на плечо. — У них нет выбора. Пока живы прямые представители династии, они ничего с нами не сделают.

— Почему? — на автомате вырвалось у Лаккомо, хотя ответ уже всплыл сам собой отголосками шепотков и мерцающих потоков, которые он видел часто во снах.

— Потому что Золотой Дворец закроет перед ними двери. А Исток прервет подпитку народа. И их жизнь станет такой же скоротечной, как у людей Федерации. Не думай, брат, что в кланах забыли, что дает нашему народу эти приятные бонусы.

У Лаккомо дернулся глаз от речи близнеца, которая пестрела федеральским слэнгом.

— Жить долго, Лаки, хотят все, — напомнил Эйнаор. — Но когда родится мой сын, нам придется стать особо внимательными. К этому времени у нас не должно остаться явных врагов. Поэтому, я хочу, чтобы эти явные враги раскрыли себя как можно скорее.

— Но почему ты называешь его своим сыном? — зацепился Аллиет-Лэ. Слова брата не походили на вызубренную привычку.

— Потому что я собираюсь его воспитывать, — ответил Эйнаор очевидное. — Просто у него будет два отца. Или три.

Лаккомо не смог утаить плеснувший по связке скачок эмоций, и Лоатт-Лэ тут же неспешно приподнялся на руке, чтобы повернуться и посмотреть брату в лицо.

— Такой расклад ты хотел в своем будущем?

— Такого расклада даже не было в моих мечтах.

— Врешь, — внимательно глядя в глаза, ответил Эйнаор.

Лаккомо обезоружено выдохнул.

— Вру.

— Перестань.

— Что перестать? — старший хотел отвернуться, но брат поймал его за подбородок.

— Врать.

— Кому? — устало спросил Лаккомо.

— Себе! — улыбнулся Эйнаор.

— С этим сложнее… — с деловой иронией усмехнулся старший.

— Вся наша жизнь полна сложностей! — философски отметил Лоатт-Лэ, после чего отпустил брата, счастливо плюхнулся рядом на соседнюю подушку и развалился с чувством полного удовлетворения.

Лаккомо вновь поймал себя на слащавых желаниях, но не стал им противиться. Подтянул Эйнаора ближе и примкнул к нему всем боком. Обычно на спаррингах угловатое человеческое тело с острыми костями и жесткими мышцами сейчас казалось пластичным и ортопедически удобным. Аллиет-Лэ смирился, что после стольких лет выдержки и задушенных желаний, голод по тактильному контакту их отпустит еще не скоро. И только найдя удобную позу для дальнейшего отдыха, ответил:

— И этих сложностей мы сами создаем себе еще больше.

---

Утреннее пробуждение у Лаккомо началось с открытия новой вселенной.

Мало того, что взведенный за ночь организм изволил вспомнить о мужских физиологических процессах поутру, наполнив последний час сна эротическими слайдами. Так еще Эйнаор чутко проснулся на малейшие движения и, не слушая протестов, стек вниз эти физиологические потребности удовлетворять.

И если за ночь и после словесной дискуссии в темноте, Лаккомо считал, что видел брата уже во всех ракурсах, то после утра он понял, что круто ошибся на его счет.

Взрыв сверхновой Лаккомо наблюдал под аккомпанемент довольного братского мычания, а многострадальная простынь едва не порвалась под крепкими сжатыми кулаками. И только когда старший жадно досмотрел весь процесс до конца, слился с удовольствием, вернулся на землю и начал от каждого касания порываться взмыть под потолок, Эйнаор его отпустил, по-бандитски вытер рот локтем и широко улыбнулся.

— С самой академки хотел это сделать…

— Что?.. — вырвался недоуменный хрип у Лаккомо, когда тот оторвал вновь голову от подушки.

— Что?! — с непониманием переспросил Эйнаор, и довольно оскалился, сияя здоровым румянцем на щеках.

Лаккомо обреченно взныл, выдернул из-под головы подушку, подумал откинуть ее прочь, но потом свалил себе на лицо. Из-под комка пера и пуха послышалось глухое продолжение театрального и трагического нытья.

— Еще скажи, что не понравилось, — едко заметил Эйнаор, рисуя пальцем брату по пульсирующим венам.

Лаккомо дернулся от щекотки и выкинул подушку с лица.

— И откуда у тебя все эти познания! — в сердцах сказал он, выворачиваясь и оберегаясь коленом.

— Оттуда же, откуда все порно твоего экипажа. Из Федеральской Интерсети, — самодовольно заявил Эйнаор.

Лаккомо округлил глаза и вновь успешно увернулся от желания брата поймать его ногу себе в качестве опоры.

— Да, но откуда у тебя данные про то, что смотрит мой экипаж! — улыбка волей неволей расползлась на его лице, глядя как брат примерялся на него навалиться.

Эйнаор дождался, схватил его под колено в опасной близости от щекотливого участка и Лаккомо вынужденно замер.

— А служба безопасности мне на что? — елейно спросил младший. — Не так-то сложно отследить весь информационный траффик твоего корабля!

Коварно прикусив губу, Эйнаор провел ладонью под одеревеневшим коленом, на что близнец сморщился от щекотки, расхохотался и все же выпрямил ногу, как было удобно брату.

— И ты заставил свою службу безопасности изучить, какое порно смотрит мой экипаж? — издевательски, с улыбкой поинтересовался Лаккомо, не продолжая дальнейшую спонтанную борьбу.

— М… Да! — Лоатт-Лэ победоносно вновь разлегся на ногах брата.

От желания тут же прикрыться Лаккомо остановил быстрый шутливый хлопок Эйнаора по руке.

— И зачем же ты сам это смотрел? — склонив голову набок, поинтересовался Аллиет-Лэ. Лежать так долго оказалось неудобно, и он подложил обе руки под голову. Правда, ракурс на лицо брата оставался крайне похабный.

— Просвещался, — невинно ответил тот, словно специально ложась так, чтоб лицо попадало за возвышающуюся композицию.

— Когда? — прокашлявшись и вздернув брови, спросил Лаккомо, стараясь концентрироваться на разговоре.

— Когда все решил на твой счет и принялся ждать прилета.

Аллиет-Лэ сглотнул и не нашел что ответить. Вместо этого Эйнаор вновь провел пальцем по голубому узору из вен и, отклонив предмет мужского отличия в сторону, деловым тоном заявил.

— Между прочим, у таких видео крайне большие просмотры. И не только среди женской аудитории.

Лаккомо втянул живот, борясь с ощущениями.

— Ты удивишься, узнав как много разноплановых зрителей набирает качественная постановка, — продолжил Эйнаор, наклоняя пальцем самое нежное в другую сторону.

— Эйнэ, перестань! — сдавленно улыбаясь, воскликнул Лаккомо.

— Что перестать? — изобразил непонимание тот.

— Ты в меня играешь!

— Но тебе же нравится. Я вижу. У меня отсюда отличный обзор, — не переставая рисовать по медленно вновь натягивающейся коже ответил брат.

— Не могу поспорить… — сипло ответил старший.

— И продолжу играть дальше, — повторил Эйнаор, улыбаясь.

— Не надо, — попросил Лаккомо, выгибаясь, но безуспешно пряча улыбку. — Пожалуйста!

— Пожалуйста — что? — уточнил младший, водя пальцем по пунцовой нежной коже. — Перестать?

— Нет…, — зарываясь лицом в локоть, ответил Аллиет-Лэ.

— А что мне тогда сделать? — коварно спросил Эйнаор, подтянувшись и коротко лизнув.

— Ммм…

— Что скажешь, Лаки? Что попросишь,… то и сделаю… — сказал он, на мгновения прерываясь и занимая свой язык.

Лаккомо только сдавленно выдохнул.

— А если не попрошу?..

— То не сделаю, — задумчиво протянул он. — Наверное…

Лаккомо улыбался, скрывая под рукой алые щеки и все равно ерзал, невольно подставляясь. Но Эйнаор то и дело отстранялся.

— Ну же, Лаки, я просто хочу это услышать словами, — попросил он с улыбкой.

— …Хорошо! — взныл старший. — Я хочу!

— Что ты хочешь?

— …Тебя.

— Как? — сладким коварством в тоне спросил Эйнаор.

Лаккомо на миг открыл лицо и уставился на блаженную рожу брата, который к тому же еще облизнулся. Аллиет-Лэ казалось, что ему проще застрелиться, чем высказать подобные желания вслух.

Но брата порадовать хотелось сильнее. И себя тоже.

— …Губами.

— Как скажешь… — шепнул Эйнаор, облизнув горячую и тонкую кожу по всей длине.

---

Лаккомо стоял перед тяжелым пологом в братской спальне и бездумно пялился на узор старых рун. Переливающиеся искорками древние вензеля играли всей гаммой синего на утреннем свету. Звуки легкого копошения долетали через полотно из гостиной, но задерживали малейшие шорохи, которые звучали по эту сторону полотна.

Безвременно почивший стараниями брата китель Лаккомо еще со вчерашнего вечера оставил в гостиной. И сейчас Аллиет-Лэ гадал о судьбе своей части военной формы. По его прикидкам либо ее поутру обнаружил помощник Эйнаора и забрал на ремонт и чистку. Либо… сей предмет до сих пор красовался памятником активного вечера где-то на диване. И мог стать главной темой для размышления у вошедших, кем по заявлению брата могли быть только Мариэлла и ее фаворит.

— Не делай такую похоронную рожу, как перед казнью! — раздался позади голос Эйнаора.

Лаккомо фыркнул и обернулся. Лоатт-Лэ как раз заканчивал вдеваться в рубашку из бледно-лазурного шелка и взялся за тонкие пришитые ленты, чтобы затянуть края ткани на поясе. На королевский наряд эта рубашка и серые штаны не подходили, но дальше гостиной и завтрака Эйнаор в них идти не собирался.

Сам же Лаккомо вынужденно воспользовался гардеробом брата, мелочно порадовавшись, что ему нет нужды выбирать одежду по фасону и подгонять размер. Даже спустя годы комплекция у него с Эйнаором осталась прежняя. А то, что подходило к лицу одному, почти так же хорошо смотрелось на другом.

В какой-то мере Лаккомо даже проникся мимолетным чувством ностальгии, копаясь в братских вещах. Как и все близнецы в детстве они тоже иногда менялись одеждой и притворялись друг другом.

Сейчас, правда, притворяться им не придется, а предстоит, наоборот, выйти обоим на завтрак. И, несмотря на обмусоленную уже за ночь со всех сторон тему, Лаккомо все равно оттягивал момент, когда придется увидеться еще с кем-то в глаза.

— Давай, не дрейфь! — подстегнул его Эйнаор, встав позади и яростно наматывая свои волосы в пучок на затылке. После чего наощупь примерился и вставил длинную палочку, фиксируя немного косой пучок с торчащими концами локонов.

Лаккомо отвернулся, задрал голову, вновь неразборчиво промычал с выражением глубочайших моральных страданий и, резко собравшись, отогнул полог и шагнул вперед под ясные вопросительные очи уже сидящих за обеденным столом Мариэллы и гвардейца.

Лаккомо открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут же растерялся под пытливым взглядом рослого торийца. Выручил ситуацию Эйнаор, радостно выскочив следом из спальни и на глазах гостей счастливо повесившись брату сбоку на шею. Да так бодро, что тот аж сгорбился и присел.

Аллиет-Лэ взглянул на сияющую рожу брата и тут же закатил глаза. Не нужно было являться менталистом, психологом и детективом, чтобы понять, как Величество провел ночь. И с кем. Краска невольно вновь начала подступать к щекам старшего.

Добили ситуацию только слова заметно успокоившейся супруги.

— Наконец-то. Мы так этого ждали…

Эйнаор не выдержал и звонко расхохотался, шагая вперед и увлекая брата за собой. Лаккомо тоже улыбнулся во всю ширь, опустил глаза, но все-таки позволил себя довести до стола. Ситуация до сих пор плохо укладывалась у него в голове, но если брат действительно все планировал заранее, и если Мариэлла всегда была с ним заговорщиком…

Но только искреннее счастье в глазах кузины позволило Лаккомо поверить, что она действительно рада за близнецов. И она действительно будет и дальше на их стороне.

Только около стола Эйнаор отлип от брата и шагнул к своему месту. Гвардеец же встал при приближении правителей. Лаккомо хватило одного взгляда на остальных, чтобы безошибочно повесить ему статус того самого тайного фаворита Мариэллы. Наметанный глаз Аллиет-Лэ даже отметил, что у кузины все прекрасно со вкусом. Рослый и широкоплечий мужчина даже под высокотехнологичной и тонкой броней был крепче братьев, но реальный возраст все так же терялся за гладкими чертами лица. Лаккомо по-деловому просчитал в нем коренного жителя столицы. Вероятно, даже сына потомтственного гвардейца, потому что только близость к Истоку придает лицам такие характерные идеальные черты. Длинные волосы, собранные в безупречную косу, однозначно сказали Аллиет-Лэ об успешно пройденном ритуале на совершеннолетие. Владелец одного из духов-напарников. Сильный. Судя по острому взгляду — не при анке, а тоже, как Лаккомо, при боевом дъерке.

И словно в ответ на удачное угадывание Лаккомо затылком ощутил близкие невидимые зубы, тихо клацнувшие у него над головой.

«Покажись», — мысленно с легким нажимом приказал Лаккомо, тем временем приветливо и вежливо улыбнувшись гвардейцу.

— Инарэс Витану Тсанэй, — представился ториец с учтивым глубоким поклоном, сразу оглашая свое второе имя, чем выразил свою высочайшую степень доверия.

С едва уловимым движением в боковом зрении послушно мелькнула аморфная тень, и Лаккомо почувствовал, как она замерла позади торийца. А стоило ему чуть прищуриться, как в тени он разглядел форму и боевые хвосты.

— Очень рад знакомству, — вежливо ответил Лаккомо, улыбаясь Инарэсу, но обращаясь одновременно и к самой тени.

Та вновь влажно щелкнула зубами и испарилась, уйдя с места глубже в пространство.

Инарэс мельком укоризненно глянул себе за плечо.

— Простите его, Ваше Величество, — тихо и виновато сказал мужчина. — Он просто не местный.

— Не проблема, — мотнул головой Лаккомо. — Я понял, что он не из дворцовой стаи, — и уже с уважением добавил. — Прекрасный напарник.

— Благодарю, — кивнул гвардеец.

— Ну что ж, — обратил на себя внимание Эйнаор, стоя позади своего кресла, повиснув на спинке и опасно покачиваясь, — Вижу, никому больше представлять друг друга не надо. Инарэс, присаживайся с нами как всегда. Я разрешаю.

Лаккомо бдительно поймал официальную нотку в словах брата, сделанную специально для него. «Как всегда». Это значило не только, что брат давно общается с ним без формальностей, но еще у них давно сложилась своя компания.

Поборов чувство мелкой зависти, Лаккомо уселся за стол по левую сторону от брата, где, как он вспомнил, еще недавно нагрел ему кресло Инарэс. Сам же гвардеец расположился дальше, отставив шлем на свободный участок стола. Эйнаор плюхнулся последним, тут же охотно подтянув поднос с завтраком под металлическим колпаком. Когда он открыл его, в нос тут же ударило приятным запахом свежей выпечки и фруктового сока.

— Как я этого хотел! — не удержался от восторга Эйнаор и, цапнув ближайшую булочку, бесцеремонно вгрызся в нее всеми зубами.

Чем тут же оставил старшего брата один на один с последующим разговором.

— Ваш китель скоро вернут, — тихо сказал Инарэс, чем отвлек Лаккомо от неловкого переглядывания с довольной кузиной напротив.

— Да… благодарю, — чуть растерянно ответил Аллиет-Лэ.

Он надеялся, что на этом его путь стыда закончится, и он сможет сам придумать присутствующим типичный утренний вопрос, но нет. Инарэс опустил руку к поясной разгрузке, а потом достал нечто зажатое в кулаке, протянул над столом и высыпал рядом с рукой Лаккомо.

То были его пуговицы с форменного кителя и рубашки.

— Я собрал в кабинете все, — спокойным тоном без оттенка эмоций сказал гвардеец. — Проверил по форме. Даже оброненную случайно в потайном коридоре.

Лаккомо не мигая смотрел на пуговицы и чувствовал, как его уши пылают огнем. В его голове тут же пронеслись нехитрые детективные расследования, которые бы он сам лично провел, обнаружив такие улики в пустом кабинете короля. Итог этих расследований выглядел весьма бурно, и на месте гвардейцев, яростную драку с дематериаллизацией он бы заподозрил в последнюю очередь.

— В потайном коридоре? — переспросил Лаккомо, глядя на пуговицы, лишь бы не в глаза гвардейцу.

Забирать их и судорожно прятать Аллиет-Лэ не видел смысла. Более того, он вспомнил, что сейчас у него не было карманов. Поэтому, не придумав ничего лучше, Лаккомо накрыл их ладонью и отодвинул к середине стола.

— Мы патрулируем их тоже, — спокойно ответил Инарэс. — Особенно проверили после того, как вы в нем прошли.

— Кто еще в курсе? — спросил Лаккомо все-таки заставив себя посмотреть на торийца.

— Гвардия, — невнятно пожал плечами Инарэс.

— Вся? — даже с недоумением переспросил Лаккомо.

— Это наша обязанность… — осторожно ответил мужчина, быстро стрельнув взглядом на Эйнаора.

Тот с упоением продолжал жрать булку.

— Следить за нами? — уточнил Лаккомо.

— Защищать вас, — аккуратно поправил гвардеец, все еще не до конца уверенный в реакции Аллиет-Лэ на тотальный контроль. — А для этого надо не терять вас из вида.

— Камеры? — навскидку спросил старший, откинувшись на стуле и невольно стрельнув взглядами по стенам.

— Дъерки… — оборвал его поиски одноглазых шпионов Инарэс.

Лаккомо смачно выругался под нос.

— …Камеры рядом с вами иногда сбоят, — признался с явной досадой гвардеец.

— Кажется, я начинаю жалеть об отсутствии дъерков на моем корабле, — буркнул Лаккомо, тоже потянувшись за булочкой.

Про влияние привычных обитателей Дворца на систему охраны и неотъемлемый сговор с гвардейцами он позорно подзабыл.

— Так пригласите их, — Инарэс привычно помог Мариэлле наполнить ее стакан соком из графина.

— Кхэнасса будет ревновать, — ответил Лаккомо, проследив поданный женщине стакан, который в обычном обществе обязан был бы наполнять ей Эйнаор.

— Зная его, он их скорее возглавит, — отозвался Инарэс, по этикету последним из присутствующих потянувшись к подносу.

Лаккомо задумчиво выслушал мнение, параллельно отмечая застольные мелочи, от которых успел отвыкнуть на корабле. Тонкости родной культуры особо соблюдались здесь, во дворце и, возможно, где-то в глубинке. Надкусив булочку, Лаккомо невольно приметил как этим жестом дал добро остальным приступить к трапезе, тем самым приравняв его статус с правителем.

Но и мысли о дъерках его не отпускали. Инарэс своими словами подтвердил знакомство с Кхэнассой. Лаккомо осторожно прислушался к связи со своим дъерком и отправил поток сжатого извинения за свои последние срывы. Сейчас под хорошее настроение ему это было не сложно.

Ответ не заставил себя ждать. Вышедший на вольную охоту дъерк отозвался откуда-то с далекого предгорья, огрызнулся для проформы, а потом смиренно простил. Даже в мозг лизнул с таким чувством будто снял остаточный фон после ночевки. Или прочесал все извилины липким и влажным от чужой эфемерной крови языком.

Гадость.

Лаккомо мелко встряхнулся и поспешил запить ощущение соком.

Но факты неохотно собирались в готовую мозаику. Чтобы хоть на чем-то сконцентрироваться Аллиет-Лэ занял себя подсчетом тех, кто уже с утра был в курсе их с братом решенных вопросов. Гвардейцы, которых он с детства привык не замечать, сразу заняли первые пару сотен лиц в списке народа. И это только стража, которая занята присмотром за покоями правящей династии. Обслуживающий персонал Дворца Лаккомо пока в список не включал. Слышал, что обычно это отдельный контингент. Но к гвардейцам могут прибавиться их семьи, которые по долгу тоже служат и работают во Дворце под клятвой. Это еще минимум половина сотни. А если прибавить стаю дъерков, то цифра болельщиков за братское счастье становилась и вовсе страшная.

Полностью на автоматизме занятый завтраком Лаккомо из любопытства мысленно потянулся к ближайшим межстенным ушам и в мягкой форме потребовал от них ответный секрет. Что-то, что гвардеец ему пока еще не рассказал.

Явно молодая и верткая особь скользнула тенью под шторой и с бесливым коварством игриво плюнула ответно в сознание Аллиет-Лэ сжатой картинкой. Щелчок кредитки в наручном браслете, жизнерадостный смех, мелодичная трель мгновенно перекинутых средств и довольный хлопок по броневым пластинам плеча.

«А я говорил!»

«Да-да. Выиграл!»

И снова довольный торжествующий смех.

Лаккомо хлопнул ладонью по лбу и уткнулся локтем в стол.

Эйнаор на миг перестал жевать, удивленно уставился на брата, а потом, видно, тоже получил эхом образ и подавился.

Болельщики в списке Лаккомо тут же перешли в статус их с братом фанатов. Только Аллиет-Лэ не был однозначно уверен, что он от этого счастлив. Спокоен, да, бесспорно.

А потом как-то резко он вспомнил про Учителя. Тот же мелкий дъерк напомнил, дернув за струну, которая тянулась за ним от Истока. И когда Лаккомо похолодел от необходимости каяться Эантару, дъерк свалил в стену… и юркнул напрямую к нему!

Лаккомо успел только открыть ладонь в бессмысленно попытке остановить юркого поганца.

— Что? — сглотнув, с опаской спросил Эйнаор, глядя на круглые глаза брата смотрящие в пустоту.

— Учитель, — одним словом ответил Лаккомо и увидел всю гамму эмоций на лице Лоатт-Лэ. От недоумения, удивления и осознание, заканчивая чувством вины и предчувствием скорого морального наказания.

— Он знает, — не спрашивая, уточнил Эйнаор, зависнув с бокалом сока.

— Знает, — Лаккомо бессильно повесил ладонь. — А еще ему полетели докладывать, что мы знаем, что он знает…

— Беда, — согласился Эйнаор.

— Да, — в тон пробубнил старший.

— Но в любом случае сперва надо доесть! — с напускной жизнерадостностью ответил Лоатт-Лэ, и его брат только очередной раз подивился, откуда во вроде бы правителе империи сохранилось столько ребячества, которое его даже не портит.

Оставшееся время завтрака прошло за спокойными разговорами и утренними бытовыми темами. Мариэлла искренне улыбалась, поглядывая поочередно на близнецов. Лаккомо боялся приметить в ее глазах иронию или сарказм, но женщина оставалась по-сестрински тепла к чужому счастью. Особенно Аллиет-Лэ заметил, с каким спокойствием она смотрела на его брата. Словно тот еще недавно болезненно страдал у нее на руках, а сейчас чудодейственным образом вылечился от болезни.

Удивило Лаккомо и то, что после тех пуговиц никто из присутствующих не затрагивал скользкую тему проведенного времени. Вежливость прямо таки сочилась в каждом слове и взгляде, отчего необычное застолье в личных королевских покоях скорее напомнило обыденную посиделку где-нибудь в общей династической столовой.

А к моменту, когда на столе остался лишь недопитый в стаканах сок, темы перетекли в не обременяемое деловое русло.

— Эйнаор, я связалась уже с тремя настоятельницами женских школ, — сказала Мариэлла, откинувшись на спинку стула с упругой подушкой под поясницей. — В целом они отнеслись к твоей идее положительно. Но с оговорками.

— Я готов слушать, — повел полупустым стаканом по воздуху правитель.

— Не сейчас. Они пожелали прибыть сами и интересуются, когда могут рассчитывать на твое время, — ответила супруга.

— Любой выходной, — протянул приглашающе Эйнаор. — Для настоятельниц я всегда смогу выделить время.

Маиэлла улыбнулась и мелко кивнула.

— Хорошо, я им передам.

— Инарэс, есть какие-нибудь слухи от глав кланов со вчера? — едко улыбнулся Лоатт-Лэ.

— Только редкое возмущение о том, что они могут не успеть вовремя к сроку, — покручивая свой бокал по столу, ответил гвардеец.

Откуда у Инарэса такая осведомленность, Лаккомо обещал себе обязательно поинтересоваться.

— У нас звёздная империя уже пятое тысячелетие, а они боятся не успеть прилететь за несколько дней? — с сарказмом спросил младший брат.

— Эйнаор, — устало посмотрел гвардеец. — Вы же знаете, как они любят церемониал.

— Да-да, как они на него дрочат…— не стесняясь выражений, закатил глаза к потолку Лоатт-Лэ.

Лаккомо укоризненно сжал губы на лексикон брата, но обратился к гвардейцу:

— А каковы их реальные шансы опоздать?

— Никаких, Ваше Величество, — на автомате ответил ториец.

— Можно по имени, — тут же поправил резанувшую слух оговорку Аллиет-Лэ. — В наших условиях.

— Как скажете.

— Так что, Лаки, не откажешь мне в совместном моральном истязании церемониальных и традиционных старперов? — спросил Эйнаор, почти что лежа облокотившись на столе.

— Включая тех, которые выглядят, как федеральские сморщенные генералы, а по возрасту младше нас? — вздернув одну бровь, уточнил Лаккомо, после чего тонко улыбнулся в смешливые искорки в глазах брата. — Я в деле.