Глава двадцать третья. Чёрный мечник.
Последний час Дракуль плыл едва ли не в кромешной тьме, глуша королевской волей хищных осьминогов, обитающих в тёмных водах. Вот, наконец, он достиг Бледного Пляжа — отмель с чёрным песком и камнями, покрытая вечной белизной тумана. О брег ударилась деревянная лодка, и камень пробил её дно, но капитану этого “судна” было плевать: он встал на ноги, зачерпнув носком шершавой черноты, да с удовольствием втянул морозный воздух родных просторов. Курайгана — место, где не светит солнце. Где земля твёрже стали, где растения опасней хищников, где звери страшнее Морских Королей…
Поправив орудие своей профессии, мечник двинулся вперёд… сперва осторожно, ступая плавно и вслушиваясь в округу, но чем дальше, к лесу, тем большую скорость он набирал, пока и вовсе не перешёл на бег. Его приветствовала флора мрачного острова, как своего земляка. Высокая трава наливалась ядовитым соком, отчего вытягивалась и твердела, обращаясь тёмно-багровыми ядовитыми иглами, — говорят, что именно ей засеяли один из этажей Адской Тюрьмы, чтобы досуг и “прогулки” заключенных стали незабываемыми. Зашевелились хвойные деревца, вставшие стеной мрачных теней. Они тоже показали недовольство нарушением их покоя, окрасившись кровью. Так много было яда в их ветвях и колючках, что одно, даже самое мимолётное касание, заставляло те взрываться сотнями игл во все стороны, и вторили им “кровавые” брызги, ядовитой взвесью оставаясь в воздухе… Эти шипы опробовали на себе несколько мелких грызунов, стальные желудки которых с лёгкостью переваривали ядовитый сок, но вот шкуры их, увы, держать удара не способны. Пара белок стала парой “ежей”, и это лишь только начало.
Прекрасная картина чёрного с алым, созданная гостем чащобы, но не повлиявшая на него. Проскальзывая меж травинок, огибая ветви, выворачиваясь из-под облачков яда, вызванных мелкой живностью, он ни словом, ни действием, ни даже мыслью не потревожил природу, пусть та и была жестока, почуяв людскую жизнь и вознамерившись её забрать. Курайгана — место совсем не для слабаков.
Смертельным танцем Михок пробрался сквозь Алую Долину, оказавшись в преддверии единственного на острове города — Сиккэру. В деревеньке на его отшибе. На холмах, меж которых плутала дорога из мощенного камня, со множеством тропок, от неё отходящих, стояли деревянные дома, в окнах которых никогда не бывает света. Отстукивали ритм каблуки, а вместе с ними и сердце Дракуля… ему стоило бы бежать, спешить к дворцу, к семье, или, хотя бы, к друзьям, что могли бы поделиться информацией, но слишком уж знакомыми оказались места вокруг, и в то же время совсем другими. Деревня на этом краю столицы была практически разрушена. От домов остались сожжённые остовы, от дороги — покрытый трещинами камень. Некоторые холмы были изрезаны едва не в пыль, а из других торчали острые янтарные шипы, столь необычные в этом мрачном месте. И трупы. Множество трупов. Женщины, дети, старики… не было никого из них. Только мужчины, только воины.
Он шёл вперёд. С твёрдым безэмоциональным лицом, но с горечью во взгляде. Ни одного мускула не дрогнуло от этой картины. Напряжение выдавали лишь руки: одна легла под плащ, на рукоять запасного меча, а вторая то поглаживала скрытый кинжал на бедре, то теребила длинный крестик на шее. И зрачки, налитые золотом, метались от холма к холму, от дома к дому, от пепелища к руинам… они легко выцеливали тела бывших сограждан, разглядывали лужи крови в этом мраке… замечали следы огромных когтей. На камне, на дереве, на земле. Они были повсюду, и всегда рядом была кровь, были трупы, были части тела.
Встав на колено пред одной из глубоких отметин, он внимательно изучил её, провёл пальцем по краям, подивившись их ровности… Прищурился и продолжил путь. Михок знал, что нет на Курайгане зверей, способных устроить подобное. Здесь царствуют другие виды, и массивные хищники просто не выжили бы, став чужим обедом.
На очередном шаге, наконец, он почувствовал нечто в своём хаки. Не насекомого и не зверя — человека! Двух… трёх! Рука легла на рукоять монструозного меча за его спиной, и в тот же миг фигура мечника размылась в пространстве, оставив после себя лишь облачко пыли.
* * *
Страшное сражение шло больше суток: молодой мужчина, облачённый в парадные одеяния капитана дворцовой стражи Сиккэру, орудовал длинным копьём на высочайшем уровне, и не будь его противники столь организованы, он давно бы уже положил этому бою конец! Битва начиналась в невыгодном для сиккерийца положении: один бледнокожий златоглазый копейщик против шести организованных бойцов и их капитана — лишь немногим уступающего лично ему человека с, буквально, противоположными способностями… хотя и сам он не был прост. Сейчас врагов осталось лишь двое, но вопрос, хватит ли мужчине на них сил, нет-нет да всплывал, руша концентрацию.
Вот, один из них пошёл в атаку — трёхметровый прямоходящий лев совершил рывок, в одно мгновение оказавшись перед лицом копейщика, с занесённой над его головой лапой-рукой. Слишком близко, чтобы атаковать, слишком близко, чтобы блокировать… за прошедшие часы непрерывного боя противники смогли подобрать правильную стратегию — не удивительно, учитывая их статус. Удивительно то, что из целого отряда в живых осталось лишь двое.
Удар лапой настиг свою цель, едва не оторвав копейщику голову. Тот выжил только лишь за счёт остатков хаки вооружения. Жалкие крохи, которые пришлось, к тому же, делить пополам. Одна часть покрыла шею и череп, чтобы спастись, а вторая… вторая ухнула в землю, смешавшись с силой его дьявольского плода, и в том месте, где секундой ранее находилась жертва безумного хищника, с огромной скоростью вырос заострённый к вершине оранжевый кристалл, пробив живот львиной туше, что просто не могла ослабить инерции своего полёта.
— Хр-р-р! — зарычал зверь.
Передние лапы легли на покрытую чёрной пленкой поверхность, но та, будто не замечая усилий, не спешила трескаться и разрушаться… льву пришлось снимать себя с обелиска, сопровождая это зверскими рыками, поскуливанием и, наконец, кровавой рвотой. Лишь коснувшись земли, он расслабился, вернув себе человеческую форму и свалившись в забытье, а массивное его пузо теперь украшала кровоточащая сквозная дыра.
— Остался… один… — мужчина дышал тяжело, но всё равно ухмылялся, — Всего… один…
Опираясь на копьё всем весом, он поднялся с земли. Выпрямился. Его глаза пылали расплавленным золотом как никогда ярко, и с вызовом они сверлили противника. Несмотря на раны, несмотря на кровь, несмотря на дикую усталость и боль, он всё ещё оставался полным решимости воином.
Напротив копейщика стоял человек. Он шатался, с трудом глотал воздух, тело его было испещрено множеством порезов. Очень, он очень сильно хотел вмешаться в последний рывок своего коллеги, но физически не успел этого сделать: всё прошло слишком быстро, буквально в считанные секунды, растянувшиеся для измождённого разума вечностью.
— Даже… Даже если ты убьёшь меня… Ничего уже… Не исправить… — отхаркивая кровь, говорил он, — Сиккэру падёт!
С последней фразой камень вокруг него начал плавиться, растекаться. Даже созданный копейщиком янтарный обелиск стал вязкой оранжевой жидкостью, присоединившись к расширяющемуся водовороту… Сил на прыжок не осталось. Хаки для защиты кончилась. Осталась только лишь решимость стоять до победного, но одной её, увы, для победы недостаточно.
Убыстрялся темп грязевых масс, формируя единый поток… Мужчина в изрезанном, когда-то белом костюме, пропитанном ныне кровью, стоял на единственном твёрдом клочке земли и, словно в трансе, раскручивал палец перед своим лицом, и в такт движениям крутилась земля вокруг него. Оборот, очередной… плавно, словно движение это было частью грациозного танца, рука распрямилась, и перст указал на опёршегося на копьё сиккерийца. Всё для того, чтобы набравшие скорость массы хлынули вперёд, грозя раздробить бедняге все кости, утопить и одновременно похоронить его, а тот… тот ничего не мог сделать.
С хлопком воздуха появился чёрный мечник, и чёрная же рельса, зовущаяся им двуручником, плашмя легла на голову повелителя земли. Опала порода, сметя собою сиккерийца, но не перемолов того, а лишь отбросив… На том бедняга лишился сознания, только и успев увидеть прищур таких же, как у него, золотых глаз.
* * *
Очнулся воин быстро, и тут же попытался вскочить на ноги, однако, получив болезненный, но безвредный удар по голове, расслабился. Уж больно знакомым показался удар.
— Только попробуй испортить мне последние бинты, сволочь.
Каркающий скрипящий голос, презрительные нотки в нём и эта грозная вспышка воли вооружения… мужчина улыбнулся, и слёзы полились из-за закрытых его глаз.
— Хлюпик треклятый… — сплюнула неизвестная.
Копейщик не пытался осмотреться — стыдился открыть глаза. Слух улавливал множество людей вокруг: детей, женщин, стариков… стонущих от боли солдат, оплакивающих потери жён, ребят, ищущих своего родителя… На сердце появилась такая тяжесть, такая боль, что осознание того, что он каким-то образом всё же смог спасти остатки своего народа, показалось ничем на её фоне.
— Вставай, предатель, — вновь вернулась обладательница старческого голоса, — Молодой господин ждёт тебя.
— Господин?! — удивился тот, всё же посмотрев на старуху: всё такая же бледная и седая, но не утратившая гладкости кожи и силы мышц… а главное, всё так же “на ты” с волей… возможно, именно это позволило Брунгильде выжить, ведь в последний раз мужчина видел её улетающей сквозь несколько домов, после попытки задержать одного из нападавших. А может… в голове мелькнул мутный образ — страх и удивление в выцветших жёлтых глазах. Мужчина поспешил прогнать его, — Господина нашли?!
— Ты не слышал меня?! — едва ли не рычала старая сиккерийка, — Встал и пошёл, и только попробуй заставить швы разойтись — убью!
Не став спорить, он аккуратно поднялся. Чуть повернул корпус, сперва влево, потом вправо, и лишь убедившись, что повязки на торсе сидят крепко, отправился в путь. Туда, где чувствовал чёрное пятно всепоглощающей ненависти… господин, которого он знал, не мог разить с такой мощью. Он шёл, ловя на себя множество презрительных и гневных глаз. Кто-то, — какой-то зарёванный малец, — даже кинул в него камень… никто не остановил его, но и поддерживать не спешил. Мужчина шёл. Медленно, принимая в себя всё презрение. Осознавая, что должен принять его. Обязан! Голова его была опущена, и длинные волосы скрывали лицо. Пусть он не мог посмотреть в глаза сородичам, физически не мог заставить себя этого сделать, но всё же… он был рад тому, что они живы.
Под ногами виднелась истерзанная страшной бойней плитка. Рваные ошмётки красного ковра, осколки редкого стекла, обломки деревянной мебели… всё это — бывший интерьер тронного зала Мрачного Дворца — замка Сиккэру. Уж не главе стражи не знать этого… бывшему главе.
Нутро сковало льдом, и ужас ударил в голову. Мужчина замер в нескольких шагах от источника ярости, и чувствовал, как сам Мрак рассматривает его нутро. Изучает, словно алхимик — ядовитое насекомое.
— Моракс… — бархатистый голос лёг тяжелой ношей на плечи. Мужчина узнал его, удивился, даже обрадовался, но поднять головы не смел… Напротив, опустил её ниже. В поклоне. Дворец умолк, ведь говорил новый его хозяин, занявший трон по праву рождения! — Где моя семья, Моракс?
Простейший вопрос, что звучал как приговор. Мужчина рухнул на колено, подставляя шею под удар, и ни о чём другом, кроме как об искуплении в смерти, думать он не мог.
— Перед смертью, позвольте мне рассказать всё как было. Позвольте мне показать вам лицо нашего врага. Позвольте…
— Довольно! Говори…
И он рассказал… как годом ранее на земли Сиккэру взошёл посол Мирового Правительства, требуя аудиенции. Как тот предлагал решить все проблемы сиккерийцев, если их королевство согласится платить небесную дань, войдя в состав младших государств при Мировом Правительстве… Как приказом Дракуль Хевнорака он был вышвырнут прочь…
Моракс желал лишь спасения своему народу, процветания. Сиккерийцы ограничены, во всём! Нет своих медикаментов, постоянного и, что куда важнее, безопасного источника пищи. Нет нормальных стройматериалов, дерева и камня, что уж говорить про предметы роскоши, в виде тканей и металлов… Всё это добывалось с огромным трудом, и выхлоп едва ли позволял жителям Курайганы развиваться. Остров настиг застой… Решение и предлагал посол, в рамках торговли и обмена. Решение всего этого, всех насущных проблем и даже больше, можно было получить, всего лишь за уплату налога, какой платят все! Даже Первая Двадцатка Королевств! В конце концов, они могли заполучить базу дозора на своей земле, что решило бы наконец проблему регулярных набегов гумадрилов…
Моракс видел надвигающийся кризис, тупик, должный привести к угнетению его сородичей. Когда кончатся редкие деревья, когда иссякнут “безопасные” жилы камня, когда… когда сиккерийцы больше не смогут обеспечивать своих детей пищей и кровом. И видел выход из него. Причём видел не только он. Каким-то образом информация о отвергнутой сделке покинула стены дворца. Народ, простой народ — те, кто, рискуя своими жизнями, собирает плоды в Алой Долине, кто пробирается к охотничьим угодьям гумадрил, лишь бы добыть мяса для королевства, кто ежедневно выходит в тёмные воды, рискуя быть сожранным плотоядными чернилками… Народ, даже тот, кто собрался сейчас в этом зале, он негодовал! Сиккерийцы роптали! Но… не смели идти против слова короля… Не смел и Моракс, ведь он, в первую очередь, слуга. Слуга и защитник…
Когда послы пришли во второй раз, полгода спустя, он вновь проводил их к королю, и вновь выкинул прочь по его приказу… и вновь новость пошла по ушам, что в этот раз у пришельцев были дары. И дары те, неведомым для стражи образом, оказались среди граждан! Вкуснейшие фрукты, свежие овощи, крупы и специи, мясо и выпивка… там было всё! Сиккерийцы… стали задумываться о рассудке их короля, что отказывался от подобных благ из-за нежелания платить жалкий налог. Или же он отказывался присягнуть кому-то, поставить кого-то выше себя и своих отпрысков? Никто не знал, но слухи ходили на диво разные.
— Ближе к делу, — Михок спокойно поторопил коленопреклонённого.
— Две недели назад. Именно тогда послы пришли в последний раз… Я… Приказом Короля было потопить их корабль на подходе к острову. Я ослушался, — признался тот, взяв себя в руки. Уняв нервную дрожь, — Я позволил им сойти на берег. Я позволил им войти во дворец… Я ожидал, что они смогут уговорить его Величество.
— Но они не смогли… — задумчиво протянул Михок.
— Не смогли… Король приказал зарубить их, и я исполнил приказ…
— ОН ВРЁТ! — послышалось из толпы, но стоило наследнику престола бросить один лишь взгляд, как крикун подавился собственной речью.
— Я не чувствую в нём лжи… Но что-то не сходится.
— Они… Они что-то сделали со мной. Если бы я только… только… убил их, когда мог… — чувствуя, как дрожит его голос, Моракс с силой сжал зубы, прикусив себе щёку, — Я не… Я был уверен, что убил их. Что обезглавил послов по приказу его Величества…
— Когда ты всё понял?
— Когда стало слишком поздно…
Один из послов обладал силой дьявольского плода. Он затуманил разум копейщика, заставив поверить его в идеальность одного и несбыточность другого. Что Король — всего лишь пешка. Что народ, защищаемый рыцарем — подлый враг, оказавшийся в самом сердце Сиккэру. Что его люди… чудовища, которых надлежит устранить.
Своими руками Моракс помогал ублюдкам вершить их мнимое правосудие… Он убивал своих подчинённых, что не сразу смогли осознать происходящее. Он прикрывал мразей, когда те забирали наследников королевской семьи. Под их предводительством он прошёлся по городу с копьём наголо, и видели его действия все, вообще все жители Сиккэру…
— Но они не трогали гражданских. Для чего-то им нужны были люди…
Дракуль сидел спокойно, вопреки воющей в хаки симфонии ярости и тьмы. Ледяной покой в голове, дикое пламя в эмоциях — таков контроль собственного Я у этого мечника. Не увидев и не услышав: ощутив приказ, Моракс умолк, позволяя своему господину подумать в тишине. Жители Сиккэру, — выжившие жители Сиккэру, — также не смели издать и звука. Даже дети. Даже раненые. Молчали все.
— Как ты сбросил контроль? — озвучил, наконец, свой вопрос Михок. От ответа на него ему станет ясно, правду говорит копейщик или нет.
— Я… Я не знаю. В один момент я просто… не знаю… просто ощутил холодное касание на лбу, и что-то будто лопнуло в голове. С разума сошла пелена, а я… осознал, что натворил.
— И что ты сделал?
— Убил. Убил всех! Не знаю, сколько это длилось… но все они мертвы! — из глаз копейщика вновь брызнули слёзы, ведь только сейчас он осознал, что те, кто сотворил такое с ним и его народом, поплатились за содеянное.
Михок собрался. Выпрямился, закинул ногу на ногу, и пристально всмотрелся в Моракса.
— Подними голову… — подчинённый не смел колебаться, вырывая собственные желания на корню, — “Убил всех”. Ты не лгал, когда говорил это. Ты сам в это веришь… но где тогда тела? Курайгана залита кровью сиккерийцев. Сиккэру завалена трупами нашего брата. И нет никого иного… даже намёка! Единственные трупы, которые я видел — те, что оставил сам, когда нашёл тебя.
— В-вы…
— Добил полудохлого и не дал живому тебя прикончить. Так ответь… хоть на один мой вопрос ответь! Где моя семья?! Где трупы?! Где тело ублюдка, способного влиять на разум?! КАК ТЫ СБРОСИЛ ЕГО КОНТРОЛЬ?!
Моракс не знал что ответить. Думать, что господин Михок ошибся — всё равно что окончательно признать себя предателем, расписавшись в собственном помешательстве. Но… он точно знал, что трупы были. Он знал, что провёл последние сутки, если не больше, в безостановочной схватке с сильнейшими противниками, каких он встречал за свою жизнь. Против человека, способного блокировать силы его дьявольского фрукта, полагаясь лишь на собственное копье, тело и мастерство… на пределе сил. Не могло там не быть трупов…
— Господин, я…
— Заткнись, — устало вздохнул Михок, поднимаясь с трона, — За мятеж против королевской семьи, за убийство народа Сиккэру, за уничтожение столицы королевства, я приговариваю тебя… к смерти.
Мечнику тяжело дались эти слова, ведь Моракс был одним из первых его учителей. Тем, кто показал юному Дракулю основы воли, кто страховал его, когда подростком он учился сражаться против гумадрилов, кто клялся в верности его семье… громоздкий чёрный меч оказался в его руках с явной неохотой, и никогда ещё достояние сего королевства не было настолько тяжёлым, настолько неповоротливым, настолько… противным.
Шаг. Другой. Толпа с замиранием сердца следила за казнью предателя. Шаг, ещё один. Лезвие зависло над склонённой головой. Дыхание Моракса ровно. В какой-то мере он даже счастлив положить конец этому ужасу… напротив же Михок, что равняет свой вдох с трудом. Его рука тверда, и внутренняя дрожь не способна поколебать её. Его меч — продолжение его собственного тела… кажется безумно тупым. Он не желает резать. Не хочет колоть. Сейчас, кажется, он не сможет справиться даже с соломкой, даже с травинкой. Обе руки легли на рукоять, и длинное лезвие поднялось кверху. Последний миг, последнее мгновение… Михок застыл, и более не мог управлять своим телом. Мышцы свело спазмами, и в то же время их одолела слабость — так и стоял мужчина, с занесённым мечом над головой.
— Так! — с громким хлопком и зелёной вспышкой за спиной его появился неизвестный, — Я ненадолго. Сделаю свои дела и верну как было…
Он чувствовал чужую руку на своём плече, и как только пропал её вес, тело тут же налилось тяжестью, свалившись наземь. Естественно, его народ взбунтовался, естественно, они попытались атаковать, да только та лёгкость, с какой обезвредили Дракуля, вкупе с тем фактом, что неизвестный до сих пор не ощущается в воле, заставили мужчину собраться с силами… вместе с волной королевской воли из его груди исторгся вопль.
— СТОЯТЬ!
Сиккерийцы замерли, и даже вторженец, сделав пару шагов к Мораксу, остановился.
— А, ты не мне… — воскликнул он, осмотревшись. Дракуль отчётливо увидел бледную кожу, почти как у него самого. Гладко выбритый подбородок и идеально лысую голову… возможно, с короткой порослью волосков.
— Как ты смеешь?! — завопил практически казнённый, попытавшись ударить лысого.
Бесполезно. Он слишком ослаб после сражения… одним лишь касанием он полностью вывел брюнета из строя, и тот, как и Михок сейчас, безвольной кучкой свалился наземь.
— Ты идёшь со мной, — сказал лысый, — я вернусь через полчасика и вы сможете продолжить…
* * *
Интересно у них тут, конечно… Я-то думал, тут война. Вот прям война! А у них всего лишь лёгкое восстание, и то ещё не разгоревшееся. Даже не начавшееся толком. Вопрос лишь в том, почему от земли несёт кровью и смертью, да воздух пронизан чистой ненавистью… хотя какой это вопрос, если едва мы подплыли к острову, как всё стало очевидно. Здесь, “всего лишь”, когда-то была территория какого-то Бога. Возможно, что одного из тех верховных, о которых рассказывала змеюка, а может и кого-то другого… искажения идут из Магуса, а свой домен там могут заиметь лишь Боги. Точнее не так: наличие домена в Магусе и делает из идола Бога. Однако цели поездки это не меняет! Наоборот, так даже лучше! Ведь в чём был смысл? В том, чтобы дети, чуть привыкшие к обычному фону Эбиса, не расслаблялись, и продолжали вырабатывать иммунитет к пассивному давлению на душу.
Это обычные смертные такого не замечают, оттого легко могут подохнуть… как если бы не чувствовали боли, и полезли прямиком в огонь, или не боялись высоты, и решили бы спрыгнуть с обрыва. Та же земля Амазонок… любой, кого Малимия не рада там видеть, имеет все шансы в кратчайшие сроки лишиться души, или же стать духовным инвалидом. И я даже не знаю, что хуже — жить как биоробот, исполняя единственную программу, или же перекоситься полностью в сторону внутреннего огня, раз за разом творя самоубийственную дичь. Так или иначе, в конце ждёт смерть, без шанса на продолжение банкета. Души либо уже нет, либо она разрушится вместе с телом. Только ядрышко может выжить, но что с него толку, если баланс энергий внутри уже обнулился? Без понятия, если честно, что с такими происходит дальше, но они точно не интересны Богам и уж тем более Вечным. Человеком стать тоже уже не смогут — не хватит силы забрать себе оболочку, да и мало какая печать сможет удержать такую хилость: проскользнёт, как пыль сквозь сито.
Однако отвлёкся… там, где смертные ничего не видят и не чуют, мои ребятки прекрасно осознают опасность, и если от простого присутствия рядом с Малимией или Галлой им ничего не будет — идолы прекрасно контролируют свою мощь, то стоит тем начать сражаться… да хоть со мной, ради эксперимента, как обоим моим ученикам станет уже грустно. Очень. Вплоть до потери сознания… или рассудка. И чтобы такого не было, нужно научиться противостоять давлению, для чего идеально подходят “загаженные” участки — места, где множество разумных оставили очень сильные негативные эмоции. Арена на Амазон-Лили могла бы подойти, но, боюсь, кровавый угар и звериный азарт — не то, что им нужно. Может переклинить. Темница Мэрилии — ещё хуже, там только боль и отчаяние. Война — не лучший вариант, но у нас тут и не геноцид, а именно что эманации священных битв, где каждая сторона воюет не чтобы убить чужих, а чтобы защитить своих.
Откуда здесь такие эмоции? Из Магуса. Домен того Бога даёт их, ведь он, скорее всего, был связан со Тьмой. Это видно по кружащей в Эбисе нежно-фиолетовой дымке, а Тьма… она может нести как отчаяние, так и забытье. Правду и ложь. Вполне допускается, что владелец того домена придавал своей силе значение праведной мести, борьбы за свой дом, желание защитить своё любыми средствами. Тьма здесь алчна… Даёт ли это что-то? Не думаю. Тьма — всего лишь одно из свойств этого мира, и частички её, вполне вероятно, могут попасть даже в людскую душу, что уж говорить о более открытых существах из Эбиса. Куда важнее здесь то, насколько распространена она в миру, насколько сильна в восприятии разумных, насколько искусны и сильны существа, ею порождённые. В моём старом мире, например, эта стихия была слаба. Очень слаба! Там правил Свет — результат тысячелетий искоренения языческих религий едиными “светлыми” божествами, чем пользовалось множество хитрозадых “мастеров”. Властвовала Вода — всё же Калипсо не просто так тянулась именно к этой стихии, уж больно крепка её связь с людьми. Всё же она даёт им жизнь, и делает это гораздо более явно, чем Огонь или Воздух. Земля тоже, можно сказать, выделялась — в честь неё даже планету назвали, да и делилась она на многие разделы, от плодородия до песка и камня… Здесь же, в этом мире… не знаю. Чтобы понять, нужно суметь хотя бы открыть для себя здешний Магус, не то что познать его! Может, Тьма тут и сильна. А может, нет. Знают только Боги, коих не осталось… иначе я давно бы уже подох, вот так нагло взойдя на территорию чужого домена… Хотя тут и Вечный какой-то странный… может, им просто всем всё равно? Или же “странные люди с силами Богов”, о которых говорила Малимия, всех их истребили? Или выжили со своих земель, заставив прятаться, как мою змеюку?
— Уч-читель… — задумался, да проворонил детей, что которую минуту уже смотрят на меня щенячьим взором. Зубы стучат у обоих, но лишь Хина завернулась в какую-то шерстяную тряпку. Картуо хорохорится, делает вид, что ему всё равно… — п-почему… тут… т-так х-холод-дно?
— Потому что здесь очень близок Магус. Признак домена. Тёмного.
— А как вы узнали, что он близок? — проторил парень, ни разу не запнувшись. С трудом, судя по эмоциям.
— По ощущениям. Здесь холодно, ты разве не заметил? — я улыбнулся, ибо у брюнета уже губы посинели, а всё равно головой мотнул, типа не видел, не знает, — Но видимых источников холода нет. Ни духа, ни эквара, ни идола… последних двух вы бы и сами почувствовали. Эмоции тут, пусть и не самые радужные, но всё же положительные, так что проблема и не в мире смертных. А значит остаётся только Магус.
— М-метод иск-ключ-ч-чения?
— Он самый.
— Ха-а-а… — Хина дыхнула себе в ладошки, будто в Эбисе её дыхание имеет силу… девочка недоумённо уставилась на свои руки, не ощутив тепла, а после на меня. Секундная пауза, и с жалобно поднятой бровкой она протягивает мне ладошки.
— Хочешь согреться?
— Угу!
— Ну так призови огонь.
Я выполнил озвученное, для наглядности, и руки мои окутались пламенем, к которому тут же прильнула дитя… Да и Смокер сделал шаг ближе. Жаль только, огонь тот не грел — не для того мы сюда прибыли. Для учеников жаль, мне-то всё равно.
— Я не ум-мею! — обиженно прохныкала кроха, распознав подлог в оранжевых языках.
— Так мы и приплыли, чтобы учиться! Пусть у вас у обоих основная стихия — земля, но начинать с неё очень сложно. Легче, конечно, было бы начать с воды, но вы к ней слабо склонны. Земля-огонь-ветер-вода — именно такой порядок, причём у обоих.
— Ничего не понял… — буркнул брюнет.
— Идиотушки вы, говорю, твердолобые. Так ясней?
— Уч-читель!
— Отставить укоризненные взгляды! Сели в медитации и вспоминаем самое горячее и страстное желание! Потом самый импульсивный реальный поступок. И лишь затем — полностью визуализируете, как вы своими руками исполняете загаданное в начале. Быстро-быстро, начали! Пока не выдадите мне нужные эмоции, отсюда мы не уплывём! И помните: при должном усилии возможно всё, нужно лишь терпение и навык.
Пока недовольные трясущиеся воробушки корпят над собственными разумами, совершенствуя “воображалку”, я наконец могу сойти на берег и прогуляться. Уж больно интересная там штука ощущается.
— Приглядывай за ними.
— Мог и не напоминать!
Собственно, притянуло меня сразу несколько интересных объектов. Во-первых, очередные носители духовных кусков… Четверо, и все в одном месте. Причём у одного из них вместо осколка души — основа, как у Тии. Почти целая… или же владелец этой части… ну, который настоящий, а не нынешний, был в своей мощи несоизмеримо сильнее оставшихся трёх. И именно на него шло воздействие от второго по интересности разумного.
Мутный водяной пузырь болтался вокруг головы силуэта, и изредка в него отправлялись цветные капли, меняя оттенок внутри. Что ж… он лопнул от первого же касания — крайне ненадёжная штука. Что забавно, силуэт, на который этот пузырь был направлен, моментально окрасился бордовым, сменил колер на синий, и замер, в итоге, где-то на уровне фиолетового… А вот то, что образ источника пузыря тут же начал проясняться, становясь чётче, мне совсем не понравилось. Его ведь убили! И кусок тут же ускользнул…
Печально, но, хотя бы, можно попробовать возросшие после получения нового фамильяра силы, а заодно потренироваться в пробитии границы междумирья. Вытащить тело, то есть. Материала нет, а он так-то нужен. Тем более, что пока я раздумывал над тем, что можно сделать со слабенькой человеческой душой, начала проявляться и вторая… Эх, не дают старому пирату спокойно изучить интересный остров с парой близких выходов к Магусу. Так и соблазняют полезными вещами.
* * *
Пока я пытался просчитать нужный уровень силы, пока затаскивал на корабль источник жизненной энергии, да при помощи органа запечатывал ту энергию в более удобной форме… Заодно и проверял учеников на выдержку, ибо медитировать под звуки моего инструмента — занятие сло-о-жное… А там ещё и души куда-то пристроить нужно было, не отпускать же их восвояси? Время, в общем, пролетело незаметно, и момент, когда подохли ещё два носителя чужих кусков я упустил… почти. Успел в последний момент, и таки схватил “за хвост” почти ушедший на перерождение дух. Как минимум, он был не слабее совиного исходника, а то и сильнее его… но сила силой, а печати взбрыкнуть не позволили, и как миленький он оказался втянут в один из кровавых плодов — компактная форма чужой жизненной силы. Очень удобно, когда вместо центнеровой туши один кругляш размером с яблоко.
Вот, одного я захватил, одного упустил, а последний, самый жирный и самый мощный… оказался под влиянием новой души. Сильной, да, но до виденных мною “чудовищ” недотягивающий. Чужих кусков я в нём не вижу и не чую, зато вот силуэт меча угадывался легко — очередной великий мастер, у которого оружие стало частью тела. Только оружие совсем не простое… интересное… не духовное. Не одержимое. К Эбису тоже слабо относящееся… интересно.
Дальнейшие перемещения показали, что: во-первых, эти их “пользователи воли” не в состоянии заметить меня в Эбисе, пока я не открываю им свою душу. Во-вторых, владелец меча здесь, кажется, король, или что-то вроде: при его прибытии куча чёрно-синих силуэтов — явный признак отчаяния и страха, расцвели золотом светлой веры в светлое же будущее. Ну и в-третьих, даже несмотря на сравнительно слабый дух, я сильно недооценил тело этого человека. В реальном мире он передвигался по городу значительно быстрее, чем я по его отражению в Эбисе. Настолько, что порой приходилось опускаться в более низкие слои, только чтобы поспевать за мечником. И это не есть хорошо, такой, возможно, сумеет меня прикончить раньше, чем я повлияю на его дух…
Хотя… можно попробовать обезвредить его из Эбиса. Мне, конечно, мешает грань междумирья, ибо душа-то заперта в теле, а тело находится в мире реальном, но, думаю, с запасами энергии Малимии можно и чуть побаловаться неэффективными ритуалами. Главное не заигрываться, а то привыкну…
И лучше поспешить, а то не нравится мне, с каким настроем все окружающие реагируют на носителя сильнейшего здесь осколка. Убьют ещё, а мне потом его ловить… Тут, боюсь, печати не помогут, уж больно сильная там тварь сидит…