• allig_eri

• хроники былого и грядущего

Хроники_Глава_45.epub

Хроники_Глава_45.docx

Хроники_Глава_45.fb2

Глава 45

Несмотря на то, что уснул я чуть ли не под утро, при этом будучи уставшим и вымотанным, проспал не более четырёх часов. То ли «весёлый» сон с Ишпакаем заставил открыть глаза раньше времени, то ли подсознательное желание хоть что-то сделать… то ли простая боль.

— Ш-ш, -коснулся я пальцами груди. Дыхание сипло вырывалось изо рта, горло снова было сухим и казалось, что стоит лишь что-то сказать, как оно треснет и окропится кровью. В дополнение ко всему, прибавилась ещё и головная боль, словно… стучащие по мозгам молотки, время от времени сменяющие на колющие иглы. — Сука… — прошипел я, — до чего же херово…

Реагируя на всё-таки сказанные вслух слова, «наждачка» в горле остро резанула, вызвав сухой кашель. Полежав порядка пяти минут и добившись лишь ухудшения состояния, я с трудом поднялся. В голове крутились мысли, что так плохо мне не было даже в прошлой жизни, когда очень сильно заболел и две недели не мог встать с кровати. Да-а… тогда тоже болело всё тело, но я знал, что организм борется с заразой, что мне дают антибиотики и целые горсти разных препаратов. А чем лечиться сейчас? Маковым молоком?!

«Поглощать»… Не знаю, каким образом это будет происходить, но предчувствую, что разберусь чисто интуитивно. Драконы… Это что, мне нужно будет позаботиться о спасении Дейнерис? Аха-ха-ха! Спасти, для начала, а потом уже и воспользоваться! Кроме того, она ещё, вроде как, даже не родилась.

Это что значит, надо придумать план, чтобы показаться перед ней «во всём белом»? Получить «доступ к комиссарскому телу», а потом ударить со спины…

Впрочем, многое зависит и от самого «поглощения». Если оно будет проходить не в прямом смысле… а я уверен, что не в прямом, то попробую провернуть всё аккуратно… эх…

Дети Леса… они мне тоже не нужны, значит можно пустить под нож. После войны необходимо будет собрать хороший отряд и, заручившись поддержкой одичалых, найти логово этих зелёных паразитов.

Там ещё и маг должен быть. Какой-то «Ворон»… А, «Трёхглазый». Вроде бы может видеть прошлое, настоящее и будущее. М-м… если хорошенечко посижу, то может даже вспомню его настоящее имя. Вроде, какой-то бастард, который ещё десницей был? Плевать… он точно был «древовидцем» — вот главное. Его можно будет «поглотить» тоже. Всё равно бесполезен.

Маги… Квиберн? Может ли он считаться магом? «Бессмертные» Кварта… Мирри Маз Дуур… Кто там ещё был…?

Мои мысли всё больше и больше погружались в пучину боли и гнева. Пришлось сесть на стул, закрыть глаза и мысленно провалиться во внутренний мир, представляя перед собой источник своих сил. Вот он… разбитый, как я сам.

«Чаша» ни капли не изменилась, как бы я не надеялся, а подсознательно ведь желал обратного… была у меня мыслишка, что уже полстенки «отросло» по новой… Но нет, ничего.

Подобрав самый крупный осколок, отчего ощутил, как меня всего тряхнуло, будто бы я на самом деле трогаю пальцами иголки, воткнутые в своё сердце. В глазах потемнело, но я не прекратил и не бросил осколок на пол. Нет! Преодолевая слабость и тремор конечностей, поднёс кусок ближе к разрушенной «чаше» источника.

Присев на корточки около стенки, ко мне пришло внезапное осознание. Он живой! Мой источник — это такой же внутренний орган, как печень, лёгкие, селезёнка и остальное. По сути он — моё тело. Я и раньше так говорил, даже называл его «духовным телом», но лишь сейчас понял до конца. То уродливое существо, в виде которого я предстал перед Ишпакаем — это я. То, во что меня превратила травма.

Вот почему мне больно даже касаться его! Хах, да обычный порез на пальце будет болеть: покраснеет, немного опухнет и пару дней будет неприятно и дискомфортно что-то делать этой рукой. А сейчас речь идёт, считай, полностью обо всём теле. Чудо, что источник вообще не разбился вдребезги, а всего лишь получил повреждения.

Осмотрев края стенки, я понял что… нужны остальные осколки. Я должен составить их в единое целое, как мозаику, а потом осторожно сложить из них разрушенное. Пока не знаю как, но… буду пробовать.

Преодолевая боль, периодически ощущая спазмы и судороги, болезненные уколы и жжение, я собрал всё, что нашёл поблизости, в одну большую кучу мелких и крупных осколков. Несколько штук даже выловил из самой «чаши».

— Что же, поглядим, как теперь собирать из них самого себя.

Улыбнувшись, хотя наверное, со стороны это больше было похоже на гримасу, принялся изучать крупные куски, понемногу прикидывая, куда и как их устроить. Особого понимания не было, как и подсказок. Изучив чашу, убедился, что на ней нет картинок или узоров, по которым я мог бы догадаться что и куда необходимо приложить. Нет, все усилия должны были быть лишь моими собственными.

— А если я пристрою что-то не туда, оно адаптируется или будет мучить меня дискомфортом всю жизнь, заставив, по итогу, переделать себя? — несвоевременный вопрос возник в моей голове и добавил «приятных» эмоций.

Я принялся осторожно осматривать оставшиеся целыми стенки, стараясь даже не дотрагиваться до тех, столь хрупкими те казались из-за огромных трещин, которые на них присутствовали. Я даже не дышал, ведь было ощущение, что дуновения воздуха хватит, дабы окончательно снести всё к чертям.

Провозившись, наверное, с пару часов, я сумел, прямо на земле, разложить крупные осколки в ориентировочно правильном положении.

— Вроде бы так, — почесал я свой подбородок, с неким изумлением ощутив на нём щетину. Мда… надо побриться. Сколько я уже этим не занимался, а просто делал откат в предыдущий день…?

Грёбаный ублюдок Рглор!

Открыв глаза, по солнцу определил, что время приближается к двенадцати часам дня. Мне почти не стало лучше, я по-прежнему представлял из себя инвалида. Просто немногим более отдохнувшего и пришедшего в себя. Хоть трость себе заказывай! Вот смеху-то будет! Калеченный бог! «Хромой Клинок»!

Понятно, что моя слава уже во многом держится не на собственной силе, а на способностях управленца, командира и политика. На руку играет и репутация, которую я строил десятки лет. Множество подвигов превращают меня в историческую фигуру, значимую и общеизвестную. Я — Пророк, чьего взгляда боится каждый нечистый на руку житель Запада. Основатель религии, который подмял под свою веру чуть ли не четверть континента. Один из двух владельцев единственного в Вестеросе банка… Не забываем и про Колизей, про мои производственные мощности и товары… многое можно вспомнить.

Часть из этого, — весьма солидная, причём! — держится на силе возвращения во времени. Она нужна мне, так как без неё… пойдёт упадок. Этого нельзя допустить. Я должен… должен собраться с силами!

Мегги Лягушка! — внезапно всплывает в памяти имя колдуньи, нагадавшей кучу гадостей Серсее и Меларе. Если она ещё жива… я ведь уже давно перестал следить за домом Спайсов, так как разведка не обнаружила никаких намёков на колдовство. Хе-хе… нужно проверить и если старуха ещё коптит эту землю, то захватить её и на практике узнать, что именно получится сделать со своей силой «поглощения».

Позвав служанок, которые помогли мне с приведением себя в порядок и злосчастным бритьём, вышел на улицу, отчаянно хромая. Правая нога взрывалась болью в сухожилиях или суставах, понять это было решительно трудно. Стража отдала воинское приветствие, на что кивнул им, ощутив щелчок в шее. Прекрасно, просто прекрасно… ещё и здесь… С трудом передвигаясь, пошёл вперёд. Через десяток шагов за спиной появились Хоч и «Удильщик». Мои «руки», пока собственные не придут в норму.

Я направлялся в наш штаб, но по дороге ощутил, как бурлит живот. Ну да… я же не ел со вчерашнего дня. А вчера, перед нападением, чувство голода подавлял откатами. Когда я вообще по нормальному ел…?

Бред! Вся моя жизнь завязана на мистической силе. Без неё…

Аха-ха-ха! Да я же просто придаток к ней! Вот, иду сейчас и ною, что являюсь самым настоящим глупцом и слабаком, не способным ни на что, если не буду иметь за спиной свои могучие, «читерные» способности!

Камешек, попавший под сапог, заставил меня оступиться, ведь нога попросту поехала в сторону, а я был слишком слаб и немощен, чтобы умудриться сохранить равновесие.

И — вот она. Эта ужасная, восхитительная, бесконечная секунда между мгновением, когда ты споткнулся, и мгновением, когда придёт боль. Скоро ли я почувствую её? Насколько сильной она будет?

Хватая воздух безвольно раскрытым ртом, я замер, уже ощущая, как начинается процесс падения. Я ждал его, ощущал дрожь предвкушения.

Вот, сейчас…

Рука Роуланда подхватывает моё плечо, не позволив нелепо опрокинуться на землю. Хватка мужчины и резкое изменение положения тела приносят очередную порцию неприятных ощущений, но далеко не таких, какие были бы, упади я вниз.

Тихо и немного нервно рассмеявшись, я занял устойчивое положение и отправился дальше. На лице всё ещё играла слабая улыбка, когда я зашёл в шатёр.

В это время здесь сидел лишь Старк, который о чём-то общался с Эстермонтом, дядей Роберта и, видимо, хорошим знакомым северянина.

Молча махнул им рукой в приветствии, после чего сел за стол, обведя его взглядом. Позвоночник кольнуло при изменении положения тела, но право, это была такая малость, по сравнению с тем, что уже удалось пережить.

Стол «порадовал» лишь привычным и до смерти надоевшим вином. Как им сами оно ещё не осточертело…?

— Хоч, — крикнул я, — организуй слуг, пусть соберут завтрак. Что-то плотное, с мясом.

Мне нужно набраться сил. Хе-хе… никогда бы не подумал, что духовное тело имеет такое влияние на физическое. Я отвратителен.

Кашель был ответом на повышение голоса. Сука… зачем я так сделал, Ротбар же стоял недалеко, у входа в шатёр… Грёбаные привычки, теперь придётся ломать своё поведение или тело будет ломать меня. Кто сдастся первым? Прекрасный и очень интересный вопрос!

Эддард нахмурено посмотрел на меня, так что пришлось выдавить улыбку. Кажется, она оказалась не такой, как прежде, так как его брови лишь сильнее сошлись к переносице.

— Не волнуйся, Старк, я крепче чем кажусь. Но на мечах какое-то время сражаться не буду. Если захочешь спарринг, то тебе поможет Хоч. Правда его стиль боя немного не такой, к какому привыкли благородные лорды, но уверен, тебе понравится.

Зачем я его доколупываю? Глупо… Из-за боли мой характер тоже портится, становится хуже, ехиднее, желчнее.

— Надеюсь, ты поправишься. Будет неудобно переигрывать все планы, касательно наших договорённостей.

Я ведь не умираю! Надеюсь… И про твою девку я помню, северный чурбан. Хех, ты ведь даже не переживаешь за неё! А про меня не только хорошие слухи ходят. Может, отдам её кому-то…? Или сам пользовать буду, пока ты засядешь со свой «форелью»?

Боль отравляла каждую мою мысль, заставляла чувствовать беспочвенную злобу на всех и каждого. Но ничего… это временно…

Жжение в области сердца заставило сосредоточить на нём всё своё внимание, будто бы от этого был какой-то прок. Сжав челюсть, подавил желание прислонить руку к груди. Нет, я выше этого, я…

Вошёл слуга, который нёс поднос. На нём обнаружил зажаренные куски мяса, судя по всему — свинина. Там же было несколько свежих, горячих лепёшек и большая миска густого, наваристого супа с овощами и кусочками чего-то непонятного, но аппетитного на вид.

Всё выглядело очень вкусно, так что я тут же принялся завтракать, но в процессе столкнулся с проблемой.

Челюсть. При пережёвывании пищи, приходится прикладывать усилия, которые, в моём случае, приносили дополнительные порции боли. Мясо же, хоть и было достаточно нежным, но заставляло дополнительно «обрабатывать» себя зубами.

Челюсть хрустела и с каждым новым движением болела и колола всё сильнее. С трудом проглотив не дожёванный третий кусок мяса, я отложил его в сторону, едва сдерживая слёзы. Переключился на суп, который пошёл гораздо проще.

Это так увлекло меня, что на краткий миг даже забыл о состоянии собственного организма. Зря конечно, но…

— …действий, при отводе войск, — разобрал я слова человека, только заходящего в шатёр.

Аррен, — сразу узнал его. Кто же второй? Или их там несколько?

— Все уже здесь? Радует. Тогда можно начинать, — Тайвин. Понятно.

— «Все»? — удивлённо переспросил Эстермонт, — но едва наберётся половина…! И то, только из высшего командующего состава…

— Вы ждёте совет от кого-то ещё? — даже не видя лица Ланнистера, я уверен, что сейчас он изогнул свою бровь.

— Возможно, стоит отправить за ними слуг? — а это Киван, что как тень, всегда идёт за своим старшим братом.

— Отправь, — произнёс Тайвин в ответ, — но ждать смысла не вижу. Вряд ли мнение Роберта Баратеона будет противоположным тому, что мы согласуем сейчас.

— Думаю, ему найдётся что сказать по любому вашему решению, — Эддард тут же принял его слова в штыки.

— Я думаю, — хрипло и негромко проговорил я, — что можно начать и так. А потом мы повторим, если кому-то будет интересно, то, что они пропустили.

Не будет. Это я могу гарантировать.

Старк скрестил руки на груди, но промолчал.

Я вытер губы полотенцем и с некоторым трудом поднялся со стула, ощущая, как горит и ноет сустав правой ноги. Главное — не споткнуться по дороге, это будет слишком смешно… Мне бы сейчас поработать во внутреннем мире… Что я делаю вместо этого? Херню…

— Войска собраны, — выступил Джон, который как раз-таки отлично понимал, что хоть Роберт и хороший боец, в чью голову время от времени забредают стоящие мысли, а также харизматичный лидер, за которым готовы идти даже вчерашние враги, но вот как командующий или организатор он немногое из себя представляет.

— Хорошо, — прохромал я к карте, что продолжала висеть на прежнем месте, где вчера её и оставили. — Значит действуем по плану…

Обсуждать было особо нечего. Мы лишь подтвердили то, о чём договорились вчера. Под самый конец собрания подтянулся Баратеон, на шее которого были заметны засосы и царапины, а взгляд был полон счастья и довольства.

Эддард быстро пояснил другу наши действия. Они почти не отличались, лишь были немного дополнены.

Особого опасения никто не испытывал. Для победы Таргариену придётся сжечь Диким огнём половину наших войск, а потом ещё умудрится победить остатки. В общем, малореально. Разве что умудрится каким-то чудом разбить армию на части и уничтожать по одному? Хм… а я ведь даже откатиться во времени не смогу, если так случится. Всё, «лимит сохранений превышен».

— Наконец-то теперь мы можем обсуждать всё это открыто! — громогласно произнёс будущий король, — шептаться за спинами и обмениваясь бумажками где-то по углам — дерьмовая идея!

— Благодаря которой, вчера мы получили огромное преимущество, — как маленькому, объяснил ему Тайвин, — а все шпионы, которых нашёл Моустас, в данный момент обезоружены и закованы в кандалы. Им выделили несколько отдельных «тюремных» шатров и ведут тщательную охрану.

Я бы и вовсе отправил всех на допрос, но смысла особого действительно не было. Финальная битва вот-вот состоится. Она же решит и исход войны.

Роберт лишь отмахнулся.

— Ладно-ладно! Я пошёл воевать. Не спите там, когда приведу за спиной ублюдочного дракона.

Лично я продолжал сомневаться, что Рейгар прямо-таки погонится за Баратеоном. Ведь тот явно будет уверен в засаде. Но войско принц всё равно поднимет. Особенно после вчерашнего происшествия. У него просто не будет выбора. Либо сражаться, либо отступать, так как переиграть меня в диверсии он не сможет… не смог бы. Сейчас уже неизвестно. Если в ближайшее время я не получу возможность откатов…

Мысленно поморщился и сжал левую руку своей правой, ощущая, как она дрожит. Мерзкое чувство.

Выбравшись из шатра, все разошлись по своим делам. Я же отправился в конюшни, где с трудом оседлал Плотву. Здесь меня, каким-то чудом догадавшись о намерениях, уже поджидал Арон. Мде… не хотелось мне общаться с ним прямо сейчас.

— Отец, — нахмурено произнёс он, — я слышал, тебя ранили на вчерашней вылазке?

В его взгляде было сомнение и даже неверие. Ведь парень отлично знал, что любые раны я мог залечить чуть ли не в один миг.

— Подробности расскажу после финальной схватки, какой бы она не была, — мрачно усмехнулся я, — пока знай лишь, что ничего по настоящему серьёзного, — покривил я душой.

Арон улыбнулся. В его глазах всё ещё было напряжение, но оно явно стало меньше.

— Передай Демею, — говорю ему, — чтобы выстроил войска и повёл их по согласованному маршруту. Я какое-то время буду занят.

Парень кивнул, после чего я направил лошадку, неспешной походкой идти к краю лагеря. Там у меня будет достаточно обзора, но никто не станет отвлекать. Разве что…

— Роуланд, — повернул я голову, на что шея отозвалась сухим, неприятным щелчком, — возьми ещё десяток проверенных и умелых ребят, пусть подойдут сюда.

Лишняя живая сила не повредит. Чисто на всякий случай.

«Удильщик» кивнул и отправился выполнять приказ. Я же занял небольшой холм. Пока лагерь будет собираться и готовиться к походу, пройдёт не меньше часа. Я найду, куда потратить это время.

Провалившись во внутренний мир, вновь оказался на том же месте, перед разбитым «источником». Присев, начал по новой «разгадывать ребус».

— Ненавижу мозаики, — едва не сплюнул я, поняв, что получается какая-то дичь. Но… что ещё мне оставалось?

Осколки! — осознал я, — вот почему куски кажутся такими неподходящими друг для друга! Тут, кроме больших частей, должно быть множество мелких, едва заметных крупинок…

Я принялся снова обыскивать область вокруг, вытаскивая всё, что только мог. Едва ли не песок соскребал.

Добыв целую горсть, я начал прикидывать их расположение, после чего смог сопоставить часть обломков в единое целое. Это крайне воодушевило меня, а далее…

— Господин, — расслышал я, на что глухо выругался и вернулся в реальный мир.

Как быстро прошло время! Я опять ничего не успел сделать…!

Время приближалось к обеду и войска окончательно покинули территорию. Бросив взгляд на «хвост» последних в армии солдат, которые уже практически скрылись за горизонтом, махнул рукой, указывая направление в их сторону и неспешно поехал вперёд.

А вы знали, что даже опытный наездник, сидя на лошади, ощущает достаточно заметную тряску? Я вот, абсолютно не замечал этого. До сегодняшнего дня. Вчера, наверняка, было также неприятно, но тогда мне было не до этого. В тот раз у меня болело всё. Сейчас тоже, но… по разному. Когда сильнее, когда нет.

Но через пару часов пути мне стало крайне плохо. Я едва подавил серию судорог, прошедших через конечности. Меня будто бы заживо жевали, грызли кости, стёсывали плоть. Обе руки и обе ноги, прямо по очереди, ощутили на себе всю прелесть мерзкого подёргивания и отчаянного тремора. Дерьмо…

И тем не менее, сжимал зубы, ощущая ноющую челюсть и упорно двигал Плотву вперёд… Прибыв на место, нужно будет продолжить «сборку». Я непременно соберу себя воедино и восстановлюсь… чего бы это не стоило!

---

Два дня спустя, река Трезубец, взгляд со стороны

Рассвело и чистый воздух разорвало пронзительное пение труб. Это был призыв к битве.

Вопреки всем стараниям Рейгара, предыдущий день был ознаменован тем, что армия мятежников смогла занять более выгодное положение, хотя их манёвры у реки и попытки продавить друг друга на той или иной стороне, либо даже зажать у узкого брода, вызывали ощущение вот-вот начавшейся схватки. Но нет, обе стороны непременно отводили своих солдат, не доводя до кровопролития.

«Небесный Клинок» посчитал, что им необходимо дойти до северного края широкой равнины тем же вечером, чтобы укрепить на ней своё преимущество. Остальные поддержали его, решив, что там их положение будет настолько прочным, насколько это вообще возможно. С северо-востока войска будет прикрывать густой лес, в то время как на западе они, при нужде, смогут уйти в холмы. Но самое главное — Трезубец, глубокая река, через которую было лишь несколько условно безопасных переходов, в виде неглубоких бродов. Это было ключевое преимущество, но оно могло легко превратиться в недостаток. На узких проёмах численность солдат играет плохую службу, а если рискнёшь отойти вбок, то можешь провалиться в воду или быть снесённым течением.

Первый ход решено было отдать лоялистам, хотя Баратеон, который успешно «довёл» Таргариена до места боя, рвался «показать дракону» его место. Но совместные усилия, а главное — слова Джона Аррена, смогли немного успокоить этого горячего мужчину.

А причина была проста. Все опасались Дикого огня.

И вот, войска восставших регионов выстроились в линию. Склоны у брода был слишком пологими, чтобы сорвать атаку противника, но так лоялистам придётся карабкаться по грязи, вдобавок, растоптанной копытами тысяч коней.

Подул восточный ветер, отчего многим людям показалось, что они почуяли запах моря. Частично они были правы, ведь до Крабьего залива отсюда было всего три сотни километров. Но даже так, некоторые посчитали это знаком их будущей победы. Особым знаком, дающим им понять, что скоро войска таким же образом пойдут на прибрежную Королевскую Гавань — столицу, которую они возьмут, а после бросят к ногам своих господ.

Верховные Лорды собирали вассалов со свитами. Командиры выкрикивали приказы, стараясь перекричать царящий повсюду гам. В воздухе звенели радостные выкрики, смех и раскатистый топот копыт — это отряды рыцарей помоложе, уже подвыпивших, устремились на юг, желая оказаться в числе тех, кто первыми увидит перемещения своего врага. Кружа по коврам смятой, истоптанной травы, десятки тысяч людей готовились к битве. Жёны, как обычные, так и «походные», обнимали своих мужчин. Многочисленные жрецы всех богов вели службы и для воинов, и для обслуги, сопровождающей войско. Тысячи людей становились на колени и бормотали молитвы. Кто-то даже, словив религиозный экстаз, целовал свой меч или касался губами по-утреннему прохладной земли. Септоны нараспев произносили слова древних ритуалов и умащивали статуи Семерых богов дорогими маслами. Служители Старых богов принесли в жертву трёх ястребов, а апостолы «Небесного Клинка» проходили вдоль строя солдат, чертя кровью у них на лбу горизонтальную линию. Прорицатели и разные шарлатаны предсказывали победу, и кидали в огонь обглоданные кости, обещая жизнь или смерть подошедшим к ним бойцам. Мейстеры, хирурги и Молчаливые сёстры положили калиться ножи и собирали инструменты, бинты, снадобья и разные целебные травы.

Солнце решительно поднялось над горизонтом, залив всю эту суматоху золотистым светом. Ветерок вяло теребил многочисленные знамёна. Тяжеловооруженные всадники сбивались в кучи и старались найти себе место в строю. То и дело по лагерю проезжали конные отряды, чьи доспехи сверкали, а на щитах красовались грозные гербы и изображения зверей, птиц или неведомых зданий.

Внезапно, со стороны тех, кто уже выстроился вдоль ложбины, донеслись крики. Казалось, будто весь горизонт пришел в движение, мерцая так, словно его посыпали металлическими опилками. Лоялисты. Принц Рейгар Таргариен и его командиры двинули войска.

Рассыпая ругательства и выкрикивая команды, грандлорды кое-как расставили людей вдоль северного края ложбины. Речной брод и особенно берега уже превратились в чёрные илистые лужи, усеянные глубокими отпечатками копыт. На южном краю поляны стояли пехотинцы, а перед ними толпились кучками рыцари Долины Аррен. Все ощетинились оружием, лучники наложили стрелы на тетиву. Войска были наготове, ожидая команду.

Между тем распевалось множество гимнов, особенно среди ветеранов и стариков, но вскоре их заглушил мерный ритм победной песни. Вскоре её начал петь многотысячный хор. Всадники отмечали рефрены звучными возгласами. И даже знатные лорды, уже выстроившие своих людей длинными рядами, подхватили её.

Эта песня была древней, как сам Вестерос и говорят, пришла откуда-то с Севера, задолго до пришествия на эту землю Эйгона Завоевателя. Она была чужда для него и его драконов. Ходили слухи, что под неё сгорали солдаты на Пламенном Поле. Но будут ли они сгорать сегодня? Большой вопрос.

И когда войска запели её вслух, то ощутили, как на них хлынула слава их прошлого — хлынула и связала воедино. Тысяча голосов и одна песня. Тысяча лет и одна песня! Никогда ещё они не чувствовали себя так уверенно. Многих людей слова этой песни поразили, словно откровение. По загорелым щекам текли слёзы. Войско охватило воодушевление: воины принялись бессвязно орать и потрясать оружием. Они стали единым целым.

Бойцы предчувствовали, что кровавая гражданская война вот-вот закончится. Они победят своего врага. Освободят королевство от гнёта Безумного короля, а после… заживут так, как захотят сами. Нормально, а может даже хорошо. Надежда позволяла их взглядам и сердцам рваться вверх и сражаться не просто за себя, но и за своё будущее.

Лоялисты же, используя рассвет и солнце, — бьющее им в спину, а их врагам в лицо, — в качестве прикрытия, мчались мятежникам навстречу. Среди них были люди Простора, жаркого Дорна, Королевских Земель и многочисленные «предатели» — лорды, которые остались верны не своему сюзерену, но королю. Вёл их сам «Принц-Дракон», бесконечно убеждённый в победе, даже несмотря на ранее допущенные неудачи. Этот мужчина вдохновлял свою армию, даровал уверенность в своих силах и плане, который непременно был у этого блистательно полководца.

Солнце освещала их сверкающие шлемы, высоко вздёрнутые щиты и острые копья. А из-за строя нёсся размеренный рокот дорнийских барабанов.

Моустас, Ланнистер, Аррен и прочие высшие командующие собрались для последнего краткого совещания, перед тем как разъехаться по местам. Несмотря на все их усилия, строй получился неровным, болезненно мелким в одних местах и бессмысленно глубоким в других. Между знаменосцами разных лордов вспыхивали споры. Некоего лорда Горбага, вассала Талли, пришлось прижать к земле, потому что он пытался заколоть ножом человека, равного ему по статусу. Но даже так, войска не сомневались в своём успехе. Их вёл «Небесный Клинок», их численность была почти в два раза выше. А песня, которую затянули старики и подхватили молодые парни, звучала так громко, что некоторые сжимали грудь руками, опасаясь, как бы не выскочило сердце.

Враг подъехал ближе, расходясь веером по серо-зелёной равнине — бесчисленные тысячи всадников. Казалось, их куда больше, чем предполагали военачальники и разведка. Грохот барабанов разносился над равниной, пульсируя, словно океанский прибой.

Кто-то выкрикнул приказ, отчего ряды стрелков, — по большей части из Запада и Речных земель, — вскинули луки и выпустили залп. На миг небо словно покрылось соломенной крышей, и навстречу приближающейся лаве лоялистов метнулась разреженная тень — но без особого эффекта. Щиты и доспехи первой волны войск противника надёжно защищали их тела. Кавалерия Таргариена была уже близко, и теперь мятежники видели полированную поверхность их доспехов, железные наконечники копий, их реющие на ветру плащи и знамёна.

С криком «Так угодно моему Богу!» наиболее тренированные и профессиональные войска лорда Моустаса резко выступили вперёд, прикрывая своих менее опытных соратников, выставляя вперёд копья и принимая на себя тяжёлый рыцарский удар конницы.

Они едва успели закрепиться, упираясь длинным древком в землю. Удар был страшен, но строй не был прорван, что было ключевым на заданном направлении. Сразу после столкновения, с флангов на нападающих набросились войска остальных регионов. Отряд за отрядом срывался с места, словно лавина, до тех пор, пока почти вся мощь восставших не обрушилась на врага.

Их могучие боевые кони перешли с рыси на медленный галоп. Прятавшиеся в траве птицы разлетелись из-под копыт, лихорадочно хлопая крыльями. Осталось лишь дыхание и железо: впереди, сзади, по сторонам. Люди схлестнулись в кровавой сече, наполняя брод кровью и окрашивая реку в красный цвет. А затем, словно туча саранчи, в ряды сражавшихся войск, не отличая врагов и друзей, ворвались стрелы. Поднялся чудовищный шум, где смешалось пронзительное ржание и потрясённые возгласы. Боевые кони валились на землю и молотили ногами, роняя всадников, ломая им спины, дробя ноги.

Затем безумие схлынуло. Остался лишь чистый грохот конной атаки. Мятежники отбили удар лоялистов и начали решительную контратаку, перехватывая инициативу и устремляясь вперёд. Удивительный дух товарищества, устремлённых к единой, роковой цели, людей. Пригорки, кустарник да тела погибших друзей остались позади. Ветер проникал между кольцами кольчуг, трепал длинные волосы северян и холодил начисто выбритых последователей «Небесного Клинка». Яркие знамёна реяли на фоне неба.

Многочисленные войска мятежников, которые обладали большим опытом и выучкой, продавили лоялистов и оказались на другом берегу реки, тут же попав в окружение дорнийцев, что обрушились на них, пользуясь заранее подготовленной территорией.

Снова прилетел шквал пущенных почти горизонтально стрел, пробивающих щиты и доспехи. Некоторых рыцарей просто вышибло из седла. Многие при падении прикусывали языки. Упавшие корчились на земле и кричали. Раненые кони, все в мыле, метались, не разбирая дороги.

Остальные продолжали нестись вперёд, по грязи, воде, траве, по пятачкам цветущих цветов, покачивавшихся на ветру. Вслед за конницей мчались пешие. Они держали копья наперевес, оглушительно выкрикивая боевые кличи. Люди бежали прямо по трупам, перепрыгивая через мёртвых лошадей, поскальзываясь на крови или запинаясь об обломки копий.

Страх растворился в одуряющей скорости и смешался с радостным возбуждением. Они были пьяны этой атакой, ощущением скорой победы. Мир сжался до сверкающего наконечника копья. Цель все ближе, ближе…

Строй окончательно сломался. Первыми из пеших на тот берег успели северяне, сразу же смешавшись с противником. Все звуки потонула в топоте копыт, криках и стонах раненых, да рокоте барабанов. После первого удара, копья, что у всадников, что у пехотинцев, отбрасывались в сторону. Для них уже не хватало места. Люди доставали мечи, булавы, топоры, начиная кромсать друг друга. Земля под ногами перестала нестись вперёд и вдруг сделалась твёрдой и неподвижной, а воздух наполнился звоном стали. Повсюду, куда ни глянь, были сцепившиеся между собою враги. Кони поднимались на дыбы. Из рассеченных тел била кровь.

И дорнийцы падали, погубленные своей свирепостью, сокрушённые руками северян, умирали перед светлыми лицами и безжалостными голубыми глазами. Они сдали назад и отступили, убегая и подставляя спины.

Войска Долины, Штормовых земель и Севера, с победными воплями ринулись следом. Возглавил их лично Роберт Баратеон, неистовый в своей ярости. Но рыцари Запада и Речных земель придержали коней. Казалось, они впали в замешательство. Может на них подействовали крики их командиров, заставляющих войска остановиться?

Армия мятежников разделилась. Пока основная масса перебиралась на противоположный берег Трезубца, наиболее быстрая их часть — кавалерия, мчалась на врага, надеясь добить его, окончательно сломать хребет солдатам Безумного короля. Вот только это было не трусливое отступление лоялистов, а заранее просчитанный манёвр Таргариена.

Обогнавшие их дорнийцы, заманившие часть армии мятежников подальше друг от друга, принялись забрасывать преследователей стрелами прямо на скаку, а после, они внезапно растворились в наступающей волне более тяжёлых кавалеристов. Два строя с грохотом налетели друг на друга. На несколько мгновений воцарился ад. Сине-зелёное знамя лорда Каспера Уайлда исчезло в этой кутерьме, а сам Штормовой лорд рухнул на землю бездыханным. Удар копья в горло снёс Рональда Эстермонта, кузена Элдона, с коня. Завертелся водоворот смерти. Даже Эон Хантер, лорд-знаменосец Джона Аррена, был повержен, и яростные вопли его сыновей перекрыли шум боя.

Конница Рейгара ударила не только в лицо, но и во фланг, пытаясь сокрушить объединённые силы мятежников, так далеко ушедших вперёд.

Но война — тяжёлая работа, а потому рыцарство отказывалось сдаваться. Кавалерия Долины не даром считалось одной из лучших во всём Вестеросе. Они первыми успели среагировать и дали время своим соратникам прийти в себя.

Прошла пара минут и вот, они уже совместно били врагов, раскалывали черепа сквозь шлемы, разбивали деревянные щиты и ломали руки, державшие эти щиты. «Большой» Джон Амбер одним ударом снёс голову коню какого-то просторца и принялся вышибать элитных всадников Рейгара из сёдел, словно малых детей. Лин Корбрей, когда пал его отец, которого брат смог вытащить, в пылу боя, оттащив в тыл, поднял его валирийский меч — «Покинутую Леди», вступив в бой с самим сиром Ливеном Мартеллом, Королевским Гвардейцем, и убивая его, чем серьёзно подорвал боевой дух нападавших. Лотар Бракен, сын Джоноса Бракена, который когда-то был отправлен Эйрисом на подавление мятежа Ступеней, собрал вокруг себя группу рыцарей и рассеял обстреливающих их лучников, заставляя тех отступить. Лорд Фелл, «Серебряный Топор», вступивший в войско Роберта, когда он разбил их армию у Летнего замка, оставшись без коня, пробился обратно к своему знамени, вокруг которого кипела битва, по дороге кроша людей и лошадей.

Никогда ещё эта земля не сталкивалась с такими людьми, с такой яростной решимостью. Несмотря на преимущество в атаке, неготовые к такому отпору люди Рейгара дрогнули. Их глаза наполнялись страхом, по мере того, как попытки разбить отделённые от основной массы войска мятежников неизменно проваливались.

Мгновение передышки. Обе стороны отошли назад.

Ещё живые оттащили раненых лордов и рыцарей в более-менее безопасные места. «Большой» Джон Амбер, будучи раненым в руку, устроил выволочку своим людям, пытавшимся увести его прочь. «Бронзовый» Джон Ройс, со слезами взял старинное знамя их рода из мёртвых рук отца и воздел его над головой. Роберт Баратеон орал, чтобы ему привели другого коня.

Там, где они скакали всего несколько мгновений назад, валялись раненые и искалеченные. Но куда больше было тех, кто ликовал, кого охватило безумие битвы, кто впустил в своё сердце «Воина» из Семерых богов, либо благословение «Небесного Клинка».

Их враги были повсюду — впереди, сзади, с флангов. Передышка кончилась и Рейгар, сияющий в своих доспехах, вновь повёл собственных людей, стремясь уничтожить отколовшийся кусок войска мятежников.

Окружённые со всех сторон, бойцы умирали: их били копьями в спину; стаскивали крючьями с сёдел и затаптывали лошадьми; пробивали кольчуги топорами; закидывали стрелами великолепных боевых коней. Умирающие звали родных, жён, друзей и богов. Из общего шума то и дело выделялись знакомые голоса: «Отец!», «Брат!», «Друг!». Пронзительный вскрик родных или близких. Чёрно-серое знамя Толлетов, лордов «Серой Лощины», упало, появилось снова, а потом сгинуло навеки, вместе с Утором Толлетом и пятью сотнями рыцарей Долины. «Чёрный олень» — знамя Баратеонов, тоже было повержено и втоптано в грязь. Но сам Роберт продолжал сражаться, круша черепа своим молотом. К нему боялись подходить, а потому он сам влетал в самую гущу схватки, оставляя позади целые просеки. Люди «Большого» Джона Амбера вновь попытались спасти своего раненого лорда, но были перебиты дорнийскими кавалеристами. Лишь неистовая атака его сына — «Маленького» Джона, с тремя десятками всадников, спасла отца, но при этом сам «Маленький» Джон получил серьёзную рану в бедро.

Сквозь шум рыцари и лорды трёх мятежных регионов слышали пронзительное пение труб основного войска, командующих отход, но отходить было некуда. Вокруг тучами клубились лоялисты, осыпая мятежников стрелами, наскакивая на них с флангов, давя попытки контратак. Куда ни глянь, повсюду вились знамена «предателей»: золотой кентавр на белом поле, серебряная виверна на тёмном фоне, чёрная решётка… И нескончаемый, сверхъестественный рокот барабанов, отбивающих ритм их смерти.

А затем вдруг произошло невероятное: отряды Таргариена, перекрывавших путь к отступлению, разметало по сторонам, и на их месте возник строй рыцарей Запада, облачённых в прочные и сверкающие доспехи. Это дало было Баратеону надежду на стремительную контратаку, но то был лишь авангард, которых не набралось бы и тысячи.

— Бегите! — выкрикнул огромный рыцарь, махнув здоровенным двуручным мечом, — мы прикроем!

Охваченные паникой рыцари пустились скакать, бежать или ковылять вместе со своими соотечественниками. Окровавленные отряды спускались в ложбину. Рыцари Запада, отправленные на подмогу Моустасом, увидевшим картину возможного разгрома «цвета» их армии, смогли выиграть пару минут, а потом развернулись и поскакали прочь. За ними гналось всё войско Рейгара — лавина копий, щитов, искажённых в ненависти лиц и взмыленных лошадей.

Отступающим казалось, что врагов было целое море, раскинувшееся от одного края горизонта до другого. Сотни раненых, тащившихся по равнине вблизи Трезубца, были зарублены на расстоянии броска копья от строя. Отступающие ничего не могли поделать и лишь в ужасе смотрели на это. Их песня была мертва. Они слышали лишь барабаны, которые грохотали, грохотали, грохотали…

Вокруг были только враги и смерть.

Но если приглядеться, то можно было бы заметить, как в нескольких километрах от них, на помощь спешат остальные войска: Речные земли, Запад и все пешие солдаты трёх регионов, чья конница погналась за «наживкой».

Арвинд, который отправил часть кавалерии на помощь союзникам, не решался играть более грубо. Сейчас он вынужден быть осторожным, а потому было решено пожертвовать частью войск, но зажать врага в тиски, окружить и раздавить. Осталось лишь дойти до союзников, пока их окончательно не уничтожили, ведь тогда уже нельзя было дать гарантию успеха мероприятия…

«Разбить по частям, — горела мысль в сознании болезненно морщившегося мужчины, — всё, как я и предполагал».

Пешие и конные бойцы основного войска мятежников шли осторожно, но неуклонно.

Тем временем, оставшиеся в живых рыцари, получили ещё миг передышки.

— Мы их одолели! Одолели! — выкрикнул Баратеон, сплёвывая кровь.

Эддард схватил друга за плечи.

— Никого ты не одолел, идиот! Никого! Ты знаешь правило! Рассеял их — вернись в строй!

Миновав жидкую грязь, в которую превратилась их временная стоянка, и пробившись сквозь толпы отдыхающих воинов, Старк отправился искать своего друга, а вместо него нашел буйного умалишённого.

— Но мы же их одолели! — воскликнул Роберт. Раздался громкий крик, и северянин рефлекторно вскинул щит.

Баратеон продолжал бредить и буйствовать.

— Мы разбили их, как детей, прежде…

Послышался звук, напоминающий стук града по медной крыше. Новые крики.

— …как детей! Мы им всыпали!

Из груди здоровяка торчало древко дорнийской стрелы. На мгновение Эддард подумал, что его друг тяжело ранен, но Роберт просто взялся за стрелу и выдернул ее. Она пробила стык брони, но увязла в поддоспешнике.

— Мы их одолели, слабаков, мать вашу! — продолжал орать Баратеон.

Нэд снова схватил его и хорошенько встряхнул.

— Послушай! — крикнул он. — Таргариен хочет, чтобы ты так думал! Драконий ублюдок слишком хитёр, слишком гибок и неумолим, чтобы его было так просто одолеть. Надо стоять в обороне, держаться, пока подойдёт подкрепление! Пустить им кровь, а не рассеять их!

Баратеон тупо взглянул на своего друга.

— Это я рванул за ними. Я кричал, что нужно догонять и добивать. Я погубил всех нас…

— Да возьмись же за ум! — взревел Старк. — Мы — не такие, как западники или южане. Мы — люди чести! Твёрдые, но ломкие. Это нас одолели! Из Верховных Лордов тут только мы двое. Почти все командиры ранены, а кто и убит. Ты должен снова возглавить войско! Только ты можешь это сделать! Дать людям отваги, чтобы продержаться до прибытия подкреплений!

— Да… продержаться…

Внезапно глаза Баратеона засияли, будто внутри его развели костёр, прибавивший ему бодрости.

— Ты прав! — воскликнул он, — а я веду себя словно распоследний трус и размазня! Нам ярость! Мы сокрушим их!

— Да нет же! — Эддард схватился за голову, попытавшись отрезать Роберту путь вперёд, но тот уже пробежал мимо и снова заорал, требуя себе нового коня.

Волны копейщиков Королевских земель, десятками тысяч налетели на выстроившихся северян, которые, лишившись коней, встали впереди, прикрывая товарищей. Они налетели — и остановились, не в силах прорваться дальше. Стоявшие позади северян бойцы из Долины и Штормовых земель, орудуя длинными копьями, алебардами или пиками, вспарывали животы их лошадям. Скагосские дикари со своего каменного острова забивали дубинками тех, кто валился в грязь. Меткие стрелки, охранявшие «Кровавые Врата» Долины, натягивали свои смертоносные длинные луки и прошивали стрелами щиты и доспехи. Грегор Клиган и Роберт Баратеон вносили больше всего паники в ряды противника. Их неистовая ярость, сила и боевые умения не позволяли соратникам падать духом, зато пугали врагов чуть ли не до мокрых штанов. Все использовали максимум собственных возможностей, не жалея ни себя, ни противника. Когда лоялисты сдали назад и начали отступать, жители болотного Перешейка, во главе с Хоулендом Ридом, выскочили из строя и принялись швырять вдогонку врагам свои топорики, жужжащие на лету, словно стрекозы.

Стычка, которая в представлении солдат занимала долгие часы, завершилась за десяток минут. Таргариен решил не тратить свои резервы, чтобы додавить остатки сопротивления. Принц хотел сохранить больше сил, а потому изменил тактику.

Вдоль ложбины, параллельно остаткам строя мятежников, принялись носиться лёгкие отряды всадников в кожаных доспехах, осыпая противника стрелами и ядовитыми насмешками, одновременно швыряя в солдат головами их лордов, убитых в первой схватке. Слаженная группа укрылась за щитами, пережидая обстрел, а потом принялась кидаться во врагов теми же самыми головами, чем повергла их в растерянность. Провокация не удалась.

Но время было на стороне защищающихся. И вот, основные силы мятежников подошли на расстояние полёта стрелы. Уже были видны их перекошенные от ярости лица и крепко сжатое оружие в руках. Тогда Таргариен применил свой последний козырь.

Подул рог, отчего войска Рейгара резко сдали назад. Заинтересовавшись причиной, Эддард, как и остальные отколовшиеся всадники, находящиеся ближе всего, вытянулся, изо всех сил стараясь рассмотреть за лесом знамён и гербов, что же происходит на дальнем холме. А когда увидели, то ему, как и остальным, осталось лишь молиться.

Три катапульты, в которые вкладывали сосуды Дикого огня. Первый же снаряд полетел… в сторону основных войск Моустаса, но разбился, не долетая до строя. Слишком хрупкие сосуды, слишком лёгкие снаряды и сильный ветер мешало точности наводчиков. Оттого Рейгар и не использовал их раньше. К Трезубцу незаметно катапульты было не подвести, а кидать снаряды в закрепившихся рыцарей Баратеона — рискованно. Несмотря на отступившие войска лоялистов, велик шанс попасть по своим из-за банальной случайности.

Но вот бросить сосуды в сторону большой армии врага, рядом с которой в пределах километра-двух нет никого из своих людей — отличное дело!

Зелёное пламя охватило травяной ковёр, превращая его в выжженное огненное пятно, которое не спешило гаснуть, продолжая гореть. Многочисленная пехота, а также кавалерия Запада и Речных земель, резко сдала назад, но тут выстрелили ещё две катапульты, одна из которых попала снарядом точно в цель, поджигая войска мятежников и вызывая дикие крики боли, гнева и страха.

Поняв, что дело плохо, Моустас направил ударный кулак оставшихся у него конных рыцарей прямо на врага. Они получили самоубийственную задачу — на полной скорости, пока ещё есть такая возможность, обойти пылающие впереди стены пламени, добраться сквозь полчища врагов до катапульт и уничтожить их.

Все понимали, что при разрушении хоть одного снаряда, скорее всего взорвутся остальные, вызвав целый вал пламени. Но воины были готовы отдать свои жизни. Четыре тысячи тяжёлых кавалеристов, вразнобой, выкрикивая боевые кличи и изо всех сил подбадривая себя, отправились на прорыв, на встречу смерти.

Но даже сейчас прорвалась лишь часть всадников, так как прямо им в «хвост» прилетел очередной сосуд, поджигая сразу десятки рыцарей и почти полностью отрезая пешие части армии восставших регионов. Грандлорды спешно отводили людей, чтобы не дать им всем бессмысленно сгореть. Были отправлены разведчики, чтобы найти новый путь через обходную, болотистую и лесистую местность, спасти ушедшую вперёд кавалерию и зажать войска Рейгара.

Тем временем, лоялисты разделили силы. Часть осталась защищать катапульты, которые временно прекратили обстрел, чтобы сделать поправку на передвижение основного войска мятежников. Наводчики пристально наблюдали за своими противниками, отдавая мастерам короткие, рубленные команды по поправкам.

Оставшиеся люди Таргариена начали подготовку для сокрушения выживших рыцарей Баратеона, которые никак не желали признавать свою смерть.

Королевская армия откровенно опасалась их. Слишком уж крепкий орешек собрался на этом пятачке земли! Отважные и праведные бойцы Долины, угрюмые ветераны из Штормовых земель, но наибольший страх им внушали бородатые северяне, чьи огромные щиты казались каменными стенами, а двуручные секиры и клинки были способны до пояса разрубить человека в доспехах. Оставшийся без лошади великан «Скачущая Гора» Григор Клиган, стоял перед строем западных рыцарей, выкрикивал ругательства и потрясал своим двуручным мечом. Когда один из отрядов горячих дорнийских всадников, не выдержав издевательств, налетели на него, Клиган со своими людьми за секунды изрубил их на кусочки.

И всё же, просторцы и солдаты Королевских земель то и дело срывались с места и очертя голову кидались на закованных в броню рыцарей: то на северян, то на бойцов Долины или Штормовых земель, пытаясь отыскать слабое звено. Им довольно было один-единственный раз прорвать строй мятежников, чтобы одержать победу, и, понимая это, восставшие действовали с безрассудством фанатиков. Люди со сломанными мечами, с кровоточащими ранами, даже те, у которых кишки свисали до самых колен, рвались вперёд и набрасывались на врагов. Оттого лоялисты каждый раз безнадёжно увязали в грязи и рукопашной схватке, перерастающей в бойню, и, в конце концов, крики их командиров вынуждали солдат отойти обратно на равнину. Мятежники же, в свою очередь, падали на колени, едва не плача от облегчения и очередной, короткой передышки.

Тем временем, отправившиеся вперёд конные рыцари Моустаса и остальных грандлордов, выбрали тактику прямого удара. Им было плевать на потери, все они уже успели попрощаться с жизнью, ради спасения своих братьев, друзей и соратников, а потому всадники набрали максимальный разгон. Кони мчались галопом, едва справляясь с такой скоростью. Многие падали, когда копыта лошадей влетали в мелкие ямы или неровности ландшафта, кого-то сбивали стрелы врагов, но никто не останавливался.

Против них выстроилась глубокая линия копейщиков, позади которых Таргариен спешно расставлял тяжёлых, бронированных пехотинцев. Отдавая приказы он кричал так, что уже успел охрипнуть.

И они столкнулись. Хоть врагов было на порядок больше, но сила удара была такова, что строй моментально прогнулся, позволяя самоубийственной атаке увенчаться успехом. Хоть и небольшое, на общем фоне, количество всадников, сумело прорваться вперёд, устремляясь в сторону холма и катапульт.

Оставшиеся на поле боя рыцари мятежников, которые выжили, но застряли в толпе копейщиков и пехотинцев Рейгара, потеряв свою скорость, стали прикрывать товарищей, бросаясь на врагов и производя среди них катастрофические бреши. Перед собственной смертью, каждый кавалерист успел убить не меньше дюжины солдат.

Через миг холмы сотряс ядовито-зелёный взрыв. Огненный столб взвился в воздух, пожирая всё вокруг.

Успех. Дикий огонь — козырь Таргариена, был побит, хоть и дорогой ценой.

Воины, что лоялистов, что мятежников, немедленно сдали назад, отступая подальше. Лошади в ужасе сбрасывали седоков и мчались прочь, не разбирая дороги. На людей посыпались горящие зелёным пламенем обломки катапульт, камни и куски тел других солдат и их коней.

В тот же миг, на северо-востоке, там, где строй упирался в исток глубокого ручья, впадающего в Трезубец, сир Барристан Селми повёл элитную тяжёлую кавалерию принца Рейгара, решив воспользоваться начавшейся из-за взрыва паникой на стоянке мятежников. На некоторое время воцарился хаос, и видно было, как войска северян вынужденно прогибаются, не в силах справиться со внезапным противником. Мечи и топоры вспыхивали на солнце. Но тут, неожиданно, конные войска мятежников начали появляться с другой стороны, что ввело лоялистов в смятение. Это выжившие остатки отправленных Моустасом на прорыв рыцарей, смогли подойти в качестве подкрепления.

Когда случился взрыв, ещё не все из них были добиты, так что, воспользовавшись суматохой и паникой, они направили лошадей в сторону единственного места, где был шанс укрепиться и выжить — к наскоро организованному лагерю своих союзников.

От внезапного удара со спины, группа Барристана была отброшена и понесла ужасающие потери. Сам Королевский Гвардеец был сильно изранен, но знаменитого турнирного чемпиона, известного добродушным нравом и порядочностью, не решились добить, а взяли в плен, наскоро связав руки, пока он находился без сознания.

Воодушевлённый успехом, Роберт Баратеон собрал тех рыцарей, которые ещё сохранили коней и мятежники начали, всё более и более уверенно, отвечать на нападения лоялистов контратаками.

Они врезались друг в друга, образуя бесформенную кучу, все били всех, едва отличая союзников от врагов, а потом изо всех сил мчались обратно, потому что их пытались обойти с флангов. Запыхавшись, бойцы в беспорядке вваливались в общий строй: копья поломаны, мечи иззубрены, ряды поредели. Под Баратеоном убили трёх лошадей. «Большого» Джона Амбера, привезли обратно его люди, лорд был сильно изранен, отчего вскоре умер, не приходя в сознание.

Солнце взобралось на самый верх и оттуда опаляло залитые кровью и Диким огнём окрестности Трезубца.

Рыцари Долины не могли сдержаться и яростно костерили дорнийцев, доставлявших им больше всего проблем, поражаясь их гибкой тактике. Они с завистью глядели на великолепных лошадей, которыми их всадники управляли, казалось, одной лишь силой мысли. Они больше не насмехались над их конными стрелками за то, что те искусны в обращении с луком. Многие щиты мятежников словно обросли перьями. Из кольчуг и доспехов торчали сломанные древки. В лагере набралось уже несколько тысяч раненых и мёртвых, пострадавших именно от стрел.

Остальные смотрели на ситуацию проще, ведь не были так зациклены на факте бытия лучшими конными войсками Вестероса, но никто не высказывался против. Экономили силы.

Устроенная взрывом паника понемногу сошла на нет. Да, Рейгар потерял свой козырь, но он успел его использовать, когда заживо сжёг несколько тысяч солдат основного войска своего противника и когда заставил его потратить свои самые сильные части армии — тяжёлую конницу, на прорыв, тем самым разменяв её на обычную пехоту.

Таргариен, которому пришлось сбросить свой величественный плащ, что был подожжён падающими с неба обломками, горящими зелёным огнём, прикидывал свои дальнейшие действия и находил их удачными. Когда он раздавит группу Баратеона, что как бельмо на глазу, мешает ему и никак не желает сдохнуть, то мало того, что подорвёт боевой дух всей армии врага, — особенно когда кинет им под ноги голову их формального лидера, — так ещё и лишит тех своей самой мощной ударной группы.

Когда лоялисты отступили и перестроились, мятежники разразились нестройными, но радостными возгласами. Многие пехотинцы, задыхавшиеся от жары, кинулись в заваленную трупами ложбину и погрузили головы в грязную, смешанную с кровью воду. Некоторые попадали на колени и затряслись от беззвучных рыданий. Оставшиеся на ногах бойцы сновали среди соратников, помогая перевязывать раны, предлагали воду или пиво простым солдатам и вино знати. То тут, то там группки измученных воинов затягивали гимн. Офицеры выкрикивали приказы: сотни людей были отправлены вбивать сломанные копья, пики и просто острые обломки в склон перед строем войска.

Пролетел слух, будто лоялисты отправили несколько крупных отрядов на север, в холмы, чтобы обойти основное войско с фланга, но там наткнулись на заранее поставленную засаду от «Небесного Клинка», который предвидел такой поворот событий. Враг был полностью разгромлен, благодаря доблести и искусству лично возглавивших своих людей Арвинда Моустаса и рыцарей Запада. Солдаты снова разразилось радостными возгласами, и на некоторое время они даже заглушили непрекращающийся рокот барабанов противника.

Но ликование длилось недолго. Таргариен собрал войска под свои знамёна с красным трёхглавым драконом на чёрном фоне и выстроил их длинными рядами. Барабаны смолкли. На мгновение мятежники услышали треск Дикого огня, пожирающего природу вокруг, шорох ветра в траве и даже жужжание пчёл, бесцельно летавших над мёртвыми телами. У них на глазах небольшой отряд всадников проехал вдоль рядов застывших лоялистов, и среди этого отряда отчётливо была заметна фигура в тёмных, расписанных драконами доспехах, чья грудь была покрыта рубинами, в форме герба королевского дома. Это был Рейгар, что лично объезжал своих людей. До мятежников донеслись отголоски речи, обращённой к солдатам. В ответ раздались дружные вопли и боевые кличи.

Роберт Баратеон заорал дурным голосом, обещая пятьдесят золотых драконов лучнику, который сумеет убить принца, и десять — тому, кто сумеет его ранить. Оценив ветер, кое-кто из оставшихся бойцов натянул луки и сделал несколько выстрелов наугад. Большинство стрел не долетело до противника, но некоторые всё же преодолели расстояние, разделявшее два войска.

Всадники лоялистов делали вид, будто ничего не замечают, пока один из них вдруг не схватился за горло и не рухнул на землю.

Мятежники разразились смехом и улюлюканьем. Они принялись колотить по щитам, свистя и вопя. Свита принца рассыпалась в разные стороны. На месте остался лишь он один. Таргариен снял шлем, показав свои длинные серебряные волосы, что рассыпались по его плечам. Он не испугался, поскольку остался недвижим под градом насмешек. Его действия вызвали перешёптывания и даже молчаливое уважение — как к достойному противнику, не более.

Стрелы, выпущенные умелыми лучниками, усеяли землю вокруг него, но принц не шелохнулся. Всё больше и больше стрел вонзались в землю — лучники оценили расстояние и силу ветра. Глядя на мятежников, Рейгар достал из-за тёмно-красного пояса кинжал и невозмутимо принялся чистить ногти.

Теперь уже лоялисты разразились хохотом и принялись колотить по круглым щитам сверкающими на солнце клинками. Казалось, будто сама земля содрогнулась — такой поднялся шум. Две армии, два порядка: старый и новый, готовые ненавидеть и убивать, стояли друг против друга на равнине, неподалёку от Трезубца.

Затем Таргариен поднял руку и барабаны зарокотали снова. Строй лоялистов двинулся вперёд. Войска мятежников замолчали, опустили пики и сомкнули щиты. Всё начиналось заново.

Королевские рыцари постепенно набирали скорость, поднимая клубы пыли. Словно повинуясь ритму барабанного боя, их передние ряды слаженно, единым движением опустили копья и пустили коней в галоп. С пронзительным криком кавалерия ринулась на мятежников, а конные лучники разлетелись по сторонам, осыпая людей стрелами. Враг шёл волна за волной, и их было куда больше, чем утром. Они жертвовали целыми отрядами за пядь земли. Когда из ложбины выбрались пехотинцы Простора, то стали хорошо теснить вынужденных спешиться рыцарей из Штормовых земель и потрёпанных вольных всадников Долины. Во все стороны полетели сломанные копья, повсюду мелькали изувеченные лица и порванная сбруя. Топоры на длинных рукоятках раскалывали шлемы, ломали ключицы прямо через кольчуги. Обезумевшие кони врезались в ряды щитов. И в тот самый момент, когда казалось, что напор лоялистов стал ослабевать, из пыли вынырнули новые воины. Это были остатки дорнийского корпуса. Они скакали прямо по трупам, шли в атаку на выстроившихся ступенями рыцарей. Было уже не до тактики и не до молитв, осталась лишь ожесточенная схватка, в которой каждый стремился убить врага и уцелеть.

В нескольких местах строй мятежников дрогнул, возникли бреши… И тут, словно из слепящего солнца, появился сам Рейгар, который возглавил прорыв. Закрывать его поспешил Баратеон.

Роберт, закованным в сталь кулаком, ударил нескольких своих убегавших солдат, но это не дало никакого результата. Обезумев от ужаса, они спасались от дорнийских всадников в некогда отполированных, но уже изрядно замаранных грязью и кровью, доспехах.

— Нам ярость! — взревел Баратеон, кидаясь навстречу их копьям. — Семеро, помогите мне!

Его вороной конь врезался в скакуна первого дорнийца, оказавшегося на пути у грандлорда. Изящный южный конь, уступавший размерами штормовому, пошатнулся, и Роберт обрушил молот точно в голову ошеломлённого всадника. После чего здоровяк развернулся и отбил мощный удар лоялиста с развевающимся тёмно-красным плащом. Вороной пронзительно заржал и отпрыгнул влево, так что Верховный Лорд оказался бок о бок с противником. Но Роберт был выше ростом, а потому смог вывернуть руку и врезать дорнийцу рукоятью молота, отчего тот свалился с лошади. Лицо мужчины было разбито в кровь. Тут чей-то клинок скользнул по шлему Баратеона. Владыка Штормового Предела ударил оставшегося без всадника коня по заду, и тот пошёл метаться среди королевских войск. Затем Роберт с размаху треснул по морде лошадь нападавшего. Та, полуоглушённая, встала на дыбы и скинула седока. Баратеон развернул вороного и затоптал визжащего ублюдка.

— Нам! — выкрикнул он, атаковав нового противника и разбив его щит прицельным ударом.

— Ярость! — его второй удар раздробил руку, сжимавшую щит.

— Сдохни! — третий удар расколол серебристый шлем и превратил смуглое лицо в кровавую кашу.

Дорниец, стоявший за оседающим наземь покойником, заколебался. А вот те враги, которые были за спиной у Роберта — нет. Копьё скользнуло по телу грандлорда, зацепилось за щель в доспехе и едва не выкинуло лидера мятежа из седла. Баратеон привстал на стременах, снова ударил и выбил копьё. Когда противник потянулся за своим мечом, Роберт обратным замахом молота атаковал его сверху вниз, попав по ключице. Ещё раз и ещё. Развернувшись, таким же образом, он сокрушил очередного врага. Королевские всадники кружили вокруг здоровяка, но приблизиться не решались.

— Трусы! — выкрикнул Баратеон, пришпорил коня и с безумным смехом ринулся на врагов. Те в ужасе попятились — и это стоило жизни ещё двоим из них. Но вороной Роберта вдруг поднялся на дыбы и споткнулся… Опять лошадь, сучья их порода! Лорд тяжело рухнул на землю. Мысли спутались. Движущийся лес ног и копыт. Недвижные тела. Истоптанная трава. Встать… встать… скорее встать!

Бьющийся при смерти вороной лягнул Роберта. Огромная тень нависла над ним. Копыта с железными подковами ударили о землю рядом с его головой. Баратеон нащупал за поясом кинжал и ткнул им вверх, почувствовав, как остриё скользнуло по броне лошади, а потом вонзилось в мягкий коричневый живот. Штормового лорда забрызгало кровью, вперемешку с кишками. Конь пронзительно заржал и заметался в предсмертной агонии. Роберт, пошатываясь, поднялся на ноги. Но что-то обрушилось на его шлем и вновь швырнуло мужчину на колени. От следующего удара он полетел лицом в траву.

О, Семеро! По сравнению с землёй его ярость казалась такой пустой, такой бренной! Роберт потянулся вперёд и ухватил чужую руку — холодную, мозолистую, с гладкими ногтями. Мёртвую руку. Баратеон взглянул поверх спутанной травы и увидел мертвеца. Кто-то из наших. Лицо было сплющено об землю и залито кровью. Покойник потерял шлем, и чёрные, как смоль, волосы выбились из-под кольчужного капюшона. Мертвец казался таким тяжёлым, таким неподвижным — как сама земля…

Кошмарный момент узнавания, слишком нереальный, чтобы испугаться.

Это его лицо! Он сжимает свою собственную руку!

Роберт попытался закричать.

Не получилось.

Но потом послышался топот тяжёлых копыт, крики знакомых голосов. Баратеон выпустил холодные пальцы, с трудом поднялся на четвереньки. Обеспокоенные соратники. Кто-то невидимый поставил его на ноги. Роберт очумело уставился на землю, на пустое место, где мгновение назад лежал его собственный труп…

«Эта земля… Эта земля проклята!»

— Вот, держись за меня.

Голос звучал отечески, словно его обладатель обращался к сыну, получившему жестокий урок.

— Ты спасён, мой лорд.

«Это Элдон Эстермонт, мой дядя. Я действительно спасён?»

— Ты не ранен?

Баратеон перевёл дух, сплюнул кровь и выдохнул:

— Только помят…

Буквально в нескольких метрах от них рубились рыцари Долины и дорнийцы. Звон оружия, блеск стальных клинков на фоне солнца и неба. Так красиво. Так невероятно далеко, словно картина, вытканная на гобелене…

Роберт молча повернулся к дяде. Старый воин выглядел измученным и обессилевшим.

— Ты удержал брешь, — сказал Эстермонт и в глазах его было странное выражение: изумление, если не гордость. — Даже сам Рейгар отступил, не решившись скрестить с тобой оружие.

Мужчина сморгнул кровь, стекавшую на левый глаз. Его охватила необъяснимая жестокость.

— Ты старый и неповоротливый… Отдай мне коня!

Элдон помрачнел и поджал губы.

— Здесь не место обижаться, старый дурак! Сейчас же отдай мне этого грёбаного коня!

Эстермонт дёрнулся, как будто в нём что-то оборвалось, а потом всем весом рухнул вперёд, на Роберта. Лидер восстания упал вместе с ним.

— Дядя!

Он втащил старика к себе на колени. Из его спины торчала стрела, ушедшая почти по самое оперение.

У Элдона в груди что-то забулькало. Он закашлялся. На губах выступила тёмная, стариковская кровь. Выпученные глаза отыскали Роберта и старый лорд рассмеялся, снова закашлявшись кровью. У Баратеона от страха по спине побежали мурашки. Сколько раз он слышал, чтобы Эстермонт смеялся? Не то три, не то четыре раза за всю жизнь?

«Нет-нет-нет-нет…»

— Дядя!

— Я хочу, чтобы ты знал… — прохрипел старик, — знал… как я тебя ненавижу…

По его телу прошла судорога, он сплюнул красным, потом прерывисто вздохнул и застыл неподвижно.

Как земля.

Баратеон оглядел странный пятачок спокойствия, что окружал его сейчас. Отовсюду, сквозь истоптанную траву, на него смотрели глаза мертвецов. И он понял.

«Это проклятие».

Конные всадники врага развернулись и кинулись прочь, через ложбину, края которой уже осыпались. Но вместо радостных криков раздались вопли ужаса. Где-то вспыхнули огни, настолько яркие, что отбрасывали тени при полуденном солнце.

«Он никогда не испытывал ко мне ненависти…»

Да и как он мог? Эстермонт был единственным, кто…

«Смешная шутка. Ха-ха, старый ты дурак…», — улыбался Роберт, заботливо закрывая глаза дяди.

Кто-то стоял над ним и кричал.

Усталость. Случалось ли ему раньше так уставать?

— Очнись, друг! — вопил этот кто-то, — Таргариен! Он здесь! А те огни…

Сильный удар. Лопнувшие звенья оцарапали щеку. Куда подевался его шлем?!

— Роберт! Роберт! — кричал Эддард Старк. — Он стал как дракон!

Баратеон провёл рукой по щеке. Увидел кровь. Неблагодарная скотина. Грёбаный северный варвар. Нужно позаботиться, чтобы они все были наказаны. Все до последнего. Конченые ублюдки…

— Убей остальных, — ровным тоном произнёс Штормовой лорд. Он сидел, прижимая к себе мёртвого дядю. — Собери и направь все войска на лоялистов. Атакуй их, а не защищайся. Я же возьму на себя Таргариена.

Старк удивлённо и даже неверяще смотрел на Роберта, который подобрал свой шлем, удерживая его в руках, не в силах осознать полученный приказ. Но под серьёзным взглядом глаз Баратеона, вынужденно вытянулся. Поле боя — это не место, где можно спорить с командиром…

В это время отступивший было вместе с дорнийцами Рейгар провёл ладонью по траве, а потом над белыми цветами. Это ковыль. А это голубые лилии, которые так любит Лианна. Несколько минут назад принц внезапно кое-что осознал, а потому спешился и спокойно направился к строю мятежников. Они оказались слишком крепким орешком. Слишком сильны для простых людей… но не для него.

Когда пару дней назад он потерял сознание от странного огня, обрушившегося на землю, пропустив нападение Моустаса, то на следующий день понял, что глупец, сам того не ожидая, совершил для него лучший подарок, который только мог. Он пробудил его природу — настоящего дракона.

И сейчас его сила, которая тихо тлела в глубине собственного тела, наконец-то пробудилась. От дыхания Рейгара сыпались искры. А если уж он сосредоточиться…

— Шу-у-ух! — волна огня вырвалась из его груди, полностью испепеляя целый строй мятежных рыцарей.

— Если вы не хотите умирать, то я сам сожгу вас! Я — возрождённый дракон! Реинкарнация Эйгона Завоевателя и Балериона Чёрного Ужаса!

Охваченные отчаянием мятежники раз за разом выпускали в него тучу стрел, но древки сгорали в волне пламени. Рейгар продолжал идти, обводя взглядом фиолетовых глаз ощетинившийся строй врагов.

Там, куда он поворачивался, вспыхивал слепящий ярко красный свет, выдыхаемый из его рта. От его неспешного шага и даже обычного взора кожа покрывалась волдырями, железо прикипало к телу, а сердца обугливались…

Немало мятежников остались на местах, падая и прикрываясь щитами. Но многие другие обратились в бегство, глухие к крикам офицеров и лордов, пытавшихся навести порядок. Ряды противника смешались. Битва превратилась в бойню.

Но посреди всего этого беспорядка, Рейгар заметил одинокую фигуру, которая шла ему навстречу. У этого человека был здоровый боевой молот, а также большой, прочный щит, едва ли не с половину его роста.

Ветвистые рога на шлеме не оставляли сомнений в его личности.

— Баратеон! — гневно прокричал Рейгар, — вот мы и встретились лицом к лицу! «Пламя и кровь»!

Он извергнул из себя поток огня, но Роберт ловко спрятался за огромным и тяжёлым щитом. Таргариен напрягся изо всех сил, но дыхание — это не то, что можно выпускать бесконечно. Когда в глазах потемнело, он был вынужден прерваться. Всё, что было впереди, оказалось выжжено. От такого потока пламени никто не мог спастись!

— Победа, — припал принц на колени. Он едва мог говорить, ощущая, как сильно першит в горле, — победа…

Что-то сбило его с ног, да с такой силой, что Рейгар пролетел несколько метров, пока не завалился в кучу трупов, умудрившись сбить несколько из них и упасть, вместе с телами, в грязный и истоптанный тысячами ног и копыт ручей.

На миг принц потерял сознание, но очнувшись, заметил на груди, где рубинами был выложен герб его дома, чудовищный отпечаток… молота. Неужели он просто кинул его?!

Баратеон уже был рядом. Его доспех был опалён, но это, казалось, ни капли не беспокоило его. Здоровяк подобрал свой чудовищный молот, который только что метнул в Таргариена, а потом размахнулся.

Рейгар открыл рот, собираясь выдохнуть ему прямо в лицо очередной поток пламени, но повреждённая пропущенным ударом грудная клетка дала о себе знать. Хоть в пылу боя и от притока адреналина, он не ощущал боли, но при этом не мог нормально вздохнуть.

Едва принц осознал это, как рука дёрнулась к ножнам, в поисках меча, но уже не успела. Новый удар был столь силён, что пробил богато украшенный доспех насквозь. Осколки брони проникли в тело Таргариена, причиняя страшную боль. Он не сдержал громкого крика.

Роберт поднял молот над головой. Его тень окутала Рейгара, а после, миг спустя, новый чудовищной силы удар сплющил шлем принца, а также голову под ним. Чавкающий хлопок и скрежет сминаемого металла. Вот всё, чем закончилась их битва.

У Баратеона подкосились колени. Он упал, прямо там, где стоял. Грязная, окровавленная вода была чудесно прохладной. Она остужала его обожжённое тело и дарила счастье.

Грандлорд Штормового Предела даже не заметил, как тонкое, едва заметное облако светло-оранжевого цвета, неспешно вылетело из тела принца и плавно вошло в его собственное.

Посреди всего этого беспорядка, Эддард собрал остатки войск, коих было немногим более тысячи и пользуясь тем, что лоялисты сами разбежались прочь от «обратившегося драконом» Рейгара, повёл людей в наступление.

Сперва королевская армия просто не верила своим глазам. Многие кричали, но не от страха или тревоги, а от изумления при виде свирепости этих чокнутых мятежников. В бой отправились абсолютно все: раненые и здоровые, обгоревшие или лишившиеся конечностей. Те, кто не имел лошади, бросились вслед за конными, пешком.

Фанатики «Небесного Клинка» скакали вперёд с криками «Так угодно моему Богу!», кто-то выкрикивал свой девиз, кто-то просто несвязно орал, а кто-то попросту рыдал от страха, но не опускал оружия.

Они рассыпались по равнине, настигая лоялистов и атакуя в спину. Мчались сквозь их строй, калеча и убивая, оставляя раненых лежать в грязной траве и скулить, ожидая, пока смерть найдёт их от рук пеших войск, идущих следом.

Вокруг бушевало отчаяние, пламя и кровь.

Мозги вытекали из черепов, лязгали зубы, по воздуху летали отрубленные части тел. Кровь орошала эту землю, тела мертвецов питали её, обещая в будущем хороший урожай, если его не загубит зелёный огонь.

Но вот первый одинокий всадник Простора развернул коня и столкнулся с войсками мятежников. За ним последовали остальные, останавливая эту, двигающуюся вперёд, неумолимую силу, несущую всем смерть. Лоялисты осознали, что по прежнему имеют преимущество над своими соперниками, а потому стали собираться вокруг оставшихся командиров и лордов. Возглавил людей сир Эртур Дейн, который принял управление войском, пока его принц сражался где-то в глубине лагеря восставших.

— Не отступать! — кричал Королевский Гвардеец и это сработало. Бегущие было в страхе войска начали останавливаться и разворачиваться.

На один невероятный миг всё стихло. Рыцари мятежников, возглавляемые Старком — несколько сотен уцелевших — принялись двигаться назад, к потрёпанным рядам своих пеших братьев, что хромали и пошатывались, стремясь их догнать. И было их так мало, а выглядели они столь жалко, что невольно вызывали лишь смех и презрение со стороны людей короля.

Эртур Дейн понимал, что Рейгар, несмотря на собственное отсутствие, идеально выполнил свой хитрый план: заставил мятежников разбить строй, выйти из невольных укреплений на холме и оказаться на открытой области, а потому заорал на лордов, веля начинать атаку.

В то же время, Эддард и его офицеры изо всех сил старались навести порядок, восстановить строй, сделать хоть что-то, что позволит им и дальше оставаться в живых. Объединившись с пешими, их число снова стало выше, но у врага по прежнему оставался критический перевес в численности.

К тому моменту, как всадники Дорна, Простора и Королевских земель пошли в атаку, закованные в сталь рыцари снова сомкнули ряды, и хотя их строй поредел, сердца окрепли еще больше. Им уже было плевать на себя. Несмотря на телесные раны, дух горел решимостью продолжить бой и победить.

День заканчивался и всё больше достойных людей уходило в лучший из миров. Лорда Родвелла сбросили с коня во время контратаки и при падении он сломал спину. Младший брат лорда Баклера, владельца валирийского клинка, получил стрелу в глаз. Из тех, кто ещё был жив, некоторые свалились от теплового удара. Кто-то попросту сошёл с ума от горя, и их, беснующихся, пришлось оттащить за спину, к наскоро возведённым укреплениям. Но тех, кто остался стоять, уже невозможно было сломить. Ветераны снова затянули песню и она вновь разожгла в них неистовый пыл. Грохот барабанов противника ослабел, а потом и вовсе стих. Тысячи голосов и одна песня. Тысячи лет и одна песня.

По мере того, как солнце клонилось к западу, лоялисты всё неохотнее приближались к строю мятежников и всё с большим беспокойством ходили в атаку. Они видели демонов в глазах своих врагов.

Эртур Дейн уже дал было приказ к отступлению, когда над западными холмами показались знамёна Арвинда Моустаса. Рыцари Запада, Речных земель и многочисленная пехота, в десятки тысяч солдат, в едином порыве, без всякого приказа ринулась вперёд и помчались через равнину. Уставшие, ослабевшие лоялисты запаниковали, и отступление превратилось в беспорядочное бегство. Элитные войска, имеющие за плечами десятки лет подготовки и тренировок, врезались в ряды королевских войск и великая армия Рейгара Таргариена, наследника Железного Трона, была разгромлена вчистую.

В то же время остатки людей, под командованием Эддарда Старка, ударившие в спину своим противникам, воюющие на последних лошадях, налетели на огромный лагерь лоялистов. Поддавшись буйной ярости, истерзанные ужасным боем мятежники насиловали женщин, убивали слуг и грабили роскошные шатры бесчисленных лордов.

К закату всё закончилось.