• Виталий Хонихоев

Эпилог

Я стою на балконе и всматриваюсь в ночной город. Где-то там, далеко, в Сливовом Павильоне продолжают пить сакэ парни и девчонки из гокудо. Где-то там в своей секретной комнате сидит старый змей Джиро и смотрит на лежащий у него на столе, завернутый в шелковый платок — маленький женский мизинец.

Где-то в другой части города — спит утомившаяся Нанасэ-онээсан. Где-то — наверное спит Питер-сан, а может и не спит. Юки-тян, Юки-сама, Снежная Королева и Президент Литературного Клуба — точно спит так поздно ночью, потому что завтра — школа. Что делает и где находится сейчас няшка-милашка Сакура — никто не знает. Но она обязательно появится где-нибудь рядом с Юки. Где-то сейчас вышел на ночную охоту Поно-кун, он серьезный кот и по ночам обязательно должен охотится. Что-то поделывает сейчас Иошико и ее подружка Михо Горячие Губки. Не удивлюсь, если это что-то — они поделывают вместе.

Я же стою на балконе в квартире Майко и остро жалею, что в этом теле не научился курить. Рядом раздается шорох, и сама Майко осторожно ставит локти на перила, наваливается на них всем телом и достает пачку сигарет. Ловит мой взгляд и протягивает пачку.

— Будешь? — я отрицательно мотаю головой. Молодое тело еще не привыкло вдыхать сигаретный дым и я неминуемо… а, к черту.

— Давай. — говорю, я после того, как уже помотал головой, отказываясь. Майко прищуривается, но сигарету дает. Дает огонька из старенькой зажигалки, что валяется у нее на кухне. Я затягиваюсь и конечно же — захожусь в приступах кашля.

— А ты думал, я тут мед пью. — удовлетворенно говорит Майко, похлопывая меня по спине.

— Что с ней? — спрашиваю я, откашлявшись. Майко также закуривает и выдыхает дым вверх, следя за клубами дыма в ночном воздухе.

— Спит. — говорит она: — намаялась бедолага. Как пришла, они с Читосе обнялись и давай рыдать. Читосе у нее прощения просила, на колени вставала. Телячьи нежности развела. Ну… вот и спит. В обнимку с Убивашкой. Мягкие все такие. Сентиментальные дурочки.

— Хм. — говорю я: — а мне кажется, что ты тоже слезы вытирала.

— Брехня. — отмахивается Майко: — я-то? Я циничная старая наемница, я за свою жизнь такого повидала. У меня и сердца нет — так думают. Я даже кофе всегда черный заказываю.

— Угу. — киваю я. Мы молчим и смотрим на ночной Сейтеки. Сигарета в моей руке истекает тяжелым дымом.

— Знаешь, я кажется, понял, в чем моя проблема. — говорю я. Майко молчит, она дает мне выговориться.

— Кажется я был слишком пассивен. Слишком плыл по течению. Бац — и случай с сестренкой. Хлоп — пробудились способности. И завертелось. Понимаешь, я как будто жил в музее — ходил вдоль стен и стендов, любовался на экспонаты, но везде словно была прикреплена невидимая табличка «Руками не трогать». — говорю я.

Вслух не сказать, но у меня было такое ощущение, что я живу не свою жизнь, что я уже прожил свою и не имею права что-то портить или менять в этой. Словно впустили в тело на некоторое время и будет неловко, когда заберут обратно, а я тут уже все по-своему переставил. Словно не моя эта жизнь, а так, посмотреть пустили.

Но сегодня я понял, что эта жизнь — моя. Нет больше старого меня или молодого Синдзи — есть я. Кто бы я ни был теперь. И у меня есть жизнь. И как полагается любому, кто ее проживает — за нее надо биться. Надо драться. Сражаться.

За этот свежий ночной воздух и возможность стоять на балконе рядом с другом, который поймет тебя и будет молчать рядом, давая высказаться. За утренний кофе в компании друзей, которые поддержат и защитят в нужную минуту. За тех людей, которые рядом, которых ты — несмотря на все свои усилия отстраниться — все равно уже изменил. Мы в ответе за тех, кого мы приручили — в один голос говорил и старина Антуан де Сент-Экзюпери и маленький Лис.

— Но сегодня я понял, что так больше нельзя. — говорю я: — что это может стоить… много. Такую цену я не готов заплатить. Значит нам надо стать сильными — чтобы никто в этой стране не мог даже подумать о том, чтобы причинить нам неприятности. Надо стать очень сильными, надо привлечь как можно больше союзников и ресурсов. Стать выгодными для всех в этой системе, этом городе, этой стране. Знаешь ли ты, что это означает, Майко?

— Это означает что легенда о Сумераги-тайчо будет жить? — спрашивает Майко, наклоняя голову вбок. Я киваю. Да, в том числе. Но еще это означает, что многим придется умереть. А легенде… легенде — жить.

— Ееее! — вяло поднимает вверху руку Майко, ей сегодня тоже досталось и она устала.

— Долгие лета нашей Сумераги! — говорит она и затягивается сигаретой: — всегда нравилась эта девчонка.

КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ