• Dmitry Chernoyar

• кайна
• лиска
• фэнтези
• фантастика
• рассказ
• кицунэ
• лисы
• ориджин
• жесть

Рано утром, после скудного фруктового завтрака и полагающихся гигиенических процедур, нас повезли дальше. Соседке я споил половину пиалы чего-то типа травяного чая с молоком — её у меня почему-то не забрали, когда, покачав ей, прижал просительно к груди. Телега не имела рессор, поэтому даже мелкие камушки на достаточно ровной дороге заставляли мотыляться по лавкам, и, пользуясь постоянно создаваемым шумом от тряски и звяканья металла наших кандалов, я худо-бедно разминал мышцы соседки от застоя крови. Минимум сутки ехать в позе сломанной баранки, не имея ни малейшей возможности пошевелиться, поесть или посетить туалет, в полнейшей темноте… Не знаю. Я бы, наверно, уже кукухой потёк в таких обстоятельствах. А девушка ничего, держится молодцом, даже пытается что-то благодарно мычать.

Нас подбрасывало на ухабах, давило необычайно сильной духотой, от которой нагревались оковы и болезненно припекали голую кожу, но в воздухе уже чувствовались тонкие нотки сочной зелени. Некоторое время спустя над нами сомкнулась тень — мы въехали под густые раскидистые ветви высоченных деревьев.

— Келаш-ан-Тафхур! — с благоговением выдохнула старшая из сестёр, совершенно не скрывая радостной улыбки.

— Что это?

Девушка посмотрела на меня резко округлившимися глазами:

— Столица султаната! Ты из каких песков вылезла, хетпа Кайна, что этого не знаешь?

«Хетпа», к слову, это что-то типа «знатная госпожа, лишившаяся доходного плеча», или, если по-простому, более-менее обеспеченная вдова. По представлению сестёр, овдовевшей женщине и жить особо незачем, мужа уже не найти, местные законы этому воспрещают, но есть шанс пристроиться в гарем, если внешностью и здоровьем вышла. Будешь и обласкана, и сыта, и в благословенной прохладе, а в замен знай только рожай новых детишек высокородному. Из плюсов — местным аристократам законы черни не писаны, можно стать любимой наложной женой, а при особом стечении обстоятельств — и женой-над-жёнами, то есть полноправной официальной супругой, коих обычно имеют в количестве от двух до четырёх.

Почему записали в хетпа? Качество моей ежедневной одежды было сильно выше условно парадных нарядов сестёр. Это раз. Манера держаться, не пряча глаза и не раболепствуя. Это два. Чистая, ухоженная кожа. Три. Вот с последним пунктом можно было бы поспорить, всё же её идеальное состояние — не заслуга постоянных косметических процедур, а сугубо результат безупречной наследственности и евгенических усилий загадочных Вторых, создавших нашу расу.

— Амарте, дорогая, — как можно мягче улыбнулся я, — смею напомнить — не далее как вчера днём я ни малейшего представления не имела не то, что о местной столице, но даже языка не знала.

Девушка только закатила глаза:

— Хетпа Кайна, ты точно из-за Тёмных песков явилась.

Сёстры и на эту тему просветить успели. Тёмные пески, Шуур-Хаалут, этакий жупел для самых отчаянных: дескать, там сокровищ немеряно, но выжить почти невозможно. Туда ссылают самых отмороженных бандитов, убийц, предателей государства, для кого колопосажение или декапитация — избыточно мягкий, гуманный вид казни. А ещё иногда из-за Песков, миновав чудовищ, ловушки, зыбуны и ватаги преступников, приходят странные люди… и не только люди.

Saaytanin Tilkysh, как понимаю, местная ветвь кицунэ, тоже родом оттуда.

Причём лисий род тут представлен двумя народами. Тот, затёмнопесочный, здесь ценится за покладистость характера, красоту, цепкий ум, талант к точным наукам и полную бесталанность в волшбе. Они темноволосы, темноглазы и достаточно высоки. Есть ещё вторая народность, напротив, золотоволосые, невысокие, светлоглазые. Сильны, отчаяны, очень красивы и невероятно опасны в бою как за счёт боевых навыков, так и за счёт колдовства — и совершенно неприручаемы.

Меня из-за тёмных волос приняли за представительницу первых, и это хорошо. Вторых здесь принято убивать на месте.

Зато после разговоров с девчонками — я был прав, образование у них было получше чем базовое, — стало чуть более понятно, что это за зверь такой, Thuamistra. Магия. Магия в глобальном значении, ибо локально она делилась на подвиды: волшебство, чародейство, зачарование, включая алхимию и артефакторику, колдовство, ведьмовство и непосредственно саму магию как прикладной изучаемый предмет.

Конечно, многого девчонкам из не самой богатой семьи просто неизвестно, но имеющихся сведений хватает, чтобы понять: маги здесь далеко не сверхлюди с лицензией на полный беспредел и правом открывать двери дворцов с ноги.

Против Одарённых есть набор сдерживающих правил и противовесов, заставляющий придерживаться общепринятых законов, пусть и с некоторым попустительством в отдельной их части. Ходят слухи, что у султана Тапеши ап-Хуаллты, да хранят боги его бороду неседеющей долгие годы, есть отдельная антимагическая гвардия.

Разговорившиеся девчонки, значительно повеселевшие после вчерашних слов о прибытии во дворец, с лёгкостью рассказывали о возможностях местных магов и бойцов.

Первые, как правило, имели сродство с одной из Стихий, участвовали в войнах, будучи способными выносить значительное количество вражеского поголовья, а также поголовно состояли на государевой службе. Вторые слыли отчаянными рубаками, умеющими как сражаться с равными себе противниками, так и противостоять магам. Последнее, правда, составляло ценность сведений уровня ОБС, то есть, одна бабка сказала, но за не имением гербовой…

За рассказом деревья незаметно уступили многоэтажной застройке, судя по фактуре — дома здесь возводили из песчаника, какого-то жёлто-белого камня, вероятно, легко поддающегося обработке, и самана, применяя брёвна для межэтажных укреплений. Многие стены были укрыты густыми плетьми винограда, а по чёрным провалам окон можно было предположить, что производство стекла здесь либо не популярно, либо по карману только крайне обеспеченным людям: повсеместно использовались ставни, гораздо реже — тканные занавески, бычьи пузыри или срезы слюды.

Климат жаркий, даже в самые холодные времена обильно растут фрукты и овощи, а зерновые приносят двойной-тройной урожай. Поэтому в тёплой одежде или обогреве жилища нужды нет.

Мы въехали под высоченную арку, несколько раз повернули в боковые ответвления, проехали каким-то длинным коридором, в котором царствовал прохладный ветер, настолько сильный, что едва не сорвал полог с нашей передвижной клетки, и наконец-то выехали на открытое пространство.

Шум людного места и водопад запахов едва не вызвал головокружение, настолько громки были звуки после поездки, и столь одуряюще вкусно пахло выпечкой, сладкими фруктами, мёдом, жареным мясом…

Топот пары десятков ног, бряканье железа. Телега качнулась, и полог, укрывавший нас от солнца и сторонних взглядов, пополз вверх, открывая доступ к дверце.

Я не ошибся с подсчётами — нас и в самом деле прибыл встречать десяток стражей. Крепкие, усатые, широкоплечие, в плотных белых шароварах, перепоясанных красными поясами, коротких жилетах, тюрбанах с высокими перьями. На поясах — ятаганы, в руках копья длинной метра в два с половиной, на левой руке каждого — маленький круглый щит. Обувь, золотистые не то туфли, не то короткие сапоги, явно имела деревянную подошву — очень уж характерный стук издавали они при соприкосновении с камнем площади.

Саму площадь рассмотреть не успел: стражи, выстроившись друг напротив друга, подняли руки с щитами — и те разрослись, раздались в длину и ширину, превращаясь в полноценные ростовые, образуя настоящий крытый коридор. Округлый седой воин с внушительным пивным пузом вальяжно прошёл к клетке, вытянул руку, и замок… тяжеленный металлический замок — открылся сам собой. Конвоиры, выводя нас на гигиенические процедуры, возились с открыванием по несколько минут, с трудом вдвоём ворочая массивный ключ.

— На выход, hashalan!

Выбравшись наружу и спрыгнув, сделал пару шагов в сторону, чтобы не мешать остальным, и показательно потянулся с прогибом в спине, чтобы натянувшаяся ткань майки рельефнее очертила небольшую грудь. Заодно из-под полуопущенных ресниц проследил реакцию стражи. Точнее — полное отсутствие какой бы то ни было реакции. И руку никто не подал ни мне, ни сёстрам. Я-то ладно, мышцы даже без подпитки магией вполне в тонусе держатся, а у девчонок всё давно должно было позатекать.

Толстяк, убедившись, что все ходячие выгружены, жестом отправил нас вдаль по живому коридору. Стражи, разделившись, споро взяли нас в коробочку, укрыв щитами, и погнали вперёд. Последнее, что успел увидеть, обернувшись, до того, как щиты сомкнулись, — под настороженным взглядом командира скованную соседку выволакивают из клетки, грубо роняя животом на мощёную камнями землю.

Нас вели под целым ансамблем арок и переходов, и после второго десятка подъёмов и спусков с поворотами я окончательно сбился со счёта. В принципе, ладно. Главное, освободиться, а дальше по крышам убегу без проблем, или и вовсе — легкошагом в зенит метров на пятьсот, а там уже сориентируюсь, где народа поменьше, туда и рвану.

Как-то незаметно количество стражей увеличилось, а внутри «коробочки» добавилось девушек. Одеты они разннобразно, кто просто кутался в плащ на голое тело, кто мог похвастаться богатыми одеждами, объединял их ряд характерных особенностей: вне зависимости от расовой принадлежности, все они были красивы, молоды и просто-таки лучились отменным здоровьем.

Наконец, мы остановились перед решёткой: толстые прутья частым рядом выходили из невысокого, едва ли мне по пояс, широкого бортика, и прятались в кладке каменного потолка. За оградой, не обращая на зрительниц никакого внимания, тренировались… Даже сложно сказать, что это за гуманоиды… Разве что — личинки ультрамаринов на стероидах? Бойцы, каждый ростом минимум метра в два с половиной, широченные, мускулистые, с лёгкостью таскали в каждой руке по тяжёлой двуручной сабле, двухголовому кистеню или монтруозного вида булаве на длинной рукояти; они бесшумно кружили по заваленной камнями и булыжниками арене, миг — и с оглушительным грохотом они сталкиваются, мелькает оружие, сливаясь в сплошные полосы бликующего металла… И расходятся, разрывают дистанцию, не имея ни малейшего следа повреждений.

— Оло-тхай! — с благоговейным придыханием почти мурчит пышнотелая, очень высокая брюнетка, которой я кончиками ушей едва достаю до груди. Странная юбка совсем не скрывает аккуратно подстриженный треугольник волос в паху, а нечто вроде болеро выставляет на показ впечатляющих размеров крепкую, высокую грудь с крупными тёмно-коричневыми сосками. От девушки буквально веет возбуждением и самкой, немедленно готовой к соитию. Её колени подрагивают, а бёдра непроизвольно сжимаются; на их белой, как чистый алебастр, внутренней поверхности недвусмысленно поблескивают дорожки секрета.

Стараясь не привлекать внимания, пробую осмотреться, и таки да — черноволосая невольница (а невольница ли? Ни ошейника, ни наручников нет, только на талии, чуть ниже пупка, поблескивает золотая цепочка) не одна тут из породы текущих по гиперперекачанным парням. Минимум пять девчонок, не обращая внимания на странно ухмыляющуюся стражу, едва ли не хлюпали избытком жидкостей перевозбуждённого организма, жадно разглядывая бойцов. Судя по тому, как бугрится в области паха каждого Оло-тхай, стремительные самоходные горы сочащихся тестостероном мышц отнюдь не являются подражанием старой картинке с говорящим названием «А разговоров-то было…»

Ох не к добру нас сюда приволокли, не к добру… Слюна наполнилась горечью, а под желудком поселилось ощущение зарождающейся чёрной дыры. Интуиция просто вопила о том, что нужно слиться с тенью и не отсвечивать. Ну а раз эта леди с крайне чувствительным к неприятностям афедроном говорит, что нужно прикинуться ветошью — кто я такой, чтобы ей противиться?

В какой-то момент стражи двинулись вперёд, видимо, заранее выбрав себе пленницу по кондициям — на каждую девушку нашёлся воин выше, шире и ощутимо сильнее, даже брюнетке подобрали здоровенного бугая, которому черноволосая едва доставала до плеча. Но всё равно, на фоне этих самых Оло-тхай и сей верзила выглядел детсадовцем на фоне профессионального бодибилдера. Не особо церемонясь, нас расставили плечом к плечу в одну шеренгу перед решёткой.

Мой надзиратель, видимо, что-то сделал с ошейником, потому что я не то, что вертеть головой, даже просто наклонить её не мог, словно внутренний диаметр уменьшился, а саму удерживающую конструкцию приколотили к каменной колонне. Вдобавок под челюсть упёрлась твёрдая свёрнутая плётка, пахнущая маслами и кровью, сходу осложнив даже возможность сглотнуть разом ставшую вязкой слюну.

Через минуту ожидания, заполненную только новыми столкновениями бойцов, по ту сторону решётки появился высокий худой мужчина. Одетый в чёрную с красным мантию и такой же тюрбан, украшенный алым пером, он производил впечатление классического киношного или книжного злодея. Длинный посох с человеческим черепом довершал образ злыднейшего злыдня.

Не удивлюсь ни капли, если он сейчас выберет из нас несколько самых непокорных или некрасивых, и отдаст на съедение бугаям с арены. То, что эти тупо сожрут и имя не спросят, понятно и без пояснений — столь явно заметно в глазах отсутствие какого-либо интеллекта. Просто древние, животные инстинкты, возведённые в абсолют и отшлифованные тысячами часов тренировок и, скорее всего, вмешательством либо селективным, либо генетическим.

— Итак, hashalan, слушайте и запоминайте, повторять не буду. Имя моё — Каамел, аштак этого дворца. Для тех, кого доставили из чужедальних земель, уточняю: это слово ознает верховного распорядителя во дворце. Здесь моё слово — третье после слов султана и его визирей, а значит, почти равное слову богов.

С презрением окинув наш неровный, затаивший дыхание строй, он продолжил:

— Отныне никакой свободы, никакой воли, никаких поблажек. Отныне те из вас, кто пройдёт отбор — наложницы в гареме нашего ясноликого султана, жемчужины, призванные услаждать его взор, и драгоценные плоды, предназначенные утолять голод его тела и души. Непрошедших отбор — будут смотреть визири, после них я сам, и далее по нисходящей.

Ллять. Попандос конкретный. Нет, я вроде не настолько туп, чтобы не отдавать себе отчёт, куда и с какой целью меня упаковали, но всё равно сознание отказывается верить, что меня собираются, рано или поздно, трахать. Особенно против воли. Одно дело — Кейтерра или Миа-Стефания, другое — мужики. С ними дел никогда не имел и иметь не собираюсь. Впрочем, понимаю, что если буду явно сопротивляться до того, как избавлюсь от кандалов, — меня или насильно разложат, или накачают какой-нибудь возбуждающей дрянью или наркотой, от которой сам на члены прыгать буду.

Но смиряться с имеющимся положением дел не собираюсь.

Самый простой выход — имитировать регулы. Насколько помню, сношать самку в период менструации — форменный le zashkvar у большинства народов. Типа, нечистая, нечистивая дева, и мужчина, окунувший свой нефритовый стержень в обагрённые красным яшмовые врата, буквально рисует себе на лбу здоровую мишень для всех бед мира. Едва ли не впервые жалея, что живу в теле весьма привлекательной девушки, я лихорадочно соображал, есть ли возможность разжиться легально и без палева кровью на какой бы то ни было сравнительно длительный срок. Хотя бы пока не сниму этот проклятый ошейник.

Жаль, до следующих «праздников» ещё почти полгода, плени меня несколькими неделями ранее, и никакой ошейник бы не сдержал ярости Третьего лика, прорывающегося в разум и тело во время настоящих регулов. Организм под воздействием демоноформы переходит на внутреннюю генерацию энергии и сил, становится самодостаточным, получая расширенную возможность игнорировать как подпитку от внешних источников, так и возлагать болт на физические константы текущего континуума. Я с трудом удержался от того, чтобы не вызвать трансформу руки в Лапу. Во-первых, не то место и время, во-вторых, почти не чувствую отклика от внутреннего Зверя, а в-третьих, нет гарантий, что при активации дара Антакары не сработает встроенная в кандалы защита от сильномогучего колдунства и мне не ампутирует левую руку по самый хвост, как тому удаву из анекдота.

Моргнув, вернулся в реальность вовремя, чтобы успеть услышать последние слова угрозы:

— …и любая из вас, кто попробует сбежать или же причинить вред султану, немедленно будет приговорена к смерти. Смерти на этой арене.

Растянув тонкие губы в достаточно отталкивающей улыбке, аштак махнул свободной рукой, и на арену выпнули заплаканную, покрытую синяками и пятнами запёкшейся крови девушку. Всю её одежду составляли только браслеты из золота с вкраплениями белого металла, обхватывающие широкими узорчатыми полосками тонкие голени и предплечья. Явно освободившись от удерживающего хвата, она прижала руки к маленькой груди и тоненько завыла, коснувшись ужасного выгоревшего квадратного пятна на грудине. Такое же тавро было выжжено на её спине, оно пучилось волдырями, чернотой сгоревшего мяса и лохмотьями сползающей кожи.

Во рту разлилась горечь, а к горлу подкатил комок.

Боль должна быть просто невыносимой… Надеюсь, эти Оло-тхай быстро смахнут девчонке голову с плеч, чтобы прервать страдания: я бы смог её вылечить, уверен, но… Но не здесь и не сейчас. Неоткуда набрать жизненной силы, нет возможности оперировать энергопотоками, пока оковы давят на моё тело, нет фляжки с амброзией, Живой водой…

Ллять… Как же паскудно на душе. Сейчас на моих глазах будут убивать девушку, обрывая цепочку её возможных потомков, а я ничего не могу сделать… Даже в командировке на Землю я не чувствовал себя столь ущербным, ограниченным по всем возможностям калекой.

Оружейного бога бы сюда, вот кто уж точно с лёгкостью бы избавился и от кандалов, и от охраны, да и от всего дворца со всеми его засранцами-населенцами… Одно плохо: сэра Рыцаря рядом нет.

Борясь с накатывающей тошнотой, невольно рассматривал девчонку. Совсем молодая ведь, это легко различимо даже сквозь кровь и огромные гематомы. Угловатость фигуры?.. Возможно.

С длинных тонких пальцев тоже свисала плоть — видимо, перед тем, как несчастную отправили сюда, её основательно пытали: помимо отсутствующих ногтей можно было разглядеть связки в зияющих ранах. Часть пальцев почти не шевелилась; деформированные, раздувшиеся от отёков, почерневшие от внутренних кровоизлияний, буквально бесформенные, они только бессильно подрагивали.

Один из Оло-тхай, отбросив оружие, дал отмашку своим коллегам и покинул пятачок сражающихся, неторопливо приближаясь к девушке. Та, поскуливая и всхлипывая, баюкая и покалеченные руки, и истерзанную плоть, казалось, его совсем не замечала — до тех пор, пока эта груда тестостерона, обильно политая потом, не нависла над ней. Дёрнув головой, девушка оглянулась, на миг среди растрёпанных волос мелькнул острый кончик аккуратного ушка, а в следующую секунду, пятясь назад и одновременно вереща зайцем, она уже пыталась просочиться сквозь огромный валун. Увы, безуспешно.

Подшагнув к ней, гигант слитным движением поднял её, поставил на ноги, положив широченную ладонь на её голову. Как будто перепелиное яйцо накрыли листом формата А4.

Взгляд его не выражал вообще ничего осмысленного. Боец постоял так несколько секунд, то ли натужно о чём-то размышляя, то ли ожидая с невидимой для нас позиции команды к действию… А затем всё слилось в быстрое, размытое движение.

Миг, и Оло-тхай, сняв руку с её головы, хватает девушку за талию, одновременно начиная её поднимать, а свободной рукой сдвигает в сторону широкую набедренную повязку. Следующая секунда, и обнажившийся шланг члена, словно под давлением сработавшего пиропатрона начинает удлиняться, набухать кровью и твердеть, гордо глядя в зенит, а сам мутант поворачивается так, чтобы стоять к нашей решётке в три четверти.

Показушник сраный!..

Ещё мгновение — и девчонка оказывается буквально нанизана на широченную, массивную головку.

Мать Тьма, кажется, я этот истошный, срывающий связки крик буду вспомнить в самых стрёмных кошмарах до самой смерти.

Габариты насильника и жертвы настолько несовпадают, что кажется, будто девушку пытаются надеть на натуральное бревно. Насколько бы эластичными ни были женские половые органы, будь они даже не одну тысячу раз натренированы на всякие экстремально огромные штуки, с этим питоном разрушения им бы никогда не удалось справиться. А несчастная явно не была подготовлена к таким габаритам. Тонкие струйки тёмной крови с силой ударили в стороны, кажется, я расслышал даже треск мышц, связок и костей таза; девушка уже не могла кричать. Бессильно взмахнув руками, она протяжно всхлипнула… и безвольно осела сломанной куклой в крепкой хватке гиганта.

Тошнота поднималась горлом, норовя вот-вот вывернуть завтрак наружу, но я не имел в себе сил не то, что отвернуться от отвратительного зрелища, но банально не мог опустить глаза. Взгляд словно бы магнитом тянуло к омерзительному действу, и подспудно я понимал причину: где-то там, внутри, уже решено — живых здесь остаться не должно, а сейчас — надо запоминать всё, что происходит, чтобы потом совесть не верещала, мешая причинять справедливость.

Пусть я сейчас бессилен — но когда освобожусь, клянусь всем, что у меня есть, я отомщу за тебя, маленькая жертва больших бессердечных тварей.

Девчонка только подрагивала, сучила молча ногами, когда Оло-тхай надевал её глубже на ещё одну долю сантиметра. Он приподнимал её и с силой опускал на чудовищный член, щедро обагрённый кровью, и таз жертвы буквально распирало изнутри, с каждым разом поднимая бугорок на животе всё выше и выше, от пупка — и едва ли не до самого солнечного сплетения. Её развороченная, обезображенная вагина хлюпала, грюкала, посвистывала выдавливаемым воздухом, когда головка, оказывшись снаружи, с усилием устремлялась внутрь.

Боги… У неё же все внутренние органы наверняка уже порваны… И лицо… Напряжённое, со взвдувшимися желваками, проступившими венами на поразительно побледневшей коже…

Как-то резко пришло осознание: несчастная девочка — не жилец. Даже если получится каким-то чудом залатать тело, психику уже не восстановить. Сознанием она уже не здесь. И это, наверно, и к лучшему.

Я как-то упустил тот момент, когда появился второй Оло-тхай. Он так же лихо повернул повязку и, смачно плюнув на тёмно-сизую, вытянутую головку, деловито пристроился к попе жертвы. Подгадав момент, он слитным движением буквально вкрутил член в прямую кишку несчастной, отчего та, словно обретя на миг второе дыхание, вновь закричала — высоко, тонко, пронзительно… Секунда, и она отключилась.

Человекоподобные твари, полностью игнорируя как зрителей, так и нездоровую безвольность тела девушки, продолжали ритмично двигаться в ней, с каждой фрикцией выплёскивая из неё новые порции крови и биологических жидкостей.

Краем глаза видел, как, не смотря на усилия надзирателей, сгибалась то одна, то другая пленница, выворачивая содержмое желудка на землю, мощёную грубым камнем. Запахи соответствующие, с обострённым обонянием от них никуда не деться, рвотные позывы тоже чувствуются, но я пока держусь. Словно организм чует, что будет ещё повод проблеваться от души, и лучше уж это сделать пищей, нежели залить всё желчью.

Первый гигант, явно разочарованный скорой сдачей организмом эластичности, как-то особенно глубоко надел на себя девчонку, отчего та на миг пришла в сознание, чтобы тут же забиться в судорогах, хрипя и пуская изо рта кровавую пену, — и вновь обмякнуть, когда насильник неторопливо начнёт вытаскивать член…

Дурнота накатила разом, желудок, кажется, возжелал эвакуироваться через рот, когда стало понятно, что широкая шляпка головки плотно состыкована внутри чего-то, что неторопливо извлекалось вслед за членом из растерзанного тела девушки.

С-с-сука!

Этот ублюдок просто выдернул из девчонки матку… Хуем, блядь, выдернул!..

Убью! Всех! Каждого! Выпотрошу души вместе с телами, а останки отдам на поругание Миакелле!

В ушах зашумело, перед глазами словно опустился полупрозрачный полог… Знакомое чувство срыва в боевую ярость.

Рывок, подворот с присядом, чтобы, ухватившись за противника, уронить его… И резкая боль в затылке, отрезвляющая на миг, чтобы залить всё вокруг тревожно-багровым.

Сильные пальцы безжалостно сжимают мою челюсть, заставляя её разжаться, и в горло льётся одно за другим содержимое нескольких флакончиков. Я бьюсь, пытаюсь вырваться, но силы слишком неравны. Я… Я слишком слаб, чтобы дать достойный отпор.

Горькая жижа льётся в горло, горячим потоком обнимает изнутри желудок — и, кажется, пытается его нарезать на тысячу лоскутов ржавым ножом.

Больно!

Чувствую, как тело, лишившись моего контроля, слабо подрагивает в конвульсиях, как разгибаются, ослабев, пальцы, ранее сведённые судорогой…

Вижу, как из груди терзаемой гигантами девушки выныривает золотисный шарик, висит над телом, словно в раздумье, а потом, сделав полукруг перед решёткой, неторопливо летит в мою сторону. Спустя несколько ударов сердца золотое свечение вытягивается в полупрозрачную фигуру, полностью повторяющую жертву — только до того, как были нанесены все её повреждения.

Она садится передо мной на колени, нематериальная рука вполне ощутимо сжимает мою безвольную ладонь.

Спасибо, маленький отважный лис…

Губы её шевелятся, но звуков нет. Однако слово-эмоция появляется в оцепенелом разуме.

Прости, я слишком слаб, чтобы защитить тебя… — думаю ей в ответ.

Ты пытался, и этого достаточно, — грустная улыбка на юном, свежем лице.

Иди, — отвечаю ей. — Колесо перерождений ждёт тебя.

Она смотрит на меня, а вокруг всё стремительно темнеет.

Призрак пожимает плечами:

Уже не ждёт.

В следующий миг душа девушки касается светящимися руками моей головы, и я будто проваливаюсь в колодец, полный успокаивающей темноты, в последний момент сознания успевая отметить, что призрака больше нет рядом.

Вот и славно. Колёса должны вращаться.

Колёса должны…

Тьма.