• Виталий Хонихоев

Знакомый потолок на месте и приветствует меня, едва я открываю глаза. Привычный едва слышный шум кулеров и механизмов извещает меня о том, что я по-прежнему в Логове Злодейки. Как-то быстро все здесь стало таким знакомым и родным, быстро я привыкаю к смене декораций, тем более что в Логове — удобно. Все есть, никуда выходить не надо, тут и холодильники, забитые чем попало — от продуктов, которые необходимы для выживания во время зомби-апокалипсиса, а также медикаменты и какие-то колбочки (надеюсь это не герпес, скрещенный с Эболой). В Логове есть даже душевые, правда там здорово неудобно — это ж реально бывший завод и мыться одному в большой душевой — холодно и неуютно. Зато есть джакузи, которую привезли и установили прямо в цехе, неподалеку от входа и я как-то самолично видел, что здоровенный ротвейлер (то ли Добер, то ли Пинчер — я их не различаю, а Рыжая вообще зовет их Правый и Левый) — лакает воду прямо оттуда, своим огромным как лопата, розовым языком. При всей своей целеустремленности и собранности на своих целях, Кексик все же умудряется быть совершенно безалаберной в бытовом плане.

И это уютно. Я приподнимаюсь на локте, вернее — пытаюсь приподняться и тут же падаю назад, шипя от боли. Вот же… надо было ей так глубоко порезать… поворачиваю голову и смотрю на Шизуку. Она спит и лицо у нее, как и положено у молодой спящей девушки — безмятежно и спокойно. Всем бы так спать.

Некоторое время я изучаю ее безмятежное лицо и полуоткрытый рот, ее худые плечики, констатирую почти полное отсутствие груди и аккуратно, медленно — все же приподнимаюсь на локте, стараясь не напрягать спину.

— Сильно болит? — спрашивает Бьянка, которая приподнимается на локте, с другой стороны, от лежащей между нами Шизуки: — у меня обезболивающее есть.

— Почему-то я не удивлен — отвечаю я: — припомню я тебе эти фокусы с медикаментами. Ты ж клятву Гиппократа давала!

— Не давала — качает головой Бьянка: — неа. Однако и не нарушила тоже — если бы даже давала. Тебе вот на пользу немного боли испытать… меньше дури в голове будет, кроме того — ты так дольше держишься во время секса. С одной стороны — боль, а с другой — удовольствие. Huzzah!

— Ладно — я решаю не спорить с человеком, у которого мозг работает иначе чем у меня. Сперва надо первый контакт установить и язык общий выработать, а то мы с ней явно про разные вещи говорим. Меня больше занимают отвлеченные вещи, а именно — что там с прошлым нашей Шизуки и почему у нее опекун из полиции и где ее настоящие родители и почему она про семью свою никогда ничего не говорила. Или там — что я буду дома говорить про спину, и как долго я это смогу скрывать? С учетом того, что у нас дома все ходят в одежде (некоторые — в вызывающей, но все же одежде) — наверное смогу какое-то время. Тут главное, чтобы ничего не загноилось и все зажило, но в ком-ком, а в Кексике я могу быть уверен, она все сделала как положено, зашила слоями, на всю глубину раны, да еще какими-то модными биоразлагаемыми нитками. И без анестезии, да. Кроме того, меня занимает факт того, что делать с Кэтрин Мендозой, которая уже по факту проиграла одну дуэль, но сдаваться не собирается. Еще мне охота встретиться с Натсуми, потому что… ну просто охота встретиться и все. Провести тихий вечер, наполненный намеками и «интересными фактами», придумать что-нибудь, чтобы она прожила еще один замечательный день жизни. Ах, да, Косум со своим общежитием…

— Она красивее так. — задумчиво выдает Бьянка, разглядывая спящую Шизуку: — и лицо у нее расслабленное становится и тело… одежду она всегда мешковатую и темную носит. А тут — она поглаживает Шизуку прямо по ее отсутствующей груди, и та вздрагивает во сне и что-то бормочет.

— Обязательно было … вот так? — спрашиваю я Бьянку, хотя уже знаю ответ.

— Конечно обязательно — кивает та, оправдывая мои ожидания. Есть у Кексика такая черта — считает себя правой всегда и везде. В большинстве случаев это так и есть, но все могут ошибаться, а у нее сомнений нет в принципе и однажды это может ее нехило так подвести.

— Когда у человека такой катарсис, переосмысление ценностей, весь этот когнитивный диссонанс в крайней степени — никак нельзя человека на произвол судьбы бросать — говорит она, продолжая поглаживать Шизуку: — это жестоко и непрактично.

— Так, насчет жестокости я понимаю, а непрактично — это откуда? — вяло удивляюсь я, откидываясь на подушку. Зрелище того, как Бьянка поглаживает спящую Шизуку и как с нее сползает простыня все ниже — не вызывает у меня таких ярких чувств, какие должно было бы. Потому что чертова спина болит как скотина, у меня такое ощущение, что я теперь как черепаха, словно спина коркой покрылась и застыла в таком положении. А еще потому что вчера мы с Бьянкой сделали с Шизукой все что только могли, а возможно даже немного больше.

— Непрактично — потому что человек с таким устройством психики все равно найдет себе предмет фиксации. Ээ… как это у вас, у молодежи — на чем заморочиться.

— У молодежи? Ты старше меня всего на… три года?

— На пять лет — поправляет меня Бьянка, начиная пощипывать сосок. Шизука приоткрывает рот и начинает издавать какие-то странные звуки — словно птичка, не думал, что у нее такой высокий голос.

— Все равно ты молода и красива и не имеешь права выступать с точки зрения старшего поколения. Кто тут старый и умудренный опытом — это я. — трудно подбочениться, когда ты лежишь, но я попытался. Чертова спина.

— Как старый и умудрённый человек ты должен понимать, что дать этой вот, молодой особе зафиксироваться самостоятельно я не могла. Мало ли куда ее потом переклинит… ладно если она марки начнет собирать, а вдруг как ей понравиться тринитротолуол выплавлять в домашних условиях? Искусство — это взрыв! В общем ты, конечно, долбанутый, мало того, что ей нож дал и спиной повернулся, так еще и мне дротик в винтовке подменил. Я сперва злилась, а потом поняла — это же ты, ты всегда такой был — не такой как все. И как всегда — ты оказался прав. Ты перевернул ее мир с ног на голову и встряхнул… но этого мало, мой puddin’, необходимо потом все расставить по местам… взять ее за голову и сказать, слушай сюда, малышка, вот дивный новый мир и вот правила этого мира. Вот эти все — твои враги, а вот эти — твои друзья, а еще у тебя есть хозяин и ты должна служить ему, забыв себя. Потому что на место той пустоте внутри — я поместила чувство долга. Служение. Долг. Как там твоя Сора говорит — смерть легче пуха, долг тяжелее свинца. — Кексик наклоняется и целует Шизуку, накрывая своими губами ее маленький, темный сосок.

— Понятно. У тебя очень необычная техника психологической терапии… — признаюсь я, следя за тем, как она стягивает со спящей (спящей ли?) Шизуки простыню.

— О. Знаешь, что меня возбуждает больше всего? — она наклоняет голову в мою сторону: — то, что я в тебе не ошиблась.

— Ты во мне не ошиблась? Ты вообще ошибки не признаешь. — хмыкаю я, пытаясь устроится в кровати так, чтобы ничего не болело. Это трудно.

— Неправда. Не об этом речь. Я в тебе не ошиблась, мистер Джей. Ты именно такой каким и должен быть — социопат и психопат, манипулятивный больной ублюдок и это я люблю в тебе больше всего. Я едва не кончила прямо там, на крыше, когда ты дал этой долбанутой кинжал… потому что именно так бы и поступил Мистер Джей. Потому что ты — рискнул… но рискнул ли? Или скорее — просчитал все своим сверхразвитым мозгом, своим опытом социального манипулятора? Ты же знал, что она не ударил тебя, верно? Все это — просто спектакль и такой, что даже я сперва тебе поверила, но потом! Потом — мне открылась истина! — она смотрит на меня и в ее глазах снова пляшут отражения огней святого Эльма. Она закусывает губу, сильно — по ее подбородку бежит струйка крови, но она не замечает этого.

— Ты! — говорит она: — ты! Ты с самого начала хотел этого, не так ли? Хотел взять психопатку и … поломать ее. Сломать ей все внутри — для того, чтобы уютно обустроить там свое гнездышко? Да? Потому что теперь она зафиксирована на том, чтобы угодить тебе — всеми возможными способами, даже если это будет больно, даже если это будет стыдно и гнусно, даже если ей будет угрожать опасность… даже если потребуется умереть. Браво, мистер Джей! — она садится над все еще спящей Шизукой и хлопает в ладоши: — браво! И сейчас… а сейчас — ты проверяешь меня, верно? Поняла ли я твой план, поняла ли я твой замысел и могу ли я подыграть с ходу? Я все сделала правильно, мой puddin’, правда?

Я смотрю на нее, сидящую на кровати по-турецки, совершенно бесстыжую, обнаженную, с ее массивной, качнувшейся от движения, грудью, с ее безумными огоньками в глазах… и вздыхаю.

— Да. — в конце концов говорю я: — ты все сделала правильно.

— Huzzah! — она вскидывает руки вверх: — я прошла! А… будет награда своей Харли, а мистер Джей? Или все же… наказание? У нас здесь полно смазки после вчерашнего… и твоя Тень лежит тут же… ты можешь делать с нами все, что только захочешь…

— Я обязательно так и сделаю. Как только спина заживет. А то зашивать это в третий раз это не смешно. — поясняю я. С точки зрения Бьянки — я все знал и все продумал, а потом — еще и сформировал в голове у бедной Шизуки психологический якорь, замкнул управляющие контуры на себя и обрел себе рабыню, которая без колебаний убьет любого, на кого я укажу, будет верна и лояльна, чтобы я с ней не делал и вообще, сделает целью и миссией своей жизни служение мне. Это не так, но и спорить с Бьянкой — только время терять, она слишком уверена в своей правоте, при том, что есть области в которых она действительно гений, но есть и такие, где она попадает пальцем в небо пять раз на дню.

— У меня вот в голове не укладывается — говорю я: — то, что ты вчера с Шизукой сделала… и в то же время ты говоришь, что не очень опытна в сексе. Судя по-вчерашнему ты просто академик в этом.

— К сожалению это не так — качает головой Бьянка: — как ученый и женщина — я хорошо знаю, как именно доставить удовольствие женщине. Что делать с мужчиной… я знаю … теоретически. То есть большинство парней, с которыми я когда-либо встречалась — всегда были удовлетворены, даже если я просто лежала. А ведь это неправильно. Потому весь контент со мной в сети — эротический или с девушками. Что нужно мужчинам — я не знаю, и не собираюсь изучать. Потому что мужчины меня не интересуют.

— Что? — приподнимаю брови и развожу руками: — ээ… в последний раз как я проверял — у меня все же был пенис между ног. Или ты? — лезу руками под простыню. Успокаиваюсь. Все на месте, как и должно было быть. А то с Бьянки станется, отчикает ночью, сделает операцию по перемене пола и буду я Камико там, ну или Киоко. Она девушка целеустремленная.

— Меня не интересуют мужчины. Или женщины, если уж на то пошло. Я просто лучше их понимаю. Меня интересуешь только ты, мой puddin’… — говорит Бьянка и вот тут-то мне бы наклонить голову и проворковать –«Awww…», но у меня слишком развита внутренняя чуйка, и я сразу же понимаю, что моя жизнь с этого момента — только тяжелее станет. Большая сила — большая ответственность и невероятный объем микроменеджемента. Ох.

— Я тебя обожаю — продолжает она: — давай! Подчини себе всю Академию! Сделай сексуальных рабынь из всех этих дочек высокопоставленных шишек, и они принесут тебе твою власть на блюдечке! Ты прав, ты тысячу раз прав — миром правят мужчины, а мужчинами — правят женщины. Но не всякие женщины. Красивые женщины. И если все красивые женщины этой страны будут зомбированы тобой, твоим Даром Любви — то мы с тобой станем во главе страны… нет, даже мира! Аха-ха-ха-ха! — хохочет она и ее тяжелые груди сотрясаются. Шизука просыпается, трет глаза, недоуменно смотрит вокруг. Ни капельки не смущается, не краснеет, не подтягивает простыню к подбородку, пряча свое тело, нет. Да, у нее совсем другая психология.

Тем временем Бьянка спрыгивает с кровати, как была — голая. Вскидывает руку и тычет пальцем в потолок.

— Здесь и сейчас я клянусь, что я поддержу тебя, мой puddin’ во всех твоих начинаниях! — кричит она: — Захватим мир! Вывернем его наизнанку и продемонстрируем всем его гнилое нутро! Разрушим все до основания! Свергнем языческих богов и водрузим на пьедестал настоящего кумира! Ты, как там тебя… что ты скажешь?

— Я? — Шизука моргает глазами и медленно поднимается. Встает рядом с Бьянкой.

— Я тоже поддержу Хозяина во всем. — говорит она: — и у меня очень болит голова.

— Очень трогательно. От слова — «трогать» — киваю я: — обожаю смотреть на голых девушек с утра. Это повышает мой уровень окситоцина и дофамина. И … вообще повышает.

— Я вижу, чего это тебе повышает — понимающе кивает Бьянка, глядя на меня: — все поднято. Свистать всех наверх! Ты, как там тебя?

— Шизука. Меня зовут Шизука.

— Какое долгое имя. Будешь… Тень. Каге. Хорошее и простое имя. Не видишь, твой Хозяин страдает?!

— Сумимасен. — склоняется Шизука: — мне очень жаль, что я … ножом. Сумимасен!

— Да он сейчас не от ножа страдает, дурочка, а от утреннего стояка — поясняет Бьянка: — чего стоишь — вперед. Твоя главная цель в этой жизни…

— Посвятить свою жизнь Хозяину. — отвечает Шизука и стягивает с меня простыню: — я не такая опытная, но я постараюсь! Разрешите мне утолить вашу боль, Хозяин!

— Да оно и не болит в общем — говорю я: — это гормоны. И возраст и … Шизука?

— Вот так — отвечает мне Бьянка, смотря на нас с высоты своего роста: — все так и должно быть. Мистер Джей, ты гений. Манипулятивный, отвратительный, мерзкий… а она тебе сейчас не ответит. Рот у бедняжки занят.

— И это я манипулятор — говорю я, отчаянно пытаясь сосредоточится на словах Бьянки, а не на тех ощущениях, которые прямо сейчас мне приносит Шизука: — когда ты сама… оох!

— Я тут вообще как доктор выступаю — откликается Бьянка, поглаживая Шизуку сзади: — как психотерапевт. Но не просто доктор — я ведь не приносила клятву Гиппократа. Я принесла клятву верности тебе puddin’.

— И… — последние обрывки разумной мысли я направил на то, чтобы ответить ей, перед тем как окончательно сдаться и уплыть по сладким волнам ощущений: — что это за клятва?

— Я обязуюсь, что все, что я делаю — я делаю для удовлетворения своего puddin’ — отвечает Бьянка: — там еще много пунктов, но прямо сейчас этот самый актуальный…

— Вы там опять трахаетесь? — раздается голос из-за перегородки: — предупреждать надо! Я в магазин пошла!

— Рыжик! Хочешь присоединиться? — повышает голос Бьянка.

— Ну вас к черту, извращенцы! Лучше бы за собой на столе прибрали! Кровища везде! Вы что, вчера свинью тут резали?! Этот школьник-кобель еще живой там? Или нам придется еще один труп прятать? — кричит из-за перегородки Рыжая.

— Слышал? Рыжик явно напрашивается — говорит Бьянка: — что скажешь?

— А? Ооо… ммм…. Ууу… да, именно там… — отвечаю я, как мне кажется — вполне интеллектуально, остроумно и к месту. Впрочем, мне плевать. Прямо сейчас — плевать. И откуда Шизука так хорошо умеет языком управлять? Талант, не иначе.

— Пока он еще живой — уверяет ее Бьянка: — но я не уверена, как долго протянет. Потому что вчерашние события меня так неслабо завели… брось мне пожалуйста того армейского обезболивающего… ему пригодится.