• Михаил Француз

Глава 135.docx

Глава 135.fb2

---

Я плохо себе представляю, что, после этих посиделок, творилось в голове у Уэйда. Что он мог о нас всех подумать, какие выводы сделать.

Хм… вот это я, конечно, хватил: пытаться узнать, что творится в голове у Дэдпула. Пусть, пока, и только лишь будущего. Хорошо ещё, что это был лишь мгновенный проблеск праздного любопытства, быстро купированный, иначе… возможно всё. Ведь у меня же теперь есть действенный инструментарий для совершения такого эпически дебильного поступка: телепатия-то никуда не делась! И, в какой-то момент, у меня появился серьёзный соблазн попытаться пустить её в ход…

Чем бы такая попытка могла окончиться? Да чем угодно! Не зря мне и Ксавьер, и Суо не один раз говорили: голова сумасшедшего — табу для менталиста или телепата!

Ксавьер упоминал этот момент просто так, к слову, когда мы как-то с ним обсуждали разные курьёзы из его практики. Так-то, он пока не знает о моей новопрорезавшейся способности. Я не сообщал ему о ней… хотя, может быть, как раз, зря? Кто знает…

А вот Суо наставляла в основах менталистики целенаправленно, в тот период времени, когда готовила меня к временному приёму на себя её должности. Вдалбливала азы магической науки. Большей частью, её теории, правда. Но мне тогда и этого хватало.

Мой собственный жизненный опыт заставлял относиться к услышанному от них постулату серьёзно: двое непрошенных вторженцев в мою голову не дадут соврать. Покойных вторженцев.

Понимание того, что за бойню может устроить моё нынешнее тело, если, в процессе удовлетворения любопытства, я потеряю над собой контроль, было тем ушатом холодной воды и «стоп-словом», которые не позволили мне совершить глупость, а отнюдь не отсутствие должного контроля над способностью. Ведь, чисто технически, совершить проникновение было бы совсем не сложно: достаточно схватить объект за шкирку и прыгнуть с ним куда-нибудь в очень безлюдное место, где мне не на кого было бы отвлекаться, чтобы, как следует, не торопясь, с чувством, с толком, с расстановкой покопаться в заинтересовавшей меня голове. А мест таких, за прошедшие пять лет, я сумел отыскать не мало. Мест, где мне никто не сможет помешать… Зловеще как-то прозвучало. По-маньячески…

Ладно. Это всё лирика. Частности. Но посидели мы хорошо, этого не отнять. Пусть даже прибытие Николь сделало общую атмосферу ещё чуточку более напряжённой — ну недолюбливают они с Суо друг друга. Недолюбливают, что тут поделаешь. И я, честно говоря, не очень понимаю почему: Суо — моя жена, моя женщина, Николь же для меня, почти, как дочь… Женщины! Мне никогда их не понять. И никакая телепатия, пусть сколько угодно «Омега»-уровневая, в том не помощник. Тем более, что не «Омега» я… вроде бы. У Ксавьера, по крайней мере, в его «Омега»-базе таковым не отмечен.

Посидели хорошо. Больше всех доволен остался, конечно же Хоулетт. Даже объяснять не буду, почему — слишком завидно становится. Его до дома Эрик подвезти согласился. И подвёз. Хоть тот уже, к тому времени, был совершенно в «зюзю». Даже на ногах не держался и языком толком не ворочал.

Правда, к процессу «подвоза», братец мой подойти решил креативно. В свой Альфа-Ромео он эту ужравшуюся скотину не пустил: ещё сблеванёт там по пути, или обшивку когтями своими поцарапает, а на машину уже покупатель имеется! И уроном репутации Эрика Лэншера будет продажа элитного автомобиля почти за двадцать миллионов вечнозелёных президентов… с запахом блевотины, а не новой кожаной обивки.

Братец усадил пьяного «якудзу» за руль его же мотоцикла, завёл мотор этого благородного агрегата, сел в свою машину рядом с женой и… поехал. А мотоцикл поехал в паре-тройке десятков метров впереди них.

Ну а что? Сложно что ли Мастеру Магнетизма взять под контроль ещё одну дополнительную железку?

Не забыть только потом поинтересоваться у Эрика о том, как они добрались: не тормознули ли их, по пути, представители дорожной Полиции? А то ещё тот мог бы прикол получиться…

Слава Богу, да не обидится на меня Будда, Один на «побеседовать» со мной оставаться не стал. Не уверен я, что смог бы достойно выдержать ещё какие-нибудь его откровения. Итак, атмосфера посиделок была изначально напряжённой, в большей степени именно из-за его присутствия. Всё ж, внезапно обзавестись ТАКИМ тестем — то ещё испытание для психики. Тут даже «зять»-Дэдпул на таком фоне меркнет…

Один с Фриггой ушли тихо и вежливо. Биврёстом соседей моих шокировать не стали: по-простому вызвали такси и уехали на нём. Не могу сказать, куда именно, но главное: подальше от моего дома. А там, пусть, что хотят делают, хоть смотры Асгардских войск устраивают с воздушными парадами их летающих «Драккаров»! Мне по барабану.

Уэйд уехал сам. На своём спортивном мотоцикле. Перед этим долго прощался с Викой, возле своего железного коня, в области нашего виденья, но за пределами нашей слышимости (как он думал), там, где создавалась некоторая иллюзия приватности. Пылкие юные сердца — что с них взять? Романтика…

Я таким не был. Мне не понять.

Легли уже за полночь. Хорошо посидели.

А утром я сгонял за тачкой на ближайший авторынок. Выбрал что-то непритязательное и неприметное, говнисто-коричневого окраса, подержанное и не очень высокой ценовой категории. Даже не особенно вникал, что именно. Где-то в десятку зелени. Брать что-то более дорогое, качественное и представительное, не считал нужным. Мне ведь она всего на одну поездку нужна, а не на постоянное пользование.

Хотел купить. Пока не увидел её! Машину, буквально сошедшую с экрана. С экрана культовой для мира Васи картины. Машину, которую купил Данила Багров во втором «Брате» с рук, под мостом у еврея-эмигранта за пятьсот баксов. Тот самый Cadillac Coupe Deville 1975 года выпуска. Даже расцветки такой же — небесная голубизна в смеси с металликом…

Да ещё и брат давеча со своими разговорами о ретро-автомобилях, об их красоте и неповторимой эстетике, о том, что это уже не столько автомобиль, сколько история, а ещё произведение искусства…

В общем, я не сдержался. Купил её.

Понятно, что обошлась она мне не в каноничную пятихатку, а в пять тысяч… Ну, так и брал я её не на Брайтон бич, не с рук и не под мостом. Тем более, не у старого картавого еврея с очень-очень честными глазами. Потому и такая разница в цене — на порядок. С другой стороны, может быть, и каноничную судьбу эта тачка не повторит? Не заглохнет посреди пустой дороги…

Я купил её. Или его? Кадиллак — это же вроде бы он? Нет?

Нет — «он» — не звучит. Будет «она» — машина.

Когда я сел за руль этого аппарата, и выехал на нём с территории стоянки этого авторынка, то чувства нахлынули непередаваемые. Это ведь не просто какая-то обычная тачка! Это история! Это даже мечта… Американская мечта семидесятых годов, воплощённая в стекле и железе. Это спорткар длиной в пять с половиной метров и весом в две с половиной тонны. Шестиместное двухдверное купе с двумя сотнями лошадей под капотом и рабочим объёмом двигателя в семь и семь литров. Ну и с безумным просто расходом в тридцать литров на сто километров.

Американская мечта семидесятых годов о свободе, даруемой пустой и ровной, словно стол, автомобильной дорогой, тянущейся от горизонта до горизонта, и мощной, породисто ревущей машиной с откинутым откидным верхом, о вере в лобовик, о медленно садящемся солнце и, ещё раз, о бесконечной дороге, уводящей от любых проблем этой жизни, оставляющей их где-то далеко-далеко позади…

На несколько минут я позволил себе поддаться этому очарованию и представить себе всё это под звуки мотора, прорывающиеся сквозь звуки города. Потом, правда, вернулся из заоблачных далей грёз на грешную землю. И погнал заправлять этого прожорливого монстра. На полный бак, на все его сто два литра. Чтобы понять, чтобы прочувствовать смерть эпохи. Ведь эпоха этих гигантских и совершенно неразумно неэкономичных машин ушла в тот самый закат внезапно. В 1973-ем году, когда страны ОПЕК объявили Штатам «Топливную войну»… Да, в этом мире такое тоже случилось. И было не менее масштабным потрясением. Здесь тоже стояли очереди на бензоколонках, на которых отпускался бензин не более пяти галлонов в одни руки. Здесь тоже погиб Детройт — автомобильный рай, ставший городом-призраком…

Ладно. Это всё не важно. Это всё снова лирика, к которой я становлюсь всё более и более склонным с годами… или после воздействия Жёлтого Камня на мои мозги. Подозреваю, и не без оснований, одним лишь появлением телепатии его влияние на мою голову точно не ограничилось. Видимо, это усиление склонности ко всякого рода рефлексии и философствованиям — тоже его работа.

Машина хорошая. Пожалуй, именно то, что нужно для той задачи, под которую и покупалась. Достаточно старая, достаточно тёртая жизнью, но при этом, достаточно броская и привлекающая внимание. Как раз для района «Адской Кухни».

И, где-то к одиннадцати часам утра, мы с Викой на окраину этого района заехали.

Да — Суо настояла на проведении мной «воспитательной работы» с дочерью. Да — сказала она мне это не один и не два раза. Да — мне самому совсем не хотелось этим заниматься. В конце концов, я не воспитатель. И не педагог. Но… дочь же! Ни на кого другого такую задачу не свалишь. Сам «настрогал», сам теперь и «обтёсывай».

Сначала, я думал взять с собой ещё и Уэйда, что б «урок» провести «оптом», но потом передумал. Не его это «урок». Не вынесет он из него пользы. Да и не поймёт он ничего. Решит, что я просто выпендриваюсь и рисуюсь. А мне оно надо?

Итак, совсем не раннее утро. Старая, побитая жизнью, но всё ещё крутая машина, на тёплом капоте которой сижу, сунув руки в карманы, я. Напротив меня стоит и неприязненно оглядывается по сторонам Вика. Она одета почти точно так же, как, когда я видел её в вечер своего возвращения домой. Я — в джинсах, в рубашке по моде девяностых и в джинсовой кожаной куртке. Не настолько вызывающий видок, как обычно, но на какого-нибудь бандюгана средней руки вполне тянет. Или даже не средней…

— Зачем мы здесь, пап? — явно нервничая, спросила Вика. — Что мы тут делаем?

— Разговариваем, — пожал плечами я. — Чем это место хуже любого другого?

— Вообще-то, этот район носит название «Адской Кухни» и является самым опасным в городе! — ответила мне она.

— О? — приподнял одну бровь я. — Откуда ж такие познания у пай-девочки из пригорода? К тому же, находящегося на противоположной от этого района стороне города?

— Мама рассказала, — чуть вильнув взглядом, ответила Вика, складывая руки на груди.

— Врёшь, — спокойно и почти равнодушно сказал я, чуть запрокидывая голову к небу, подставляя лицо под редкие и такие приятные лучи солнца.

— Я не… — вскинулась она резко, но потом, глянув внимательнее на моё лицо, договаривать не стала. — Может, всё-таки уедем отсюда куда-нибудь, где поспокойнее, и где нам не помешают разговаривать?

— Нервничаешь? — приоткрыв один свой глаз, посмотрел им на дочку я. — Спешишь? Ждёшь кого-то?

— Я… — однако, хоть ей и не хватало опыта, но девочка имела отличную наследственность и уже умела быстро брать себя в руки. — Это бандитский район. И то, что сейчас день, ничуть не делает его безопаснее, а мы вторглись на чужую территорию. Очень скоро могут пожаловать хозяева с вопросами.

— И ты не хочешь услышать эти вопросы? — чуть ухмыльнулся я. — Или ты не хочешь, чтобы эти вопросы услышал я?

— Ты… — сощурившись, уставилась на меня она. А после ещё и слегка набычилась. — Ты всё знаешь?

— Знаю что? — прикрыл ранее открытый глаз и приоткрыл другой. — Что ты, по ночам, гоняешь по «Адской Кухне» на байке и натравливаешь своего бойфренда на местных бандитов, чтобы он избивал их до полусмерти? Да — знаю.

— Тебя не было с нами пять лет! Ты не можешь меня судить! — тут же пошла в атаку она, опустив руки и сжав их в кулаки. Ещё и в голос пошла надрывность с некоторой долей подростковой истеричности.

— Судить? — искренне удивился я таким её словам. — Я, что похож на судью? Или присяжных? Если сложить всех, кого я лично убил, в одном месте, то Бруклинского кладбища не хватит — придётся слоями хоронить. Мне плевать, как именно ты развлекаешься. Мне просто интересно стало: зачем?

— Что «зачем»? — оторопела от такой моей отповеди она. Или же попыталась понять, насколько именно преувеличено то сравнение, которое мной было приведено. Видимо, ей и в голову не могло прийти, что я не преувеличиваю, а, скорее уж преуменьшаю. Или слегка недоговариваю: я ж не уточнял, во сколько именно слоёв придётся хоронить. Не то, чтобы я прямо считал, но, если вспомнить, что я творил с сорок первого по сорок четвёртый… через всё Европу пешком прошёл. До Москвы дотопал. А после был Аушвиц… А потом обратный путь почти до Берлина. А вот Вика, похоже, в серьёз моего признания не восприняла.

— Зачем ты это делаешь? — спросил я. — Нервы пощекотать хочешь?

— Хей, мистер! — остановилась метрах в тридцати от нас машина, из которой полезли бандитского вида парнишки с битами и ножами. Старший над ними был какой-то высокий дёрганый негр, размахивающий пистолетом. И из цензурных слов в его речи, пожалуй, можно было вычленить только вот это вот «Хей, мистер!». Остальное можно было примерно перевести на человеческий, как: «Что эта юная, печально известная многим нашим соратникам мисс тут делает? Она с вами?».

Вика, увидев их приближение, занервничала ещё больше. Но, в конце концов, дёргаться и делать глупости не стала. Она же была не одна, а со мной. Да и, что они ей могли сделать? Убить — нет, покалечить — тоже нет. Разве что боль причинить. Да и то: ещё кто кому причинит, если уж конкретно до дела дойдёт. Всё ж, Вика — не кто-нибудь, а моя дочь. И кое-чему училась. В частности: причинять и наносить.

— Нет, не нервы, — ответила мне она. — Я хочу справедливости! Этот район — он язва на теле города. И эту язву должен кто-то остановить!

— Ты? — уточнил я. Наш с ней разговор изначально шёл на русском языке. А подходящие парни общались на невнятном американском-матерном. Они нас не понимали. А мы… игнорировали их существование.

— А почему не я?! — с вызовом посмотрела на меня Вика, уперев в бока руки.

— Хм… действительно, — проговорил я. — Почему бы не ты… Как думаешь, я мог бы их сейчас всех убить? — резкий переход с темы на тему слегка обескуражил девочку и заставил сбиться с тона.

— Я… не знаю. Наверное…

— Как не фиг делать, — ответил я, достал из кармана джинсовки пистолет и, не целясь, выстрелил в направлении негра. Пуля угодила точнёхонько в его блестящий револьвер, которым он так активно размахивал, но не задела пальцы. Оружие рыбкой выскользнуло из его руки и улетело под днище его же машины, а вся пятёрка парней бандитской наружности отпрыгнула на шаг назад и загалдела, словно стайка растревоженных макак, заметивших прямо перед собой здоровенного питона: вроде и напасть хочется, но дёрнуться страшно, остаётся только визжать и ругаться, подбадривая друг друга руганью.

Пистолет в моей направленной на них руке не дрожал, а лицо было равнодушным, как дуло этого пистолета. Однако, я не стрелял дальше. Не дёргался, угрожающих движений не делал. И не говорил ничего им. Вообще, вёл с ними себя, как со стайкой назойливых мелких шавок — близко подошла — пнул, в полёт отправил, близко не подходит — ноль внимания на неё, пусть хоть оббрешется.

— Вот только, что дальше? — спросил я не у них, а у Вики.

— В каком смысле «дальше»? — опять сбилась с настроя она. Слишком мои действия были хаотичными и нелогичными. Она никак не понимала, что от меня ждать. К какой линии поведения готовиться, а соответственно, какой придерживаться самой.

Строго говоря, я и сам не знал. Всё, что я делал, было чистейшей импровизацией.

— В самом прямом: что ты собираешься делать дальше? Как собираешься останавливать «язву»? Ты вообще понимаешь, как она появилась, что её создаёт, что питает? — спросил у Вики я, спокойно наблюдая за тем, как «шавки», продолжая тяфкать, угрожать и ругаться, отступают к машине, потом быстро в неё садятся и уезжают.

— Я…

— Знаешь, дочь, я помогу тебе, — вдруг пришла мне в голову странная, но показавшаяся интересной мысль.

— Поможешь? — искренне удивилась она.

— Да, — кивнул ей в ответ. — Дам инструменты и оружие в твои руки.

— В мои?

— Ага, — расплылся в самодовольной улыбке я. — В твои. Ты будешь делать всё сама.

— А ты?

— А я запасусь «поп-корном» и посмотрю со стороны.

— Ты… — нахмурилась и набычилась Вика. — Смеёшься надо мной?

— Нет, — убрал улыбку с лица я. — Мне правда интересно посмотреть, что у тебя получится, если дать тебе поработать по-взрослому.

— И, что за «инструменты» такие? — продолжая хмуриться, задала уже конкретный вопрос девочка.

— «Старк Индастриз», — ответил ей.

— Компания Тони? — нахмурилась она сильнее. — Ты-то к ней, каким…

— Мы с твоим дядей Эриком владеем контрольным пакетом акций этой компании. Грубо говоря, это наша с ним компания, а не Тони. Двадцать шесть процентов у меня, двадцать шесть у Эрика и двадцать шесть у Старка.

— Но… — округлились её глаза от таких откровений. — Тони никогда не говорил…

— А должен был? — хмыкнул я.

— Понятно, — хмыкнула Вика. — Но «инструменты» — вроде бы множественное число?

— А вот получением второго инструмента, мы сейчас и займёмся, — снова расплылся в хищной улыбке я, посмотрев в сторону, несущихся к нам четырёх машин и одного старенького потёртого микроавтобуса.

---