2022-08-23 13:26

26. Пущная мануфактура

Общалась парочка со мной довольно благожелательно. Некоторое снисхождение проявляли, но такое, фоновое, скорее нормальное для полувековой парочки по отношению к семнадцатилетнему. Не чрезмерное и терпимое, скажем так.

А вот рассказы их мне… ну не то, чтобы не понравились. Но лешего я зря поминал, факт.

Итак, цель нашего путешествия в плане “нахрена” парочка не раскрывала. В плане Тенетница сказала “сам увидишь”, значит сам увидишь.

— И вам, Стригор Стрижич, сие, если по совести, без разницы. Ваша задача — тварей убивать, нас и наших спутников оберегать, — выдал Твёрд.

— Хорошо, — не слишком довольно констатировал я. — Что за твари?

После чего началось перечисление, в ряде случаев которого мне приходилось уточнять. И спектр тварей не радовал. Например, та груда плоти, которую у меня взял только ледяной эфир, а только потом кислород — называлась “Глотка”. И высоковероятно был, НЕХ этакий.

— А почему “Глотка”? — кисло полюбопытствовал я. — Я эту тварь прибивал, нет у неё никакой глотки!

— А потому и глотка, — понятно ответила Тиха. — С ярлом убивали, Стригор Стрижич?

— Да нет, до тех мест, где я Глотку встретил, ярло бы не дошло, — задумчиво протянул я. — Ярло, значит, возьмём?

— Ярло, алхимию боевую, — не менее задумчиво протянула Тиха. — Я думала что преувеличивает Голова. И силы я в вас столь великой не чую, уж простите, Стригор Стрижич.

— Прощаю, — отмахнулся я, несколько повеселев.

Ярло — это хорошо. Потому что ту же Глотку без него мне воевать раскрывая почти все козыри, чего не хочется.

Далее, будет Лихо. Но с этим, синхронно поморщившись, парочка выдала, что атаковать вряд ли будет. Чем своё “родство” с одноглазом подтвержили.

А Вот леший, причём не один — это херово. И ярло здесь нихера не подмога, ну и заворот, точнее “Пуща будет считать нас своей частью, Стригор Стрижич” тоже не поможет.

Леший — это, сволочь такая, “зверовод”. Каким макаром он натравливает и управляет тварями — толком не понял ни я, ни Архив. Но этой тварью недаром ругаются, потому что Леший со свитой — это пиздец не только малой деревушке или особняку родовича. Это малый городок, срытый до самого основания.

Единственное спасение, в том что тварь, выходившая к Логу, свиту набирала не особо лютую: вороны, песцы, бесы. Неприятно, но терпимо, вырезается нахрен свита, а потом берётся в кладенцы Леший. К счастью — очень медленная, передвигающаяся на шестёрке коротеньких, почти человеческих лап тварь. К сожалению — дюжина лап-клинков, восьмиметровых в вытянутом состоянии, запредельно острых, наносящих урон кладенцам. Ну и полная, без шуток, иммунность к эфиру. Хоть от огня, паразит такой, корчился и помирал, хотя и не сказать, чтобы особо быстро.

И вот эта пакость, как сообщили Твёрд с Тихой, препирается практически каждый “поход”, да бывает и не один. Хорошо что поодиночке. И беда в том, что, насколько я понял, “перегружает” возможности Лихычей. То есть валить тварь надо “ещё вчера”, пока имперцы, удерживающие уже не только и не столько “Пущу в целом”, сколько свиту лешего, не сломались нахрен.

— Основные потери в походах от лешего, — констатировал Твёрд. — Силён, тварь. Мы минут десять свиту удержим, свыше… лучше не проверять.

— Ярло его из-за мечей не берёт? — спросил я, на основании своих выводов.

— И из-за них, да и толку от него немного — Чернобожич ярло питает, а всё одно копьё плоть твари не берёт толком. Кладенцом кромсают охранники, алхимией закидывают, но это так, баловство, — махнула рукой Тиха. — Так что только резать и быстро, Стрислав…

— Не родовите, излишне это.

— Резать и быстро, Стрислав. А вы как с лешим управлялись?

— Огнём. И Погибич, — лаконично отрезал я, не став открывать козырь.

Ну, в принципе, ангидрид тварь пронять должен, прикинул я. Не убьёт, но вынудит своими лапками-мечами подлючими сучить — с нервной системой у лешего всё хорошо, так что прижигание кислотой ему явно не понравится. А в дыры в защите… Блин, гадкое же создание, эфир его не берёт толком. Впрочем, в этом случае даже не ярло, а самострел поможет, если голову приложить.

И ещё десяток тварей описали Лихычи, поганости повышенной, к ихним потугам иммунным, но, к счастью, не иммунные к эфиру вообще.

— Благодарю, уважаемые, за рассказ, — слегка склонился я. — Но имею вопрос — почему бы не взять с собой в поход, скажем, ещё одного вашего родича? А мне в подмогу — Чернобожича или Ярилыча? И да, Индрик-зверя своего взять хотел бы.

— Нет, нет и нет, Стригор, — решительно и на две головы помотала парочка.

И поведали такой расклад: Пуща не только на “вторжение” реагирует, но и на эфир, количество “живого мяса”, масса факторов. И третий Лихыч — тягло, а не подмога. А три боевика ходят обычно. Одного стабильно теряя, а то и двух.

У нас же поход экспериментальный, в котором, до кучи, бегуна с собой возьмём. Последнее, кстати, меня утвердило в мыслях о целях похода.

Так вот, Индриков и прочих Чернобожичей брать просто смысла нет. А мне оказывается, невзирая на “сами увидите” Тенетницы весьма и весьма весомое доверие: оба мои сотрапезника от меня зависеть будут, как и пара Ладычей.

Так что после трапезы я к Тенетнице морду засунул, и категорично сообщил, что Индрика надо домой, а то сломает он нахрен всё. Включая анператорский дворец, императора и саму Тенетницу.

— Вот же… ладно, ступай, Стрислав. Пошлю с тобой человечка на бегуне. И не… впрочем, сам не дурак.

Дураком я не был, ни с Индрика, по дороге домой, ни с бегуна, по дороге взад, на всю улицу: “мы идём в Пущу” не орал.

Но с девчонками попрощался, по-быстрому, инструкции предыдущие подтвердив, благо документы нужные были: не будет меня через седмицу — пусть в Лог двигают, там встретимся.

А уже в сумерках мы грузились на Трапана, следующего в город Алтырь, расположенный рядом с соответствующей Пущей. И с Ладычами — парой, как бы не матушкой с дочкой, хотя хрен поймёшь у родовичей, познакомился.

Блин, сыкатно как-то такой группой в сердце пущи пробиваться. И за спутников боязно, и флешбяки… Впрочем, с моей жизнью флешбяки будут меня преследовать вечно, это факт.

Далее, в худшем случае выжимаю источник, подключаю ледяной и энтропийный эфир, плюя на конспирацию. И прорубаюсь со спутниками из Пущи. В принципе — потяну, если на износ. Да и Ладычи помочь смогут. В общем — не сказать что терпимо, но не совсем гиблое дело, заключил я. Росси бы, конечно, не помешал… но не взял. Слишком “палевно”, да и прямо скажем, в Пуще для него целей не так много. Так что остался карабин, фактически поселившись со своим прискорбно малым боезапасом, в индриковой сумке. Благо, неорганика там прекрасно жила и никаких сложностей не содержала.

И вот, кстати, сам себе напомнил я, а то всё в биомагию и прочее. Если у меня с кругами и конвертацией выйдет сносно, так и ряд кругов Замороженного Мира запустить выйдет. А это… ну, как минимум, гибкость оперирования. Пороховые стреляла, именно на порохе, не факт, что нужны. А вот на взрывном расширении — почему бы и да? Да и граната, пусть и ручная, но это мне она — ручная, а вражинам — осколочная, хе-хе.

В общем тоже, в плане изучение это направление нихрена не даст. Но в плане комфортности и безопасности — подмога вполне неплохая. Да та же химия — у меня нихрена не выходило, сопоставимого с местной биоалхимией, не потому что “нет”. Есть и сопоставимые, да и по сильнее вещи, пусть не яды. Но хрен я их “на воздухе” вытягивал. А вот с приличным набором химикатов, чего производственные круги обеспечат — можно и похохотать устроить. Себе — вражинам грустно будет, пусть и недолго.

Но это, блин, если руки дойдут. А то дел у меня тьма, а вот времени — ни хрена. Не удивительно, что многое даже не забываю, а, скорее, забиваю.

И пару часов занимался тем, что дрючил самострел, исправно снабжающий меня роговыми болтами. И готовил колдунства-зачарования поубойнее — не одно, а нескольких видов, с учётом описанных спутников тварей. Была некоторая надежда, что они не знатные суицидники и лапши мне на ухи не навешали.

И даже вздремнул пару часиков, разбуженный скреблением в дверь транспортного гриба.

А встречали нашу пятёрку, как не удивительно, десятка. Десять родовичей в биоброне, на щучемордых горбунках. Под предводительством практически деда-имперца, тоже в биоброне. Не столь антикварного, как дедок-библиотекарь Академии, конечно.

Но с “выцветшими” головными иглами, отчётливыми морщинами. Такой, ветеранистый дед, прямо скажем.

— Слава Империи! — гаркнул дедок, подхваченный гарком родовичей-подчинённых.

— Силы Императору! — ответили мои спутники.

— Угусь, — верноподданно пробормотал я.

Дед на меня зыркнул, но вопить “на копья отступника!” не стал, милейший человек. После чего поместили нас на пятерых горбунков и рысью повезли.

Сидел я на этом щучьем сыне скорбно и страдал: тряско, неудобно, и вообще — гадость. Индрик лучше, факт.

Наш караван довольно быстро и беспрепятственно покинул Алтырь, выехав в еле брезжущий рассвет — мои спутники обладали достаточным “весом”, чтобы привратные стражи только что “под козырёк” не взяли, да и то, по причине отсутствия последнего, как мне видится.

Имперец командир, тем временем общался с Твердом и Тихой, причём, хоть голоса не повышали, но высказывания “поляжете все!”, “недоумки столичные!” и “делайте что желаете, приказ исполню!” ветер до меня доносил.

Блин, какой правильный дядька, почти моими мыслями трындит, хмыкнул я, ну и несколько успокоился.

— А вы, Стригор Стрижич, и вправду тот, о ком говорят? — с интересом обратилась ко мне подъехавшая Ладышна, младшая, Ладослава.

Блин, вот и что ей ответить? Ну в смысле ладно, довольно удачный эвфемизм, в плане “тот, о ком говорят”. Потому что орать на всю Империю “я охренительный Воздушный Владыка, всем кланяться мне полчаса!” я точно не собираюсь. Но спутникам… явно будет поспокойнее. То есть, Твёрд с Тихой — с каменными физиономиями, и на сентенции командира отряда индифферентны. Но вот старшая родовишна-Ладышна, Ладонега то же ухо навострила и зыркает.

— Да, — веско ответил я и кивнул. — И справлюсь, не волнуйтесь.

Ну а что ещё сказать? Девки, похоже, реально вибрируют, их понять можно, сам вибрирую, если честно.

Доехали до засечной полосы, а там направились к здоровенной казарме. И начались беготня со снаряжением. Начал мне дядька, Погибыч, кладовщик втюхивать всякое.

— Твёрд, что с огнём? — уточнил я.

— Не стоит огня, Стригор, — подтвердил спутник мои ожидания. — Там где мы будем… не стоит.

— Благодарю, — кивнул я. — Нет, алхимию не надо, — отказался я. — А вот самострелов парочку — надо. И кладенец ещё один не помешает.

— Как пожелаете, — пожал плечами владыка арсенала и припёр затребованное.

Ладышны тем временем сгребали и нагружали в бегуна стимуляторы, простые и чародейские. Я к ним было лапу протянул, но был остановлен.

— Это нам, Стригор Стрижич. О вас мы сами позаботимся.

Хм, ну логично — биомагички и меня и имперцев “вытянут”, а вот самим им стимуляторы не помешают, благо, негативные побочки они нивелируют.

В общем, через полчаса выдвинулась наша экспедиция в таком порядке — впереди вышагивал я, будучи со следующими за мной Тихой и Твёрдом телепатически связан. Последние должны были мне указывать, в какую сторону воевать, да и нужно ли это. У левой моей ноги двигало ярло, редкостно небольшое, не более крупного дога — то ли молодое, то ли порода специальная, типа горной пушки.

За Лихычами флегматично вышагивал бегун, в которого, помимо груды припасов, уместились Ладышны.

Пущу огараживала помимо массы всяческой полноценной фортификации натуральная засечная черта из древесины пущной, так что вслед за лютыми кольями с суковатыми и разлапистыми ветками Пуща начиналась без всяких подлесков и прочих вывертов — всё было нахрен вырублено.

А вот связь с имперцами телепатическая показала свою нужность в самом начале: я несколько раз дёргался на троицу одиноких бесов, стайку воронов, протопавшего неподалёку псоглавца. Вся выучка меня на леденящую душу резню подталкивала, но волны успокающей телепатии естественный порыв приостановили, а сами твари нас самым натуральным образом игнорировали.

Ну и двигали мы в недра Пущи, довольно неспешно, что в целом и оправданно. Вообще — даже засмотрелся я, не до потери бдительности, но озирался с интересом. Дело в том, что мои походы в Пущу выглядели как “аз есьмь биоцид на воздусях, Индриком несомый”. Что оправданно поведением населяющих Пущу тварей, в плане либо “драпаем нахрен, это Стрижич!”, либо “валим его нахрен, это Стрижич!”

А вот сейчас всячески более-менее мирные копошения наблюдались, что было вполне себе мирой животных. Лютых, как сволочи, но, тем не менее…

— Стоп! — прошипел я, вскидывая руку. — Не чуете?

— Признаться — нет, — прошипел Твёрд. — Что такое, Стригор? И голос лучше не подавайте, — продолжил уже телепатией он.

— Тогда на жест поднятой руки связывайтесь словами, — отмыслил я.

— Резонно, сделаем. Не подумали. Так что там, Стригор? Мы тварей не чуем.

— Этих вы и не чуете, сами говорили. Трясинник, ветер запах принёс, — пояснил я.

— Неприятно, — констатировала Тиха. — Обойдём? Где он?

— А ле… не знаю. Запах очень сильный, странно, что не чуствуете. Но далеко, так что: либо совсем матёрый…

— Не может тут матёрого быть. Год тому назад проходили, не было трясинника.

— Значит не один, — сделал логичный вывод я. — Так что непонятно, куда обходить. Сколько у меня пространства от вас?

— Метров десять, больше — перенапряжение.

— Мда, не стоит. Так, очень медленно и печально двигаемся. И я очень аккуратно попробую ветром тварей почуять.

Возражений не последовало, а через четверть часа показался ручеёк, совсем небольшой, со звериной тропой. Вообще — неудивительно, что трясинника Лихычи не чуяли. Там когнитивной деятельности как бы не поменьше, чем у дерева, в которое трясинник прорастал. Но, получить жмень желудочного сока трясинника в организм, его тупость не помешает.

Тут только собственная умность и осторожность помешать может.

Воздух я, кстати, не зря подпускал — подлючий трясинник щупало своё поганое не по правилом протянул, в редких кустах на подходе дырка щупальная была, а не как положено — травой укрытая. Ну да чёрт с ним, стал я причувствоваться-осматриватся. И нашлись, голубчики. И вправду две твари, через тропу буркалами своими друг на друга пырились, гадкая парочка.

Но у меня заряженные болты для самострела из биодоспеха торчали, как у Рэмбы какой, разными видами и типами воздушных манифестаций приправленные, так что решил я проверить, раз уж трясинники под самострел подвернулись.

В первого я направил рог с “плоскостями воздуха”. Трясинник дёргался, рыпался, щупалами сучил, но помер, спустя десять минут, оросив траву и кустарник желудочным соком из щупалец вытянутых.

А на второго я свою экспериментальную задумку использовал. На которую меня вибронож натолкнул — в роге болта был сотворён, точнее вырезан груз с отклонением, и воздух циркулировал, груз колебая и колебания эти на болт передовая. Точность такого болта падала безусловно, но они и так не слишком дальнобойные. А вот при попадании в плоть начнёт этот болт колебаться, раневой канал расширяя и всячески цели неприятности причиняя.

И самое вкусное — что эфир ВНУТРИ болта и никакая резистентность твари к эфирным воздействиям убивательную вибрацию не остановит.

И второй трясинник с успехом мои теоретические измышления подтвердил — копошился второй трясинник перед своей заслуженной кончиной минуты две, не более, виброболтом расхреначеный.

Дождались гибели и второго, потихоньку выдвинулись, я прыгнул через ручеёк и, похолодев, замер. Меньше чем в метре от меня блеснул крюк трясинного щупала. Впрочем, паниковать я не стал, ладонь вскинул.

— Что стряслось, Стригор? — поинтересовалась Тиха.

— Трясинник. Ещё один, — лаконично отмыслеэмоционировал я. — Фактически под ногами, с-с-скотина.

— Помочь? — предложил Твёрд.

— Скорее да, — прикинул я. — Ярло наведите, — оттелепатил я положение трясинника. — И так повезло, что не видет, тварь. С места не дострелю, а двигаться почему-то желания нет.

— Сделаем, — последовал ответ.

И через пару минут из ярла в трясинника понёсся полуметровый болт. Невзирая на отсутствие ядовых присадок — прибил, правда мне пришлось кладенцом отбивать подёргивание щупальца. Но справился, даже не помер.

— Выдвигаемся? — уточнил Твёрд.

— Погодите, осмотрюсь, — отрезал я. — Откуда тварей столько, они по всем канонам и поконам одиночки!

— Всяко бывает, но с таким и вправду первый раз сталкиваемся. И были здесь год назад, никакими трясинниками и не пахло, — откомментировала Тиха.

Впрочем, ещё трясинников не обнаружилось и Лихычи и бегун с Ладышнами водную преграду успешно форсировал.

Выдвинулись дальше, потихоньку-полегоньку. Нервов, впрочем, это стоило массу — Твёрд с Тихой ОЧЕНЬ просили тварей без нужды не убивать, а меня твари ОЧЕНЬ напрягали.

Тот же песец в метра от меня — ну ладно, зыркает своими буркалами подлючими и хрен с ним. Насмотрелся я на песцов всяческих, даже дрых рядом с ними. А вот бесы, водящие хороводы под боком напрягали неимоверно. А уж нетопырь, усмотревший в моей персоне посадочную площадку — бесил неимоврено.

— Стойте, Стригор, — вдруг послышалось от Лихычей.

Я встал, жалом своим напряжённо водить стал, но ничего не углядел.

— Лихо впереди. Переждём.

Я лихо глазом не видел, эфиром не чуял, но, кхм, Лихычам, виднее, факт. В общем, часа два стояли фактически на месте, пока Лихо в неведомых далях впереди творило свои лихие дела.

— Ушло, — последовало сообщение через два часа.

— Двинулись значит, — заключил я, да и потопали мы дальше.

Ну и шли фактически до темноты, более гадостей и пакостей не встречая. А после спутники мои мирно расселись у подножья баобабины какой-то и провизией захрустели. Тут уж мой черёд был очи пучить.

— Это что енто вы? — прошипел я.

— Ночёвка, конечно, — негромко, но голосом выдал Твёрд.

— В Пуще. Ночью, — покивал я, внутренне уверенный, что Лихычи уехали кукухой.

И уже смерился с тем, что задание накрылось вагиной дентата, а сам прикидывал, как бы мне психов половчее по маковке стучать и из пущи вытаскивать.

— А вы в Пуще ночью не бывали, разве, Стригор? — подала голос Тиха.

— Да как-то не доводилось. Если дела и были — то днём решал.

— А, ну да, вы же пробивались, — покивала Лихышна. — Ночью Пуща практически безопасное место, твари все дневные. В этой части, — уточнила она. — Ближе к Сердцу, конечно, похуже. Но тут мы спокойно переночуем, с Твёрдом меняясь, — на что её супруг покивал.

— И бесы? — хмыкнул я. — Они вообще-то твари ночные.

— Да? — с удивившим меня удивлением выдал Твёрд.

— Да, — покивал я. — На деревеньки нападают ночью, от света дневного прячутся.

— Вы же сами бесов по пути видели, Стригор, — тонко указала на толстое обстоятельство.

— Видел, — признал я, несколько растеряно. — Ничего не понимаю.

— Тут два ответа может быть. Твари меняют поведение вне Пущи — такое встречается. Тех же нетопырей вне пуще только ночью и можно встретить, насколько я знаю, — на что я покивал, был такой факт. — Почему в Пуще днём а вне её — лишь ночью не ведаю. И второй ответ — ваши же бесы из Болотной Пущи?

— Думаете другие твари?

— Насколько мне известно, все твари хоть и похожи, но по мелочам от Пуще к Пуще разнятся. Вроде и не сильно, но… Пуща, — пожал плечами Твёрд.

— Это да, Пуща такая, она и не такое может, — признал я.

В общем-то, не соврали Лихычи, хотя я к дереву прислонился и спал вполглаза, а если совсем точно — в полутрансе пребывал, округу отслеживая. И — ничего. Даже нетопырей, которых подсознательно ожидал, ни черта не было.

Те же Ладошны, например, калачиками свернулись и сопели в две дырки.

А вот с утра наша экспедиция претерпела некоторые пертурбации в плане построения. Я с ярлом на верёвочке (фигуральной) остался впереди, за мной Лихычи, а вот Ладошны из бегуна вышли, положив ладони на плечи Тверду и Тихе.

— Через версту начнётся Сердце Пущи, не точно, конечно, но грань ощутимая, — выдала Тиха. — Там всё живое и голодное, а твари… впрочем, вы Стригор и без меня знаете. Тварей помните?

— Сложно забыть, с большей частью управлялся. Но вот с Мавкой…

— Не самая страшная тварь, от силы Стрибожьей должна развиться легко.

— Дай Стрибог, — изящно скаламбурил я.

И выдвинулись мы, а через версту примерно и вправду началась уже известная мне пущная пиздецома. Подёргивающиеся корни, зубастые лианы, какие-то невнятные НЕХи пасти свои подлючие разявливали, буркалы противные (у кого были) пучили. И хрен поймёшь, тварь это злостная, или ещё какая пакость, типа веточки, блин. Причём в плане опасности — один хрен.

Но имперцы не подвели — там где я шёл в Болотной Пуще огнём и мечом, мы просто топали, беспрепятственно. Правда Твёрду и Тихе явно приходилось тяжеловато. Пучие очи их светились неоновым светом, белки краснели. Это при том, что Ладышны лечили их, судя по эфирному копошению, со страшной силой.

В общем, продвигались мы по этим местам, вызывающими инстинктивное желание выжечь всё кислородом нахрен, если не как по аллее Столенграда, то близко к тому.

А у меня всё больше начинал играть жопометр. Дело в том, что на подходе к цели мне эфиром пользоваться не стоило. То есть не вообще… но, чем ближе к Сердцу — тем хуже. Говорить глупостей “убейся вместе с нами” Лихычи не стали, но быть максимально ограниченным в эфирных проявлениях просили настоятельно.

В общем — картина понятна и нихрена не нравится. Я бы предпочёл с тварями встретится на подходе. А они, подлюки, не встречались.

Но на мои “нравится-не нравится” Пуща хамски плевала. И вот, пришли мы.

И сказать, что это было Сердце… нихрена. Была это матка Пущи. Притом, что сердце у лаборатории, а то и мозг явно был. Собственно, давление ментальных эмонаций Пущи пробивались сквозь труды Лишичей. А последние просто плакали кровавыми слезами, без преувеличения.

А Ладышны… впрочем, в этом случае стоит по порядку. Вышли мы на этакую поляну-пещеру, охваченную сверху листвой, и заросшую самой обычной травой. А вот “стены” этой поляны составляли изогнутые этакой полусферой, сросшиеся друг с другом деревья. И… тысячи, а то и десятки тысяч чанов. Как икра покрывающих стены поляны, в части которых, раздутых до невозможности, узнавались зародыши тварей пущи.

По всему этому богатству сновали моллюски, чем то похожие на метровых слизней. Но не слизистые, явно сухие. С глазками на ниточках, голубенькими, как у песцов. И мышечными щупальцами. Сновали и явно обслуживали чаны. А главное — чаны были прекрасно узнаваемыми. Это были мануфактурные чаны Имперских Мануфактур, в большинстве своём поменьше их, хоть и не все.

И вот, Ладышны, наложив руки на ближайший пустой чан, попыжились эфирно, да и подняли его, после чего чан втянул в себя ложноножки. А Ладышны аккуратно перетащили его к сумке бегуна, куда и поместили. И за следующим.

Ну охренеть, блин, ну блин охренел я. Я предполагал что какая-то фигня полезная из Пущи, но что из неё вообще всё… То есть, вся “биопромышленная мощь Империи” — надёргана из Пущи. Нет, в этом случае всё логично. Подозреваю — Ладычи в этой схеме скорее удобство. Но блин, как какому-то первому пучеглазу в голову пришло в Сердце Пущи лезть? Тут же реальный звиздец. Хотя именно в “родильной” где мы пребываем — вроде и ничего…

Видимо, чтоб мне жисть мёдом не показалась, Твёрд прокаркал-прошипел:

— Мав-ф-фка. Стригхор… чародейства…. не надо…. — и начал заваливаться.

Ладослава отпустила чан, который расставившая ноги пошире мать с трудом удержала, рванула к Твёрду, наложением рук прервала заваливание. Потом Тиха, которая тоже покачивала и кровушку пускала всякими отверстиями — перенапряглась. А Ладонега, раскорячившись, продолжила добычу и погрузку.

А я тихо зверел: это был пиздец, как он есть. Мавка — тварь которая мне ещё ни разу не встречалась. ИММАТЕРИАЛЬНАЯ, суко, тварь, судя по описаниям Лишичей. И бороться, с ней, с сукой, просто. Высокоэнергетическими, чтоб их, всплесками эфира, то есть силы чародейской.

И вот я её развею. А через десяток секунд вся “охранная линия” Сердца Пущи развеет нас. И схарчит, чтоб мясо не пропадало.

Беда в том, что кроме как эфиром тварь не убивалась, а нужен резкий, мощный всплеск… Жопа, в общем, как она есть.

И стал я водить жалом — ну жопа и жопа, не сидеть в уголке и плакать, в конце-то концов. И “медово-золотое” сияние я увидел, хаотичными рывками приближающееся. Вот только ещё я увидел… ломаные, искажённые черты лица и тела. Это была… химера души. Не знаю, как иначе назвать, а от даймона в эфире стали пробиваться вполне знакомые мне завывания, стенания, стремления… очень слабо, но то же, от “облаков воспоминаний”, как я их называл.

Душа, значит, оскалился ледяными клыками даймон моей души. Ну, посмотрим, может и без эфира справимся.

Хотя сходу жрать не хочется… но посмотрим.

И посмотрел, блин. Чуть не проблевался: полупрозрачное лицо, слепленное из тысяч мелких черт, бездонный зев, обрамлённый хаотично и бессмысленно утыканными зубами. Бессмысленные, полные муки глаза. И жажда, жуткая, бьющая “в душу” жажда. Тварь остановилась передо мной (благо, я перекрывал подлёт к спутникам), разорвала свои призрачные щёки криком… и заметалась, ухваченная вполне материальной ркуой, движения которой повторил даймон, удерживая изувеченный призрак. Верещала тварь душевно, но метания ни к чему не вели, кроме её бултыханий. Ощущение схваченной добычи было пусть не физическим, но отчётливым.

— Отпустить тебя что ли? — одними губами пробормотал я. — Так ты мучаешься. Так, что мне самому страшно. Эх, ладно, — вздохнул я. — Итадакижрать.

И сожрал этот конструкт. Противновато, конечно, было. Но в текущих реалиях я как-то иного выхода не нашёл. И не хрена эфир не вырвался, кстати.

А вообще, похоже, что эта Мавка — нихрена к Пуще прямого отношения не имеет. Больше на отголоски… непонятно куда девшейся цивилизации похоже. Миллиарды единовременно убитых, исчезнувших, потерявших личность — или душу, даймон знает, но не который я.

— Мавкх-х-ха? — просипел Твёрд.

— Развеяна, — прошептал я, оглядываясь.

Похоже, мои душежорские потуги окружающим были до лампады. Все заняты, банально не видели. Ладонега уже шестой чан прёт, с трудом переставляя ноги, Ладослава хлещет зелья, как питух заправский, поддерживая Лихычей.

— Довольно чанов, — прошептал я. — Не стоит судьбу испытывать.

— Д-х-ховольно, — одними глазами кивнул Твёрд. — Зелье, — протянул руку он, в которую Ладослава положила две склянки.

Влил одну в Тиху, одну в себя, и хоть продолжал кровоточить, явно ожил, буркалами своими пучими неоново засверкал.

— Уходим. Ладонега, Тиха, — на что выгрузившая чан Ладошна кивнула, на Лихышну руки возложив. — Стригор…

— Ну, я пошёл, — просипел я шёпотом, возглавляя покидающую Матку Пущи процессию.