2022-08-27 08:25

29. Энтропийное криптословие

В процессе создания пилокладенца я столкнулся с ожидаемой мной проблемой: кладенец — вещь мощная, но ни фига не имеющая ни нервной, ни спокойной системы, под зубья заточенной.

Первое время я занимался мудрильством вульгарис, надругиваясь над Архивом, стараясь из кладенца сотворить пиломеч…

А потом включил ум, прикинул примерные сроки, учёл неизбежный брак и вообще, смоделировал результат “в идеале”. Да и зарядил себе челодланью по рогатой бестолковке: выходила безблагодатная дичь, типа болтера. То есть, теоретически, сделать можно. А практически — нахрен не нужно.

А нужна моему кладенцу кибернетизация зубьями полимерного азота. И всё. Никаких вращений-движений зубьям не надо. Кладенец сам по себе — более чем подвижная вещь, и если моему эстетизму захочется “пилувать” — сам справится, на вшитых рефлексах без всяких кривдодумных улучшений.

Правда, стилистика у меня вышла, со смешком отметил я, этакая “выдержанная”. Дело в том, что готовый прототип зубастого кладенца покрывали сверхпрочные кристаллы в виде акульих зубов. И Архив, и мозги подсказали, что форма — оптимальна.

Но с учётом Индрика — выходил этакий акул-стайл. Опа, да. Ну да ладно, как минимум — забавно вышло.

Функцию — выполняет, делая кладенец вполне сносным аналогом велесовычьих, укреплённых сверпрочным кристаллом, сулиманов. А они, на минуточку, Братомысла кладенец успешно повреждали, и ни хрена ему энтропийный эфир не помогал.

Точнее — у меня круче, потому что Велесычам приходится на эфирное бодание ентот самый эфир тратить. А у меня — нет. Сам по себе энтропийный эфир, конечно, довольно ядов. Но без оформленного проявления ему кладенцу минутами повреждения наносить, до чего-то вменяемого. А кладенец, как бы, ни черта не “волшебная палочка”. Шарашит тем что подают, по пути наименьшего сопротивления.

Так что рубиться, при желании, моим зубастиком можно с Чернобожичами без опасений — зубья раньше вражий кладенец изорвут, нежели тьма моему вред нанесёт.

В общем — выходил довольно сносный арсенал, на чистой физике. Плюс воздух на себя — огребать мне чегой-то не хочется, а при правильном подходе — хрен попадут по легконогому мне.

Конечно, не оттестировано всё толком… но уж как есть, удовлетворённо заключил я.

И попробовал на “удовлетворении” прорваться в материальный план. Выходило… да хреново выходило, прямо скажем.

Проблема не в эфире — с эфиром-то проблем уже не было. Не океаны, конечно, но вполне сносное количество я в материю продавливал, причём не через надсердечник, а “тропами душевными”. И никакие “законы Мира” мне не гадили — то ли не реагировали, то ли урезанное на порядки порядков итоговое количество подвластного эфира это самое сопротивление Мира и есть.

Но вот оказаться даймоном в материи не выходило никак. Потолок — стильная призрачная атрибутика тела, изморозь… и всё. Если бы я сам не был в Беловодье даймоном — посчитал бы, что это и вовсе невозможно. Но был, более того, взаимодействовал не только с душами, а и с материей.

Правда, вариант хитрого самоубийства меня почему-то не привлекал. А по-другому не выходило, будем надеяться — пока. Ну, в крайнем случае — забью на духовные путешествия в Беловодье. Не критично они нужны, вроде и телом пока справляюсь. Но не помешают, так что забивать пока не буду, факт.

Под опыты, тренировки и размышления Трапан благополучно долетел до Травинника. Уже смеркалось, так что город я толком не разглядел, но так — имперский центр, на сумрачный взгляд.

Постоялый двор был неподалёку от небесной конюшни, так что туда мы и направились. От местной стражи Храбра тиунским ярлыком отмахнулась — такой, внушительный документ. Пластина костяная с вензелями и финтифлюшками, килограмма на полтора. Такой и прибить, при желании, можно. Если кто в полномочиях усомнится.

Стражи жить, очевидно, хотели, так что не усомнились. А Храбра нумер на постоялом дворе сняла, пожрать всяческое туда затребовала, да меня поманила.

— Потрапезничаем, Стригор Стрижич. И обсудим, как нам дело справлять, — озвучила она.

— Потрапезничаем, — не стал ломаться я.

Нумер, кстати, Лихышна сняла большой, богатый, но один на всех. С точки безопасности — оправданно, но… Хотя, вроде бы, не в охотке девки. Да и корчить из себя непоколебимого прынца — глупо. Можно вдуть, можно не вдуть. Посмотрим, в общем, мысленно махнул я лапой.

Завалились, перекусили. И начала Храбра “политику партии” на меня вываливать. Я послушал-послушал, да и озвучил:

— А мне-то сие зачем знать, Храбра? За рассказ благодарствую, но сие — ваше дело, вы — тиун. А моё — ежели зложелатель появится, его в бесов рог свернуть. А куда спервоначалу пойдём — в управу или мануфактуру — мне и всё равно. Или не поединка ждёте, а нападения? — нахмурился я.

Поскольку её “пойдём тудыть, сделаем вот ентак” имело смысл для меня только в плане отражения атаки. А это не слишком хорошо — я, чисто гипотетически (и совсем не факт), вырваться смогу. Но девиц потеряю. А это реально не очень хорошо, по массе параметров, а главное — мне ни хера не нравится. То есть, я готовился к дуэлям с психами, а не к войне с городком, где эти психи копошаться и подпрыгивают.

— Да нет, Стригор Стрижич, нападения я не жду. А то бы не трое нас было, а вся сотня, — на что я покивал. — Да и вправду вам без особой разницы. В переговоры вам…

— Давайте так, Храбра. Вы либо говорун мне дайте, если есть. Либо о жесте договоримся — всё ж вы не только словами разбираться будете. Ну и дадите сигнал — нанесу собеседнику вашему оскорбление, чтоб время не тратить.

— Разумно. А какое?

— Действием, — веско припечатал я.

Храбра задумался, кивнула, ну и пожелала отправиться ко сну. Причём ложе в нумере было, со шкурами и всё такое, но одно. Я даже поломаться думал, но махнул рукой — я не хочу, дамы тоже, ну а кривые ассоциации, что надо непременно устроить разнузданные потрахушки — кривые.

Правда, Дыйбора слегка гормоном фонила, но так, не слишком. Так что забил я и пристроился — на этом траходроме не то, что втроём, всемером бы место нашлось.

И просто решил поспать — перегрелся с этими кладенцами, пилозубыми, да и с полимерным азотом мозголомно было.

Правда проснулся в довольно комичном положении. Дыйешна, очевидно во сне, ко мне приворочалась, а её задорная попка оказалась как раз напротив моего паха. И яйцы на эту тему выкатились, а Дыйешна ещё подвигалась во сне на мои шевеления, попкой потеревшись (ну реально — орган живущий своей жизнью у неё выходит). В общем, задумался я, но мои размышления на тему “вдуть иль не вдуть, вот в чём вопрос?” прервал довольно ехидный неоновый взор Храбры.

Ну тут уж я решил свою непокобелимость явить — я к эксгибиционизму не отношусь. Так что молча пожал плечами, полуразведя рукой — мол, не виноватая я, эта попка ко мне сама приткнулась. Храбра глаза понимающе прикрыла, но морду лица держала ехидную — видно, от меня тоже слегка феромоном шибало.

Но продолжения этот фроттаж не получил, что и к лучшему — ну реально, фигня какая-то. Я как-то если и вдуть, то сознательно, по взаимному согласию и не без удовольствия. И вообще, лучше своим девчонкам, да.

Через четверть часа проснулись, перекусили, ну и потихоньку, не гоня поехали в Навьград. Храбра, уже в дороге, выдала мне говорун, как и Дыйборе, кстати. Самой имперке эта приблуда, по понятным причинам, нафиг не сдалась.

А я вот уже проснувшись призадумался. В плане того, а не плетут ли Лихычи какие интриги пучеглазые в мой чистый и невинный адрес?

В плане того, что Бора-то точно спала, это факт. Но. Охотки у неё точно не было, у меня нюх натруженный групповым осеменением и вообще. В койке — уже “ну-у-у… а я и не против”. А с утра… ну могла и случайно, конечно. Вот только простейшую программу Лихышне прописать для бессознательного тела — вообще ерунда.

То есть — теоретически могла. А вот зачем? Вариант пойти примаком-консортом в имперский род и так, и так озвучен. И я на него ответил, моего варианта вряд ли будет в озвученных раскладах. И если бы сама Храбра меня за уд пробовала поймать… ну скажем так, я бы понял. Хотя дамочка вот совсем никаких желаний не вызывает, но удочку закинуть — почему нет.

Но вот подталкивать Дыйешну, причём таким, довольно экзотическим способом к коитусу… Ну вот вообще смысла не вижу. Ребёнок, разве что… Но тоже хрен знает на кой. Помимо того, что я на него буду и по праву и чести претендовать… Разве что в жёны мне Дыйешну Род Дыйечей может пропихнуть. Утаить и отжать ребёнка — хрен выйдет, традиции и права родовичей в этом раскладе нерушимы. Тут даже Ярычи, всем Родом, невзирая на нежную любовь к Стрижичам, на мою сторону встанут и даже помогут. Потом прибить могут попробовать, но утаение чада “по роду” — реально плевок всем родовичам в важное.

Так что, выходит, либо тут и вправду случайность, довольно забавная. Либо Дыйешну мне как супругу и агента влияния хотят подсунуть. А значит, и в первом, и во втором случае — вдуть, если расклад сложится. Ну не гимназистка я, а девчонка интересная. И пока замечательная, а самое главное — любопытно, как этот электрогенераторчик во время секса себя поведёт. Чисто праздный интерес, но я не гимназистка какая.

Но семя стерилизовать, надёжно и с гарантией.

Ну а не будет и не будет. Нет у меня к девчонке тяги особой, только интерес и… вежливость, мысленно хмыкнул я. Блин, а и вправду выходит по реалиям беловодским, вдуть или дать, в рамках родовичей, скорее акт вежливости, чем что-то большее. Ну если там чувств-с каких нет или обязательств. А так — что руку протянуть, помочь, что сексом потрахаться — не сильно большая разница выходит.

Забавно, в плане осознания — я-то этот момент раньше понимал, но скажем так, не слишком осознавал.

Ну и, потихоньку, доехали мы до Навьграда. Сам город до боли напоминал Росток — та же “луковая” засадка мануфактурной части и снежиночно-коралловые “родовые кварталы”. Правда колёр — чёрный, Чернобожичи блюли марку, про себя хмыкнул я.

Пара молодых родовичей-Чернобожичей вылупили на нас свои бешеные чёрные глаза на входе в городок. Вот кстати — не было у Братомасла такого. Впрочем, “Атос” не столько демонстративно, сколько по-факту держал себя в руках. У него те же очи, может, тоже бешено выпученные, но он с полуприкрытыми ходил, слегка прищуренными, так что выходило нормально. А тут — вот прям бы так и съели.

Но демонстрация тиунского ярлыка их заставило расступиться и кивнуть. Причём, всё в тишине — ни Чернобожичи ни слова не проронили, ни Храбра.

После чего направили мы скакунов в сторону входа мануфактуры. Как я понимаю — типовая застройка, знаешь один “мануфактурный городище” — знаешь их всех.

И никаких навьих ужосов, кстати, не было: городок как городок, только купол родовых кварталов не розово-зелёный, а чёрно-зелёный.

В общем, добрались мы до скупки, которая вход в подземную мануфактуру и обозначала. И впёрлись, безропотно пропущенные стражами, внутрь.

А я с интересом оглядывался. Как чан тот же выглядит — я знал ещё до похода в Пущу. Это в книгах и словами, и схемами, да и картинками, причём трёхмерными, описывалось.

А вот мануфактурьи недра были мне интересны. И… а симпатично, отметил я. Не пещера, в смысле внешне, а этакий пристойный цех. С мхом стен, в которых зеленоватыми шарами мерцали, а, учитывая количество — ярко освещали, светильники. С такими, жалобами-лестницами, соединяющие яруса цеха, которых было три.

Ну и работники мануфактурные туда-сюда сновали. Не бегали, но явно при деле, что-то в чаны грузили, что-то выгружали. В общем, производственный процесс, как он есть.

И, что любопытно, у стен какая-то зелень копошилась, типа фигусов. Явно воздух освежала — никакой затхлости и чего-то такого. В общем — сносно, одобрил я.

А наша троица бодро маршировала сквозь цех и домаршировала до внушительной перепонки двери. Как я понял — логово управляющего, что Храбра, слабо полыхнувшая эфиром и раскрывгая перепонку подтвердила.

А в логове был обширный такой, с роскошным ложем за ним стол. Пустой, нужно отметить.

А за небольшим столиком в уголке служка что-то кропал. Не родович, нужно отметитить.

— Кто таков? — приподняла на служку бровь Храбра.

Чеоловечек на неё вылупился, но молчал. Я уж думал за ухо его подёргать — оченно помогает налаживанию коммуникаций, проверено.

Но Храбра поморщилась, из набедренной подвязки явила свой боевой ярлык. Правда полыхнула эфиром — явно мозги этого типа проверяя.

— Госпожа тиун, добро пожаловать, — низко поклонился с довольно кислой и невосторженной мордой лица тип. — Я — Несмеян Косой, товарищ господина Роста.

— Товарищ, говоришь. А где сам Рост? — поинтересовалась Храбра.

— Ведёт переговоры с Чернословом Чернобожичем, госпожа императорский тиун!

— Ясно. Хорошо, Несмеян, предоставь ка мне отчётность по мануфактуре.

— Я… прошу простить… слушаюсь, господин тиун, — прозапинался тип.

И козликом горным метнулся к этакому бюро. Впрочем, нужно отметить, что большую часть макулатуры он из своего столика и извлёк.

Храбра же привольно развалилась на начальском месте и нахмуренно перебирала бумаги.

Ну а я осмотрелся, кышнул Несмеяна, да и уместил зад на его стол. И похлопал рядом лапой, Дыйебору кивком подзывая.

— Что изволите, Стригор Стрижич? — бухнулась девица.

— Посидим пока. Вход контролируем, ходов тайных нет…

— Есть, — послышалось от Храбры. — Подо мной, — уточнила она.

— Ну я там не проверял, — выдал охренительно деликатный я. — В общем, нечего нам болванов изображать, посидим. В ход никто не проберётся?

— Никто, либо предупрежу, — пробормотала Храбра.

— Во-о-от. Сидим, ждём, — на что Бора, подумав, кивнула.

Хмурая Храбра с полчаса листала бумаги. Не менее хмуро поднялась, кивнула преткнувшемуся в уголке Несмеяну и выдвинулась, сопровождаемая нами. Зашла в несколько явных складов, обежала их взглядами, похмыкала и выдвинулась из мануфактуры.

Я уж думал полюбопытствовать, а чего енто там: захочет сказать — скажет, не захочет — не скажет. Так-то пофиг, но интересно, а язык спросить не отвалится.

Но Храбра сама решила нашу компанию в результаты просветить.

— Всё по документам совпадает, на вид уж точно. Мало товаров в скупку приходит — непонятно почему, — задумчиво протянула она.

— А Рост — имперского рода? — уточнил я.

— Все управляющие мануфактурами имперскими — имперского рода.

— А чегож его не вызвали в Приказ? — продолжал интересоваться я.

— Мануфактуры, Стригор Стрижич, Земской Приказ. А мы — Опричный, — хмыкнула Храбра. — Проверить мы можем, на то Императора воля. Но с места срывать, дело руша — нам не можно. Коли нет уверенности в деяниях супротив Империи. А её ныне…

— И нету, — закончил я, понимающе кивнув. — Благодарю за разъяснения.

— Пустое, — отмахнулась Храбра. — Ныне нам путь лежит в родовое городище, Стригор Стрижич. Так что…

— Готов к нанесению оскорблений, — отрапортовал Храбре. — Со страшной силой и действием, — подумав, дополнил я.

В родовой квартал мы попали по предъявлению ярлыка беспрепятственно, правда один из Чернобожичей скривился, а ветер донёс до меня бормотание “ещё одна”.

Последнее я говоруном Храбре доложил, на что она еле заметно кивнула. И доехали мы до избы градоначальника — довольно высокого, но не широкого, метров тридцать в основании кораллового шпиля. Угольно-чёрного, с отливом, куда деваться.

И вот тут нас поджидал облом: стражи, пара чернобожичей на ярлык покивали, но нашу компанию послали. Не слишком матом, но не слишком приветливо:

— Чернослов Чернобожич занятый пребывает, — пуча на нас бешеные глаза выдал один из стражей. — Сие для служак имперских ярлык, а не для него, — потыкал он перстом в пластину. — Коль нужда у вас до градоначальника нашего — обращайтесь с прошением, он рассмотрит и дозволение вас до него допустить даст. Или нет, — пожал страж плечами.

— Мне потребен не Чернослов Чернобожич, а господин Рост, глава имперской мануфактуры, — заносчиво выдала Храбра.

— Ну так нет его тута, ищите где есть, — отрезал второй страж.

Препираться с ними Храбра не стала, а очень неторопливо двинула горбунка по дороге. При этом фоня эфирными волнами телепатией и досадливо морщась.

А я прикидывал. В целом — Чернобожичи вообще и Чернослов ентот были в своём праве. Они Императору ни подданые, ни на службе имперской. Родовичи на родовой земле. И всё тиунство Храбры на пороге родового квартала заканчивается. Был бы Навьград как Росток — то возможностей у тиуна было бы до хрена. Но Навьград “завис” в подвешенном положении, ну и Империи, Императору, а тем боле тиунам каким-то там нихера не должен. Де-юре, по крайней мере, но тут или экспедиционный корпус, или хрен знает как.

— Клятые психи, — с расстроенным видом в сердцах бросила Храбра. — Ни лешего ни чую, — почти пожаловалась она.

— Ищем этого Роста? Точнее — имперца в этом здании? — уточнил я.

— Да, Несмеян не врал, — ответила Храбра, с интересом на меня уставившись.

— Могу проверить, — решился я. — Если есть имперец в здании — почую. Надо?

— Надо, Стригор Стрижич. Весьма обяжете, — поклонилась Храбра.

Не слишком низко, но вполне уместно “услугу оказывающему”.

— Пустое, — слегка улыбнулся я, возвращая её же фразу.

И начал выдыхать воздушный эфир. Здание, конечно, пропитано энтропией, но у меня ветер, а не ажурность ментальная. Кроме того, мой эфир — не метод познания, а метод передачи метода — интерпретирует данные Архив. В общем, минут за десять, надышал я эфира достаточно.

— В здании только Чернобожичи, — озвучил я.

И только получил кивок от Храбры, как в нашу сторону почти бегом рванула троица Чернобожичей. И добежали, весьма бодро. Пара привратных стражей и некий тип, чуть старше.

Вот хрен знает, что за тип. Но если в рамках рода дифференциация властных полномочий определяется степенью бешенности и выпучивания буркал — то охрененно главный тип, факт.

Впрочем, и в плане эфира дядька был силён. Но мои выводы прервал его рёв:

— Совсем имперцы страха не ведают! Ты, шлюх…

А на этом месте его рёв прервал мой меткий плевок. Моя работа, как-никак. Плевок вышел знатный, утверждающий мою могутность и плевальную доминантность.

Дядька в выпученными буркалами и заплёванной рожей аж на задницу на мостовую шмякнулся. А стражи дёрганными движениями задёргались, за кладенцы ухватились, эфиром пыхнули… И переглянулись. И замерли.

Вот психи-то психи, но поняли что не нападение это. Ну, впрочем, посмотрим что от плевков оттёртый изрыгнёт.

Оплёванный оттёрся, вскочил, ну и начал изрыгать:

— Поединок, немедля! Хам, невежа…

— А я — Стригор Стрижич, господин Хам Невежа, — вежливо представился я в ответ.

И несколько даже забеспокоился — Хам Невежа рожей не побагровел, а реально почернел. И буркалы свои бешенные не терял лишь с помощью эфира — настолько они были вытаращены.

— Ыыыы… — проревел-прошипел он.

— И да, слова поносные в присутствии родовишен благородных только Хам и Невежа изрыгает, — дополнила моя куртуазность. — Так что имя вам подходит…

— Черномил Чернобожич я! — проревел дядька.

А я наблюдал именно “почернение”, без шуток. То есть, паразитные потери эфира у Чернобожичей были под стать Дыйечам. Не в “спокойном” состоянии — спокойные психи были родовичи, как родовичи.

А вот в бешенстве “энтропия текла по их венам” и фонила в пространство лёгким дымком. То есть он мордой чернел без кавычек — щитовидка в его кровь загоняла черноту, видимую простым глазом. И белки посерели, отметил я.

Ну да ладно, это “косметика”. А по факту — неприятный момент. Связь “эфир-эмоции” работала, это раз. То есть, и так на четверть сильнее меня в плане эфирного органа дядька скакнул в силе раза в полтора.

Далее, немалая часть моего арсенала, как и прочих родовичей, в плане эфирных манифестаций на Чернобожича хер подействует, это два. Не вообще, конечно — но эфирные воздействия этот бешеный темнокур просто деструктурирует на подлёте, паразитными потерями.

Попробую, конечно, но хрен работать будет, признал я. Тем временем Чернобожич со своим “чёрным бешенством” если не справился, то взял под контроль. Рявкнул на одного из стражей, тот и убежал.

Посмотрел на меня — аж затрясло его, звуки стал странные, то ли воющие, то ли мычащее издавать. И пырится на второго стража, в мою персону граблями своими неприличными помахивая.

И оказалось, мысленно хмыкнул я, что эти подвывания и пантомима несут некую смысловую нагрузку. Очевидно понятную только Чернобожичами, поскольку страж хавало раззявил и стал скороговоркой “переводить”:

— Черномил Чернобожич, товарищ Чернослова Чернобожича, городского главы Навьгада, оскорблён и требует немедленного поединка, — “ыыыыррр!” — закивал на это оплёванный. — Вы, Стрижич, либо его принимаете, либо…

— Да принимаю я, — лениво отмахнулся. — Плоть и магия, до увеч… — “ЫЫЫЫР!” — прервало меня.

— До смерти, Стрижыч, — под ыгыканья оплёванного выдал страж.

— Да и хер с ним, — широко улыбнулся я, на что мне никто не нашёл, что возразить. — Где господина Хама Невежу убивать-то?

— Господин Черномил Чернобожич…

— А представился как Хам Невежа, я точно слышал, — веско покивал я.

Почернели оба, но видно в стражи брали специальных щитовидных психов, специально обученных к вменяемой коммуникации с разумными. Так что почерневший страж расшифровал мычание-рычание оплёванного, который ещё и слюнями начал брызгать. Кстати, нихрена не попадал, даже не доплёвывал.

Тем временем, вернулся отосланный страж, притаранивший биодоспех, в которы Черномил (ну вот ни разу не милый) с некоторым трудом ввинтился. То ли “не попадал” от психов своих, то ли от злобы неправедной его раздуло.

А за стражем топала семёрка Чернобожичей. Очевидно, в историю праведного оплёвывания посвящённые и на меня бешенно зыркающие. Четыре родовича, в возрасте, ну и четыре родовишны, тоже не без него. Но зыркали на мою персону бешено все, хмурились, правда хоть не чернели.

— Так где поединок-то будет? — повторно уточнил я у стража, приветливо помахав свежеприбывшим.

— Чернослов Чернобожич, волей Чернобога глава Навьграда, — вдруг изрёк самый представительный дядька из подваливших.

Его, конечно, никто ни о чём не спрашивал, но раз уж представился — и я вежеством блискану.

— Стригор Стрижич, Владыка Болотного Лога, — блисканул я.

Ехидная память, хорошо что про себя, дополнила: высокий повелитель Бергамора, Марралора и Парлота, властелин Лансингтона, Нижних Мхов и Трёх Мостов.

— Поединок ваш без промедления? — уточнил городской глава, на что я кивнул, а Черномил кивнул с рычащим подвыванием. Или подвывающим рычанием — я в чернобожей “внутренней речи” прискорбно неосведомлён. — В таком разе следуйте за мной, сад за управой для этой цели куда как гож, — принял на себя роль распорядителя дуэли голова.

По дороге я спутниц представил, обозначив их свидетелями со своей стороны. На слове “тиун” Чернослов попырился на Храбру, попырился на Черномила. Я стопроцентно уверен не был, но, как по мне, пантомима градоначальника обращённая к заму выглядела как “ты, болван, воюешь не в ту сторону!”

Или показалось, что возможно — но неважно. Мне надо “абсолютное доминирование” явить. И ещё не прибить оплёванного, что та ещё задачка, прямо скажем.

Дотопали мы до довольно обширного газона, которую назвать “садом” мог только очень оптимистичный, а, скорее, живущий в мечтах человек — два “зонтика” на звания сада не тянули ну вот никак.

Впрочем, мечты Чернослова — его половые трудности, так что занял я место, подготовился, и только раздалось “Мочи!”, оформленное в виде слова “Бой!”, как у меня начались обломы.

Я, понимаешь, в целях доминирования, и всё такое, рассчитывал чинно подняться в воздуся, откуда нести енто самое доминирование. Ну по воздуху, точнее по ступенькам из пластин воздуха неторопливо подняться.

Но брызжущий злобой и энтропией оплёванный меня подло обломал. Не успели замолкнуть звуковые колебания слова “бой!”, как Чернобожич зарядил в меня “дыханием праха”.

Вообще — название нихера не описывало эту манифестацию. Это не было “дыханием”, не имея никакого отношения к лёгким. И не было “прахом”. А была это дымка энтропийного БОВа, что-то наподобие моего ангидрида, только на энтропийном эфире, а не физическом проявлении.

Ядовая и опасная штука, а психованный противник шибанул в меня её душевно, пятиметровой дугой, метра в два высотой.

И мне, вместо чинного вознесения, пришлось делать натуральное сальто с проворотом, с толчком от пластины воздуха. И утверждаться на “платформу” уже на паре с половиной метров от земли. И смотреть с осуждением на психопата — просто попадать в это дыхание мне точно не стоило. Прах не прах, а ободранный Стрижич без биодоспеха после окатывания этой фигнёй точно бы был.

Впрочем, тоже вышло ничего, отметил я дружно выпученные на мою вознесённую персону глаза, как Чернобожичей, так и спутниц.

Противник мой аж челюсть отвесил, перестав фонить энтропией, видно от изумления.

Ну а я решил, для начала, попробовать противника слегка придушить. Ну, мало ли, вряд ли, но вдруг проканает.

Хотя не очень верилось, прямо скажем — напущенный мной воздушный эфир пребывал в состоянии “изорванных полосок”, не только от “дыхания праха”, но и вообще.

Но попробовал, ну и убедился окончательно — щитовидного психа структурированным кислородом в лёгких хрен удавишь. То есть, Чернонег после манифестации рожей покраснел, пастью стал не просто зиять, а натуженно дышать. Закачался, явно взбесился, шибанул энтропиеей по площади и задышал.

И стрельнул, паразит такой, на психе своём, в меня лучевой энтропийной пакостью. Я от неё почти увернулся, но ключевое слово “почти”. В билодоспехе появилось две дыры, а в бочине… ну не дырка, царапина скорее, но боллючая и неприятная.

В общем, начал я формирование нескольких грамм полимерного азота в метре от Чернобожича. Тот рефлекторно по области манифестации вжарил энтропией и улетел нахрен. Ну, точнее, подкинулся, суча ручками и ножками метров на пять вверх.

Дело тут было вот в чём: полимерный азот формировался в запредельно сложных, повышенной температуры-давления условиях. Но это мне было пофиг, я его формировал “как есть”, как готовое состояние.

Далее, в нормальных условиях одной атмосферы и в области нормальной температуры полимерный азот местастабилен, после создания, конечно. Алмаз, как он есть.

Но, разрушение кристаллической решётки и создание двуатомной связи вызывало выделение энергии, тепловой, выводило кристалл азота из метастабильного, в нестабильное, а вследствие — цепную реакцию смены молекулярного состояния.

При этом, взрывное расширение температуру снижало, точнее имеющуюся энергию “распределяло по площади”, что делало взрыв “холодным”.

Но это общий момент. А частный вот в чём: зубья на мече Чернобожич энтропией не разрушит, тут минуты нужны. Они метастабильны и просто кристаллы. Запустить реакцию в созданном кристалле я могу своей волей — она цепная, там крохи нужны.

А вот в процессе формирования кристалла, прервав процесс манифестации энтропией, он сам реакцию и начал, без моего “волежелания”, которое я, по совести, осуществить в его тьме и не мог толком.

Правда был момент, с “заготовленным кристаллом”. Хрен я его подорву, уже созданный, в поле эфирной энтропии. Ну, смогу пробиться, в принципе, но долго и бодание эфира. Безусловно, в мою пользу, в смысле мне нужно в кристалл кроху своего структурированного эфира подпустить, а Чернобожичу тому же — вообще не пускать не крохи.

Но бодание эфира, ненужное, так что следующий кристаллик под падающим и лапами размахивающим Чернобожичем я творил с “инициатором”, областью полимерного азота нестабильного, удерживаемого именно эфиром. Вымоет тьмой — взорвётся. Не вымоет — сам подорву.

Ну и в целом — оказалась перестраховкой. Подкидываемый взрывами Чернонег разве что слух мой оскорблял своими воющими рычаниями, с редкими вкраплениями мата. Тьмой фонил, как сволочь, но она до формируемых на земле кристаллов просто “не доставала”, шлейфом улетая за подкинутым взрывом психом.

И после третьего “подкида” рычание прекратилось, а после пятого — тьмой фонить мой черномячик перестал. Живой, вроде, оценил я. Но без сознания и ни хрена не боеспособен — перегрузка, несомненная и неоднократная контузия.

— Убивать столь слабого, неумелого и глупого противника нахожу излишним, — пафосно, с воздусей, огласил я. — Придёт в себя — пусть подумает о том, что родовичу в его возрасте и при его службе надлежит следить, что язык поганый изрыгает.

После этого пафосного заявления я вальяжно, под вытаращенными уже не гневом, а изумлением, взглядами спустился, присоединился к спутницам, да и уехали мы от этой лужайки нахрен.

Чернослов вслед пытался что-то проблеять, но вышло у него откровенно хреново — очевидно, фирменное чернобожичье косноязычие перекинулось с вырубленного Чернонега на городского главу.

В общем — ускакали мы беспрепятственно, Храбра направила наш отряд к постоялому двору. А я ещё в дороге стал мыслить мудрые думы. Как насчёт своего поединка и его последствий, так и насчёт своей новой, охренительной придумки.

С последней, в процессе боевых испытаний, всплыло, а точнее пришло в голову, несколько сложностей.