• Илья Модус

• истребление

Камрад Mr. Sanchez закинул донат со словами: «Я тут пока в подземку к крысам спущусь, оммаж на одну серию сделать надо».

Желаю приятного прочтения.

Наблюдать за тем, как импульсные орудия и снаряды «Ареса» буквально прожигают суперулей насквозь, одно удовольствие.

Я испытывал практически физическое наслаждение от того, как каждый снаряд, раскаленный от переполняющей его энергии, прожигал внутренние и внешние переборки звездолета Падальшика. Метр за метром, переборка за переборкой.

«Арес» сигнализировал о возрастающем расходе снарядов, о повышении производительности сверхреакторов едва ли не до пределов форсажа, но мы были способны выдержать подобное напряжение. Вот если бы сперва не прорешетили два корабля-улья, или если бы «Гиппафоралкус» и «Стойкий» не вывели из строя один из крейсеров рейфов, тогда да, у нас не получилось бы все так замечательно.

А сейчас…

Я не чувствовал ничего от попаданий энергетических снарядов импульсных пушек. Абсолютно одинаково безразлично что именно они уничтожили — кусок суперулья, или же «стрелу» рейфов.

А вот управлять снарядами…

Прожигать, словно раскаленный клинок масло… Да, сперва очень твердое, явно давно находившееся в самой лютой морозилке сливочное масло, но потом, когда обшивка, пусть и ценой перерасхода снарядов пробита… Звездные корабли, они как орехи: снаружи крепкая оболочка, у кого-то даже щиты, а вот внутри — мякотка.

В случае со звездолетами рейфов — в прямом смысле.

Зная уязвимые места корабля-улья его можно уничтожить пятью-шестью снарядами. На прожигание дыры диаметром в один снаряд в обшивке суперулья требуется десять лантийских боеприпасов.

Зато внутри…

Я был снарядами, я сам снаряд. Я раскален и смертоносен, стремителен и беспощаден. Мое тело распирает от переполняющей меня энергии, которую я черпаю беспроводным образом из недр «Ареса».

Система стабилизации полета, эти похожие на короткие щупальца отростки в кормовой части, делают меня совершенным в полете. Я прекрасно уклоняюсь от летящих мне навстречу «стрел» рейфов и избегаю встречи с их стремительными энергетическими потоками заградительного огня.

Мои сенсоры внешней активности, заключенные в светло-желтой головной части, реагируют на все происходящее, фиксируют, передают каждому другому мне и отсылают данные в бортовой компьютера «Ареса». Когда первый я исчерпывает себя, уничтожая очередную цель на моем пути, то следующий я делает это еще более эффективно.

Я умираю, чтобы следующие я были более смертоносными.

Я пилот.

Я снаряд.

Я смерть.

Генерируемая моими щитами энергия позволяет мне проникать сквозь любую защиту, будь то энергетические щиты, твердые материалы или органика. В этой звездой системе есть лишь два объекта, которым я не причиню вреда.

Имя их «Арес» и «Гиппафоралкус». Любой другой объект в этой системе может стать моей целью. И я-снаряд бесстрастно ее уничтожу. Если будет такой приказ от меня-пилота. Я здесь для уничтожения.

Я создан для уничтожения.

Я лучший в уничтожении.

Снаряд (в некоторых переводах — «дрон») как он есть.

Очередной я, исчерпав свои возможности, детонирую, разрывая основную силовую переборку корабля суперулья. Это киль, и вокруг него выращен сам корпус органического корабля. Наиболее крепкая часть, крепче, чем броня.

Я погиб здесь сорок два раза, чтобы это произошло, но смерть не волнует меня. Я сам смерть.

Следующий я в очереди ощущает сильный поток встречного воздуха, когда я пронзаю одну из главных переборок и оказываюсь внутри той части корабля, в которой содержат пленников. Я быстр и передаю себе же, но пилоту, информацию о ста восьмидесяти одном жизненном сигнале в этом отсеке.

Я-пилот думает всего секунду. Я-снаряды, продолжаем свою работу.

Нет сожаления, нет рефлексии. Я — смерть. Я-пилот не ставил своей целью убивать людей, но я-снаряд будет милосердной смертью для этих людей. Даже если я-снаряд и другие я-снаряды вырежем своими телами этот отсек из тела суперулья, эти люди умрут. Если мы не будем здесь взрываться — они умрут.

Если бы мы не напали на этот корабль, эти люди бы тоже умерли. Все смертны. Я знаю это, потому что я-снаряд. Я и следующие я приношу смерть этим людям — быструю и безболезненную. Я-пилот огорчен лишними жертвами, но он знает, что эти люди погибли бы в любом случае. Но от рук рейфов они погибли бы в мучениях. В еще больших мучениях они погибли бы, если б остались одни на отломанном куске суперулья. Без энергии и жизнеобеспечения их смерть наступит раньше, чем я-пилот сможет подвести свой корабль к обломку и начать эвакуацию.

Или погибли бы сотни других людей, служащих я-пилоту, чтобы освободить этих несчастных в результате абордажа суперулья. Я-пилот рационален и знает, что всех спасти просто невозможно. Развалить этот корабль на куски недостаточно — его нужно сжечь, чтобы никто больше не смог восстановить его.

Я-снаряд знаю это. Мы все знаем это.

Поэтому я-снаряды здесь. Мы продолжаем жечь суперулей изнутри.

Мы перебили главную силовую балку — киль, и этот корабль начинает разваливаться на куски. Я-пилот дает команду, и я-снаряд, а так же другие я, разделяемся.

Лантийские самонаводящиеся снаряды в деле.

Одни я-снаряды летят к корме, чтобы пробиться к реактору этого звездолета и устроить детонацию.

Другие я-снаряды взрывают переднюю часть корабля.

Все здесь погибнет.

Очередной я-снаряд прожигает переборку из органической ткани и ребер. Это рейфовский вариант люков. Сразу за ним я вижу множество рейфов, которые пытаются бороться с декомпрессией.

Я-снаряд и мои другие я-снаряды проходимся по этому коридору, сжигая рейфов. Нет, мы не даруем им легкую смерть целенаправленно. Я-пилот выбрал оптимальную траекторию достижения источника энергии этого корабля.

Он не тратит нас-снаряды на то, чтобы разрушить здесь все или пробить каждую переборку или палубу. Я-пилот тратит я-снаряды разумно и экономно, двигаясь наиболее эффективными путями к своей цели.

Прожигать органические двери намного проще, чем делать тоже самое с органическими переборками. Так мы экономим я-снаряды.

И вот, моя группа я-снарядов там, где мы и должны быть.

Мы в носовой части суперулья и превращаем здесь все в один большой очаг внутренних взрывов. Крепкая внешняя броня сдерживает нашу высвободившуюся энергию, но она не в силах.

Она не лантийские щиты, она не идеальна. Носовая часть корабля взрывается в ослепительной вспышке. Но те из нас-снарядов, что не сдетонировали, подчиняемся приказу я-пилота и летим дальше убивать. Здесь много «стрел» врага — почти полтысячи. Это очень много, и все они двигаются в сторону я-пилота.

Вторая группа я-снарядов тоже на месте.

Мы-снаряды в машинном зале и обнаружили источник энергии этого корабля. Наши сканеры обострены, и мы-снаряды не наносим удар сразу. Мы-снаряды считываем показатели энергии, сканируем конструкцию, чтобы знать как сделать это наиболее эффективно. Я-пилот удивлен, и мы-снаряды все это чувствуем.

Здесь нет ничего, кроме органического источника энергии. Нигде на корабле этого нет. Мы-снаряды знаем это.

Мы-снаряды получаем приказ от я-пилота, и принимаемся за работу. Я-пилот дал нам указание — уничтожить этот корабль, и больше он не с нами. Мы не испытываем эмоции, потому что мы-снаряды. Нам не радостно, не больно, не грустно и не приятно — мы делаем свою работу, получив последнее целеуказание.

Прямой контакт с я-пилотом разорван, мы действуем самостоятельно согласно его воле.

Мы ощущаем, что другая наша часть, такие же я-снаряды, как и мы, покидают арсенал «Ареса» и устремляются к полчищу «стрел». Мы-снаряды разносим суперулей на мельчайшие куски, рвем его на части, жжем, детонируем, деформируем, уничтожаем. Таково наше предназначение. Мы — оружие. Мы — чертовски опасное ультимативное оружие. Так о нас думает я-пилот.

И снова я-снаряд, и я в бою.

Я беспощаден, но разборчив. Я получаю целеуказание уничтожать врагов. Я знаю, что «Арес» дал такое же целеуказание своим бортовым орудиям. Они стараются не меньше нашего, но «стрел» врага слишком много.

Полтысячи истребителей со всех кораблей. Нет, уже меньше. Я-снаряд и импульсные орудия работают прекрасно.

Мы уничтожаем ту группу «стрел», которая собиралась уничтожить поврежденный и не подающий признаков движения звездолет Кочевников. Мы знаем, что это «Быстрый» — потому что это знает я-пилот. И он дает нам целеуказание защитить этот корабль, не допустить его гибели.

Его воля — закон. Я-пилот не может ошибаться, а потому каждый я-снаряд действует идеально.

Мы быстрее «стрел», мы меньше, мы проворней, мы смертоносны. Их сорок, нас четыре. Они стреляют — мы летим. Они маневрируют — мы быстрее. Они не паникуют — мы не знаем эмоций. Мы знаем лишь, что в задней части каждой «стрелы» есть небольшой участок квазиорганики. Он похоже на плевру и через него проецируется собирающий луч. Каждый я-снаряд знает, что именно там «стрела» наиболее уязвима.

И мы летим туда.

Мы слишком быстры, а «стрелы» слишком маленькие, для того, чтобы мы учитывали как именно проходим через них. Слишком малая цель. Нам стоит только влететь в плевру и пробить «стрелу» насквозь, как она детонирует.

Но мы уже далеко.

Мы прожигаем следующие цели. Мы чувствует как один из нас уничтожен вражеским огнем. Значит теперь у нас не расклад четыре против двадцати, а три против семнадцати. Мы не рассчитываем вероятности — мы уничтожаем.

Когда нас осталось двое, а заряда в нас еще хватило бы на несколько «стрел», мы сообщаем о себе я-пилоту. И тут же получаем приказ — есть еще «стрелы». Эта группа нацелилась на корабль под названием «Стойкий».

Второй корабль Кочевников, как и первый, поврежден и не может двигаться. Он пытается отстреливаться, но эффективность его пушек слаба. Мы-снаряды более эффективны.

Нас было десять, «стрел» — сто четыре. Через минуту нас осталось пять, а «стрел» не осталось. Зато мы научились тому, что черный купол-фонарь на «стреле» гораздо эффективнее для поражения я-снарядом, чем проекционная плевра.

Мы узнали это от других снарядов, которые сейчас защищают лантийские корабли. Мы пятеро действуем согласно воле я-пилота.

Мы летим к самой большой группе «стрел».

Они направляются к лантийским крейсерам. Наши сенсоры вычисляют их траекторию — эти «стрелы» намерены атаковать поврежденный, но не сдавшийся «Гиппафоралкус». «Арес» и «Гиппафоралкус» используют свои орудия на полную мощность, первый запускает все больше я-снарядов. Зачем? Мы же справимся! Нас двадцать пять, а их всего сто семьдесят три. Сто семьдесят два. Сто пятьдесят. Сто тридцать. Нас двадцать четыре. Двадцать три. Стрел триста четырнадцать — прибыла еще группа, которая пряталась за поврежденным кораблем-ульем.

Нас шестьдесят.

«Арес» стыкуется с «Гиппафоралкусом». Двести девяносто пять «стрел» летят в «Гиппафоралкус». Нас пятьдесят восемь. Теперь нас сто шесть.

Мы пробиваем, жжем, уничтожаем.

Нас все меньше, врага тоже.

Нас становится все больше, но расчеты «Ареса» показывают, что «стрелы» не намерены только расстреливать «Гиппафоралкус». Они намерены протаранить его.

Подражатели-любители.

Я-снаряд, и я лучший.

Шесть «стрел», которые я только что пронзил от кабины до двигателей не нанесут вреда лантийским кораблям. Наши сканеры ощущают, как энергетическое поле «Ареса» деформируется.

Так возжелал я-пилот.

Щит становится тоньше, он прекращает облегать корпус одного корабля. Энергетическая завеса превращается в кокон, который окружает сцепившиеся звездолеты Атлантиды.

Мы-снаряды чувствуем, как к нам перестает поступать энергия от реакторов «Ареса». Это не проблема — в нас достаточно энергии, чтобы действовать самим.

Рядом со мной погиб другой я-снаряд — его сбила «стрела» рейфов. Не огнем своих пушек — своим корпусом. У него была другая цель, а эта стала случайной. Что ж, все равно засчитано за уничтоженную цель.

Я-снаряд возьму на себя цель неожиданно уничтоженного я-снаряда. Мне не сложно — у меня осталась энергия на семь стрел.

Первая, вторая, третья ушла виражом, но зря, четвертую я пробил через дно, пятой вошел в двигатель, а вышел из пилота, шестую пробил от борта до борта, седьмой пробил днище кабины и… Застрял. О, у меня повреждения. Я сканирую пилота «стрелы», который морщится и судорожно хватает утекающий через пробоину воздух. Он не хочет умирать, а я хочу, чтобы он умер.

Конечно я детонирую, ведь я смерть.

Я вижу, как я взрываюсь в трехстах метрах от себя. Хорошая работа я! И вот уже я настраиваю траекторию, выбрав для поражения шесть «стрел», чье движение укладывается в одну плоскость.

Две секунды и их движение укладывается в три миллиона шестнадцать тысяч двадцать две плоскости толщиной до одного сантиметра — обломки же вращаются и у каждого много плоскостей.

Мои сенсоры обнаруживают первые тараны. Двадцать семь «стрел» первой волны атаковали щит корабля. Все они уничтожены, но мы фиксируем падение растянутого щита до сорока процентов.

Вторая волна — пятнадцать стрел, еще зафиксировано подание. Оно было бы больше, но две трети «стрел» мы уничтожили на подлете. Хорошо, правильнее будет сказать — мы и импульсные пушки обоих кораблей.

Третья волна самая многочисленная.

Их сто пять, нас всего шесть. Мы полностью автономны и уничтожаем те «стрелы», которые приближаются к кораблям. Нас, пять, четыре, три, два… Спешат новые мы, «стрел» стало всего двадцать, и новые мы набрасываемся на них.

Я-пилот дает целеуказание я-снаряду преследовать десять «стрел» из третьей волны. Они промахнулись?

Учитывая их предыдущую траекторию, очевидно, что они должны были размазаться о растянутый щит. Но, вместо этого они совершили «горку» и на максимальной скорости устремились к планете.

Сбегают.

Мы убиваем четвертую и пятую волну, отмечаем что щиты корабля проседают до двадцати процентов. Мы становимся менее эффективны, потому что уничтожаем ближайшие цели. Любые «стрелы». Потому что мы в режиме самостоятельного поиска — так нам не нужно передавать энергию от сверхреакторов.

Эта энергия идет на щит и медленно наращивает его мощность.

Я-пилот контролирует лишь троих из нас.

Мы преследуем «стрелы», идущие к планете.

Я, тот, что справа, уничтожает две «стрелы», но попадает под огонь третьей. Он погибает, но забирает ее с собой.

Я, тот что справа, уничтожает две «стрелы» и самоуничтожается при критическом снижении внутреннего запаса энергии, забрав с собой еще одну.

У меня много энергии, я недавно из арсенала. Меня хватит поразить все четыре «стрелы».

Я-снаряд под прямым управлением я-пилота. Я-снаряд знаю, что пятая волна уничтожена. Мы-снаряды добиваем шестую и последнюю. Она самая малочисленная, а потому действуют только те из нас, у кого мало внутреннего заряда. Остальные возвращаются в арсенал «Ареса». Нас так мало осталось… Но мы хорошо поработали сегодня!

Попытавшаяся изменить курс и выйти мне на перехват «стрела» недооценила мой заряд энергии. Мои щиты принимают на себя удар, после чего я резко ухожу в сторону, прожигаю собой другую «стрелу». Под прикрытием ее обломков я нападаю на стрелявшего и пробиваю сперва фонарь, потом голову пилота, затем подголовник его ложемента, выжигаю оборудование на корме и выхожу из двигателя.

И тут же, уже в низких слоях атмосферы мертвой планеты, вхожу в красные дюзы второй «стрелы». Я проделываю обратный предыдущему путь и выхожу из ее носовой части. «Стрела» взорвалась, но я оставил ее далеко позади.

Меня отвлекали от последней «стрелы». Она далеко впереди, но и моя скорость растет за счет перекачивания энергии. Я догоняю ее, я быстрее, я мощнее.

Я врываюсь в двигатель, расплавляю кормовую часть «стрелы» пробиваюсь в кабину пилота, прожигаю панель управления, на секунду чувствуя гуляющий ветер в открытой кабине. Я пронзаю «стрелу» и вылетаю из нее.

И в тот же момент я влетаю в горизонт событий звездных врат.

И поврежденная мной «стрела» влетает за мной следом.

Я-снаряд теряю сигнал от я-пилота. Автономный режим поиска и охоты. Но рядом ничего нет. Ни малейшего намека на то, что могло было быть объектом рейфов. В пределах моих сенсоров — ничего.

Кроме поврежденной «стрелы».

Врата за мной закрываются, потоки энергии стремительно покидают меня. Нужно действовать здесь и сейчас.

В меня вшит протокол на подобные случаи. Я не должен попасть в руки врага и мои секреты не должны быть раскрыты. Но я должен сделать это эффективно.

Мне не остается сделать ничего, кроме как нацелиться и взорвать уже сбитую мной «стрелу» рейфов.

За миллисекунду до детонации я обнаруживаю рядом с вратами рейфа. Будь у меня больше энергии, я бы среагировал на него. Но я почти истощен. Я не могу попасть в чужие руки.

«Стрела», так «стрела». Я не могу надеяться, я не умею этого делать, но зато я могу выбрать актуальную цель для поражения. Всего пара градусов в сторону, и я впиваюсь своим телом в жидкое топливо «стрелы», вытекающее из разрушенной мной же кормовой части корабля.

Я не умею надеяться, но по поим расчетам силы этого взрыва должно быть достаточно, чтобы уничтожить удирающего прочь рейфа тоже.

---

Твою мать, родите меня обратно…

Думаю еще не один разумный в известных галактиках не испытывал подобного «прихода». Запрещенные средства по сравнению с лантийскими военными технологиями — это так, пшик. Подобного визуально-дезориентационного трипа я не мог себе даже в страшном сне представить.

Что за монстры придумали прямое управление снарядами? Это ж форменное издевательство над мозгами!

Если до сих пор я считал прямую связь с «Аресом» чем-то выходящим за обычные критерии технологий, то это… Быть в одном месте и в сотне сразу, чувствовать каждое уничтожение, каждый маневр… Неудивительно, что из кресла я буквально вывалился.

Прямо в руки… не совсем руки.

Тепло, мягонько, упруго… Это что, два почти истощенных я-снаряда? Почему у них цвет телесный, а оболочка не желто-черная, а черная, кожаная…

Или…?

Мою голову буквально задрали вверх. Внутри черепушки все еще проматывались кадры сражения, дезориентация и сенсорная депривация были такими, что я не сразу понял, что делаю…

— Тебе лучше? — спросила у меня Ларрин. На лице девушки виднелась обеспокоенность… Да к черту беспокойство! Она в панике!

— Что за дерьмо произошло? — спросил я. Нет, не так. Прохрипел. Во рту как будто филиал Сахары, где помочилась стая бродящих котов в мартовский период. Сухо, погано и, надеюсь у меня так не всегда изо рта несет.

— Ты мне скажи! — девушка помогла мне сесть, прислонив спиной к боковине кресла. Рядом появились пара человек, которые тут же начали сканировать меня при помощи устройств Древних. — В середине боя «Арес» вывел предупреждение, что ты контролировал больше установленного лимита снарядов! На кой черт ты это сделал?!

— Я был… я был в бою, — это все, что я мог сказать ей. По крайней мере без объяснений о том, как я был одновременно каждым подконтрольным мне снарядом, как был снарядами на расстоянии сотни километров друг от друга, как жег, пробивал, взрывал… Я сам это не совсем понимаю, если честно.

— Субдуральная гематома, — заявил первый техник. — Третья область слева.

— Субарахноидальная справа, шестая область, — сообщил второй.

Что-то мне не хорошо.

— Это вы так называете его залитые кровью глаза? — уточнила Ларрин.

В голове шумело. Я опустил голову вниз, рассматривая как на мою куртку капает кровь. Откуда капает? Так, вот одна, вот вторая, они довольно близко. А, носовое кровотечение, ерунда… Погодите-ка! А эти еще две откуда взялись? Выше первых и расстояние между ними больше…

И еще две, но эти на ключицах…

Погодите! А почему у Ларрин на груди кровь размазана? Ей что, рейф кормился или… Эм… Я же хотел стереть кровь, наверное, да? Иначе что мои руки там делают… Нет, стоп, откуда у нее кровь на бедрах? Там нет крови, там мои ладони и… Что я вообще делаю? У меня тут вроде как что-то со здоровьем не в порядке, а я Ларрин трогаю…

А!!!!!

Я не трогаю, я держусь за нее! Точно, меня ж мутит! Я просто держусь за нее, чтобы не упасть. Поэтому сразу за оба бедра — в любую из сторон может потащить болезного. Но, судя по кровавым мазкам в декольте, не угадал я с тактикой «захватов». Надо было… Господи, как больно-то и плохо одновременно.

— Нет, капитан Ларрин, к кровоизлияниям в склеру они не относятся. Михаила нужно срочно доставить на Атлантиду! Наш медотсек здесь не поможет…

Хм… А почему я не за плечи ее взял? Так же удобнее и надежнее!

Ларрин посмотрела на меня с оттенком страха и решительности.

Упс, кажется, она тоже увидела. Беда-а-а-а…

— Пульсар мне в легкие! Да он же кровью истекает!

И не понимаю, почему мои руки были именно там, где были… И почему пальцы сокращались!

Когда стало темно, одна-единственная мысль пронзила мой мозг.

Да я ж ее за жопу трогал!

Неудобно получилось…

Дальше — не помню.