• Халег Чудинов

• эпоха раскола

Выструганный из жерди крюк был кривеньким и неказистым, с обрубком сука на конце, который входил в мягкие, обгоревшие тела лахамов с чавкающим звуком. Но волочь с помощью такого нехитрого инструмента уже начавшие пованивать трупы в сторону мыса и сбрасывать с берега в воду было проще, чем тащить их руками. Тварей было немного, и, хоть их осклизлые тела были увесисты, стаскивать их было невеликим трудом. Однако очередной уволакиваемый Руншеваром лахама словно смотрел на юношу своим одним, чудом не тронутым падальщиками глазом из-под разорванного мясистого века. Желтая склера и прямоугольный горизонтальный зрачок. Чудовище словно смотрело за живыми с того света.

Торопливо скинув труп в море, Рун поежился, сгоняя с себя неприятную мелкую дрожь, пробежавшую по телу. Рядом, пыхтя, дотащил до края обрыва еще одно тело Олаф. С натугой скинув труп вниз, мужчина проводил его падение взглядом и плюнул вслед, когда бескостное тело шлепнулось о камни, не долетев до воды.

— Ублюдочные твари, — с отвращением произнес он, одной рукой навалившись на воткнутый в землю крюк и переводя дыхание.

На взгляд Руна, человек уже пришел в себя после испытанного ночью ужаса, но в его глазах все еще читалась диковатая искорка.

— Чего уставился? — обратив внимание на эльфа, огрызнулся Олаф. — Я не ты, не деревяшка бездушная! Я боюсь! И тебе бы посоветовал, но ты с концами пропащий. Эти твари, — человек указал на распластанное внизу тело, омываемое волнами прибоя, — мертвы, да не совсем. Бесы в их утробе, смекаешь? Бесы в них вместо души! Они не живы изначально. И сейчас дохляки дохляками, но бесы все равно рядом. Раздавить их надо, тела эти. Сжечь, дать сожрать. Или самим съесть.

Руншевар привычно выслушал монолог человека и уже собирался развернуться да уйти, но на последней фразе вновь ощутил неприятный холодок и покосился на Олафа.

— Чего замер? — насмешливо спросил мужчина. — Это всяко лучше, чем оставлять трупы нетронутыми. Не бесы, так иные голодные духи притянутся. Нормальные люди этой падалью не разбрасываются, а рабам скармливают.

Резко отвернувшись, Руншевар заковылял прочь от Олафа, чувствуя, как сжимается желудок, а в памяти вновь всплывает образ выпученного желтого глаза с прямоугольным зрачком.

С телами лахама расправились быстро. К этому времени как раз была готова похлебка. Вновь рыбная. Такую или подобную Рун ел несколько лет к ряду и давно уже перестал чувствовать ее вкус и запах, но сегодня с трудом впихивал в себя еду. В памяти всплывали почти человеческие тела лахамов и их глаза. Клякса рыбного жира и кусок мелкой рыбешки в ее середине на поверхности похлебки напоминали эти самые глаза.

Ётуны приводили себя в порядок после ночного боя, смывая с тел грязь и кровь. Херихеб Анхтэка только вновь обрил голову и лицо и умаслил зеленую кожу маслами, но уже с озабоченным видом обходил лагерь. Судя по разговорам солдат, нападение лахама было ожидаемым, но сами твари оказались более проблемными, чем предполагалось. Жрец этим был не доволен. Судьба экспедиции ставилась под угрозу, оставлять без присмотра корабли было нельзя, но для их охраны теперь могло потребоваться больше солдат, которые были бы совсем не лишними в руинах.

В итоге в путь отряд ётунов все же выдвинулся, планируя вернуться к вечеру на стоянку. За узкой полосой песчаного берега начинались нехоженые дебри. Холмистая местность в этой части Ки-Галя на северном побережье внутренних морей во многих местах была покрыта маршами и непроходимыми зарослями. Невысокие горы перемежались узкими долинами, топкие, поросшие травой болота — густыми лесами. Этот природный лабиринт был недружелюбен к людям, это Руншевар знал по собственному опыту. Вест кигальцы всегда старались пройти морем за один переход, так как здесь не было крупных поселений, на этом переходе на веслах приходилось идти без передышек.

Здесь не было рек и озер, одни лишь болота, а вместо обычных лесов — заросли кривых деревьев, обвитых лианами, подпираемых колючими и ядовитыми кустами. Жарко пекло солнце, под деревьями не было ветерка, стояла духота. Опасные звери тоже встречались. Названий им Рун не знал, но это были явно не обычные хищники. Было в них что-то сродни лахама. Они были слишком страшны на вид, словно нарочито исковерканы, поруганы скверной, но с ними быстро расправлялись огры и личная охрана херихеба. Куда больше проблем доставляла мелочь — насекомые. Бесчисленные комары, слепни и прочая мошкара. В любом случае, даже без хищных деревьев, о которых говорили огры, здесь хватало опасностей.

И если мелкие ётуны из гоблинского народа чувствовали в пуще себя хорошо, то остальным сквозь дебри приходилось буквально прорубать путь. Пока группа гоблинов разведывала путь, огры вновь пустили в дело широкие бердыши, разделываясь с растениями. Руншевару и прочим нужно было оттаскивать поваленные деревья, тащить их к заболоченным участкам и укладывать гати. Днем лес был спокоен и тих, хищных деревьев, которыми стращали огров, пока не встретилось. Но многие в отряде уже были покрыты волдырями от ядовитого сока растений.

Путь вилял от долины к долине, петляя меж болотистых низменностей, то поднимался вверх по очередному холму, то опускался вниз. То расстояние, которое можно было преодолеть за пару часов, отряд осилил только на вторые сутки. К счастью, жара, духота и бесчисленные насекомые за это время были самыми большими напастями экспедиции.

Минула еще одна темная ночь, больше нападений лахама не было. Земля вообще встретила гостей спокойно, что радовало и одновременно настораживало. Слишком уж спокойно даже для обычного дикого места, и уж тем более для места рядом с древними руинами. И тревожное пламя костров ночами не убывало. Наверное, на что-то подобное рассчитывал и херихеб, выбрав началом своей экспедиции новолуние. В месяце всегда два пика, когда ночи становятся опасны. Новолуние и полнолуние. Между этими фазами ночи спокойнее и дни, соответственно, тоже.

— Подойти к руинам на растущей луне — добрый знак, — поведал Неханефер во время небольшой передышки на склоне очередного холма, на котором основной отряд дожидался возвращения разведчиков. — Если ночь застанет нас вне лагеря, то она не будет темна.

— Думаешь, подошли уже? — спросил Руншевар, бездумно переставляя ноги при очередном подъеме на холм.

— Должны уже были. Руины недалеко от берега. На пути к ним не должно быть высоких гор, по слухам, — с озабоченностью поглядев на вершину холма, на который сейчас взбирался отряд, сообщил Неханефер.

При этом огр закинул в рот походя сорванный с дерева, чудом укоренившегося на крутом склоне, выглядевший сухим плод. Это дерево уже было не первым таким, попавшимся по пути. Дерево как дерево, на первый взгляд. Листья напоминают рябину или акацию. Только на ветвях видны темные, лаково блестящие грозди коричневых плодов. Они походили на стручки караганы, но были больше раза в два. Карагана в северных лесах росла, эльфы ее растили и собирали.

Эти деревья, наверное, тоже выращивали, но на юге. От их плодов исходил знакомый запах — когда-то Руншевару приходилось таскать тюки, от которых пахло так же.

— На, попробуй, — кинул Метут Руншевару один стручок с дерева. — Хоть что-то хорошее в этом зеленом аду.

Покрутив в руках большой стручок, Руншевар неуверенно разломил его и вытряхнул горошины на наспех обтертую травой ладонь. Они были темно-коричневые, небольшие, но заметно крупнее караганы. И если от сухой мякоти стручка приятно и незнакомо пахло, то бобы слабо отличались по вкусу от того, что пробовал в детстве Рун, точно — разновидность местной караганы. Вкус, подобный хлебу, столь же прочно забытый. Но в нем ощущалось что-то необычное, что пощипывало язык, словно кислота, но не она.

— Что это? — спросил он у огров.

— Харопия, — ответил Хэсра, воспользовавшись передышкой, чтобы очистить золотисто блестящее лезвие-полумесяц своего бердыша. — Ты мякоть ешь, на кой тебе бобы, дурень.

Руншевар последовал совету огра. Мякоть была сладкой. Подвяленный на солнце плод был в разы слаще хлеба и словно наполнял тело энергией.

— Эти деревья, наверное, от семян со старых плантаций здесь проросли, — добавил Метут, опершись, словно о посох, о древко своего оружия.

— Ага. Я думал, древние вообще безумцами были, поселившись здесь, — мрачно согласился Неханефер, разжевав очередной плод харопии.

— Земля здесь хорошая, Худж говорит, что почти как близ Ятрау, — высказался Хэсра, подставив широкую зеленую грудь под лучи солнца.

— Болота мелкие и топкие, но если руку приложить, то будут неплохие угодья, — оценивающе глянув по сторонам, заметил Метут. — Хотя простора Шасехет им не хватает и без Ятрау тяжко будет. Вывозить чилим на себе по горам — хребет не выдюжит. Здесь, видать, только гоблинам раздолье.

— Они сами родом с лесов южных, там, у истоков Ятрау, такие же дебри и горы, — припомнил Хэсра. — Только там руин нет, вроде как.

— Раньше тут был большой тракт вдоль побережья. Раньше эти места вообще должны были выглядеть иначе, — прикрыв глаза рукой от солнца, Неханефер оглянулся назад со склона холма, чтобы оглядеться. — Вроде, руины поглотила земля, как старый Чени при разливе Ятрау во времена моего деда. Наверное, и все остальное изменилось.

Руншевар тоже оглянулся, медленно пережевывая стручок харопии. Он не привык смотреть по сторонам во время работы, полностью сосредотачиваясь на процессе. На галере не было ничего, что могло бы привлечь внимание. Это часто мешало при работе в шахте — там нужно проявлять внимательность и смотреть, куда приложить удар кирки. Но и здесь нужно тоже осматриваться, о чем Рун иногда забывал.

Сейчас они взбирались на очередной, вставший на их пути крутой холм. Приходилось петлять по какой-то неровной звериной тропе, проложенной по туфовому склону. Зато на нем было не так много мест, где могли закрепиться деревья, благодаря чему можно было осмотреться по сторонам и оглянуться назад, на проделанный путь. Это немного дало — все вокруг было покрыто зеленым ковром без каких-либо прорех. Иногда этот ковер проваливался в горные долины, иногда взмывал к небесам — там высилась еще одна гора. Если здесь и было когда-то что-то рукотворное, то все поглотила природа.

Даже проделанная просека почти терялась под сенью листвы, так как была слишком узкой и петляла по дебрям. На юго-западе еще можно было заметить изменения в растительном покрове — там простирались марши и мангры, которые ётуны решили обойти стороной. Заболоченная литораль для огров не была проблемой, но остальные народы Двубережного царства такие места предпочитали обходить стороной. А вот строго на юг, должно быть, море виднеется. Где-то там — на берегу, за холмами — был лагерь.

— Мы уже рядом, прошли мимо, — прожевав последний кусочек харопии, заявил Руншевар. — Там, смотри.

— На что смотри? — дружно оглянулись в указанную сторону огры.

— Лес неправильный, — пояснил Рун, покосившись на стоящую рядом харопию, на которой еще осталась пара стручков. — Можно мне взять еще этих плодов?

— В смысле… А, да бери, конечно. Тут все равно все ничейное, — отмахнулся Неханефер. — В смысле, лес неправильный? Он тут везде неправильный!

— Вон прямая линия, листва как будто светлее на ней, — мотнул головой Рун, пытаясь дотянуться и достать стручки, но негнущаяся спина этому мешала. — С северо-востока на юго-запад тянется. И с севера еще одна. Деревья выше других на ней. А там — словно полукругом растут деревья, они тоже другого цвета. А за ними роща, и в ней одинаковые деревья. Это неправильный лес. В лесу не может быть прямых линий и таких…

Руншевар хотел сказать, что не может быть таких мест, в которых растут только одни деревья. Если в лесу есть участок, на котором растет только что-то одно — это рукотворный участок. Всегда, если это не луд. Священная роща… Это было так давно. Но разве может она появиться здесь, на юге? Нет. Невозможно.

— Ничего не вижу, — спустя несколько секунд разглядывания зеленого массива внизу, безнадежно выдохнул Неханефер.

— А мне кажется, что азиза прав, — неуверенно сказал Метут, хмуря зеленый лоб. — Надо сказать херихебу.

— Твоя правда, — согласился Неханефер. — Пойдем, Руншевар.

Протиснуться по узкой тропе к Анхтэка было непростой задачей, поэтому жрец быстро заметил необычное оживление в строю отдыхающих ётунов и рабов. С интересом поглядев на приближающихся к нему огров, тролль взмахом руки приказал своей личной охране посторониться, чтобы освободить место на тропе. Личная охрана — два огра со щитами, в неполных орихалковых латах и с большими бердышами в руках, и еще пара в льняных доспехах и с несколькими дротиками за спиной. Кроме них, наверное, к охране можно было причислить кобольда в льняном же доспехе, которого херихеб держал при себе за быстроту ног и выносливость. И еще с херихебом был жрец младшего ранга, сену — тоже тролль, который помогал старшему священнослужителю с проведением церемоний и обрядов.

Тролли, крепкие мужчины в белых одеяниях и с белыми накидками на головах, встретили Неханефера с интересом на зеленых лицах. Руншевар в очередной раз подивился, насколько отличны ётуны друг от друга. Тролли на лицо были совершенно не такими, как огры, хотя по габаритам их напоминали. У них были раскосые глаза и плоское лицо, почти как у зверолюдей, кожа морщинистая и будто бы светлее, почти как и у кобольдов. А еще на них не было ни волосинки — и от природы, и от бритья. Жрецы сбривали даже брови и выщипывали ресницы, раскрашивая веки белой и красной красками.

— Господин, — поклонившись, обратился к херихебу Неханефер на языке Двубережного царства, — этот раб просит внимания.

— Что-то заметил, Неханефер? — с любопытством благосклонно поинтересовался жрец.

— Не я, — разгибаясь, качнул головой огр. — Руншевар, говори. Можешь на человеческом языке.

— Господин, мы, должно быть, прошли руины, — склонив голову перед возвышающимся на целую голову над ним жрецом, неуверенно сказал Рун. — Лес внизу — он неправильный. Там когда-то было что-то построено руками людей.

— Гм. Ну-ка, ну-ка, что ты там углядел? — приблизившись, требовательно спросил Анхтэка, перейдя на эмесаль.

Руншевар пересказал то, что видел, херихебу, стараясь более тщательно указывать на видимые ему странности.

— О, — задумчиво протянул херихеб, выслушав слова Руншевара. — Тэкат, подай-ка карту.

Все время находившийся рядом младший жрец тут же протянул свиток, который Анхтэка неспешно развернул, начав сверять указанные приметы с изображением на папирусе.

— Говоришь, прямая линия с севера? — задумчиво повторил херихеб. — Вот. Акведук Саро — похож, а? Посмотри, Тэкат.

— Он изображен идущим с севера, господин, — согласился сену. — Там есть река, из которой отводили воду на нужды города.

— Ага. А здесь мог проходить тракт. Мы ведь прошли прямо по нему и не заметили. Тогда это — городская стена? Или амфитеатр? Гм, — херихеб задумчиво потер гладко выбритые надбровья. — Хорошо, хорошо… Дожидаемся дозор и возвращаемся. Попробуем пройти по тракту. Эта проклятая пуща слишком запутана, кажется, я ошибся с расчетами.

— Господин, кигальцы должны заходить в этот город, но здесь не видно их следов, — напомнил Тэкат. — Не видно и следов скверны.

— Мы следы и не искали, — ответил Анхтэка, сворачивая свиток. — И не должно быть много следов тех. Может, кигальцы приходят сюда по остаткам акведука, успокаивать гекатомбу. Мне кажется, я вижу, что там деревья пореже. Азиза! Что скажешь, в той полосе леса, которую ты заметил на севере — там деревья реже?

Рун вновь посмотрел на лесной покров внизу, дивясь, что ётуны не видят столь очевидных различий в лесу. Солнце хорошо освещало низменность, прекрасно были видны оттенки разных листьев. И та линия, которую херихеб назвал акведуком Саро, тоже была хорошо различима. Там были немного иные деревья, они выглядели иначе. Были ли они реже?

— Там много молодых деревьев. Словно там недавно их вырубали. Но есть ли сейчас тропа, я не вижу.

— Понятно. Хорошо справляешься, юноша, продолжай в том же духе. Маат в каждом поступке, умножай его и будешь благословлен Господином Вечности, — сотворив благословляющий жест, вымолвил херихеб на эмесале, после чего, перейдя на родной язык, с упреком заявил своему помощнику, младшему жрецу: — Как видишь, взять инородцев в экспедицию было не лишним.

— Все они выродки Исфет, — неодобрительно покачал головой Тэкат. — Девять луков, чернокнижники, малефики. Как можно утвердить Маат с их помощью?

Ответа Анхтэка Рун уже не разобрал из-за плохого знания языка. На тот момент его больше интересовали зажатые в руке плоды харопии, которые он с большим удовольствием съел во время спуска.

Отряд херихеба в тот день все-таки добрался до руин города. Серые, поросшие мхом туфовые блоки лежали, скрытые под толстым слоем лесной подстилки. Они были вывернуты из кладок корнями деревьев и лианами и были единственным напоминанием о том, что когда-то здесь был город. Сложно было понять, где и какие были когда-то здания. И сложно было понять, что здесь были древние руины вообще. Не старые развалины, а место, наполненное скверной — этого не чувствовалось.

Это встревожило Анхтэка. Заприметив первые признаки старых руин, он остановил отряд и повелел разбить временную стоянку, начав исследовать местность своими, жреческими, методами.

— Неладно тут что-то, — встревоженно высказался Хэсра, сжимая в правой руке топорище бердыша и скидывая со спины щит в левую. — Древние руины такими быть не должны. Спокойно слишком.

— В Ки-Гале все неправильное, — хмуро ответил Неханефер, — но здесь хоть лес на лес похож, а не на южные джунгли. Всего ведь в трех-пяти хетах мимо прошли и не заметили.

— Лес-то лес, но место все равно паршивое, — срезая кончиком бердыша куст олеандра и отбрасывая зелень в сторону, сказал Метут. — Тесно, дальше носа ничего не видно. Стоянка здесь — хуже не придумаешь. Тут на пол дальности выстрела из лука гиппопотама пропустишь, а ты о трех хетах говоришь.

— Не шурши, частокол есть из чего рубить, гоблины ловушки расставят — крепость можно возвести, — разминая плечи, отозвался Хэсра. — Кабы не скверна под боком, все б ничего. Пожрать бы и попить здесь чего найти. Припасы на день кончаются. Надеюсь, херихеб не надумает и в самом деле здесь палисад строить.

По всей видимости, огры совсем не рады были очутиться в лесу. Это можно было сразу понять. Это чужая для них среда. В отличие от гоблинов. Мелкие ётуны, они и на корабле ловко ползали по мачтам и снастям, и в лесу они были как рыба в воде. Они были невысоки и легки, ветви выдерживали их вес, они ступали по земле без лишнего шума. Раньше Руну они казались слегка потешными — мелкие, а лица тяжелые, брови нависают над глазами. И это были единственные ётуны, лица которых часто покрывали пышные бороды. В лесу от их потешности не осталось и следа. Здесь была их стихия. Как Рун узнал от огров, в похожих лесах, только на далеком юге, гоблины жили испокон веков.

Доккальфар, лесные эльфы, тоже были родом из лесов. Была ли здесь его, Руншевара, стихия? Сейчас, когда отряд остановился у кромки старых, поглощенных лесом руин, юноше казалось, что он начинает чувствовать что-то давно забытое. Что-то, что вернулось к нему с запахом и вкусом хлеба, с ароматом и сладостью харопии. Воспользовавшись передышкой под сенью деревьев, Рун прислонился спиной к дереву и поглядел вверх. Оголенная спина ощущала гладкую кору дерева, названия которому эльф не знал или забыл. Вверху, сквозь листву, было видно голубое небо. Запах влаги, преющих листьев, грибов — он был знаком и незнаком одновременно. Рокот ветра в листьях, скрип ветвей, крики птиц и зверей — знакомая музыка природы, но она была неправильной.

Лес был своим и чужим. Прошло слишком много лет с тех пор, как Руншевар оставался один на один с ним.

— Эй, Руншевар, приди в себя. Господин Анхтэка рабов созывает, поди к нему, — вернул к реальности Руна голос Неханефера.

— Иду.

Белые туники жрецов было видно издали. Они всё так же стояли у ими же самими очерченной границы руин, обсуждая что-то на своем языке и попутно опрашивая раболепно кланяющегося Олафа.

— Руины они, того-этого, разные бывают, ваши священства, — разобрал Рун речь человека, которого сейчас словно подменили — столько елея было в его тоне и словах. — Огонь зажечь надо — он вернее всего подскажет.

— Не знаешь ли ты, были ли эти руины запечатаны? — спросил Олафа младший жрец.

— Никак нет, ваше священство, не слыхивал такого. В Орхи праздник Возвышения справлялся регулярно, возвышенные, значится, сюда отправляться должны были.

— Возвышенные могли и другим целям служить, — тем временем на своем языке заметил Анхтэка. — Возвышенные — это избранные жертвы. Сила жертвы годна для более полезных ритуалов Ки-Галю. А они поход намечали на восток. Гм. Ничего полезного. Хотя огонь возжечь лишним не будет. Худж, займись.

— Господин, если этот лес и в самом деле необычен, то стоит ли? — встревоженно спросил Тэкат.

— Если лес необычен, то его реакцию на огонь узнать нам тоже стоит, — жестом приказал успокоиться младшему жрецу херихеб. — О, а вот и азиза. Напомни-ка, юноша, что ты сказал об этой чаще. В чем именно она неправильная?

— В природе не бывает прямых…

— Не это, юноша, — строгим тоном оборвал Руншевара херихеб, проницательно оглядев эльфа. — Что ты еще хотел сказать об этой роще?

Рун неуютно поежился под взглядом жреца, невольно сгибаясь в глубоком поклоне.

— Здесь растут только одни деревья. Одна порода. Так не бывает само по себе. В лесу не бывает. Только искусственно. Обычно, — неловко ответил юноша.

— Да, похоже, что деревья там и в самом деле одинаковые, разведчики говорили об этом, да и так это видно теперь уж, — согласился херихеб. — Обычно, говоришь, такого не бывает. А не обычно?

— Луд, — сглотнув, коротко ответил Рун. — В священной роще растут одинаковые деревья.

— Рощи азиза, — задумался Анхтэка. — Откуда бы им здесь взяться?

— Я не знаю, господин, — виновато ответил Рун. — Но эта роща и не похожа на луд.

— А на что она похожа?

— Я не знаю… Она недобрая. Я не помню, чтобы луд были такими.

— В чем она недобрая, юноша?

Руншевар еще раз посмотрел вглубь стоящей перед ними рощи, в которой росли деревья одной породы. Он не знал, как они называются, что-то южное, такого на севере не бывало. Листья похожи на ивовые, но ветви слишком толсты. Их стволы, словно свечные огарки, облепленные неровными наплывами воска, коричневая кора была и гладкой, и покрытой трещинами. Крона собиралась вверху широким зонтом, оставляя под своей сенью свободное пространство. Мощные корни выворачивали древнюю каменную кладку и покрывали почву толстыми жилами.

Что в ней было недоброго? Руншевар не мог сказать. Он просто чувствовал тревожность. Что-то в этих деревьях было неправильное.

— Не знаю. Я не могу описать это, — сдался Руншевар.

— И снова не знаешь, — укоризненно покачал головой Анхтэка. — Это плохое слово, используй его реже. Слышал ли ты о хищных деревьях, азиза?

— Я слышал, что они здесь могут быть. Но раньше никогда не видел их.

— Я понял тебя, азиза. Пока побудь рядом, у меня могут быть еще вопросы.

Кажется, херихеб был не очень доволен ответами Руна. После разговора с ним Анхтэка переключил внимание на других рабов. Но говорил он с ними, сам или через помощников, на непонятных Руншевару языках. Только иногда получалось уловить знакомые фразы на ранкумате, но они не складывались в цельную картину.

— Гляжу, ты неплохо спелся с зеленокожими, — негромко сказал Олаф, который переминался с ноги на ногу возле Руна и тоже, как и эльф, наблюдал за не очень успешными попытками кобольда по имени Худж зажечь огонь. — Глупый пенек ты. Соблазнился, небось, байками о выкупе на свободу. Забудь. Свободы у ётунов нет. Все они рабы, все слуги своего царя и богов. И нет у них иного рока. Ки-Галь — вот где свобода.

Рун едва не рассмеялся горько на эти слова. Свобода и Ки-Галь? Слишком не сочетаемые слова.

— Коль голова на плечах, всегда можно откупиться иль сбежать в другой город. Там свой царь и свои правила. Свобода — она в Ки-Гале, — продолжал бормотать Олаф, словно молитву.

Или он так убеждал сам себя?

Этого Рун не знал и знать не хотел. Но если бы это могло исправить то, что случилось несколькими минутами позже, то эльф с готовностью бы выслушал все о Ки-Гале и о райской жизни в нем. И даже старался бы поверить. Можно было стерпеть многое, лишь бы отменить последовавшие события.

Худж как раз смог развести огонь, который сразу же запылал синеватым, едва видимым пламенем, когда неестественная тишина леса была нарушена.

Это был скрежет. Низкий, гулкий, словно камнем скребли по пустому латному панцирю. Так мог бы скрежетать очень большой сверчок. Ритмичный скрежет доносился из-за деревьев, разбиваясь о стволы, из-за чего было сложно определить источник звука. И вместе с ним возле уха Руншевар услышал более знакомый шум. Жужжание перепончатых крылышек насекомых. То, что по каким-то причинам пропало часом ранее. Насекомые вились над отрядом тучей, пока он двигался по своему пути ранее, но стоило приблизиться к руинам, и они пропали. Чтобы появиться вновь сейчас.

Очередной скрежет раздался в лесу уже с другого направления. И был поглощен пронзительным свистом деревянной дудки дозорного отряда гоблинов. А в следующий миг Руна оглушило и ослепило. Боль пронзила уши, и, схватившись за голову, он рухнул ничком, по памяти прижимаясь боком к ближайшему стволу дерева. Только через долгие секунды сквозь звон в ушах до сознания начали долетать звуки боя. Грохот ударов по щитам, скрежет металла, крики ётунов. И все тот же странный скрежет, раздающийся уже совсем рядом и перемежаемый резкими короткими выкриками на незнакомом языке.

В этой какофонии раздался свирепый рев, в котором сознание Руншевара разобрало слова:

— Сила наших копий!.. В истине Маат!

Клич подхватил хор громогласных низких голосов огров, в котором тонули более высокие крики кобольдов и гоблинов. Этот многоголосый рев вновь оглушил, словно неся в себе внутреннюю силу. Но к этому времени Руншевар сквозь пелену застилавших глаза слез и цветных пятен, смог рассмотреть, что происходит вокруг.

Невесомыми тлеющими снежинками сыпались с небес на землю пылающие ошмётки листьев и мошки. С треском занимались чистым, без примеси синевы, алым пламенем обожженные ветви деревьев. На голову словно огненный столп рухнул, выжигая растительность. В нос тут же ударил запах гари, смешанный с резким незнакомым ароматом. Нестерпимый свет продолжал литься с небес, опаляя землю, собираясь в руках стоящего неподалеку от Руна херихеба и вылетая из них неудержимыми стрелами. Это сотканное из света оружие пронзало налетавших на ётунов существ.

Рун не сразу разобрал, что это за твари. Сознание отказывалось сформировать единый образ. То ли всадники на пауках, то ли большие насекомые вместе с людьми. Но это оказалось не совсем так. Гиртаблилу — так называли этих созданий в Ки-Гале. Люди-скорпионы. Огромная туша скорпиона несла на себе торчащий из верхней части панциря человеческий торс. Мощные клешни, толстая естественная броня, ядовитое жало и человеческий ум и хитрость — о гиртаблилу, этих тварях из далеких южных земель, было много легенд, но в Ки-Гале их никогда не было. Раньше не было.

Кое-как придя в себя, Рун подобрался и сел, спиной уперевшись о дерево. Вокруг грозила начаться свалка, в которой одного раба если не убьют намеренно, то легко затопчут, просто не заметив. Гиртаблилу наседали со стороны леса, их почти не было в странной роще. Скорпионы медленно прижимали ётунов к деревьям-огаркам. Клешни и жала молотили по щитам, в человеческих руках гиртаблилу были сжаты копья. Сквозь грохот битвы звучали отрывистые команды ётунов. Со стуком вонзилось рядом в щиты огров, защищающих херихеба, копье. Обозленно гаркнув что-то непонятное, ётун рубанул по копью бердышом, срезая древко, но в тот же миг был пронзен маленькой стрелкой и почти сразу же рухнул, скрюченный болезненными судорогами и по-звериному взвыв.

Вспышка солнечного света вырвалась из рук херихеба, и рядом с Руншеваром на землю свалилось нечто многоногое. Это нечто с хрипом покатилось, цепляясь длинными тонкими лапками за корни деревьев, пока не ударилось об один из стволов и не остановилось, содрогаясь в предсмертной агонии. Это было еще одно чудовище. Женский торс, словно присыпанные мукой, белые, опаленные огнем волосы, искаженное муками лицо, тонкие, покрытые татуировками руки прижаты к дымящейся ране в районе человеческого живота. Но ниже начиналось тело, напоминающее огромную пчелу. На матово блестящей черным хитином груди три пары желтых членистых ног и большие полупрозрачные, занявшиеся огнем крылья. Гладкое полосатое, черно-желтое брюшко с выступающим на конце жалом, с острия которого капал резко пахнущий яд, продолжало дергаться.

Один из пары чернокожих рабов ётунов едва не был пронзен жалом содрогающегося в конвульсиях монстра, но успел отскочить. Однако капли яда угодили на угольно-черную кожу. Новый крик боли раздался в лесу, раб с мукой на вытянутом, покрытом черной кучерявой бородой лице рухнул на колени, пытаясь землей счистить с себя капли яда. Но через миг его грудь пронзила та же стрелка, что и до этого защищающего херихеба огра, и раб медленно завалился на землю, сотрясаемый предсмертными судорогами.

И это словно стало последней каплей. И до этого остальные иноземные рабы ётунов вместе с их пленниками-иноверцами были совсем не рады нахождению в лесу. Все они были оглушены волной священной силы жреца, нестерпимый божественный свет опалял и жег. И когда стало ясно, что этот свет не может уберечь от гибели, рабы побежали.

Первыми сорвались с места рабы-гоблины. Троица мелких ётунов надрывно заголосила что-то на непонятном Руну наречии, пока один из них не выдернул из своей кустистой бороды клок волос и не бросил его оземь. Второй смачно плюнул на этот клок, а третий втоптал его в землю. Это был какой-то ритуал, потому что сопровождался постоянными криками, и потому что в итоге вокруг троицы гоблинов появилось еще с десяток их копий, таких же мелких и бородатых карликов, которые всем скопом со всех ног рванули в сторону рощи и, скача по стволам и ветвям деревьев, скрылись за их кронами. И среди сонма зеленокожих карликов затесался один белокожий — раб-тонци быстро сообразил, что к чему, и сделал ноги вместе с гоблинами.

С ними ничего не произошло. Деревья не ожили и не схарчили беглецов. Они просто ускакали по ветвям в рощу и пропали в ней, оглашая лес раздающимся сразу с нескольких направлений удаляющимся улюлюканьем. Видя такой пример, за ними рванули и прочие рабы. Сначала пара троллей, затем и все прочие. Второй чернокожий раб, подскочивший к своему собрату, попытался помочь ему, но там только и оставалось, что вынуть застрявший меж ребер дротик.

За считанные секунды все рабы разбежались. На них ётуны если и обращали внимание, то не могли отвлекаться, имея более важные задачи. Руншевар же в это время все так же сидел, сжавшись за деревом. Вокруг продолжало грохотать оружие, не смолкали крики, гремели огненные стрелы, вверху все чаще раздавалось басовитое гудение крылатых монстров. Соблазн бежать был. Рун все чаще бросал мрачные взгляды в сторону пустующей рощи, в которую сражение все никак не смещалось. По телу то и дело пробегал табун щекотливых мурашек, побуждающих двигаться, бежать, но Руншевар сдерживал это желание, все крепче сжимая кулаки.

Он все еще оставался в Ки-Гале, пусть и в самом забытом уголке этой страны. И роща — он понимал, почему ни ётуны, ни напавшие на них монстры в нее не стремятся — она была опасной. Бежать в нее — это бежать из огня да в полымя.

В этот миг тело павшего от дротика огра, которое его соратники оттащили в сторону из-под ног, дернулось. На это почти сразу обратили внимание. Когда умерший огр начал резко сотрясаться, его тут же пришпилило к земле копье одного из охранников херихеба. Тонкие, белесые членистые ножки только и успели прорваться сквозь плотную зеленую кожу мертвеца и бессильно задергаться в воздухе. Но вот тело погибшего чернокожего раба успело ускользнуть. Его словно невидимая сила поволокла по земле, пока оно не врезалось во что-то за спиной Руншевара. Похоже, это был кто-то из ётунов, потому что послышалась новая порция криков. Огненная стрела с ревом пронеслась мимо укрытия Руна, врезавшись и пробив дерево неподалеку, отчего то с надсадным скрипом повалилось на бок, повиснув на ветвях своих соседок.

Позади раздался взрыв, херихеб своим чудесным оружием куда-то да попал, помимо дерева, но шум битвы не умолкал. Он приближался. С криком мимо пролетело тело кобольда. Худж, его Рун признал, был жив, но покатился по земле и со стоном пытался прийти в себя. Свой золотисто блестящий орихалковый изогнутый меч-серп кобольд выронил из рук в полете, заточенное лезвие вонзилось в землю, едва не отрубив пальцы на босых ногах Руна. Рефлекторно отдернул он их, уже когда клинок приземлился. Грохот за спиной становился все ближе. Там трещали деревья, скрежет пластин панцирей гиртаблилу становился ближе. Растянувшуюся в вечность секунду Руншевар разглядывал торчащий рядом с ним клинок.

Ётуны сражались, им не было до него дела. Опасность приближалась, это Рун чувствовал всем своим естеством. Голова все еще была мутной после первого удара херихеба, да и никогда парень в руках оружия не держал. Он вообще мало что держал, кроме весла и кирки. Так что от меча вряд ли будет польза, но…

Крик за спиной и грохот вновь едва не оглушили Руна, дерево, к которому он прислонялся, опасливо заскрипело и ударило эльфа, бросив его вперед. Чтобы не напороться на меч, Руншевару пришлось неловко схватиться за обтянутую кожей рукоять. Дерево же продолжало трещать и начало заваливаться на юношу, цепляясь за ветви соседей и сопротивляясь падению.

Рун поспешно откатился в сторону, чтобы не быть придавленным сучьями дерева. И оказался как раз на пути несущегося во весь опор на своих восьми членистых лапах гиртаблилу. Скорпион явно не ожидал такого появления неизвестно чего на своем пути и испугался даже больше самого Руншевара, поспешно попытавшись перепрыгнуть неожиданно появившееся препятствие. Мощные клешни пронеслись прямо перед носом Руна, покрытое твердыми пластинами скорпионье тело наехало на эльфа, твердые лапы вонзились в мягкую лесную почву в нескольких сантиметрах от его ладоней.

Испуганно отдернув руки, Руншевар вскинул их, и все еще находящийся в его ладонях меч заскользил по хитиновой броне несущегося вперед гиртаблилу, оставляя за собой глубокую царапину и едва не вырываясь из рук. Клинок кобольда был хорошо заточен, но Рун не успел, да и не сумел бы, нанести правильный удар, чтобы пробить естественную защиту человека-скорпиона. Но когда над головой Руна пронеслись уже почти все ходильные ноги гиртаблилу, на его брюшке показались еще одни конечности, широкие, поджатые под себя и покрытые отростками, напоминая огромные гребни. И один из них орихалковое лезвие рассекло с легкостью.

Яростный рев прозвучал где-то над головой Руншевара, человек-скорпион стремительно отскочил в сторону, поджав все восемь лап и зацепив ими самого эльфа, отчего тот покатился по земле, собирая телом все торчащие из-под лесной подстилки корни и камни. Но в то место, где он только что лежал, несколько раз яростно вонзилось жало на конце длинного хвоста гиртаблилу.

Продолжая яростно рычать и скрежетать пластинами панциря, человек-скорпион был зол, что не смог попасть по обидчику. Стремительно щелкнули клешни, резкая боль прострелила ногу Руншевара в районе бедра. Неодолимая сила метнула его в воздух, мир перед глазами начал вертеться. Вспышка света пронеслась совсем рядом, обдав кожу теплом, и угодила в приближающееся жало. Пахнуло паленой плотью, отсеченный огненным оружием жреца кончик хвоста скорпиона отлетел в сторону, а ослепленный болью сам гиртаблилу выронил из захвата клешней Руна. Парень кувыркнулся в воздухе и рухнул боком на гладкую спину неистовствующего человека-скорпиона. Льняная повязка зацепилась за острые шипы на хитиновом панцире, они же вспороли кожу на уже пострадавшем от клешней бедре. Обрубок скорпионьего хвоста начал молотить по спине Руна, заливая тело желтоватой кровью. Клешни клацали прямо у парня над головой, заставляя испуганно вжимать голову в плечи.

Набедренная повязка трещала, но не рвалась, болезненно сжимая кожу. Каждый рывок гиртаблилу мотал Руншевара из стороны в сторону и каждый рывок отдавался ослепляющей болью в бедре, когда шипы вонзались в плоть и царапали кожу. Со стуком рядом ударил о хитин наконечник копья — у гиртаблилу было не только природное оружие.

Очередной взбрык человека-скорпиона все же разорвал ткань повязки, Руншевар с криком взлетел в воздух, раскинув руки. Возле глаз мелькнуло копье, боль обожгла кожу на груди, потом последовал удар в бок, и мир вновь закувыркался. Секунда беспорядочного полета закончилась ударом о шершавый камень. Рун врезался в него всем телом, приложившись лбом, от чего из глаз посыпались искры. От удара вышибло воздух из груди. Когда парень сполз по камню на землю, он смог только свернуться калачиком, отчаянно хватая ртом воздух. Только спустя долгие секунды он пересилил себя. Рядом все еще был обезумевший от ярости и боли гиртаблилу.

Пошатываясь и пытаясь собрать плывущую перед глазами картину мира во что-то понятное, Руншевар поднялся на колени, опираясь рукой на камень, который остановил его полет. Гиртаблилу и в самом деле был рядом, но вряд ли он еще испытывал ярость и даже боль. Хотя все восемь его ног все еще подергивались, и даже клешни пытались что-то схватить, но сам человек-скорпион валялся на боку в нескольких шагах от Руна, а его человеческая часть бессильно лежала на припорошенной перегнившей листвой земле. Человеческая голова гиртаблилу болталась под неестественным углом, половина шеи была рассечена, и из раны обильным потоком лилась мутная, синеватая кровь. Сквозь нее загадочно, золотисто мерцал увязший меж шейных позвонков изогнутый меч. Хопеш, так, кажется, он назывался. Руншевар так и не отпускал его до самого последнего момента, и, похоже, в полете случайно шея гиртаблилу оказалась в полукольце изогнутого клинка-серпа. И когда человек-скорпион ударил клешней Руншевара, то сам себе, считай, едва не отсек голову, когда тело эльфа понеслось в сторону, а клинок меча в его руках, влекомый телом, вонзился в мягкую человеческую плоть гиртаблилу. В затухающих глазах монстра застыло только непонимание и самая обычная человеческая обида.

Руншевара же внезапно покинули все силы. Он рухнул на землю, пытаясь отдышаться. Медленно по телу начала растекаться боль. Нестерпимо ныло бедро, пылала огнем рана на груди. Через силу заставив себя подняться, Рун прислонился камню за своей спиной и наклонился, чтобы осмотреть рану. И почувствовал, как ком подкатывает к горлу. Крепко зажмурившись на секунду, парень вновь посмотрел на рану — ничего не изменилось. Глубокий ровный разрез шел через левую часть груди от ключицы через мышцы к грудине. На живот уже натекло прилично крови, она же пропитала грязную льняную повязку. Вся грудь и рана были в грязи и прелых листьях. Закусив губу и попытавшись аккуратно все это стряхнуть, Рун понял, что левая рука с трудом прижимается к телу из-за этой же раны.

А еще был огромный красный кровоподтек на левом же бедре и глубокая рваная рана рядом с ним, которая была прикрыта прилипшим к ней окровавленным обрывком от набедренной повязки.

Сжав зубы от боли, Руншевар прислонился затылком к камню и огляделся по сторонам, надеясь, что рядом будет кто-нибудь, способный оказать помощь если не сейчас, то хотя бы в ближайшем будущем. Но вокруг не было никого. И даже шума битвы не слышно. Мертвенная тишина, только ветер шелестит в продолговатых листьях над головой. А вокруг — покрытые мхами и травами древние стены, перемежаемые толстыми стволами-огарками. Вокруг были древние руины и таинственная роща.