Хоть сестра и не была в лучшем состоянии, но мне все же пришлось попросить ее, чтобы она сбегала в аптеку. Нужны были бинты, марли, обезболивающие и какие-нибудь лечебные мази для маскировки.
Благо, справилась она быстро, так что моя лечебная жижа даже не успела остыть. А потом началось самое веселье.
Начнем с того, что в нашей халупе не было простого душа, то есть ручки с мелкими дырками. Пришлось раздеться и банальным шлангом с холодной водой поливать свои раны. В процессе я раз десять чуть не терял сознание от сильной боли, но в итоге справился.
Дальше тонким слоем наложить жижу на рану, прикрыть все это дело марлей и бинтами, и вышел красивенькая такая мумия на минималках.
Зато, как только жижа коснулась ожогов, то мягкое тепло сразу же начало глушить боль, взамен даруя невероятную чесотку.
— Крис, наложи и себе на раны этой жижи. Он лечебный.
— Нет. Вдруг тебе не хватит? Давай лучше.
— Крис, не тупи. Сварю завтра еще. Быстро сделала все как я сказал, а что останется, выльешь под деревом во дворе. Нам нельзя оставлять в доме такую вещь.
— Она поможет?
— Мне — да. Тебе — поглядим. Твои раны старые, и глубже намного. Возможно, придется еще несколько раз повторять. Но вреда точно не будет.
— А можно немного на щеку…
— А тут уже нет. Прости Крис, но тут нам нужно, чтобы этот синяк был на веду.
— Для чего?
— Утром поймешь. Сделай как я тебе сказал, и пошли спать.
На этом этот сумасшедший день прошел, а утром началось самое веселье. Я ведь не блефовал, когда говорил, что послал письма всем газетам, новостным каналам и так далее.
Правда пришлось надеть на себя одну из уродливых футболок, да и заранее тщательно проинструктировать Крис, но в конечном итоге все приготовления были сделаны.
Первыми явились репортеры из теле-радио новостей «Голос Свободы». Хотя, это было весьма ожидаемо. Если честно, то происходи все в ином ключе, и я бы держался от этих козлов на приличном расстоянии.
Журналисты и без того не вызывают у меня большой симпатии, но есть особый сектор предателей, которые готовы за деньги продать маму, папу и родину. Вот парень, стоящий передо мной, был именно из таких.
Взгляд, который он бросал на нас с сестрой, заставлял меня глубоко дышать, чтобы не зарезать его прямо в доме. С известным журналистом Ларри Кейджем приехала его съемочная команда, то есть пять сексапильный дамочек, которые заглядывали ему чуть ли не в рот, и делали все что угодно лишь бы угодить упырю.
Именно с одной из этих сук случился конфликт у меня, когда та посмела повысить голос на Крис, чтобы та пошустрей выполняла указания их бога Ларри. Пришлось выставить дамочку за дверь и продолжить тянуть время.
На самом деле, я не думал, что прям сумею всколыхнуть весь город, но дальше к нам в дверь постучались еще несколько ребят из разных новостных изданий и даже парочка блогеров, доказывая, что мой материал достаточно интересен по своей сути для города.
Именно этого я и добивался, задерживая маргинального самодовольного индюка и ожидая больше людей. Ведь если бы я дал интервью только его каналу, то все нормальные люди с критическим мышлением подумали бы что это очередная выдумка проклятых либерастов, и просто не придали бы этому значение.
Дальше, когда в комнате просто не осталось свободных мест, начались вопросы. Оратор из меня так себе, так что никакого вступления не было, а скорее я сам позволил журналистам своими вопросами задать темп и тон повествованию.
Правда была среди них одна дамочка, которая явно работала на церковь. Вот ее вопросы были прям очень интересными.
— А не кажется ли вам господин Ластфул, что все мы должны быть более покорными перед Светом и проявлять большее самопожертвование ради общего блага?
— Кажется. И раз уж речь пошла про самопожертвование, вы как журналистка, которая тесно сотрудничаете с церковью, должны знать статистику, и сможете ответить на один мой вопрос.
— Задавайте, и я попробую ответить.
— Сколько рыцарей погибло за последние десять лет на защите у стен?
— Я не располагаю такой информацией. Но в чем смысл…
— Я объясню. Видите ли, даже святой Марк, сильнейший паладин церкви, погиб защищая город от нашествия тварей. Так что самопожертвование, о котором вы говорите, несомненно важно. И я, и моя сестра, и все находившиеся тут люди понимаем это ясно. Только вот за последние десять лет на стене города не умер ни один рыцарь, в то время как количество погибших стражей утроилось. А выводы ваши подписчики сделают сами. Все сказанное мною официальные данные, и об этом можно легко узнать из открытых источников.
Не зря я всю ночь серфил в сети, выискивая статистические данные насчет церкви и вообще копая одновременно во всех направлениях.
— Скажите господин Ластфул, вы собираетесь обратиться в суд из-за всего произошедшего с вами? — Ларри решил сменить тему, хотя это мое последнее высказывание не раз еще всплывет на их канале, но прямо сейчас он решил не сильно накалять эту тему.
— А против кого мне судиться Ларри?
— Очевидно же, что с виновниками всего с вами произошедшего.
— Тут у нас с вами наверняка разные мнения по поводу истинных виновников.
— Да?
— Конечно. Вы думаете, что меня похитили и пытали злобные инквизиторы, но вы неправы. Ведь все это происходило не ночью, под покровом тьмы. Вовсе нет. Все это сделали на глазах у всех. Истинным виновником всего являются наши власти и их бездействие, ведь я в первую очередь гражданин города, и только потом все остальное. В то время, как какие-то люди в белых халатах могут в любой момент вломиться в этот дом и убить меня, наша стража бездействует.
Мое заявление конечно имело двойное дно. Я как бы обвинял нашего мера и подконтрольный ему совет, и вроде как даже винил их, а на деле давал им как минимум один козырь. Теперь мер мог смело ставить запись с моей речью перед особенно верующими капитанами страж, и хорошенько пропесочить их, тем самым развязывая властям руки в некоторых щепетильных вопросах.
— И говоря про каких-то людей в белых халатах…
Закончить мысль журналистка не смогла, так как я ее прервал.
— Я говорю о людях, каждый из которых имеет больше внутреннего света чем у всех у нас в этой комнате. Но стоят ли они на стенах и защищают ли они нас от тьмы ежесекундно, как это делал святой Барамион? Он ведь тоже был архимагистром инквизиторов, но это не мешало ему дежурить на стене и защищать людей. За последнюю неделю, меня проверяли на наличие тьмы четыре раза. Вот вам интересный факт о том, чем заняты эти люди, в то время как доблестные стражи погибают за нашу с вами безопасность.
— То есть вы указываете святой церкви, как им нас защитить? — не смогла стерпеть все та же дамочка, которая была явным агентом святош. Дамочка чуть не набросилась на меня с кулаками. Явная фанатичка.
— Разве. А разве я не такой же сын Света, как и каждый из них. Разве я не родился после благословления в храме, как и все, и не имею такие же права, как и все?
— Конечно нет! — вот фанатичка и попалась.
— Тогда покиньте мой дом и ждите, пока вам не выдадут повестку в суд. Сегрегация по уровню света незаконна вот уже четыреста лет.
— Ты, жалкий темный мусор, который…
— Заткнись и пошла вон, пока я не вызвал стражу. Надеюсь, хотя бы в такой мелочи они не оплошают и смогут изгнать тебя из моего дома.
Будь мы одни, и фанатичка точно напала бы на меня. А так, на нее со злостью смотрело слишком много людей в этой комнате, так что ей пришлось срочно убраться.
— Вот о чем я и говорил. Даже в своем собственном доме я вынужден выслушивать оскорбления только из-за того, что родился с недостаточным количеством света. И многим будет на это наплевать. Но они не понимают, что завтра то же самое произойдет с их детьми.
Еще примерно два часа я отвечал на разные вопросы, при этом говорил только правду, тщательно рассказывая обо всем, что в предыдущий день со мной произошло. Финальным вопрос дал всем понять, что всем пора свалить.
— Итак господин Ластфул, что вы собираетесь делать дальше? Ведь ваша жизнь уже не будет прошлой.
— Что именно вы имеете введу Ларри?
— Простите за прямоту, но я про ожоги. Ведь они, по сути, изуродовали вас, и их ни с чем не спутаешь. То есть многие недалекие люди будут относиться к вам предвзято.
— Смотрите Ларри, вы можете не поверить, как и ваши зрители и слушатели, но я до сих пор искренне преданный слуга Света, и уверен, что через несколько дней от этих ожогов не останется и следа. И пусть я сейчас испытываю ни с чем не сравнимую боль, но считаю это за благословение, которое только сделает меня сильнее. Может я и наивен, но это мои убеждения.
— Рад за то, что у вас столь непоколебимая вера даже после всего произошедшего, но боюсь, что мир не настолько справедлив.
— Возможно. Но когда я сниму эти бинты через несколько дней, и все увидят чистую кожу, возможно даже тот человек, который сделал это со мной, покается перед Светом и перестанет быть таким говнюком.
— Будем надеяться и ждать. Нам остается только это.
— На этом давайте закончим. Поймите, мне сейчас очень плохо, и действие обезболивающих препаратов подходит к концу, хоть они и не могли заглушить боль полностью, но позволили ответить на все ваши вопросы. На этом прощаюсь дамы и господа.
Когда наш дом наконец-то освободился от нахлынувших гостей, мы с Крис были просто выжаты как лимоны.
— Нам ведь не простят, — испуганно обратилась ко мне Крис.
— Конечно. Напомни-ка, что сказал тот говнюк тебе, когда скинул мое тело перед домом?
— Я же…
— Скажи слово в слово.
— Надейся и молись чтобы он подох, иначе будет только хуже.
— Вот. Так что нам так и так не простили бы. А так, привлекая внимание общественности мы смогли выгадать хоть немного времени.
— А потом?
— Увидим. Но немного времени мы себе обеспечили. И нужно реализовать все наши планы. И для начала нужно что-то сделать с рукой, иначе я с ума сойду.
На часть руки я не нанес заживляющей жижи, и сделано это было для того, чтобы продемонстрировать ожоги тем самым журналистам. И сейчас эта самая рука сводила меня с ума. Но приготовить такое же сильное средство я не мог, так как могли прийти еще гости или проверяющие. Что, впрочем, и произошло.
Через пару часов после того, как все журналисты покинули мой дом, ко мне заявился какой-то хлыщ в очень дорогом костюме. Золотой значок башни на лацкане указывал, что в наш дом явился член городского совета, то есть один из тех, кто находился на вершине пищевой цепи нашего города.
И если в разговоре с журналистами я перед каждым сложным вопросом брал минутную паузу и оправдывал это болями, и имел возможность подумать, то вот с этим дядькой цифра 0,8 в духе сильно буксовала, а я никак не мог хоть что-нибудь сделать с этим и проклинал практикантку, которая оказалась настолько никчемной.
Часовой секс с этой барышней принес мне 23 очков похоти. Я даже не поверил своим глазам, когда прочел это на тот момент, просто не было времени чтобы задуматься над этим вопросом.
То есть моя теория, что существовали люди с разными предрасположениями, все больше находил отклик. При этом, света в барышне было весьма немало, как я и говорил, то есть это не играло роли, или не играло решающую роль. Ну и не сказать, что подо мной лежало фригидное нечто. Девушка охала и ахала вполне себе бодро, не забывая время от времени бодро ловить очередной оргазм. А в итоге такой пшик.
А вот простой минет во время варки принес мне 47 ОП, что было более чем вдвое больше, и при этом даже не являлось нормальным сексом. Вот тебе и разница.
В итоге у меня не собралось даже сотни единиц, чтобы добить характеристику до 0,9, и что-то шепчет мне что даже такое маленькое усиление мозгов неслабо помогло бы мне.
Господин Джек Маккейн говорил слишком витиевато, даже для советника. С одной стороны он вроде и говорил, что ценит работу инквизиторов и благодаря их работе тьма не проберется в наши ряды, а с другой стороны вроде, как и ругал за паранойю и слабое несостоятельность и безделие. Короче каждый мог понять для себя то, что пожелает.
Только через минут двадцать я наконец-то понял, что происходит. Понял и восхитился хитростью и основательным подходом. Мужчина все это время цепким взглядом смотрел на меня, именно на меня, даже когда задавал вопросы Крис, и анализировал. Он хотел понять, стоит ли со мной иметь дело, или же я являюсь изначально холостым патроном, который только и может что поднять шума. И в зависимости от его решения, нас либо списали бы, либо же взяли бы под негласную опеку, чтобы вырастить хороших ручных оппозиционеров, которые будут идти против церкви.
По крайней мере как бы сильно я не думал, именно к таким выводам я пришел. А еще я понял, что нужно ускорить мою прокачку и поскорее поднять дух хотя бы до двух единиц, чтобы хотя бы иметь возможность быстро обдумывать перед тем, как давать ответы на настолько важные, хотя с виду ничего не значащие вопросы.
Сам разговор шел на в таком спектре, что я даже не смогу нормально вспомнить весь процесс. Но вот основной посыл от совета города я понял. Меня сохранят, и даже не позволят церкви списать. Но будет сделан абсолютный минимум. То есть от практики меня не отмажут.
Тут уже виноват я, так как отвечал довольно нейтрально, не противопоставляя себя церкви, а только к отдельным ее представителям. В любом случае, я даже не собирался отмазываться от практики, так как это было единственной возможностью очень быстро набрать ОС. А ведь перки за ОС были намного более заточены под бой в отличии от похоти, да и сама характеристика давала стойкость, что по моему опыту было бесценно.
В целом разговором я остался доволен. Но вот когда Джессика позвонила мне вечером и сказала, что наши договоренности временно приостановлены, вот это мне очень сильно не понравилось. И хрен с ними с деньгами. Это я как-то уж пережил бы. Но ведь я лишился еще одного источника ОП по утрам, что было по-настоящему катастрофично.
Хотя, можно было в школе устроить тайную любовь и в подвале или на крайний случай в подсобке какой поебывать ее потихоньку, но сам факт… Да и я, честно говоря, беспокоился, что с такими темпами меня и из моей текущей работы выпрут. Вот это стало бы по-настоящему катастрофой.
День оказался в моральном плане настолько тяжелым, что я просто не смог заставить себя сделать еще что-нибудь и тупо отрубился после разговора с Джессикой, надеясь что новый день принесет хоть какие-то хорошие новости.