• Илья Модус

• пт-2

Фургон неспешно катил по каменистым ухабам Большого Тракта, напоминая всем, кто находится в нем о том, что физика-злодейка не любит, когда кто-то издевается над тем, что должно работать не так, как в действительности.

Я лежал на боку, пялясь в аккуратно свернутые в большую такую трубочку под скамейкой комплекты эльфийских кольчуг.

Богатые трофеи, ничего не скажешь.

Тут хватит этого барахла для того, чтобы весь отряд переодеть и не сношать себе голову в вопросе защиты от простого оружия.

Да еще и останется несколько штук на случай необходимости ремонта.

Задняя ось снова противно скрипнула.

Было очень похоже на то, как металл скользит по стеклу, вызывая желание законопатить себе уши и набить едало тому, кто решил выплюнуть подобный фокус в приличном обществе.

— Надо раздобыть смазку, — не выдержав еще одного протяжного скрипа задней оси, из меня вырвалось пожелание, мучавшее все предрассветное время. — Нет, ну невозможно вот так насухую! Сотрется там ведь все нахрен, потом проблем не оберемся!

— Хозяин, — тут же рядом появилась леопёрдовая батарейка, одним движением приподнимая край брезента, скрывающего «лишних» в кузове и при этом еще и сжимая в руках какой-то флакон. — Есть мазка!

— Так, а какого хрена ты еще ее не применила? — удивился я.

— Виновата, хозяин, — в глазах зверолюдки появилось вожделение, которое отразилось во мне нехорошим предчувствием. — Я сейчас сделать! Ходить будет гладко-гладко! Можно долбить глубоко-глубоко!

С этими словами она откупорила флакон, плеснула из него какую-то стремную на вид жижу, пахнущую какими-то травами и уже направила комплект рука-смазка к своей набедренной повязке.

И все бы ничего, можно было бы поржать с происходящего.

Вот только есть нюанс.

Эта блохастая нимфоманка сидела передо мной на коленях, а та самая тряпка, что прикрывала ее кормилицу, застыла в каких-то десяти-пятнадцати сантиметрах от моего лица.

В жизни я повидал многое, но на это не был согласен ни за какие коврижки Аурхейма.

— А ну стой, шлюха леопёрдовая, пока я из тебя лосины не сделал и не отдал первой попавшейся толстухе для провоцирования мироточения у мирного населения! — шикнул на нее я, избегая возможности приобщиться к клубу любителей кошачьего вуайеризма и дистанционного звероебства. — Я про смазку для оси фургона говорил, а не про то, что ты там себе хотела втереть по самое «не балуйся!». Я сказал, прекрати! Вытри руку, похабная! Коту Борису было бы стыдно за такого сородича! Он душу продал за годовой запас корма, а ты весь род кошачий опозорить хочешь! Хуманофилка хренова! Фу такой быть!

— Хозяин устать, — зверолюдку аж затрясло от того, что ее желание так и не оказалось реализовано. — Я помочь расслабить. Нежно! Коготки спрятать! Быть хорошо-хорошо! Счастливый конец!

— Фу, нахрен! — я зажмурил глаза, прогоняя из памяти первую и последнюю в жизни поездку в Тайланд. — Знакомы мне эти ваши «Счастливые концы». Все прекрасно, ни о чем не заподозришь до тех пор, пока не оголитесь ниже пояса. Не-не-не. Как говорил один мятежный адмирал: «Итс а трап!». Тогда-то я успел сбежать, а сейчас, случись непоправимое и мои глаза снова закровоточат, я тебя просто прирежу наглухо.

— Хозяин, я хотеть…

— Ты «хотеть» идти к Олегусу и помогать ему править фургоном, — приказным тоном заставил я зверолюдку убраться с глаз моих долой.

Тигрис, вздохнув не хуже Слуги, вышла из моей зоны видимости.

При этом сучка оставила этот гребанный флакон на самом видном месте.

— Что б тебя ночью блохи сожрали, — проворчал я, поворачиваясь на другой бок.

И тут же напоролся на два кусочка льда, поджатые губы, сведенные в элегантную монобровь тонкие дуги ухоженной растительности над глазами и ходящие желваки на миленьком личике одной эльфифской лучнице.

С которой я до сих пор так и не смог поговорить.

И даже извиниться не получилось.

То я занят, то она шлялась по лесам, косплея гибрид Тарзана и Леголаса.

А когда в фургон набились, обустраивая из одеял и запасных досок двойное дно, она так и вовсе притворилась спящей.

— Ты в курсе, что от частого использования мимики для того, чтобы морщиться, ты провоцируешь раннее появление морщин? — поинтересовался я, нарисовав самую обезоруживающую улыбку из всех, что только мог.

— А мировому злу есть дело до того, будет морщинистой или нет эльфийка, которая втирается к нему в доверие, делит с ним ложе, чтобы потом подставить его под удар своих сородичей? — фыркнула девушка, но лобик свой распрямила.

Мысленно выругавшись, произнес:

— Технически это было не ложе, — произнес я. — И мировое зло шоркает ножкой, тупит глазки и просит прощения за неуместную шутку, которая оскорбила прекрасную леди, которая….

Уже после «тупит глазки» на лице девушки появилась улыбка, а когда прозвучало про «леди» она едва успела зажать рот рукой, чтобы не рассмеяться в голос.

— Да чтоб вам до конца дней вино разведенное подавали! — послышался ворчливый голос Шовеля с противоположной части повозки. — Закройтесь уже там, дайте поспать, а?

Негромко отправив Паладина нах… в царство Морфея, протянул девушке мизинец правой руки.

— Эм… — та захлопала глазами, смотря на непонятный ей жест. — А что это означает?

— Практик, я серьезно! — повысил голос Паладин. — Трахни ты уже ее, а не разводи сопли как девка. Дайте поспать!

В этот раз он был послан в пешее эротическое с напоминанием, что наши разговоры, например, Слуге, не мешают.

— Если проблемы со сном, можем тормознуть, — предложил я. — Возьмешь лопату, перекидаешь пару кубов…

— Ладно, — проворчал Фратер. — Помните мою доброту, голубки. Все, делайте что хотите, я жала уши пальцами.

Лаврик, прыснув от столь демонстративной провокации, тем не менее, подобием пингвиньего шага, только в исполнении всего тела, подползла ко мне и чмокнула в щеку.

— Я рада, что ты жив.

Знала бы ты, как я сам рад!

— Спасибо, — ответил я, погладив ее по лицу. — Прости за штуку. Порой несу какую-то чепуху…

— Порой? — тонкая бровь девушки взметнулась вверх.

Вот так всегда…

— Так, самка эльфа, — понизил я голос. — Мой промах не означает, что в ответ ты можешь мне выкручивать яйца и забирать их в свою сумочку.

— Эм… но у меня же только колчан, а там только стрелы…

Закрыл глаза, мысленно сосчитал до пяти.

— Момент охрененно не подходящий, — решился я, — но давай-ка все проясним. Я не хочу тебе лично зла. Да и на твой народ мне, по сути, плевать — вы меня бесите по ассоциации с ангелами. Так сказать «за компанию». Я здесь только для того, чтобы выполнить задание. После этого — свалю из этого мира со скоростью наскипидаренной жопы и очень маловероятно, что вернусь снова. Я не твой принц на белом коне. И не эльф с серебристыми волосами, от которого бы ты хотела детей и состариться вместе за тысячу лет. Я — человек. Практик. Я выбрал этот путь и пойду по нему до конца. Прости, ты прекрасная девушка, но любви, руки и сердца, милых посиделок у камина, завернутыми в плед и попивающими чаек, предложить не могу. Так что, давай без сцен про любовь и прочее? Не верю я в высокие чувства. А тебе голову дурить не хочу. Не получится у нас ничего…

Резко метнувшаяся ко мне рука девушки заставила моего внутреннего подкаблучника перекусить анальным бицепсом титановый лом, припоминая предыдущий разговор.

Но, вместо этого, ее тонкие указательный и большой палец сжали мои губы, соприкоснув их одну с другой.

— Все сказал? — в глазах девушки появилось раздражение напополам с некоторым облегчением. — Выговорился?

— Пофти. Когда конфу, дам внать, — пробубнил я.

— Тогда давай я выскажусь о том, о чем думаю, — в голосе Лаврика больше не было той влюбчивой наигранности. Но вот из глаз эта милая доброта никуда не пропала. Ой мне кажется кто-то сейчас будет строить из себя невесть что. — Мне не полсотни лет, чтобы верить в легенды о благородных воинах, спасающих прекрасных дев. Я — воин. Ты — воин. Без тебя мне вряд ли повезет выжить в этих землях. Поэтому я иду с тобой. Мне любовь не нужна, и я не буду ее вымаливать. То, что было на реке — останется там на реке. Ты спас мне жизнь и я, как могла, тебя отблагодарила. Не нужно себя мучать и придумывать оправдания, по которым ты не можешь быть со мной. Мне самой этого не надо. Так что, мы просто партнеры по команде. Ну, — она отвела глаза в сторону. — И, если будет время, желание…

Этим-то она весь образ и поломала.

— Долго репетировала? — прекратив дурачиться, я отобрал свои губы обратно у ее пальцев.

Девушка, посмотрев на меня, тяжело вздохнула.

Кажется Слуга плохо влияет на окружающих.

— С того момента как залепила тебе пощечину, и до того, как ты повернулся сейчас, — призналась она шепотом. — В моем представлении это звучало… более убедительно.

Как будто ты первая девушка на свете, которая выкидывает подобный фокус по отношению к парню.

— Можешь честно ответить на один вопрос? — спросил я.

Девушка с интересом начала разглядывать мешковину, натянутую над нами.

— Нет, ты не первый, — очень-очень тихо произнесла она. — И… Не спрашивай про того, кто был до тебя, хорошо?

— Женщина, — с тоном, с которым обычно обращаются к билитерше или торговке на рынке, я двумя пальцами схватил подбородок Лаврика и повернул к себе лицом. Упиралась она вообще ради вида. — Вот это меня интересует в последнюю очередь. Вот настолько в последнюю, что до сих пор даже не задумывался об это.

— А теперь?

— И теперь плевать.

— Я настолько тебе безразлична? — в голосе девушки послышалась обида.

— Ты мне ОЧЕНЬ не безразлична, — возразил я. — Но, так уж вышло, что девушки, берегущие честь до брака в моем мире столь же редки, что и практики в вашем. Поэтому, у меня есть правило: мне плевать сколько было до меня, если после меня никого не будет.

— А… Если будет? — тихо спросила Лаврик.

— Тогда и нет особо причин что-то продолжать даже для «здоровья», — ответил я. — Такой вот выворот психики, закрепившийся в подростковом возрасте из-за моего врожденного долбоебизма. Хочу много и всего, а своим делиться ни за что не буду. Скорее умру, но свое не отдам.

— Звучит романтично, — усмехнулась девушка. — Долго тренировался?

— Лет с шестнадцати, — припомнил я первый опыт. — И уж точно не хочу говорить об этом.

— Ну… Я и н спрашивала, — девушка снова посмотрела на потолок. — Я говорила уже, что убила своего мужа?

Анальный бицепс сомкнуло настолько, что я буквально почувствовал рождение черной дыры позади себя, куда спешно эвакуировались с моего позвоночника и головы мурашки, нервные клетки, да седые волосы.

М-МАТЬ ТВОЮ!?

Лаврик, ты что, яндерка?!!!

Девушка повернула голову, захлопав своими длиннющими ресницами как ни в чем не бывало:

— А почему ты перестал дышать?

---

Способность говорить вернулась ко мне вместе с ощущением, что в моих легких начинает разгораться пламя нехватки кислорода.

Выдохнув, жадно всосал в себя порцию воздуха.

НАХРЕН-НАХРЕН!!!!

Знаю я это дерьмо!

Не надо мне такого!

И как можно было на это купиться?!

Вся такая добрая и милая, а чуть что не так, проводишь взглядом какую-нибудь пышногрудую красавицу на улице, хоп — и утром обнаруживаешь, что ты в одной стороне, а твои бубенцы в другой.

А рядом стоит такая влюбленная дамочка с ног до головы в крови, с огромными такими ножницами, и ласково спрашивает у тебя как тебе спалось, и кто была та сука, с которой ты вел переписку за два года до знакомства с яндеркой.

— Ты же его прикончила не потому, что боялась отпустить? — голос предательски врезал петуха.

Лаурель выгнула брови домиком.

— Что? Нет, конечно! Я патрулировала Великий Лес и обнаружила его на границе. В таких случаях не задают вопросов — стреляют на поражение. Кто бы перед тобой ни был — он вне закона.

Мурашки, нервные клетки и седые волосы на время остановили эвакуацию, но, подумав, все же предпочли отдать свою судьбу в распоряжение неясному будущему, чем оставаться в моей компании.

— Кхэм, — прочистил я горло, чтобы не заговорить писклявым тоном — горло сжало от адреналина так, что я запросто мог пародировать одну дамочку с кандебобером на голове. — Ну… Понятно, чего уж тут.

Лаурель натянуто улыбнулась.

— Ты подумал, что я убила его из ревности?

— Что? Нет, что-ты. Как я мог такое подумать о тебе, — по выражению ее лица, находящегося в считанных сантиметрах от моего, моно было прочесть все, что она думает о нелепости моей отмазки.

— Я не ревнива, — заявила девушка.

Ага, ага, знаем мы вас таких, ну.

Картинка с ножницами снова появилась перед моими глазами.

А потом вспомнилось поведение Лаврика по отношению к моей хвостатой проститу… батарейке легкого поведения и облегченной версией социальной ответственности.

Не-не-не, подруга, что-то ты уж явно недоговариваешь.

И расспрашивать тебя как-то ссыкотно.

А ведь казалась такой няшкой, забавно порывающейся принести себя в жертву монстру с человеческим обличием!

Причем не один раз!

И, если вспомнить кто был инициатором нашего побережного мастер-класса по борьбе Добра со Злом, то возникает весьма интересное предположение:

— Подруга дней моих средневековых, а ты случаем не извращенка?

Девушка, поперхнувшись на выдохе, бросила на меня весьма странный и полный подозрения взгляд.

— Нет! Не придумывай ничего такого!

Любительницы пожестче ответ!

Как там было? «У кого что болит — тот о том и говорит»?

Припомним дедушку Фрейда, который утверждал, что все в жизни идет через писькины дела.

И про то, что надо лишь внимательно и под правильным углом взглянуть на происходящее — даже в песчаных барханах Сахары можно будет тогда разглядеть фаллический символ.

Заливающий ее лицо румянец был красноречивее любых слов.

— Хватит скалиться! — рыкнула на меня Лаврик, видя мою торжествующе-довольную улыбку. — Я… Я не то, что ты подумал! Я приличная эльфийка! Никакие эти ваши связывания и прочее меня не интересуют.

Я продолжал молчать, не в силах сдержать плотоядную улыбочку, которая словно приклеилась к моему лицу.

Так и лежали.

Она, с залитым краской лицом и побагровевшими ушками, не находящая сил остановить свои бегающие глазки.

И я, рассматривающий ее так, словно под микроскоп загнал долгожданный образец и совершил прорыв в науке.

Скалящийся не лучше той клыкастой живности, которая до этого имела обыкновение попадаться нам на дороге.

— И вообще, у девушек о таком не спрашивают! — сдалась, наконец, Лаврик после пяти минут молчания подобного антуража.

— И как я должен был это понять?

— Сейчас же понял, — буркнула она, поворачиваясь ко мне спиной. — И вообще, понапридумывал тут себе невесть…а-а-ах, срывать вместе с трусиками-то зачем, а? Животное ты мое… Так, это что еще такое?

— Ну, — торжествующе-зловредно произнес я, растирая масло по рукам, — надо признать, что тигрис порой бывает полезна со своими инициативами. А теперь скажи: «А-а-а-м!».

— Говорю я только ртом, так что… Ох, Богиня… Сучка ты старая, чтобы тебя так же… Дане останавливайся ты, как будто в гости зашел! Раз совращаешь невинную душу, суй поглубже!

Каких-либо возражений у меня не нашлось.

---

Участь раба, последнего и случайно выжившего человеческого мальчика в уничтоженного гномами поселения, незавидна по своей сути.

Особенно, когда ты вырос и живешь в Хейме и за тебя некому заступиться.

Бродишь по разоренному поселку, натыкаясь сплошь и рядом на трупы родни и знакомых, растираешь по лицу кулачками слезы и сажу от ближайших пожаров знакомых домов…

А потом мимо проезжающий караван работорговцев высылает охотничий отряд и вскоре ты вместе с другими бредешь, закованный в кандалы к месту, где вас продадут на рыночной площади словно какой-то скот.

Можно сказать, что ему повезло, и в итоге он попал к довольно лояльному хозяину.

Который выучил его сражаться, разбираться в тонкостях военной науки и даже обучил грамоте, что для рабов редкость.

Пусть не так уж и серьезно обучил, но по крайней мере, пусть и неспешно, но Слуга умел читать и даже немного писать.

И все было ничего, пока они не встретили Практика.

С тех пор размеренная жизнь молодого Слуги, круто изменилась.

Приключения, объем которых обычно сваливался на Паладина и его верного Слугу за год, словно решил обрушиться им на голову сразу и без заблаговременного предупреждения.

Нет, ему раньше приходилось выполнять много тяжелой и однообразной работы.

Но, чтобы вот прям столько.

Слуге начинало казаться, что вскоре он возненавидит лопаты и все, чем можно копать землю.

Одно только то, что ему приходится сперва сделать работу, а после — повторить тот же процесс, но в обратном порядке, выбивало из сил.

Но он молчал, позволяя себе лишь вздохи отчаяния.

Прекрасно понимая насколько незавидна роль простого бесправного раба, он даже не подумывал о том, чтобы возмутиться или как-то перечить господину.

Не возражал он и в этот раз последовать приказу господина и оберегать фургон, наблюдая за подходами к повозке сзади.

Господин был раздражителен, так как план ему не нравится в принципе.

Никак не мог уснуть, даже покрикивал на спутников, которые решили негромко поговорить меж собой.

Слуга видел его таким лишь несколько раз, когда перед ними маячили серьезные проблемы.

Сейчас же…

Наверное все так же.

Слуга нес свое дежурство, игнорируя тихое пошептывание со дна повозки от Практика и его спутницы.

Но, когда началось то, что началось, да еще за два часа до подъезда к Мунназу….

Все, что оставалось Слуге, так это охранять покой и действо находящихся в телеге, заливаясь краской, размышляя на тему за что ж ему все это…